Сначала появился запах. Жареная курица, и наверняка с хрустящей оранжевой корочкой — этот образ настолько ясно возник в мозгу, что я мгновенно открыл глаза, чтобы убедиться, что она где-то рядом, в пределах доступа. Есть хотелось ужасно!
Курица красовалась посреди безукоризненно сервированного стола, накрытого белоснежной скатертью. На венских стульях темного дерева сидели Рессенс и светловолосый, коротко остриженный человек в пенсне на шнурке. На нём был тёмно-зелёный костюм, клетчатая рубашка и галстук с жемчужной заколкой.
Я вспомнил последние события, пошевелился, и, к своему удивлению, обнаружил, что не связан. Руки ноги были свободны, а сам я сидел в огромном мягком кресле. Хм… Странно. Ну, ладно, надо оглядеться повнимательней.
Комната освещалась электрическими лампами, но по углам всё равно лежал сумрак. Окно закрывали тёмно-синие занавески с золотистыми лилиями.
Светловолосый человек повернул голову и уставился на меня.
— Кажется, ваш друг проснулся, — сказал он с лёгким акцентом.
Рессенс взглянула на меня и сразу же перевела взгляд мне за спину.
— Er wachteauf, — сказала она.
Из-за кресла вышел Люст. В руке он держал принадлежавший мне кастет.
— Я поняла, почему следить за мной послали именно тебя, — проговорила Рессенс, отправив в рот нанизанный на вилку кусочек курицы. — Теперь у меня другой вопрос: тебя послали только следить? Или ты должен меня убить?
Телохранитель тем временем встал перед креслом, расставив ноги. Сжал пальцы, на которых был надет кастет. Я не сомневался, что у немца есть опыт обращения с этим инструментом. Люст смерил меня равнодушным взглядом, слегка наклонил голову набок, словно примериваясь.
— Меня никто за вами не посылал, — сказал я. — Разве похож я на сотрудника Секретной службы? Мне всего-то двадцать один!
Рессенс усмехнулась.
— Да, это сбивает с толку. Однако с каких пор молодые люди укладывают четверых вооружённых людей и носят при себе кастеты и пистолеты?
— На улицах бывает небезопасно, — ответил я, наблюдая краем глаза за немцем. — Я просто пытался выбрать из замка, а потом — защитить себя.
— Мой друг, — Рессенс указала глазами на блондина в пенсне, — врач. Доктор Улаффсон. Ему принадлежит эта клиника. И у него есть к тебе вопрос.
— Какой?
— Что ж, молодой человек, — проговорил неприязненно швед, — мне бы хотелось знать, что вы думаете о той операции, свидетелем которой стали в подвале этого замка.
Я почувствовал, как где-то зазвенел тревожный звоночек: видеть то, о чём говорил доктор Улаффсон, мне, конечно, не полагалось. Но есть ли смысл отрицать очевидное, ведь мой путь из клиники легко прослеживается. Главное — следить за Люстом и вовремя поставить магический блок, если он попытается пустить в ход кастет. Плохо, что у меня почти не осталось сил на трансформацию. Например, чтобы полностью убрать из комнаты воздух или поджечь присутствующих. Растущее ощущение беспомощности заставляло нервничать, хоть я и старался этого не показать.
— Никогда не видел ничего подобного, — честно ответил я шведу. — Вы что-то делали с лицом женщины, — я сказал «вы» наугад, но надеялся по реакции или ответу врача понять, он ли бы в хирургической маске. — Я не заметил у пациентки травм, поэтому… теряюсь в догадках. Но с удовольствием послушаю рассказ об операции, которую вы проводили.
— Такие операции пока не получили широкого распространения, — ответил швед. — И не получат ещё долго.
— Поэтому вы держите их в секрете?
— Они не являются тайной для моих клиентов. И для клиентов некоторых моих коллег, занимающихся подобными… вещами.
— Например, для доктора Барни?
Швед склонил голову.
— Вы с ним знакомы? Очевидно, да. Но надо полагать, он не успел посвятить вас в свои… во все свои занятия.
— Похоже, что нет.
— Как же вы оказались здесь? Советую отвечать правду. Помните, что insipientis perseverare.
«Упорствую глупцы», — перевёл я мысленно. Тем не менее, на заданный вопрос не ответил: попросту не знал, что говорить.
Доктор Улаффсон нахмурился и вопросительно взглянул на Рессенс. Та окликнула Люста и велела ему отойти в сторону. Немец послушно сел на табурет в пяти шагах от кресла.
— Мне стоило немалого труда уговорить доктора Улаффсона, — заговорила женщина, — дать тебе шанс объясниться. Ты убил четверых его людей, так что он настаивал на том, чтобы тебя утопили в ближайшем болоте, не дожидаясь, пока ты придёшь в сознание. Но я сумела доказать ему, что человек, убивший четверых, стоит больше, чем все они, вместе взятые.
— Очень любезно с вашей стороны. И надолго моя смерть отложена?
— Это зависит от тебя. Если мы договоримся, возможно, ты проживёшь ещё долго.
Я чувствовал, что женщина лжёт. Конечно, она хочет меня использовать, а затем избавиться. Но в моих интересах было подыграть. Возможно, удастся даже узнать нечто новое. А главное — появится шанс выбраться из мышеловки, в которой я оказался. Мне бы только пополнить запас энергии!
— Я вас слушаю, — сказал я с покорным и заинтересованным видом.
— Во-первых, ты продолжаешь утверждать, что не служишь в Секретной службе?
— Продолжаю.
— Ты убил несколько служащих клиники. Мы можем вызвать полицию, и тебя отправят в тюрьму. В россказни о том, как тебя пытались здесь убить, никто, разумеется, не поверит.
Я не мог не признать, что Рессенс права. В этом плане у неё были преимущества. Да и не только в этом. Кажется, я немного переоценил свои силы, забыв, что путь алхимика — это, прежде всего, путь учёного, а не шпиона.
— Но если ты служишь, вызвав полицию, мы подставим самих себя, — продолжала Рессенс. — Не так ли?
— Получается, что да, — согласился я.
— Значит, проверить это невозможно. Но не беда. В любом случае, мы хотим предложить тебе заключить взаимовыгодное соглашение.
— Вы не станете меня убивать, а что требуется от меня?
— Не только не станем убивать, но очень хорошо заплатим.
— Сколько? — быстро спросил я, чтобы продемонстрировать заинтересованность.
Сработало: и Рессенс, и швед слегка улыбнулись. Людям проще всего поверить, что собеседник готов на многое ради денег. Этот мотив почти всегда понятен.
— Ты отправишься с нами в Амстердам, — сказала женщина. — А там тебе объяснят, что от тебя потребуется.
— Предлагаете купить кота в мешке?
— Всё лучше, чем смерть.
И не поспоришь ведь.
— А когда я получу плату? — я решил убедить собеседников, что у них есть рычаг воздействия на меня. Пусть думают, что я жаден и готов ради денег на всё. — И сколько? — я постарался изобразить алчный огонь в глазах.
— Двадцать тысяч фунтов, — ответила Рессенс. — Если согласишься, пять из них получишь немедленно.
Конечно, их ведь можно потом забрать. У трупа.
— Я хочу сразу переслать их, — сказал я.
Рессенс усмехнулась.
— Боишься?
— Не доверяю.
— На том и порешим: ты не доверяешь нам, мы — тебе. Разве может быть союз надёжнее?
— Вам виднее.
Бравада — лучшая политика в общении с подобной публикой. Стоит дать слабину, показать страх — и тебя разорвут, как гончие зайца.
— Куда ты хочешь отправить свои пять тысяч? — спросила Рессенс.
Похоже, они с Улаффсоном решили, что переговоры будет вести она. Интересно всё-таки, что им от меня надо. Судя по всему, меня нанимают как человека, убившего четырёх себе подобных. Значит, в Амстердаме потребуется проделать нечто подобное. Но неужели у них недостаток собственных убийц?
— В Имперский банк.
— В Ковентри нет банков, — сказал швед. — Вам придётся подождать до Амстердама.
— Как насчёт онлайн перевода?
— У нас только наличка.
Ну, конечно! Так я и поверил.
— Значит, сделаю вклад на станции. Договорились?
Рессенс кивнула.
— Как угодно.