Ангел-мечтатель (СИ)

Глава 15.3

Пропустив, как истинный джентельмен, коробку вперед, я только и успел заметить, как она Стаса снесла.

Ну, хоть что-то полезное сегодня сделала!

Не желая отставать от нее, я решил избавить Стаса от возврата к пагубной привычке орать по любому, самому ничтожному поводу — и предложил немедленно заняться системой безопасности от этих штуковин на столах.

Когда Макс обозвал их сканерами, у меня в памяти всплыла картина зловеще гудящего аппарата с ползающей туда-сюда крышкой — и выдающего через крайне непродолжительное время точную копию вложенного в него ранее документа.

Точную до последнего штриха и кляксы.

До последней, случайно прилипшей, пылинки.

Хранитель во мне твердо и во всеуслышание потребовал, чтобы первой от такой экзекуции была избавлена Татьяна.

И тут же получил заслуженную награду за все годы безупречной службы на ее благо.

Татьяна уже создала свой фильтр.

Более того, она сделала это сама.

И в виде той воображаемой конструкции, которой я долго не мог подобрать название и в которой она укрывалась в те редчайшие моменты, когда я, будучи еще в невидимости, терял с ней контакт.

И не надо мне здесь намекать, что — еще понятия не имея о моем существовании — она придумала этот батискаф сама.

А кто ей внушал, спрашивается?

От кого она там пряталась?

И кто ее, в конце концов, оттуда вытаскивал?

Определенно, мы были на верном пути — к самому началу нашей совместной жизни.

Самому светлому, открытому и искреннему ее периоду.

Когда Татьяна верила в ангелов почти так же, как в меня.

Я так расчувствовался, что даже не стал препятствовать Стасу излить не израсходованный кипяток на бледную немочь.

Первый раз за день, уже клонящийся к вечеру — это более, чем изредка.

Я за сегодня уже более пяти атак отбил.

И это мы еще не в одном помещении находились.

Потом стычки в рабочем зале в счет не шли — мы их разыгрывали, чтобы Макс предоставил своим доказательства, что мы его еще не завербовали.

Вся остальная жизнь в рабочем зале и за его пределами очень скоро вошла в обычную, рутинную колею.

Каждый начинался с разминки, объявленный Стасом не терпящим возражений тоном.

Я позволил ему начальственно топнуть ножкой — в конце концов, моя тонкая, деликатная Татьяна была исключена из абсолютно неподходящей и ненужной ей деятельности, а его пыл, расплескавшись на весь остальной персонал, потерял убийственную силу точечного удара.

Кстати, сделал я себе мысленную отметку — вызывая огонь на себя, весьма разумно окружать себя ложными целями, чтобы этот огонь рассредоточивать.

Сам же я принимал участие в разминке с удовольствием.

По двум причинам.

Во-первых, мне очень не понравилась одышка, навалившаяся на меня на этаже хранителей.

После преодоления всего-то пары пролетов!

Это, что, старею я, что ли?

Рядом с помолодевшей минимум лет на двадцать Татьяной?

Во-вторых, тренировался я, как правило, с бледной немочью, которому — одышка там или нет — было бесконечно далеко до моей физической формы, и, с легкостью отражая все его наскоки, я все еще имел достаточно времени, чтобы следить за Стасом и Максом.

Любой психолог — даже начинающий, не говоря уже об обладающем моим опытом — скажет вам, что все физические действия являются отражением ментальных процессов, ими управляющих.

Поэтому, наблюдая за их выпадами, отражениями ударов, уклонениями от них и вообще обманными маневрами, я всякий раз делал себе мысленные пометки для воздействия на их тактику мысленной агрессии.

Затем мы возвращались в рабочий зал и приступали к первичным документам.

Самая скучная часть дня, по правде говоря — мне ли не знать, насколько отчеты по работе на земле могут быть далеки от реальности?

Сам их не раз составлял.

И, кроме того, я бы предпочел обрабатывать их в первоначальном виде — том, который продержался у нас, к сожалению, всего-то несколько дней.

Я охотно согласился с предложением Макса, чтобы мы со Стасом повременили со сканерами, пока он разберется, как с ними обращаться.

В конце концов, я не мог себе позволить узурпировать право вызывать огонь на себя — нужно было изредка и персонал мотивировать к самостоятельным шагам.

Особенно, в направлении техники.

Особенно, ангельской.

Поэтому поначалу я выжимал из многословных и витиеватых отчетов моих бывших коллег-хранителей краткую и кристально ясную суть описываемых событий на бумаге.

С легкостью — в конце концов, и то, и другое я делал уже неоднократно: отчеты — официально, а выжимку из них — устно, в кабинете моего бывшего руководителя.

И как будто снова возвращаясь в прошлое.

Нет, не в кабинет моего бывшего руководителя — в Татьянин офис.

Я переписывал каждый отчет на отдельном листе бумаги — чтобы тут же отнести его Татьяне.

Чей стол находился в двух шагах от меня — так же, как на земле.

И где я — так же, как на земле — всякий раз мог оказать ей знаки внимания.

Она точно так же вздрагивала.

И точно так же не возражала.

По крайней мере, вслух.

Только головой немного дергала — прося отойти и не отвлекать ее.

Вновь, как прежде.

Я уже начал задумываться, не стоит ли задерживаться изредка у нее за спиной — нужно же убедиться, что она без ошибок данные вносит.

Вот откуда Макс взял, что сканеры не представляют для меня опасности?

Как он проверил, хотелось бы узнать?

Но на самом деле, сканеры действительно оказались куда проще земных компьютеров — ангельская все же техника.

И фильтр для своего я установил, играючи.

В прямом смысле, играючи.

Когда Макс — с присущим темным садизмом — спровоцировал меня на создание блока из совершенно диких абстрактных картин, я поначалу слегка подпрыгивал от их бешеной пляски перед моим внутренним взором.

Но затем — с легкой подачи темного гения — организовал их беспрестанное круговое движение, укрываясь в его центре, чтобы в глазах не рябило.

Оставалось только придумать, как перебрасывать через эту карусель нужные фразы.

Элементарно — я пустил карусель извивающейся вверх-вниз волной, выпуская — в открывающиеся просветы и точно в цель — мгновенно сформулированную мысль.

И отключившись на это мгновенье от всех остальных.

Ну что же, не случайно мое умение концентрироваться в нужный момент и строго контролировать умственный процесс давно уже признаны всем небесным сообществом.

Ладно, большей его частью.

Ладно, только в моем окружении.

Но организовав работу со сканером в присущем мне максимально эффективным стиле, я, разумеется, получил массу свободного времени.

Которое я посвятил подготовке к перерывам — поводов подойти к Татьяне уже, к сожалению, не было.

Когда Стас назвал второй этаж над рабочим залом зоной отдыха, я напрягся — если во время перерыва положено отдыхать, я бы предпочел отправиться в свой личный кабинет.

С Татьяной.

Стас уловил мою мысль и тут же переименовал зону отдыха в зал для переговоров.

Ну что же, он сам это сказал.

Кому еще вести там переговоры, как не мне, только тем постоянно и занимающемуся — хоть в родных когда-то пенатах, хоть на земле?

Кто разрешение на работу в видимости выторговал?

Кто подмастерье моего от дисциплинарного взыскания отстоял?

Кто заставил энергетиков подключить Ма … ту, чье имя упоминать нельзя, к подпитке после ее аварии?

Кто со всеми костоломами Стаса общий язык нашел?

Кто с темным гением на равных беседует?

Со Всевышним, правда, сорвалось — темный гений талантливого соперника испугался — но дайте время, я расту над собой!

Именно — вот заодно и в стиле мастер-класса для крайне разношерстной аудитории потренируюсь.

Начал я с азов — и Татьяну хотелось укрепить в мыслях о начале нашей совместной жизни, и бледная немочь, как мне вспомнилось, самое начало обучения прогулял.

Но в них же как раз и прописано все, что требуется для слаживания коллектива — черным по белому, и с кристальной ясностью, не допускающей никаких иных толкований.

Мы все здесь трудимся во благо земли — это отправная точка.

Чтобы мягко и бережно провести людей между Сциллой и Харибдой внешних соблазнов и внутренних противоречий — это Татьяне.

Чтобы выявить среди них лучших и не дать остальным свалиться в болото худших — это Максу.

Чтобы свести на нет число этих худших, давая им толчок, пусть жесткий, одуматься — это Стасу.

Чтобы каждый участок нашей миссии был максимально эффективным и гармонировал со всеми остальными — это снова, чтобы согнать их всех в одно целое.