Глава 25 Готовность

Почему всё сложное и даже местами неприятное, должно произойти и одновременно, и так, чтобы ещё и мешать друг другу?

— Докладывай, какой план? — я сидел на грубо сколоченной и вместе с тем претендующей на звание лучшей в городе, ввиду отсутствия иных, скамейке и общался с «четвёртым отрядом».

— Мы думали, Вы приедете, чтобы пообщаться?

— Сам же сказал, что срочно? Меня тут прочно держат, так что, товарищ предводитель диверсантов, рассказывай.

За последние сутки я и правда не отдалялся от резиденции Иванычей, и, в данном случае, хранилища золота, кушал с ними, слушал анекдоты в исполнении Ивана Ивановича, даже нашёл время, чтобы почистить свой кольт.

— Ну дык, да, сегодня ночью самое время, ближе к утру, — доверительно говорил старшина боевиков.

— Почему? — мой хороший знакомый татарин, Решат, таким простым вопросом ставил людей в тупик и заставлял задумываться. Ну то есть, у всего есть причина, он её спрашивал и если её не было, то говорящий и сам понимал, что чёткой причины нет.

— У них день рожденья у реги-ональ-ного дирехтура, — несмотря на коверканье слов, старшина довольно глубоко копнул. — И они выбывают усе на озёра, на как его… корпо-против. Бухать будут, дык одних виски купили цельных шесть ящиков и мяса три барана. Знамо дело, калдырить будут до ночи, в офисе никого не остаётся, а на складах токма два сторонних сторожа, которые загодя тоже водочкой затарились.

— Откуда такие познания по розничному товарообороту отдельно взятой торговой компании в Кустовом?

— У Вас своё секретство, у нас своё. Старые связи и ишшо наш один там цельный день шлёндал, балакал с ихними, пытался на работу устроиться.

— Не взяли?

— Нетушки, отказали, морды аглицкие. Но много чего услышал. Так что на зорьку самое то будет по времени.

— Вводные шикарные, — мобилет отобразил, что мне звонит второй номер и это был номер императорской канцелярии. — А план какой?

— Перво-наперво заходим в офис. У них тама мощная сигнализация на только входах. А мы с обратной стороны стену провалим парой ударов кувалды. Тама с чёрного двора в одном месте была дверь, её заложили, замуровали и поштукатурили, цветочки поставили. Мы пощупали, халтура, кладка в полкирпича. Заходим, выносим всю документацию и два сейфа. Можа, там ничего ценного и нет, но Вы же, босс, хотите им подгадить?

— Ну в целом ты верно политику мою понимаешь, за это спасибо.

— А потом подпалим.

— Не слишком жёстко?

— Апосля тех степных складов Вы такие слова говорите, босс?

— Ну да, там был поджог, но тут-то вокруг город Кустовой. В конкретном этом здании никого из людей не будет, а вокруг?

— Смежных строений нет, здание наособь стоит, огонь не перекинется. Со складами токмо сложнее будет.

— А что склады?

— На складах постучим в ворота, попросимся пописять, Малой так уже делал, у него голос жалистный.

— Не пустят, это ж охраняемый объект.

— Знамо, не пустят, это верно. Но морду набить, когда он станет калитку обсикивать, откроют, тут-то мы и в дюньдель и дадим обоим.

— Зачем в дюньдель? Я же вам купил газ?

— Газ не сподручен, наперёд зная, сколько их и где они, нам газ не нужен. К тому же как нам самим потом по загазованному ходить? В общем, мы их аккуратно. Потом свяжем, кляпы в рот и… Сейф вскрывать не станем, утащим целиком, как и всё ценное.

— А куда столько? Ну то есть, вам же грузовик нужен?

— Нам китайцы дадут, мы договорились. У них на складе всё и раскурочим, сейф они себе заберут, говорят, что знают, там стоит артефакт поиска, они его снимут, разберут и макры продадут. И сейф перекрасят, иероглифы набьют и тоже продадут, но уже в другом месте. Славные ребята.

— Когда это вы уже успели познакомиться?

— Ну, главарь ихний приехал смотреть на нас, кто это в доме графа, то есть Вашем, поселился. Имя у него такое… Не запомнить. Татьян-жыв!

— Танлу-Же. Ну, если он не против, тогда ладно.

— Грузовики есть, мы есть, место есть. Ну что, мы тогда приступаем?

— Ага, то есть… — снова позвонили, с частного незнакомого номера, вторым вызовом. — В общем, операцию согласую, если что, у каждого из вас есть портальный свиток, бегите в бывшую военную часть, а оттуда я вас уже вытащу. И помните, если что, ваши жизни важнее операции, чуть что — давайте дёру.

— А как же «результат любой ценой»?

— Нет у нас сейчас такой концепции. Ваши жизни важнее, если что, пёс с ней, с компанией, как-нибудь по-другому разберёмся.

— Приятственно такие слова добрые слышать, босс, но я думаю Вы зря переживаете. Всё будет чики-пуки. Слово модное, Малой где-то языком подцепил.

— Будьте осторожны, я за вас переживаю. Всё, конец связи.

Закончив разговор, перезвонил по незнакомому номеру.

— Да, кто это? Вы мне звонили.

— Аркадий Ефимович…

— Я.

— Это Анастас Петрович, помните меня такого?

— Вы в моей жизни в последние пару суток занимаете больше места, чем возлюбленная девушка в сердце пылкого парня.

— Гммм… Надеюсь, это чистая аллегория. Вы, наверное, стихи пишете?

— Нет, только исковые. Вы звонили сказать, что всё в силе?

— В силе? Нет, Аркадий Ефимович, согласно Вашим словам, Вы, аэропорт и груз готовы уже длительное время.

— Ну да, вроде того, тридцать шесть часов, как расстелили ковровую дорожку. А что?

— Наши борты готовы ко взлёту.

— Уже?

— А Вы собирались ещё годик подождать? Император сказал «срочно», Вы выразили готовность.

— Говорю же, ковровая дорожка расстелена. Нам, что нищему собраться, только подпоясаться.

— Ничего себе нищие, с двадцатью тоннами… металла.

— Я-то готов, а вот что Ваша сторона так быстро собралась, изрядно удивлён.

— Готовы, ждут от меня отмашку на взлёт. А я до Вас дозвониться не могу.

— Машите. Четыре борта, как договаривались?

— Да, всё по специально под Вас согласованному протоколу. Самолёты садятся, выходит офицер войск спецсвязи, один. Его встречаете Вы, тоже один. Он Вам вручает конверт, Вы вскрываете, там письмо с просьбой принять вооружённую делегацию и заверение, что таковая не является вторжением.

— Это что-то из международного дипломатического этикета?

— Ну да.

— А раньше Баранов просто прилетал, как к себе домой и делал, что хочет.

— Мероприятие организуем мы, а не Ваш приятель из Министерства обороны. Вы проверяете письмо, оно имеет магическую защиту и не может быть подделано. Вы подтверждаете, что готовы начать приём, офицер даёт сигнал Румянцеву, тот выходит с вооружённой охраной и начинает руководить операцией. Дальше уже Вы с ним договаривайтесь на земле. Конечно, было бы время, мы бы согласовали каждый шаг, каждое действие поминутно.

— Это лишнее. Не дети малые, разберёмся. Так получается, они сейчас взлетают? На ночь глядя?

— По нашим данным, у Вас будет ещё светло на момент посадки и выгрузки. Какие-то возражения?

— Ну почему, государь же сказал бегом, роняя это самое на асфальт, значит давайте всё сделаем в темпе.

— Государь ничего про асфальт не говорил, но в целом Вы правы. Надо сказать, Аркадий Ефимович, что Ваши фигуры речи в общении с Императорской канцелярией…

— Лишнего болтнул?

— Ну, скажем, это за рамками обычных служебных выражений, ближе к неформальному общению.

— А для меня зо… груз, я хотел сказать, это личное, неформальное, я к нему привык, как к родному дитя, которое в столице отправляю учиться. Вот, расчувствовался…

— Транспорт будет у Вас через четыре часа.

— Так быстро?

— Эти самолёты летают быстро. Я буду набирать каждый час.

— Хорошо, — мне захотелось брякнуть, что я пока пойду пирог для «хлеб-соли» испеку и кокошник поглажу, но не стал. Анастас прав, от нервов я шучу, причём иногда резковато.

Закончив разговор, я встал, щёлкнул суставами и поплёлся к «козлику», сел на место водителя, завёл.

— Ты куда? — окликнул меня бдительный Фёдор.

— К атаману, скажу, чтобы привёл казаков в полную боевую готовность.

— Они же и так, в полной… Ещё полнее?

— Ага. Вы тоже готовьтесь, через четыре часа прибудут наши столичные гости.

— Я встречать их не буду. Что я, москвичей не видел? В диспетчерской пересижу.

— Могу дать парадный костюм.

— Не надо, суета это всё. Суета.

Доехал до казачьего форта, заглушил «козлика», кивнул посту охраны и прошёл внутрь.

Обстановка после активных боевых действий и промежуточной победы улеглась, но нервозность от приезда москвичей, хотя они и не комиссия из Генштаба, чувствовалась.

Атаман курил у входа.

— Здорово дневали.

— И тебе не хворать, — мы обменялись крепкими рукопожатиями.

— Ну что, позвонили, через четыре часа будут.

— Я тогда своих по казармам не отпускаю, — Дмитрий достал ещё одну сигарету, между прочим, курил он подаренный мной контрабандный кубинский табак в сигаретах, ароматный и убийственно крепкий. — Посты стоят на всех воротах.

Он предложил мне, но это скорее по привычке и от некоторой усталости, так-то он знал, что я сам не курю.

Я отрицательно мотнул головой.

Элементаль снял каменные запоры со всех ворот, но сами ворота ещё не изготовлены, кроме частично готовых северных.

— Боеспособные «козлики» станут в боевое охранение. Гости будут садиться с севера на юг по полосе или наоборот, с юга на север? Ну то есть, куда перегонять взвод встречающих?

— Фёдор, как диспетчер, будет сажать их с юга на север, потому что груз и здание под проверку у нас возле здания диспетчерской, а это север и ближе к форту.

— Мои люди расставлены будут все. Расставлю я их за час до прибытия, чтобы они не разбрелись и не уснули на постах.

— Лады. А знаешь, Дмитрий, что всё может пойти не по плану?

— Не пугай меня, Аркадий.

— А я и не пугаю. Это ж грёбанные коммандос, целая рота прямо внутри города. Им ничего не стоит меня арестовать, а золото забрать просто так. Ты только представь, какая экономия бюджета!

— Император не такой, — недоверчиво буркнул Дмитрий, но тут же умолк. Реальность войны в степи и службы сделала его более трезвым и циничным.

— Я говорю это только тебе и для твоих ушей. Мне может, не так много лет, но я вижу в глазах людей то, на что они способны. Его и его подчинённых, а среди них наверняка будут те, которые предложили такой сценарий, останавливает только то, что я озвучил существование золота перед иностранцами. И теперь, если он заберёт его просто так, силой… Не будем называть это ограблением, хотя это именно оно… То всё мировое сообщество будет знать, что дела с ним иметь опасно.

— Думаешь, они могут нас всех того? — шёпотом спросил атаман. — Ты поэтому при иностранцах про золотишко соловьём разливался? Хотя у нас в городе до сих пор казаки ни черта не знают, все думают, что просто делегация пребывает.

— Да, я специально это дело раструбил.

— То есть, не доверял?

— Нет, братан, не доверял. И больше тебе скажу. Ты, к примеру, формально государев человек.

— Я прежде всего офицер и человек чести.

— Димас, я в твоей честности и том, что ты твёрдый как вольфрамовый гвоздь, не сомневаюсь ни секунды. И что после того, как я огнём гнал степняков, дипломатией решал с ними, не говоря уже про то, что эти самые мобильные пулемёты — вообще моё детище, ты меня уважаешь и считаешь боевым товарищем?

— Мы тебе, когда дым рассеется, медаль за отвагу дадим. Есть конкретные критерии, та вылазка и захват артиллерии им соответствует. Надеюсь, что доживу до вручения медали. И ты доживёшь.

— Так вот. Ты ещё и агент секретной службы.

— Как и ты.

— Да. Поэтому, если ты получишь приказ меня арестовать…

— И предать дела каганата? Дело всех этих моих парней?

— Здорово, что ты их перестал стадом каторжников называть.

— Мы с ними уже два пуда соли вместе съели. Да и они теперь далеко не те придурки, что вшей гоняли под местными берёзками и соснами некоторое время назад. Люди меняются под влиянием обстоятельств.

— Так вот, Дмитрий, мы отвлеклись. Если получишь приказ, то ты парней не предашь, ты обернёшь их против меня, не более того. Я тебя прошу такой приказ… Выполнить.

— Хе…

Чуй достал ещё одну сигарету.

— Не ожидал от тебя такой жертвенности. Ты серьёзно?

— Да, я всё посчитал, вероятности, модели событий, за последние пару дней время было. Легче пожертвовать мной и золотом, чем казаками и всеми жителями города… И в итоге лишиться золота и опять-таки всех жителей города.

— Принял. Это ты меня так сейчас хочешь избавить от моральных страданий?

— Проговариваю варианты.

— То есть получается, что сейчас мы с тобой, и все жители города, включая волков, которых мои ребята из второго взвода прикормили и понемногу одомашнивают, все зависим только от честности людей, в которую ты сам не больно веришь? И то, что ты человек умный и дальновидный, доказывает тот странный факт, что этот город вообще существует, как и мы в нём?

— Ну да, в честность не верю. Верю, что они тоже всё просчитали и решили, что им будет выгоднее нас не кидать, не обманывать, а просто провести сделку и похлопать по плечу. Тем более что ярд… То есть миллиард, в масштабах империи — это не так уж и существенно.

— У королей и императоров есть мораль.

— Знаешь, не так давно британский король дал приказ убить полмиллиона ирландцев, а ещё миллион вывезти в Новый свет как белых рабов, а ирландок скрещивать с неграми, чтобы вывести идеальную рабочую расу. И ничего, все считают британских королей джентльменами.

— Так-то британский… Ладно, эти слова мне неприятно слышать. Несущественно… Миллиард — несущественно, наши жизни и мы — несущественны. Ладно. Закончили этот разговор. Ты парадный костюм наденешь? А то выглядишь, как будто уголь грузил.

— Да, точно, переоденусь, скатаюсь к Чёрному зданию.

— Куда?

— Ну, та здоровенная бандура, которая на северо-востоке стоит.

— Ну давай.

Ожидание, когда вот-вот должно начаться что-то большое, значительное и важное, томительно. Семья Иванычей, например, кроме Фёдора, чтобы отвлечься, занималась своими рутинными делами. Мне позвонила Гадюкина и снова пыталась что-то выведать про мои отношения с императорской канцелярией.

— Я понимаю твой интерес, но они сами запретили мне даже маме родной что-то рассказывать. Не обессудь.

— А тебе не интересно, что по полякам?

— Интересно. Не на первом месте, но да, любопытно.

— Есть у меня такая возможность через одного генерала, что в Кракове служит… Но это если мы договоримся про особняк в качестве оплаты.

— А если я скажу «да», а потом обману? У нас же нет письменной сделки.

— Аркадий, не морочь голову, ты не такой чтобы по мелочи людей кидать. Ты если обманываешь, то по-крупному.

— Это в какой момент особняк в Кустовом стал мелочью? Ладно, мне надо подумать.

— Не тяни, ты уже всё для себя решил. Хоп-хоп, я запущу процесс и через неделю можешь ходить по Кустовому и ничего не бояться.

— Я и так ничего не боюсь.

— Сможешь бронежилет снять. Не удивляйся, я всё про тебя знаю.

— Не удивляюсь. Рад, что для кого-то я — открытая книга.

— Не могу понять, ты вроде съязвил, а вроде и искренний.

— Я… Я устал и мои дела ещё не закончены.

— Так что с особняком?

— Завтра. И даже если я соглашусь… Я подчёркиваю, «если». Мне надо его ещё с нанятыми магами перерыть сверху до низу, чтобы отыскать тайники и забрать всё себе.

— Не переживай, я сама найду за это время и честно верну тебе твои и твоего Вьюрковского тайны.

— Не дави на меня. Всё, давай до завтра. Мне спать пора, я приболел, врач дал мне снотворное.

— Опять Вы врёте, Аркадий Ефимович!

Элементаль воздуха остановил ветры над долиной и к моменту, когда в наше воздушное пространство вошёл пока ещё одинокий штурмовик, мы с Фёдором сидели в диспетчерской, то есть башенной надстройке высокого здания будущего аэропорта и созерцали небеса.

Все в городе, пожалуй, кроме Николая, стояли на ушах, генерал французского происхождения облачился в парадную форму с генеральскими погонами, атаман крутился по городу, как бешеная пчела по лесу.

— Неизвестный самолёт, это «земля» Порт-Николай, Вы в воздушном пространстве каганата Южный Алы Тау, назовитесь.

— Это борт «один-каппа-три», Вас должны были предупредить.

— Предупредили, «один-каппа-три». Вы должны назвать кодовое слово.

— Дрофа.

— Принял, «один-каппа-три». Всё штатно, полоса готова, Вы ожидаете остальных?

— Да. Но мы видим ещё один борт в небе, чужой. Вам что-то известно про него, «земля»?

— Уже прилетели? Это, скорее всего, французы.

— Какие, к лешему, французы, «земля»? Что у Вас там происходит⁈

— Обычные такие французы. Это гражданский борт, везёт груз коньяка и инструментов для города. Мы их посадим, пока Вы ждёте своих.

— Ладно, но пусть поторапливаются, и я буду за ними следить, кружить.

— Всё верно.

— Меня не предупреждали, что тут бывают другие самолёты, «земля».

— «Один-каппа-три», это аэродром, тут бывают самолёты, мы его посадим и загоним в ангар.

— О-ля-ля, мон шери Фьёд-дор! Это ми, Клод-Готье и друзья прилететь, — в «радиоканал», а это была просто общая частота, ворвался французский пилот. — То есть, ми хотеть сказать, борт «Эф-Монреаль сто четыре».

— Борт «Эф-Монрель сто четыре», полоса готова, садитесь как можно скорее, нам надо очистить полосу к прибытию других бортов.

— Ми можем и покружить, как птичка, о-ля-ля!

— Нет, — раздражённо зарычал Фёдор. — Садитесь немедленно, чтобы не нервировать другой борт.

— Ой, какие ми нешные, аристократическая дама! Сейчас сьядем, Фьёд-дор, пусть не дуйют щёчки.

Пилот штурмовика лишь возмущённо фыркнул в эфир.

Загрузка...