Ангел-мечтатель (СИ)

Глава 20.3

Я отвечал на все вопросы быстро и уверенно — даже на те, которые требовали от меня предположений. Разумеется, карающий меч оставался наедине со сканерами во время нашего посещения земли и мог совершить любые манипуляции с ними, но их к тому времени уже отключил Гений. Не говоря уже о том, что у карающего меча просто ума бы не хватило нанести сканерам хоть сколько-то значимый ущерб — единственное, на что он оказался способен по нашем возвращении, это замахнуться своим на горе-хранителя.

Однако, во всех этих вопросах моего главы просматривался вполне определенный ход мыслей.

— Вы подозреваете умышленное вредительство? — медленно проговорил я.

— Когда речь заходит о наших партнерах, — снова сжал губы мой глава, — весьма разумно предполагать любые варианты, вплоть до самых худших. Они имеют тенденцию нарушать договоренности и совершать несогласованные действия.

— Тогда я бы скорее предположил, — продолжил я, вспомнив особенно злопыхательское выступление подкидыша в присутствии Гения, — что вредителем является не глава светлых ищеек — он слишком примитивен — а тот новичок, который напрямую связан с аналитическим отделом светлых. Он более чем откровенен в своей ненависти к нашему течению — при одновременном преклонении перед светлыми.

— А, этот! — пренебрежительно махнул рукой мой глава. — Не обращайте на него внимания. Он всего лишь статист, пешка на доске, которую оттуда снимут, как только она сделает свой ход. А вот говоря о фигурах, — нарочито сменил он тему, — я вновь хочу Вас поздравить.

Я вскинул брови с подчеркнуто озадаченным видом.

— Ваша дочь приобретает все большее значение в этой партии, — охотно пояснил он. — До меня дошла информация, что она уже пользуется довольно обширным влиянием, и с тех пор, как она взяла на себя контакты с другими исполинами, ее светлый приятель начал показывать куда более приемлемые результаты. Прежде ни один из его прогнозов не сбылся, и мы уже вполне закономерно подняли вопрос о правильности выбора его в качестве центральной фигуры в этом проекте. Сейчас он остался ею только благодаря Вашей дочери — и, собственно говоря, она уже уверенно делит с ним эту роль.

Когда-то мысль об этом приводила меня в ужас. Когда Гений подтвердил мне реальность такого сценария, я попытался его предотвратить. Когда же выяснилось, что моя дочь твердо намерена находиться рядом с юным стоиком, где бы он ни оказался, я смирился — я не смог отказать ей в праве выбора, оставив себе одну-единственную задачу: обеспечить им с юным стоиком всю возможную безопасность.

— Благодарю, — склонил я голову не так перед моим главой, как перед этим выбором. — Моя дочь всегда играет достойную роль.

— И сейчас, когда наша партия выходит на финишную прямую, — с одобрительным видом подхватил мой глава, — мы никому не позволим изменить ее ход. С сегодняшнего дня поручаю Вам особенно внимательно — отставив регулярную трансляцию — следить за работой сканеров. И при малейшем подозрении в отношении постороннего вмешательства немедленно сообщать мне.

Я не стал спрашивать его о финишной прямой — мне хватило его упоминания о ней. Выйдя из кабинета моего главы, я буквально взлетел в апартаменты Гения и тут же набрал мою дочь.

— Скажи-ка мне, Дара, — начал я, едва поздоровавшись, — что это за бурную активность ты развела?

— Чего? — оторопела она.

— Мне сообщили, — лишил я ее возможности увиливать, — что ты ведешь еще более обширную работу среди своих контактов. Неужели непонятно, что в сложившихся обстоятельствах нужно проявлять осмотрительность?

— И ты туда же! — надулась она.

— Но это же очевидно … А кто еще? — дошел до меня смысл ее восклицания.

— Нас Гений уже отчитал! — буркнула она. — Велел сначала опросник составить и пропустить через него всех наших, чтобы сразу было видно, кто просто потрепаться хочет, а кто готов делом заниматься. И потом только со вторыми и контактировать, а до тех пор время на болтовню не тратить — вот сейчас над вопросами думаем.

— Отличная мысль! — немного отлегло у меня от души. — Если она прозвучала от Гения, поверь мне, это самое оптимальное решение на данный момент — пока мы не найдем возможность встретиться с вами. Гений дал вам задание — это очень большая честь! — и я надеюсь, что вы на нем и сосредоточитесь и не подбросите нам еще какие-нибудь сюрпризы.

— Ну, ты уже совсем, как Тоша, говоришь! — фыркнула моя дочь. — Тот тоже уже второй день талдычит: «Как вы могли! Как вы могли!».

Как ни смехотворна была мысль о моем — пусть даже мимолетном — сходстве с недалеким опекуном моей дочери, я все же решительно взял себя в руки. Разумеется, у меня и в мыслях не было пенять им с юным стоиком на похвальную инициативность — а уж о том, чтобы вдалбливать моей дочери, с ее наследственной способностью схватывать все на лету, прописные истины, и речи быть не могло.

— Значит, Гений все же успел поговорить с вами? — твердо отбросил я пустую болтовню в пользу более значимых тем.

— И с нами, и со всеми, — подтвердила моя дочь свое неизменное умение слышать больше, чем было выражено в словах.

— О чем он мог с людьми говорить? — настала моя очередь удивляться.

— А они, что, не люди, что ли? — вспыхнула моя дочь, и тут же рассмеялась. — Ой, каламбур вышел! Но ты и Игоря раньше терпеть не мог — и с Олегом сейчас не прав. Мы его давно во все свои дела посвятили, и сейчас уже редко когда вспоминаем, что он — человек. Он просто мысли читать не умеет, а так — очень талантливый, только напоказ это не выставляет. Вот если бы он скандалил, как Марина, его бы все сразу заметили!

— Я надеюсь, с Гением у нее хватило ума прилично себя вести? — напрягся я.

— Так это же … Марина! — прыснула моя дочь. — Скандал она подняла, можешь не сомневаться — только Гений ей так ответил, что она, по-моему, обалдела. Но я тебе вот еще что скажу: ее Аленка вызвала, и я на нее сперва сильно за это разозлилась, а теперь думаю, что она правильно сделала — от тех дел, что людей касаются, Марину лучше не отставлять. Она все равно узнает и влезет — и тогда никому мало не покажется.

Нетрудно предположить, что рассказ моей дочери оставил у меня самое лучшее впечатление. Лишний раз подтвердив ее удивительную чуткость — буквально с первых слов она ввела меня в курс всего, что произошло на земле в мое отсутствие.

А также ее наследственную наблюдательность — яркими и емкими штрихами она сумела выделить специфические особенности и своего опекуна, и Марины, и даже, не исключено, приятеля своей сводной сестры.

И уж непременно ее понимание ценности признанного авторитета, присущее всему нашему течению — мягкую критику Гения она восприняла спокойно, как добрый совет и мудрое руководство к действию, что выглядело особенно достойно на фоне бестактного поведения Марины перед лицом носителя величайшего ума и благороднейших манер.

Впрочем, если беседа с моей дочерью принесла мне определенное успокоение в отношении происходящего на земле, то отдельные моменты разговора с моим главой оставили крайне тревожные мысли в отношении грядущих на ней событий. И я был просто обязан вновь взять на себя смелость и поставить в известность о них Гения.

— Благодарю Вас, мой дорогой Макс! — задумчиво произнес он, выслушав меня. — Наша башня действительно имеет все основания сомневаться в своих партнерах — из всего своего прошлого опыта.

— А может так случиться, — спросил я с надеждой, — что эти партнеры передумают в отношении роли моей дочери?

— Боюсь, мне придется снова огорчить Вас, — без тени сомнения лишил он меня этой надежды. — Кто и что думает, не имеет никакого значения — ни Ваша дочь, ни мальчик не могут быть центральной, главной фигурой по отдельности. Они совместно составляют ее, являясь двумя ее неотделимыми частями.

— А что он имел в виду, говоря о финишной прямой? — обреченно решил я выяснить, сколько у меня есть времени для мобилизации всех возможных средств безопасности.

— Я думаю, речь идет о том, — медленно, словно подбирая слова, проговорил он, — что уже сложились все обстоятельства, необходимые для решающих событий, и собраны все действующие в них лица.

— Включая наших предполагаемых союзников? — ухватился я за более обнадеживающий элемент его очередной шарады.

— Да, и возможно, — добавил он ей тумана, — один из них, на который я очень рассчитывал, как раз и создал эти обстоятельства — в нем я уже практически уверен. Он же, смею надеяться, привел к нам другого — того, кого я уже давно счел потерянным. И если я все же не ошибся, не принял желаемое за действительное, если моя потеря вернулась ко мне …

— Да о ком речь? — решительно отбросил я этот туман, в котором начал уже увязать с идущей по кругу головой.

— Завтра, мой дорогой Макс! — зазвенел его голос то ли жаркой надеждой, то ли твердой решимостью. — Завтра я получу — или не получу — последние доказательства. И тогда нам с Вами предстоит провести много долгих разговоров.

Эту же кипящую смесь надежды и решимости я сразу же заметил в нем на следующее утро, когда он без лишних слов взялся за карающий меч. Самомнению последнего вновь, разумеется, был преподнесен урок, но у меня сложилось впечатление, что мыслями Гений был уже где-то далеко, и урок получился не столь впечатляющим, как накануне.

Тем не менее, поражение карающего меча и в этот раз не вызвало ни малейших сомнений — после чего, сочтя свою задачу выполненной, Гений исчез. Судя по возникшему у меня легкому головокружению, он инвертировался прямо на площадке перед офисом — и я даже слегка посетовал на его неожиданную неосторожность, пусть даже вызванную стремлением заняться более интеллектуальным делом, чем усмирение зазнавшегося солдафона.

Оглядевшись, однако, я был вынужден признать, что легендарная предусмотрительность Гения все также оставалась на высоте: подкидыш уже ретировался в офис, горе-хранитель уже направлялся на встречу со своими бывшими сослуживцами — причем, с видом крайнего недовольства обычными служебными обязанностями, а карающий меч все еще приходил в себя, с трудом поднявшись на ноги и пытаясь отдышаться.

Ожидая выхода Гения на связь, я решил скоротать время в размышлениях о последней шараде Гения в отношении наших союзников.