Ангел-мечтатель (СИ)

Глава 19.8

Он разделил свой кабинет на три части. Одну он превратил в коридор, ведущий от выхода в макет — не прямо, с двумя поворотами — к лестнице. Вдоль него он разместил несколько имитаций дверей — открыть их было невозможно, но любая попытка сделать это сразу же даст находящимся внутри знак об угрозе вторжения. И необходимое для исчезновения время.

Настоящей он оставил только ту дверь, которая вела из его кабинета на лестницу. Часть кабинета около нее он оставил лично для себя. Она располагалась в противоположной от выхода в макет стороне и — главное — включала в себя вход в тоннель. Его обнаружением Первый не хотел рисковать ни при каких обстоятельствах — он даже замаскировал его, поставив сверху то самое громоздкое кресло, которым никогда прежде не пользовался. Это кресло сделало и так самую маленькую часть его кабинета совсем крохотной, но он не планировал проводить в ней много времени.

И наконец, оставшуюся центральную и самую большую часть он оставил для миров — и для архива. Единственный выход оттуда вел в его личное помещение — он предпочел держать их все при себе, и там им будет проще незаметно переноситься в его мир. Кроме того, если кому-то снова придет в голову мысль захватить их — сначала ему придется встретиться с самим Первым. А судя по пугливым взглядам, которые начала вдруг бросать на него его бывшая команда, задержать его вряд ли кто решится.

Закончив переоборудование своего кабинета, он напоследок защитил помещение для миров и свое собственное блоком. Точно таким, каким каждый из них закрывал свое сознание от мысленного вторжения. Он выбрал образ настоящей стены — ничем не отличаемой от реальной, даже с точной копией дверей в ней — увеличил его, растянул по всему периметру помещений и привязал его не к своему сознанию, а к тоннелю — чтобы блок не зависел от его присутствия в башне.

Вот теперь можно было спокойно, без опаски быть подслушанными, насладиться рассказом миров о том, что они обнаружили в его собственном. Он вызвал их и попросил спуститься к нему. С архивом.

— Одного пустите вперед, на разведку, — добавил он, — чтобы без лишних глаз.

Он встретил их на лестнице у входа в свое новое помещение — и, открыв перед ними дверь, жестом пригласил внутрь. Они вошли, отдуваясь под весом архива, и замерли на месте, недоуменно оглядываясь.

— Дальше, — кивнул он им в сторону второй двери, расположенной наискосок от первой и в каком-то десятке не слишком широких шагов от нее.

Когда они все переместились, наконец, в большее помещение, Первый широко повел рукой вокруг себя.

— Что скажете? — спросил он миры. — Нравится? Я предлагаю вам обосноваться здесь. Для начала, нам всем лучше держаться вместе — и потом, это место уже снабжено как звуко-, так и мысле-изоляцией. Не говоря уже о том, что здесь до вас никто не доберется.

Миры оживились, переглянулись с довольным видом — затем энергетический слегка притушил блеск в глазах.

— Так нас же должны вызывать на какие-то консультации, — мрачно бросил он.

— Вот и оставят запрос на них вон там, — ткнул Первый большим пальцем себе за спину. — Либо мне лично, либо — в мое отсутствие — в двери. В новых правилах, насколько мне известно, не указано, что вы должны являться мгновенно, по первому же вызову?

Миры дружно замотали головами, не сдерживая усмешки, и снова оглянулись по сторонам — но уже иначе: каждый, казалось, присматривал себе место по душе.

— Теперь рассказывайте, — бросил им Первый, сделав вывод, что его приглашение принято.

Нельзя было, конечно, сказать, что обитатели миров уже освоились на новом месте, но они явно были на пути к этому. Новый мир не был копией их прежних, но каждый из пришельцев уже смог найти в нем нечто отдаленно знакомое и был более или менее готов адаптироваться к новым условиям.

Проще всего пришлось антрацитовым. Поверхность континента еще не покрылась густой растительностью, и их наметанный глаз уже обнаружил в некоторых местах выходы скрытых под землей полезных ископаемых. Вдобавок, их привычка к самоорганизации не оставляла сомнений, что эти места будут довольно быстро разработаны.

Так, подумал Первый, этим более совершенные орудия труда не передавать — а то они весь континент так перекопают, что пищу сажать негде будет.

Пушистые уже тоже отыскали чудом выжившую живность и бросили все силы на ее изучение и выхаживание. Гладкокожие их удивляли, не вызывая, впрочем, отторжения, но больше всего их поразили те создания мира, которые были удивительно похожи на первородных. С ними они нянчились, как со своим собственным потомством, и именно эта группа пришельцев вызывала, казалось, наибольшую благожелательность мира.

Так, подумал Первый, этим ни под каким видом не демонстрировать образцы гигантомании мира, которая существовала там до убийственной волны — а то начнут раскармливать выживших, пока те их самих не сожрут.

А вот энергетическим пришлось туго — на континенте мира не было ни гор, ни свергающихся с них быстрых рек. Но и они уже начали приноравливаться — заметив, что ветер, постоянно дующий то с водных просторов на континент, то в обратном направлении, может двигать лопасти привычных им механизмов не намного хуже, чем вода. Они уже даже начали сооружать макет такого механизма, экспериментируя с его местоположением и размером.

Так, подумал Первый, этим даже не намекать, что в его мире ветер способен даже куда более крупные объекты перемещать, если те снабжены широкими покровами, поставленными у него на пути — а то такие лопасти смастерят, что весь механизм с континента снесет.

— Я понял, — подвел итог Первый. — Судя по всему, жизнь там у ваших понемногу налаживается. Продолжайте навещать их — не обязательно вступая в контакт — нам нужны самые веские доказательства, что этот мир способен плодотворно развиваться даже под внешним давлением и что в нем могут найти свое место представители разных миров. Даже в твоем случае, — повернулся он к плодовому. — Пусть твоих не осталось, но ты можешь взять под свою опеку тех моих, которые остались на острове. Старшему там всегда нравилось что-то выращивать — ты можешь подсказать ему, как делать это еще лучше. Только не переноситесь туда слишком часто, — спохватился он, — чтобы не испытывать терпение мира. Вы ему привет передали?

Миры снова переглянулись. С недоуменным, насмешливым, уважительным и восхищенным — все вместе — выражением на лицах.

— У нас тоже сюрприз получился, — произнес антрацитовый, сдерживая усмешку. — Мы хотим Вам кое-что показать.

— Мы привет передали, когда уже возвращались — на всякий случай, — неловко дернул плечом энергетический, поднимая вместе с антрацитовым архив. — И вот что увидели.

Прозрачная поверхность подобия оболочки мира немного изменилась, приобретя сходство с оригиналом — застывшим, неподвижным, ледяным.

Вдруг она шевельнулась, словно вздрогнув, и начала оживать — словно кромка льда стремительно таяла на бескрайних водных просторах.

Затем на них проступил образ Лилит, как будто она медленно склонялась над ними, и они — с готовностью, все четче и четче — отражали ее лицо.

Не то, которое он видел в последний раз — бледное, искаженное от страха — а то, которое он создал и которым любовался потом много лет.

Первый сглотнул — ее лицо начало отступать, словно поверхность водных просторов уходила вглубь, образовав воронку, стенки которой медленно, бережно сомкнулись над ее образом. Оставив его все также четко различимым для его глаз.

Она, что, утонула? — чуть не задохнулся Первый. Нет, не может быть — тогда эта картина не была бы такой мирной.

Или она окончательно исчезла, растворилась в мире, оставив на его поверхности лишь ту пустую оболочку? Тоже не похоже — тогда в этой картине ее образ рассеялся бы.

И вдруг он понял. Мир передал ему, что Лилит не осталась один-на-один с безжалостным укротителем Второго, что мир укроет ее настоящую от него и будет оберегать ее столько, сколько потребуется.

— Спасибо, — дрогнул у Первого голос от затопившей его благодарности ко всем мирам сразу.

— Это еще не все, — остановил его антрацитовый.

Образ Лилит в глубине исчез, и с прозрачной поверхности вырвалось несколько протуберанцев — один из которых ринулся прямо в лицо Первому.

От неожиданности он отшатнулся — вокруг него послышались короткие смешки.

Протуберанцы опали, и на вновь гладкой поверхности появились появился его собственный образ — не искаженный на сей раз, а весьма близкий к реальному. Он повторил путь образа Лилит, медленно уйдя вглубь и укрывшись, как в коконе, под плавно сомкнувшимися над ним несколькими прозрачными лапами.

Задержавшись там на несколько секунд, он тоже исчез, после чего поверхность оболочки мира снова выстрелила протуберанцами — но уже резче и стремительнее.

А потом картинка расфокусировалась, словно у смотрящего на нее в глазах поплыло, и исчезла.

— Что это было? — обвел Первый миры озадаченным взглядом.

— Мы так поняли, — покрутил антрацитовый головой, — что нам было велено сберечь Вас в целости и сохранности. А если нет … оплеухи, скажу я Вам, были еще те.

Остальные миры согласно закряхтели.

— Я знаю, — хмыкнул Первый, — со мной он тоже не особо церемонился.

— Как Вы вообще с ним справлялись? — недоверчиво глянул на него пушистый. — Я представить себе не могу, чтобы мой мир выкинул что-нибудь подобное!

Плодовый закивал в не меньшем удивлении, энергетический сочувственно нахмурился, антрацитовый — только вскинул бровь.

— Каков создатель, таково и творение, — пробормотал Первый, с трудом подавив желание послать эту мысль Творцу, и добавил уже громче: — Со своевольным упрямцем сложно, когда все вокруг хорошо — а вот когда все рушится, только на него и можно опереться. Так что знакомьтесь с ним — без снисходительности и фамильярности, как с равным — и фиксируйте все, что в нем происходит. Я не удивлюсь, если последнее слово он оставит за собой.

Найдя мирам занятие на достаточно длительное время, Первый заставил себя последовать их примеру.