А мы любили (СИ)

Глава 33. Не получается забыть

Подставив лицо теплому утреннему солнцу, Джамиля прикрыла глаза и дышала ровно и почти неприметно. Ее руки лежали на деревянных перилах изгороди. Несколько минут она с восторгом наблюдала за тренировкой детей на плацу, а потом забылась и растворилась в ощущениях. Легкий горный ветерок играл в волосах. На душе было так спокойно и хорошо, как в былые времена, когда жизнь била ключом, а она не чувствовала опустошения, тревогу и обиду. Вот и сейчас ей казалось, то боль постепенно стихает и трансформируется в светлую грусть. Сын ведь хотел, чтобы она улыбалась и жила дальше. И как только Джамиля ему это пообещала в жизни начали происходить удивительные события.

Во-первых, она села на лошадь, хотя никогда этого не хотела и обходила их стороной. Но теперь ей очень нравилось ездить верхом, и она даже загорелась освоить галоп, потому что видела, какое удовольствие от него получают другие наездники. И это вполне могло бы стать ее новым хобби, ведь она сейчас как раз в том прекрасном возрасте, когда не нужно никому ничего доказывать, строить карьеру и воспитывать детей. Можно и даже нужно жить для себя, делать то, что нравится и хочется, экспериментировать и получать удовольствие.

Во-вторых, совершенно неожиданно ее возвращение в профессию заметили все. После интервью с женой дипломата, о ней, как о ведущей, написали самые популярные информагентства, а телеканалы взяли фрагменты программы для своих репортажей. Зейн был вне себя от радости и твердил, что не прогадал, когда поставил на нее, а продюсеры уже расписали гостей на месяц вперед. Новая работа и вся активность вокруг нее придавали силы и вытолкнули из берлоги, где она, как настоящая ленивая и трусливая медведица, проспала несколько лет. И оказалось, Земля продолжает крутиться вокруг своей оси, и всё стремительно несется вперед, и мода меняется быстро, и то, о чем раньше молчали, теперь обсуждают.

— Мне сказали, моя ученица приехала, а я даже не в курсе, что сегодня у нас урок.

Джамиля открыла глаза, обернулась и увидела Фархата. Он был как всегда неотразим в синих джинсах, футболке-поло и очках-авиаторах.

“Видимо только что приехал и не успел

переодеться”, - подумала Джамиля и улыбнулась.

— Это получилось спонтанно, — объяснила она, а Фара снял очки и убрал их в нагрудный карман. — Я не планировала. Просто хотела приехать сюда.

— Рад слышать, — он подошел ближе и тоже положил руки на перила. — Понравилось тебе у нас?

— Очень. И знаешь, я очень счастлива, что открыла для себя это место.

Они встретились взглядами и улыбнулись друг другу.

— Вдали от городской суеты все кажется таким простым и правильным, — добавила она. — Ребята молодцы, да? Такие маленькие и уже бойцы.

— Да, — кивнул Фархат. — Это дети с аутизмом. Их привозит фонд, с которым мы работаем уже несколько лет.

— Вот про кого надо снимать программы.

— Спасибо, конечно, — усмехнулся Фархат. — Но я не люблю публичность.

— А я не про тебя, — повернулась к нему и закрыла один глаз. — Я про лошадей.

— А, ну да, конечно, — рассмеялся Валиев.

— Как тонко они улавливают настроение, дарят спокойствие и поднимают настроение. Знаешь, я как тебе благодарна за то, что ты меня познакомил с этим миром? Я чувствую, что оживаю здесь по-настоящему.

Подул мягкий ветер и Джамиля вновь закрыла глаза на несколько секунд, а Фархат смотрел на ее точеный профиль и не мог налюбоваться. Собранная и яркая на экране, в жизни она была совсем другой: настоящей, искренней, ранимой, притягательной.

Он думал: “Для чего-то ведь она появилась в моей жизни и засияла яркой звездой? Но для чего, если она отвергает все попытки сблизиться с нею?”

— Если бы был жив мой сын, я бы хотела показать ему эти места, — призналась Джамиля.

— Расскажи о нем, — попросил Фархат.

— Закир был… очень добрым. Из всех его качеств именно доброта поражала меня больше всего. У меня же еще есть старшая дочь. Так вот она кремень, очень сильная девочка. Сильнее меня. А Закир был добрее. Моя мама всегда ворчала, что мальчик не может быть таким мягкотелым иначе станет тюфяком и все им будут пользоваться. Но знаешь, что интересно? Я помню, в Оксфорде ко мне подходили его однокурсники — ребята англичане и иностранцы, и говорили о нем только хорошее. А пара профессоров сказали, что я должна им гордиться. И ведь я правда им гордилась, хотя не хотела отпускать от себя.

Ее слова, пронизанные печалью, так тонко подобранные и искусно сплетенные, заставили суровое и железное мужское сердце сжаться от внезапной тоски. Материнская любовь не знает границ, а она вне всякого сомнения страдала до сих пор, пусть и говорила об утрате спокойно. Валиев не знал, через какой ад она прошла, но готов был склонить голову перед ней, и если бы позволила, постарался сделать ее счастливой.

— Прости, Фархат. Я разговорилась, — уголки ее губ задрожали.

— Мне интересно все, что ты говоришь. Не хочешь прокатиться?

— Можно, — согласилась Джамиля. — Я для этого и приехала.

А дальше была двухчасовая прогулка, долгие разговоры и длинные паузы. Фархат рассказал ей о сыне, его диагнозе и борьбе за право называться нормальным. И Джамиля чувствовала, как он им гордиться и сколько всего делает ради него.

— Этот клуб я купил, потому что Рафе нравилось здесь заниматься, а владелец собирался его закрывать. Не тянул. Вот тогда-то я и подумал, почему не расширить горизонты, — рассказал он, когда гуляли по поляне, пока скакуны отдыхали.

— И у тебя отлично получилось. Все аккуратно, чисто, по-западному, — похвалила Джама.

— Здесь хороший управляющий. И работают люди, которые любят лошадей.

— Без этого нельзя. Надо всё делать с любовью. “Твердят: «Вначале было слово…» А я провозглашаю снова: Все начинается с любви! Все начинается с любви: и озаренье, и работа, глаза цветов, глаза ребенка — все начинается с любви”.

— Это кто? — остановившись рядом с ней, спросил Фархат. В эту минуту он чувствовал себя восторженным мальчишкой перед девчонкой, которая так проникновенно читает стихи.

— Это Роберт Рождественский.

Их плечи соприкоснулись. Фархат сделал это намеренно, но Джамиля не почувствовала подвоха. Повернувшись к ней, мужчина поднял руку и пригладил ее волосы, что блестели на солнце.

— Фархат, — Джама попыталась остановить его, но было уже поздно. Мягко притянув ее к себе, мужчина коснулся губами ее теплых, бархатных губ и весь мир перестал для него существовать Он целовал нежно, неспешно, осторожно и в какой-то момент понял, что она отвечает, но… все закончилось очень быстро.

Джамиля положила ладони на его грудь и легонько оттолкнулась. Фархат закрыл глаза и разочарованно вздохнул, поняв, что больше она к себе не подпустит.

А все потому что Джамиля забылась и на секунду позволила себе попробовать поцеловать другого мужчину, а не Даниала. Но как только она это сделала, то поняла, что ошиблась. Нет, у нее совершенно не получалось забыть. А обманывать ожидания другого женщина не хотела. И потому, набравшись смелости, сказала осторожно:

— Прости, но я не могу. Я не готова к новым отношениям, потому что не отпустила прошлые.

Немного помолчав, Фархат покачал головой и ответил:

— Это ты меня прости. Никогда не встречал такой, как ты. Вот и подумал…

— Обязательно встретишь. В сто раз лучше меня встретишь. Ту, что тебе ответит.

— Да ладно, — махнул он рукой, сделав вид, что все у него хорошо. — “Динамо” — не мой любимый клуб. Пойду отвяжу лошадей.

Он развернулся и направился к коням, но внезапно услышал за спиной ее беспомощный стон:

— Ай!

Обернувшись, Фархат увидел, что Джамиля согнулась пополам и схватилась за живот.

— Что такое? Где болит? — подлетел он к ней.

— Ой, очень болит. Резко, — выдохнула она. — Уф, такая острая боль, как будто иглой проткнули.

— Надо срочно возвращаться.

— Ай! — вскрикнула Джамиля и сильно сжала пальцами его руку. — Кажется, мне надо в больницу.