В ту же секунду все его демоны вырвались наружу. Даниал накрыл ее губы своими, целовал жадно и сильно, как только мог; сминал, кусал, наслаждался против ее воли. А потом неожиданно и она ответила, впустила, включилась в игру, позволяя его языку скользить внутри и вытворять такое, отчего у нее закружилась голова.
Подхватив Джамилю на руки он быстро сориентировался и положил ее на широкий диван, накрыл ее тело своим и продолжил целовать. Джамиля, ругая себя и проклиная его, не смогла противостоять: как всегда всё с ним было так стремительно и остро, что на мгновение она забыла о возрасте и о том, что им скоро сто лет на двоих. Обняв его за плечи, она зажмурилась и впилась ногтями в его кожу.
— Ненавижу. Уходи, — отвечала, царапая его, сжимая в руках ткань синей футболки-поло. — Иди к ней. Спи с ней.
Даниал пропустил ее слова мимо ушей, прикусив, а затем зацеловав ее подбородок. Ее красота, чувственность и запах пленили его до одури. Да, мужчина зверел от того, что кто-то другой, а не он, трогал ее сегодня. От того, что чужие руки сжимали эту талию, смотрели в эти глаза. Появилось сильное, навязчивое желание выбить из ее головы все воспоминания о другом. Даниал осыпал ее нежную, фарфоровую шею поцелуями, затем спустил лямки вниз вместе с бюстгальтером без бретелек. Коричневые вершинки призывно заострились, заставив его остановиться на несколько секунд. Он любовался.
— Не смей! Уходи! — учащенно дыша, приказала Джамиля, пытаясь убрать от себя его руки. Но как только Даниал склонился и вобрал в рот правый сосок, она прогнулась в пояснице и принялась царапать обивку дивана.
— Ммм… уходи! Уходи! Я не хочу!
Требовала она, сдерживая стон от того, что он кружил влажным языком вокруг ноющей горошинки, а вторую перекатывал большим и указательным пальцами, доводя до исступления.
Сладкое тепло горячим молоком разлилось там, где не должно было. Она ведь приказала себе не хотеть, но если разум кричал “нет”, тело с готовностью отзывалось на каждую новую, безрассудную ласку. Потому что тело и душа помнили этого уже чужого человека. Он ведь был первым и единственным, а память сердца, как известно, жестока и коварна.
Даниал дрожал от возбуждения. Желание огнедышащим драконом теснилось, изнывало, рвалось наружу. Здесь и сейчас, в его руках, маленькая Джамиля была настоящей, злой, страстной, плохой и до слепого обожания хорошей.
— Отпусти! Прекрати! Я не хочу тебя!
— Себе хотя бы не ври, — прошептал в полуоткрытые губы, скользнул ладонью вниз, задрал подол ее платья и накрыл пальцами треугольник, прикрытый тонкой тканью.
— Нет, — выдохнула она и прикусила щеку, когда он дотронулся до самого запретного и с треском разорвал единственный барьер двумя руками. Она попыталась свести бедра, но он силой развел их в сторону. Щеки заалели и жар прокатился по всему телу, когда теплой подушечкой он настойчиво надавил на чувствительные узелок внизу.
— Даниал, нет… Дааа….- всхлипнула она, с горечью осознавая, что сойдет с ума, если он уберет руку.
— Ты все равно моя. Люблю тебя, — нависнув над ней, шептал он и кружил, надавливал, ласкал грудь языком. А она извивалась под ним, выгибалась, мотала головой, словно в бреду.
— Ей ты тоже так говорил, когда… ааах, — неконтролируемый стон вырвался из груди и эхом разлетелся по комнате.
— У меня ничего с ней нет, — тяжело дыша, сказал ей прямо в глаза.
— У вас ребенок. Он на всю жизнь вас связал.
Даниал хотел ответить, но в этот самый неудобный момент в заднем кармане штанов зазвонил мобильный.
— Возьми трубку, — потребовала Джамиля.
— Перезвоню потом, — ответил он и надавил пальцем так сильно и правильно, что она закричала и содрогнулась. Разрядка наступила так молниеносно, что это шокировало обоих. Это было похоже на мощное землетрясение, когда тряхнуло один раз, а затем последовала серия афтершоков — повторных толчков.
Звонок прервался, но через секунду повторился. Она медленно приходила в себя, пока Даниал, лежа на ней в одежде, целовал ее лицо и гладил по волосам. Но шестое чувство подсказало Джамиле, что звонит та, другая. И мимолетная радость сменилась яростью. Ей оставалось только перехитрить его. Ладонь поплыла вниз по крепкой мужской спине. И только когда Джама нащупала край телефона в заднем кармане и потянула его вверх, Даник все понял и напрягся. Каким-то чудом Джамиля умудрилась достать смартфон и оттолкнуть Даниала Соскочив с дивана и сжимая дрожащими пальцами черную коробочку, она взглянула на дисплей и изменилась в лице.
— У вас ничего нет, но она звонит, — повернула экран к Даниалу и замерла в ожидании.
— Дай телефон, я сам с ней разберусь, — протянул он руку.
Но она сделала по-своему: нажала на зеленый значок в нижнем углу экрана и сразу же вывела звонок на громкую связь.
— Да? — спросила недовольно.
— Алло? — Риана на том конце провода была в замешательстве. — Даниал?
— Он сейчас занят. Говори, — на несколько секунд Джамиля почувствовала свою власть над ней.
— Это кто? — недовольно буркнула бывшая секретарша. Даниал же прислонился к спинке дивана и молча наблюдал за спектаклем.
— Конь в пальто.
— Джамиля?
— Да. Что надо? — рыкнула она.
— Что вы делаете с Даниалом? — спросила Риана с обидой в голосе, будто имеет на него права.
— Трахаемся, — съязвила Джама, отчего глаза бывшего мужа поползли на лоб.
— Старая сука, — выплюнула Риана, захлебываясь от злости. Ничего общего ни с девочкой-припевочкой из прошлого, ни с рыдающей и молящей о прощении любовницей.
— От суки слышу.
— Передай Даниалу, что у него заболел сын, — процедила она, ударив по больному месту. — Пришлось вызвать скорую из-за высокой температуры.
— Передам.
Оставив за собой последнее слово, Джамиля сбросила звонок, подошла к Даниалу и кинула ему телефон, который он поймал на лету.
— У твоего сына температура. Иди.
Джамиля развернулась и направилась в прихожую с одним единственным желанием — открыть дверь и выгнать бывшего. Пусть идет на все четыре стороны. Но он нагнал ее, взял за руку и повернул к себе.
— Все опять пошло не так. Я не сказал и половины того, что хотел.
— Я больше не хочу слушать, — вырвала свою руку. — Тебя ждут. Просто иди. В любом случае мы уже бывшие. И жизнь, оказывается, продолжается.
— Я без тебя не могу жить.
— Жил же как-то полтора года. И дальше проживешь.
— Да не жил, — вскрикнул и растер ладонями лицо. — Не жил я толком. С одной стороны мучился чувством вины, с другой не хотел быть для тебя раздражителем. Ты же ненавидела меня. Я ушел, чтоб не мозолить тебе глаза. Чтобы ты успокоилась, прошла терапию. Но я знаю все, что с тобой было за эти полтора года. Где ты была, с кем встречалась, что делала.
— Следил за мной? — глаза ее сощурились в подозрении.
— Следил, — подтвердил Даник. — И в день твоего рождения я знал, что Камелия с Селин были у тебя. Знал, что ты одна. Я не хотел тебя тревожить, думал просто позвоню. Но ноги сами к тебе привели.
Джамиле понадобилось время, чтобы переварить эту информацию. Сложив ладони в молитвенном жесте и поднеся их к лицу, она стояла перед ним — растрепанная, со спущенными лямками платья, разнеженная после оргазма, но в то же время напряженная. После, убрав руки, она подошла к Даниалу посмотрела на него устало.
— Я признаю, что тогда была неправа. Я ненавидела весь мир, не только тебя. Я ошиблась. И когда ты пришел ко мне на день рождения и задержался, я подумала, что может быть есть шанс, совсем маленький шанс все исправить. Но ты предал меня. Теперь между нами всегда будет твой сын. И сколько бы ты не ходил ко мне, — Джама прикрыла веки и сделала глубокий вдох, отчего длинные ресницы затрепетали, — ты всегда побежишь по первому зову к ней, потому что у вас маленький ребенок, который в тебе нуждается.
— Я все улажу. Отправлю ее обратно. Смогу с ней договориться, — искал выход Даниал
— Договориться или купить?
— Если понадобится, куплю, — отчеканил решительно.
Еще несколько секунд они тонули в многозначительных и красноречивых взглядах друг друга. Столько слов повисло в воздухе. Столько невысказанного и важного. Но душа болела, а вскрытый гнойник пульсировал и расплылся. Надо было это остановить, пока не началось заражение. Пока они снова не заболели друг другом.
Даниал приблизился, обнял ее одной рукой и не встретил сопротивления. Джама судорожно вздохнула, вздрогнула и прикрыла веки, когда мужчина мазнул колючей щекой по ее виску.
— Джама, милая моя. Маленькая моя, — он гладил шелковистые волосы, дурея от их аромата. — Прости меня за всё. Прости, что я слабый. Прости, что я не смог за нас бороться.
— И ты прости меня, Даник. Я тоже не смогла. Но это уже ничего не изменит. Уходи, пожалуйста. Иди к сыну. Дай мне жить спокойно.
Он не хотел отпускать, но она отстранилась и на ватных ногах пошла к двери. Открыв ее, Джама подняла руку и указала на выход:
— Иди.
Сжав губы и кулаки до хруста, Даниал все-таки вышел из дома и пошел к калитке. Джамиля смотрела ему вслед, стоя на пороге дома. Ее последние слова эхом звучали в голове Даниала, став для него и надеждой, и проклятием. В сердце все еще теплилась надежда, что она прокричит его имя и остановит. Уходя, он и бубнил себе под нос: "Останови меня. Останови"...
Но нет. В тишине прохладного летнего вечера растворилось их безумие и страсть. Это все было. И было реальным… таким, как и он сам, и чистое, звездное небо над его головой, и шелест листьев на легком ветру, и стрекот сверчков. Мама говорила ему, что в жизни можно исправить всё, кроме смерти. Он решил, что все исправит.