Глава 21 Свобода договора (ст.421 ГК РФ)

Воздух стоял.

Ещё минуту назад ветер неистово шумел, жалобно скрипели деревья, всё вокруг скрипело и завывало. А потом ветер взял и стих.

Если знать, что процессом управляет элементаль, то ничего удивительного. А так со стороны, лютая мистика.

Часть леса превратилась в громадную «миску», заполненную водой на глубину три метра. Когда я решил, что концепцию надо менять, попросил об этом элементаля земли и он поднял земляной вал, который отделил громадный круг более трёх километров в диаметре, от остального леса. В середине был лагерь степняков и его он тоже неохотно приподнял, сделав так, что сам уровень земли повысился. Таким образом, в середине круга был здоровенный пятак, где располагался вымокший до последней нитки отряд ногайцев.

Теперь, когда воздух остановил течение воды в искусственном озере, оно стало ровным, как стекло и лишь урчание мотора нарушало эту природную идиллию.

Это по озеру плыл я.

Лодку купил у алчных торговцев, которые содрали с меня три шкуры, потому что внезапно оказалось, что никакой лодки у города Николай (пока что за всеми событиями я смирился с таким названием) нет. Пришлось спешно купить моторку на одноцилиндровом двигателе, про которую торговцы рассказали мне сказку о том, что двигатель сильный, как мул и абсолютно молодой, дескать, только вышел из сборочного цеха в Баварии.

На деле двигатель работал достаточно напряжно и неравномерно, чихая и проскакивая каждый пятый-шестой такт, что в наступившей тишине раздражало, и это только на мой неприхотливый слух!

Единственный, кто составлял мне компанию, был Танлу-Же в военной форме китайского подполковника. Он вызвался сам.

— А если меня застрелят? Я же правильно понимаю, что борта лодки пули не удержат? — спросил я его до заплыва, во время приготовлений, где мне пришлось напрячь всю свою власть, чтобы Дмитрий согласился на мою авантюру.

— Ну, в такой компании не страшно и умереть. Зато я приму участие в историческом событии.

Мы сидели в плащ-палатках в лодке, старый китаец управлял двигателем на оси, лавируя между стволами крупных и торжественных среди водной глади крон сосен.

Над лодкой развевался белый флаг, международный символ дипломатии и французских роялистов.

В таком неторопливом темпе мы подошли на дистанцию в сто метров до острова-лагеря. Было что-то около десяти часов утра и посмотреть на меня высыпала целая толпа степняков.

Танлу-Жу провернул ручку подачи топлива, заглушив двигатель лодки.

— Мне нужен хан Каратай! — прокричал я в сторону островка.

Пленник, добытый накануне, в руках казаков рассказал не так уж много сведений, но кто ведёт войско, не пытался скрывать. Пытать его не стали, но кое-какие представления появились

— А кто спрашивает? — на краю острова, верхом на коне, что смотрелось в условиях затопления несколько странно, сидел крепкий и весь в доспехе старик, который недовольно поблёскивал глазками.

— Граф-найом Бугуйхан, министр иностранных дел каганата.

Старик, который и был без сомнения ханом Каратаем, сделал пару покачивающихся движений из стороны в сторону. Его взгляд блуждал между мной и китайцем. И форму, и знаки различия он видел и сделал из этого свои выводы.

И хотя во время переговоров китаец ничего не сказал ни слова, его молчание было красноречивым и давящим на сознание, явным намёком на поддержку моих действий со стороны Китая.

Что интересно, официально предъявить Поднебесной никто ничего не мог, китайцы ничего ведь не делали, не стреляли, не поставляли. Один из них просто сидел в моей лодке.

— Ты приплыл, чтобы сдаться нам на милость победителя?

— Ага, щас, неси седло! Я пришёл рассказать старую русскую байку.

— Мне не до сказок.

— А мне как раз кажется, что тебе ровно нечем заняться. Но не переживай, она короткая. Жил да был дед Мазай.

— Татарин? Мазай твой — татарин был, судя по имени?

— Наверное. Так вот. Он жил в местности, которую иногда затапливало, случалось половодье. И в той местности жили зайцы.

— Ты намекаешь, что мы зайцы?

— Погоди. Суть байки в том, что Мазай плавал на большой лодке по воде и спасал зайцев с островков, пока их не затопило.

— Мы не нуждаемся в спасении. Позаботься о себе, найом.

— Снова ты перебиваешь, хан. Так вот тех, кто хорошо себя вёл, он спасал, а тех, кто плохо, он веслом оприходовал или оставлял тонуть. Потому что зайцы не очень сильны в плаванье по затопленному лесу. И те зайцы, которые остались в живых, очень его любили.

— Переходи к сути, Бугуйхан.

— А те, кто его не любил, — тем не менее, продолжил я, — подохли. А к сути? Вы нуждаетесь в спасении, хан. Вы со всех сторон окружены водой.

— Нас не испугает какая-то водичка, вонючий рус-баш, — вперёд агрессивно выступил здоровенный лысый воин, который вскинул винтовку в направлении лодки, раздался выстрел, но…

Он сам упал с прострелянной головой.

Я осуждающе цыкнул.

— Кто-то ещё хочет пооскорблять хозяина этих земель и нарушить традиции мирных переговоров? — в трёхстах метрах на здоровенном кедре располагалась позиция Кабыра, вооружённого СВД и горящего подкреплённым денежным вознаграждением желанием проредить ногайцев.

— Посмотри на небо, хан.

Хан и всё его войско подняли голову вверх. Несмотря на то, что был день, небо было чёрным от туч и таким плотным, словно уже поздний вечер.

— Это место, куда ведомой жаждой войны ты пришёл, называется долина старых богов.

— Никогда об этом не слышал.

— А ты думаешь, почему тут никто не жил из людей? Я шесть лет медитировал в хижине в этих горах, чтобы научиться с ними разговаривать, — на голубом ясном глазу соврал я. — Только тогда они позволили людям тут жить, но соблюдать правила. И уж, конечно, не всем людям.

— Это твои тупые боги устроили потоп? — хмуро спросил хан.

— Ещё раз назовёшь их тупыми, почти мёртвый ногаец, и я сворачиваю переговоры. Более того, я могу попросить богов, и они продолжат затопление. Ещё пара часов и твои люди станут без затей тонуть. Но могу, в общем-то и ускорить процесс. Ибо…

На плече, на портупее у меня был включённый телефон.

— Атаман, покажи.

Через несколько секунд вокруг лагеря одновременно завелись несколько моторов.

— Это мои моторизированные пулемёты. А ты, дорогой мой, на пятаке, откуда не можешь сбежать. Соображаешь? Я просто убью тебя, как тех зайцев, которые плохо себя вели.

— Ты наглый найом, — несмотря на браваду, степняки и их хан поняли, что находятся на открытом месте, откуда не могут отступить и под угрозой перекрёстного огня со стороны казачьих пулемётов.

Шансы на выживание в таких условиях были околонулевые. Только если случайно, под грудой трупов.

— Я — стреляющий адвокат, Каратай.

— О как! Но тебе положено обращаться ко мне на Вы и перед этим говорить «хан».

— Нет. Я тебе ровня, Каратай. Больше того, в конкретной ситуации я ещё и доминирую. Так вот, я хочу услышать от тебя о том, что ты и твоё войско сдаётся и клянётся перед Великим Оком и предками жизнью всего своего рода, сложить оружие, объявить вечный мир между ногайцами и каганатом Южный Алы Тау и уйти без победы.

Хан задумался.

— Чтобы тебе легче было думать, — я посмотрел на небо и потрогал татуировку воздушного элементаля.

С неба стали падать, причём прицельно, они падали строго на головы лагеря и пока что не падали за пределы островка, первые тяжёлые капли.

— Как ты себе это представляешь? Я ни разу не проигрывал битвы, найом.

— Неправда, — благодаря специалисту по сбору информации из посольства, я знал некоторые факты биографии своего собеседника, чем не преминул козырнуть, — Когда тебе было шестнадцать, ты проиграл в сражении с уйгурами. Потом трижды битвы против другого ногайского хана. А восемь лет назад ты проиграл сражение при Аягоз. Ты старый опытный полководец, ты умеешь вставать, даже поваленным на землю, ты не выберешь смерть, хан.

— Тогда… Как ты себе это представляешь? То есть, как ты видишь себе это? Ты осушишь озеро и дашь продовольствия в дорогу? А как насчёт компенсации? Мы понесли расходы на организацию похода!

— Я дарую тебе жизнь и даже, отчасти, воинскую честь. Для начала ты подпишешь акт о капитуляции.

— Я не люблю этих умных слов.

— Ничего. Капитуляция — это заявление о том, что ты сдаёшься.

— Ты тут где-то видишь писаря, найом? — капли падали всё чаще.

Мы могли разговаривать сколько угодно, пока ногайцы не утонут. Тогда, конечно, не поговорим.

— А ты за это не переживай, хан. После того, как ты подпишешь акт, старые боги создадут брод, узкий, для прохода по одному. Каждый ногаец пройдёт, в конце у него заберут всё огнестрельное оружие, и он пройдёт по дороге в Степь.

— Какая ещё дорога в Степь?

— Боги создали такую дорогу, с туннелями и мостами. Отменный путь для торговцев. А вот воинам она не понравится. По ту стороны наших небольших, но красивых гор, после туннеля над озером создан мост, — это была чистая правда, и трассу строил элементаль ещё до всех этих потопов, как раз для целей транснациональной торговли. — Те, кто по нему едут, могут оказаться на открытом месте под огнём из казачьей башни. Так можно положить любую орду. Так сказать, вэлком.

— Допустим, я подпишу. Дальше? Мы все уедем и всё?

— Твой акт означает, что ты сдался мне и обещаешь больше с каганатом не воевать. Оружие вы сдадите, будете рады, что ушли живыми.

Дождь над островком усилился, постепенно расширяясь, капли попадали к нам в лодку. Ни у кого в неестественности природы дождя не было сомнений. Более того, если сейчас гулять по лесу в пяти километрах, то он бы удивился, потому что там было мокро от вчерашнего дождя, но совершенно «без осадков».

— Вы подплывёте поближе, чтобы я подписал твою бумажку?

— Не переживай. Ты просишь меня о сдаче оружия, хан?

Глава ногайцев думал целую минуту, и хан это время даже активно общался с парочкой подчинённых.

Я мог бы подслушать при помощи водного элементаля, который всё это время торчал в воде, но ногайского языка я всё равно не знал.

— Допустим, я тебе верю, найом.

— Патриарх граф-найом. И меня не устраивает такая формулировка. Ты должен сказать это сам. И твои люди, которых ты спасаешь, вас сами горы услышат. Или нет, я тогда поплыл. А если получу пулю в спину, вы проживёте не больше минуты, а о своём поведении сможете подумать, пока будете тонуть.

Хан вздохнул.

— А с твоими заказчиками ты разберёшься сам.

— Ходят слухи, что ты платишь за голову каждого убитого англичанина?

Фига себе, как быстро слухи добрались от московских журналистов и до Степи!

— Нет, я ничего не имею против англичан. Я плачу только за представителей компании Мерчант Адвентурес по сто рублей. Скрепя сердце, это не мой стиль, но ведь они финансируют эту войну и подослали ко мне убийц.

— Граф-найом, ты пережил нападение убийц…

— Двух. От англичан. В принципе, меня много раз пытались убить.

— И ты тот самый стреляющий адвокат, — констатировал хан, — который в одиночку перерезал половину стойбища только за то, что один из уйгуров попытался обратить тебя в рабство.

Я промолчал. Эта информация самую «чуточку» сгущала краски, я же только ногу ему прострелил и никого не убивал.

— Ты тот, кто убил своего дядю и стал каким-то там министром. Такому не слишком стыдно сдаться. Жаль, что не платишь за англичан, я бы продал тебе девятерых. А может, всё-таки купишь их у меня? По двести рублей за голову?

— Ну, только если за живых. Мне не нужна смерть посторонних англичан.

— О… Они не посторонние, это уж точно. Мы весьма злы на тебя и очень злы на них. Они нас обманули, не рассказали про ловушки, про магию. А в той перестрелке, что казаки учинили, погиб наследник Юбы, юный и красивый его племянник. Кого теперь сажать на престол в каганате? У нас были законные притязания, а теперь… Купишь?

— Живых — куплю.

— Ну, тогда плыви сюда.

— Хан, ты заключаешь сделку не с глупцом. Скажи, что ты сдаёшься.

Он закряхтел.

— Я хан, что был во всей Степи от моря и до моря, Каратай сын Кучима, сдаюсь в этом походе граф-найому Бугуйхану, на условиях того, что, сложив оружие, я и мои люди смогут невозбранно уйти обратно в Степь. И мы просим тебя, граф-найом похоронить тех наших, кто погиб, но не смог быть предан священному костру или земле.

— Я обещаю их похоронить. Мы умеем уважать погибших, своих и чужих, — сделал жест в сторону неба (а сам незаметно коснулся татуировки воздушного элементаля) и дождь внезапно и резко прекратился.

Сказал это и, услышав вынужденное «сдаюсь» от врага, я неспешно положил на воду кусок заранее сорванной по пути бересты, массивный, который наверняка утонул бы, если бы его не контролировал элементаль воды. На него я водрузил заранее подготовленный акт о капитуляции, выполненный на языке ногайцев (в русской транскрипции) и на русском языке, в двух экземплярах, а сверху массивную шариковую ручку.

Перед взглядом сотен глаз этот кусок бересты поплыл.

Хан чему-то усмехнулся и с превосходством посмотрел на одного из своих подчинённых, словно выиграл спор.

Видимо, разговор бы о том, настолько ли я тупой, получив их обещания, подплыть и попасть им в руки.

Нет уж, ребятки, ежу понятно, что с тупыми и слабаками никто договариваться не станет. Диалог не строится на добром слове, право голоса есть только у того, за спиной которого стоит сила.

Кусок бересты доплыл к ногам хана, его воины подхватили документ (заодно помяли) и саму бересту, пытаясь понять, как та без посторонней помощи плыла.

Хан, который всё ещё сидел верхом, внимательно прочитал документ, покрутил пальцами, ему подали и подписал.

— Прочти вслух, хан. Прошу, это часть сделки, там клятва.

Каратай закряхтел, но прочёл клятву, обещание не нападать, только сбился на фразе «все ногайцы».

— Я не могу обещать за всех ногайцев, граф-найом, но мой клан и мои люди, а это целое ханство, которых у ногайцев шесть, обещает, пока я жив, придерживаться мира.

Я скривился. С одной стороны их кривая структура управления и власти меня раздражала. Да и оговорочка «пока я жив» не то же самое, что вечный мир, хотя вечным он отродясь не бывал. А с другой стороны, он прав.

— Принимается.

Подписал и озвучив документ он кивнул солдатам, те положили документ на кусок бересты, и он поплыл ко мне.

— Что дальше? Как мне передать тебе англичан? Тоже посадить на деревяшку?

Я не стал обсуждать с ним тот момент, что англичане только что считали себя хозяевами положения, а после потопа, когда их маги не справились с ситуацией, хан явно всех их арестовал, ещё и бока намял.

— Нет. Пошли их с первой партией степняков. Пошли тех, кому доверяешь, чтобы они подтвердили тебе, что проход за пределы моих земель существует, что я не врал, говоря о том, что вы сможете уйти.

Хан кивнул.

Их вывод занял весь день. Брод реально был и был ещё и вымощен белым камнем, который ещё и поднялся над водой. Элементали согласились работать вблизи людей в порядке исключения и только потому, что это решало и их моральную дилемму, прекращение непонятной им войны, где существовала угроза дельфинам (да, я обманул доверчивых магических существ, каюсь) и нежеланием пускать степняков под нож.

По узкой дорожке степняки, слушаясь своего хана, двигались группами по пятьдесят человек за пределы искусственного озера.

В месте их выхода, не слишком-то доверчивый Дмитрий поставил два «козлика», способных положить ногайцев в случае, если они предадут и нападут.

На берегу их разоружали и отправляли дальше по дороге.

Дорога шла за пределы долины и первый отряд, в котором был конник с английской рацией, проследовал по ней.

Мы не поставили никаких постов, чтобы отслеживать миграцию степняков, кроме башни, в которой сидели казаки и смотрели за мостом по ту сторону туннеля.

Но пару раз воздушного элементаля всё же посылал.

Степняки, по ощущениям, которыми поделился элементаль, от существования дороги слегка офигели, но не остановились, пока не отошли на сорок километров южнее, где стали лагерем.

Мы, само собой, на своей лодочке уплыли, оставив степняков в некотором беспокойстве. Кажется, у них всё ещё была идея меня пристрелить и посмотреть, что будет?

Забрал Кабыра и отслеживал эту миграцию из леса.

— Жаль, что только одного. Ты мне денег обещал, Бугуйхан.

— Обещал, значит дам. Сколько я тебе должен?

— За каждого ногайца по сто рублей, я подстрелил, считая сегодняшнего, шестнадцать воинов. Итого тысяча шестьсот рублей. Плюс тысяча за участие в войне. Плюс ты должен мне такую же винтовку.

— Такую, но без магии.

— В умелых руках хорошее оружие — само по себе магия.

Танлу-Же с иронией посмотрел на нас, достал массивный термос и налил чай.

— Кабыр-Жаньши, а ты не хочешь себе невесту из нашей общины? — спросил хакаса глава триад.

— Я тут по дороге сюда с одной девушкой познакомился, из местных охотников. С трёхсот шагов белке в глаз бьёт, — мечтательно вздохнул Кабыр. — Но это нужны подарки и чтобы кто-то за меня говорил богатый и знаменитый.

— Купим подарки, деньги не проблема, и слово замолвим, — похлопал его по плечу. — Не зря же ты меня за полтинник с того стойбища вывез.

— Пятьдесят рублей и особенная палка, я из неё копьё сделал.

— Кстати…

Загрузка...