А мы любили (СИ)

Глава 36. Цербер

Между тем, Джамиля набрала в легкие столько воздуха, сколько смогла и ответила на вызов.

— Привет, Фархат, — сиплым голосом поздоровалась она.

— Привет. Звоню просто узнать, как ты себя чувствуешь?

— Спасибо большое, вот только проснулась после реанимации. Но как ни странно чувствую себя нормально.

— Напугала ты меня вчера, — усмехнулся он. — Думал, ласты склею.

Джама тихонько засмеялась и тут же поморщилось, потому что заболел шов.

— Еще раз спасибо за спасение.

— О как! — и вновь невидимая, но хорошо различимая ухмылка. — Игра слов. Уже выздоравливаешь. А цербер твой продолжает сидеть у двери?

— Что прости?

— Слышал, твой бывший муж сидит у палаты и охраняет тебя.

— Ах… это, — замялась Джамиля и тут же перевела тему. — Это ведь ты позвонил моей дочке?

— Если честно, она сама позвонила, а я ответил. Но ты была права, она у тебя настоящий кремень.

— Железная леди.

— Да. И я рад, что ты в хороших руках, потому что, — он на секунду остановился, — потому что мы больше не увидимся.

— П-почему? — опешила Джамиля.

— Потому что вчера я всё про тебя и себя понял. Ты однолюб, и это прекрасно. А я такой человек — проигрывать не люблю, но насильно мил не будешь. Поэтому выздоравливай и будь счастлива.

— Ты тоже будь счастлив, Фархат, — необъяснимая светлая грусть пронзила душу. Она действительно считала его хорошим человеком, но не героем его романа. Больно делать не хотела, однако так получилось. — И я говорю это искренне, потому что ты заслуживаешь, чтобы тебя любили. Таким, какой ты есть. А ты настоящий.

— Вроде сегодня не мой день рождения, а столько пожеланий.

Джамиля знала, что за смешком прячется досада. Но Фархат опередил ее, сказав:

— Я бы с радостью навестил тебя, но не хочу мозолить глаза твоему Рексу. Еще загрызет.

— Фархат, не говори так.

— Прости, переборщил. Я думал, он меня убьет.

— Я понимаю.

— И еще, Джамиля. Если тебе когда-нибудь понадобится моя помощь, знай, что ты всегда можешь мне позвонить. Чисто по-дружески.

— Взаимно. И если не возражаешь, я бы хотела время от времени навещать Оскара. Кажется, благодаря тебе у меня появилось новое хобби.

— Не вопрос. Там тебе всегда рады.

Он еще немного помолчал в трубку и добавил напоследок:

— Береги себя. И прощай.

— До свидания, Фархат.

И хотя на душе было все еще тяжело, оба понимали, что это к лучшему.

Даниал вовсе не подслушивал их разговор, но вошел аккурат в тот момент, когда она сбросила вызов и опустила руку, сжимающую трубку, вдоль туловища.

— Можно? — спросил он с порога.

— Да, — кивнула Джама.

Он вновь опустился на стул рядом с ней и на этот раз посмотрел пристально, боясь услышать то, что уже успел надумать.

— Джама, что у тебя с этим… конюхом?

— Не говори так о нем, пожалуйста, — нахмурила брови она. — Он — мой учитель. И между нами ничего нет.

О коротком поцелуе с Фархатом она, разумеется, умолчала от греха подальше. Как и о том, что остановила Валиева именно из-за Даниала. Ведь все еще болеет им несмотря ни на что. И Джамиля не знала, что ей теперь делать с этим осознанием, с его изменой, с его внебрачным ребенком, пусть он и тысячу раз не при чем.

— Правда ничего? — переспросил он настойчиво. — Я когда увидел его вчера и узнал, что ты была с ним, чего только не надумал.

— Мы просто друзья. И давай на этом остановимся. Я не хочу повторять одно и то же, как попугай, — поставила она точку в этом вопросе и отбросив одеяло, подалась вперед. На ней была свободная кремовая сорочка, которую дочь привезла вчера вместе с другими вещами.

— Что ты делаешь?

— Хочу встать. Мне надо… эм… в туалет, — бледные щеки тронул легкий румянец.

— Подожди, я помогу.

Даниал подорвался и не дождавшись согласия Джамили, взял ее за руку и приобнял за талию и помог сначала сесть. В ту же секунду их взгляды встретились. Ее — рассеянный и удивленный. Его — решительный и многозначительный. В глазах бывших супругов отражалось столько невысказанного, болезненного, важного. То, о чем надо было кричать, но они молчали. А потом оба потянулись друг к другу, как два магнита с разноименными полюсами, и забылись на полминуты — ровно столько длился их украденный, глубокий, долгожданный поцелуй, во время которого Даниал обнял Джамилю за шею, а она вцепилась в его руку в поисках опоры, а второй поглаживала по спине.

На мгновение всё отошло на второй план. И были только они: эти твердые губы, а не те, что касались ее вчера, сводили с ума. Этот терпкий аромат она ни с чем не могла спутать. И то, что по венам устремился сладкий яд, тоже всецело его вина. И это было прекрасно.

А он… Он просто терял последние крупицы спокойствия и самообладания, говоря себе: “Она не готова. Она еще слаба. И вы вообще-то в больнице”.

— Оу, — донеслось со стороны двери. — Пардоньте!

Джамиля с Даниалом тут же остановились и отпрянули друг от друга, как будто в них ударила молния.

— Заходи! — недовольно бросил мужчина дочери, которая успела скрыться в коридоре.

— Нет-нет, вы там решайте вопросы. Я постою на стреме, — послышался ее игривый голосок.

— Мы уже все решили, — строго отозвалась Джамиля. — Входи.

Через секунду в палате появилась Камелия. Глаза ее блестели ярче новогодней гирлянды, и она едва сдерживала улыбку от того, что застала родителей в такой интересной позе: отец склонился над матерью, целовал ее нежно, а она отвечала. Как в старые добрые времена, когда они миловались на кухне, в зале или на лестницы, пока дети не видят. Но иногда случалось, что они замечали, прятались и хихикали, зажав рты ладошками.

— Простите, конечно, дорогие родители. Но раз такое дело, надо закрываться.

Отец бросил на дочь суровый взгляд.

— Молчу-молчу, — она сделала вид, что несколько раз поворачивает невидимый ключик во рту и выбрасывает его через плечо.