Глава 57

За утро я успел рассмотреть его получше, и к описанию, сделанному Рессенс, добавились некоторые детали: лицо у данного субъекта было помятое, глаза чёрные навыкате, а взгляд тяжёлый, угрюмый. Шрама я не заметил — значит, существовал ещё один убийца, тоже рыжий, но с меткой на подбородке. Что ж, четверо больше, чем трое, но, с другой стороны, какая разница? Я набрал достаточно сил, чтобы не обращать на такие мелочи внимания. И врасплох меня больше не застанут. Во всяком случае, я на это надеюсь. Было бы можно постоянно ходить с невидимым барьером, я б ходил, но увы, это нереально. И воздуха слишком много уходит, и энергии, да и концентрация какая-никакая требуется.

Человек в чёрном шёл, не оглядываясь. Движения у него были энергичные, как у людей, привыкших действовать. Я преследовал его, шагая по другой стороне на некотором отдалении. Рыжий, похоже, слежки не опасался, и всё же раза два глянул в витрины, проверил, нет ли хвоста — должно быть, сказывалась профессиональная привычка.

Через четыре квартала убийца неожиданно зашёл в дверь какого-то ресторана. Выждав минуту, я последовал за ним.

В помещении было темновато — хозяин экономил на освещении, а в маленькие окна солнце почти не проникало. Я прошёл через один полупустой зал и оказался во втором, попросторнее. Народу там было человек восемь — не считая четверых, сидевших за отдельным столиком в углу. Я сразу узнал рыжего. Остальные, значит, были его товарищами. Стараясь не пялиться, я прошёл чуть дальше и сел за деревянную перегородку. Так я мог подслушивать, оставаясь невидимым для своих преследователей.

Кельнер (так здесь называют официантов) подошёл только через две минуты. Вид у него был сонный, и по-английски он не понимал. Я ткнул наугад в меню, чтобы побыстрее от него избавиться, и прильнул к перегородке.

До меня доносились приглушённые голоса, но слова разобрать было можно. Похоже, все трое были уверены, что в ресторане никто по-английски не знает, и потому разговаривали не шёпотом, а вполне свободно. Единственное, нельзя было понять, кому какой голос принадлежит. Диалог был следующий:

— Вероятно, ездили либо к клиенту, либо к любовнику, — хрипло прогнусавил один. — Нашего мальца там нет.

— Откуда такая уверенность? — спокойно и деловито спросил другой.

— Я такие деньжищи предлагал портье, он бы ни в жизни не отказался, если б мог что-нибудь сказать.

Кто-то вдруг закашлялся, потом глубоко и со свистом вздохнул. На несколько мгновений воцарилась тишина.

— Сколько можно?! — раздражённо заговорил третий. — Надоело! Сидим, как идиоты! Деньги кончаются.

— Нам пришлют ещё, — неуверенно ответил хриплый.

— Уже присылали! — отрезал нервный. — Результатов нет. Доверия тоже. Мы проштрафились!

— Он должен быть здесь, я это носом чую, — прогнусавил хриплый.

Кто-то фыркнул.

— Нам велено достать бумаги, — заметил рассудительный. — И в кратчайшие сроки. Ни первое, ни второе мы не сделали. Боюсь, господа, наша песенка спета.

Кто-то снова зашёлся кашлем. Кажется, отхаркивался в платок.

— Сэ маль, — проговорил кто-то новый с жутким акцентом. Должно быть, это он кашлял, и я, услыхав его натужный, словно со дна колодца идущий надтреснутый голос, подумал о туберкулёзе. — Никто не спорит. Упустили тогда, на пристани, и не можем отыскать теперь. Возможно, он уехал поездом.

— Слишком долго, — возразил хриплый. — Да и побоялся бы соваться. Не знает же, сколько нас.

— Очень даже мог, — не согласился больной. — И всё же будем надеяться, что он ещё в Амстердаме. Мы обошли все гостиницы, но не обнаружили ни следа, значит, он поселился у кого-то.

— Невозможно! — возразил нервный. — Исключено! Никто его здесь не ждал. Он просто мелкий авантюрист. Это же ясно. Рессенс его раскусила. Он в панике, — у говорившего была привычка рубить предложения на короткие фразы, отчего казалось, будто на более длинные ему не хватает воздуха.

— Я считаю, необходимо выяснить, — тут нервный прервал речь, чтобы откашляться. Похоже, с медицинской точки зрения он был совсем плох. Ему бы в диспенсер или показаться Целителю. — Так вот, надо узнать, к кому приезжала Рессенс. Портье я не верю. Его могли купить, могли очаровать, ему могли пригрозить — да что угодно!

— С какой стати ей селить этого красавчика в «Герцогине»? — спросил деловой. — Её братец не так давно приказал пристрелить его и утопить в канале.

— И бумаги уже были бы у нас в руках, — недовольно заметил гнусавый. — А теперь Рессенс — наш последний шанс. Если она приезжала не к нему, нам останется только сдаться.

Похоже, подобная перспектива никого не устраивала, потому что за перегородкой воцарилась тишина.

— Слишком много денег потрачено, — сказал, наконец, деловой. — Нам не простят.

— Да, это серьёзные люди, — нехотя согласился хриплый. — Они решат, что мы их попросту надули.

— Это конец! — раздался нервный смешок. — Конец, господа!

— Сэ ля ката, — проговорил туберкулёзник. — Придётся забыть про Баден-Баден.

Видимо, он имел в виду, что там находятся лучшие в Гегемонии клиники по лёгочным заболеваниям.

— Да, катастрофа, — мрачно согласился деловой. — Однако… я не верю, что Ласси мог уехать. У него не хватило бы денег на билет.

— На гостиницу тоже, — добавил хриплый.

— Значит, — сказал деловой, — он должен быть где-то здесь. Надо искать в трущобах.

— Нет, в «Герцогине», — упрямо возразил туберкулёзный. — Судите сами: Рессенс вернулась откуда-то с багажом и спутником, которого ещё надо прояснить. Потом сразу же отправилась в местную гостиницу. И никто не желает сказать, с кем она встречалась. Что за тайны? Для чего?

— Мало ли, — отозвался гнусавый. — Может быть, просто очередной пациент.

— Но про фон Раскуль мы узнали совсем легко, — встрял деловой. — Никто не предпринимал никаких мер для секретности. Возможно, Натан прав. Надо взяться за «Герцогиню» всерьез.

— Предлагаю обработать портье, — сказал деловой.

— Я! Дайте мне. Я заставлю его. Всё, как на духу!

— Не убить, а выспросить, — строго проговорил туберкулёзный. Похоже, он у них за главного. — Потом, конечно, придётся убрать.

Нервный фыркнул.

— Всегда! Работаю чисто.

— На том и порешим, — сказал больной. — Вечером вы, шер ами, займётесь этим несговорчивым портье. Грегори и я останемся следить за домом Рессенс на случай, если брат с сестрой решат куда-нибудь поехать порознь.

— Да они никогда почти вместе не ездят, — вставил хриплый.

— Тем более.

— А мне что делать? — поинтересовался деловой.

— Сними в «Герцогине» номер.

— Да там меньше, чем за три дня не берут! — спокойный голос вдруг перестал быть спокойным. — Деньги где взять?!

— Рьен, это я решу, — уверенно успокоил туберкулёзный.

Слушая разговор, я обратил внимание, что в ресторане постепенно собирается народ: не прошло и четверти часа, как все столики оказались заняты.

Голоса за перегородкой смолкли, и ничего не оставалось, кроме как приняться за странное блюдо, которое поставил перед ним кельнер: кажется, основным ингредиентом в нём были грибы, перец и чеснок.

Вдруг из-за пыльных тёмных занавесок начали появляться музыканты в плохо сидящих фраках и несвежих манишках. Они молча рассаживались на принесённых с собой раскладных стульях, доставали ноты и укладывали их на пюпитры.

Когда шуршание, скрип и ёрзанье прекратились, на маленькую тёмную сцену вышла певица в голубом платье и сдвинутой набок шляпке. Я удивился: во-первых, обычно подобные выступления происходили по вечерам, а во-вторых, я вообще не думал, что в заведениях вроде этого поют.

Женщину приветствовали бурными аплодисментами. Хлопали, как старой знакомой. Певица с достоинством поклонилась публике, вышла вперёд, выпрямилась, глядя куда-то поверх голов. Овации стихли, в зале воцарилась напряжённая тишина. Все лица были обращены к маленькой некрасивой женщине с серыми волосами и светлыми, слегка прищуренными глазами. Она подняла руку, провела ею по воздуху и запела неожиданно чистым и глубоким голосом.

Её слушали внимательно, многие с одобрительными улыбками. Когда она закончила, зал разразился аплодисментами. Женщина поклонилась с достоинством, как человек, привыкший к подобной реакции.

Четверо убийц встали и направились к выходу. Их провожали неодобрительными взглядами. Видимо, решили, что им не понравилось исполнение.

Я поднялся спустя полминуты и пересёк зал, стараясь не глядеть по сторонам. Женщина уже начала новую песню. Под шиканье и ворчанье я выскользнул из зала, пересёк второй, по-прежнему полупустой, и вышел на улицу.

Убийц осталось двое — широкоплечий и низенький. Выглядели они забавно, но мне было не до смеха: эти люди собирались меня убить. Чего я не понимал, так это зачем им — а вернее, тому, кто их нанял — документы мэтра Барни. Скорее всего, дело было в протоколе осмотра тела того господина, которого застрелили в рот. Или в записной книжке, которую мне так и не удалось расшифровать.

В любом случае, становилось очевидно, что придётся убить этих господ. И это меня совершенно не радовало.

Загрузка...