Через полчаса их работа вошла в некое подобие конструктивного русла. Миры, после своего выступления, еще требовали для проверки таблицу, чтобы убедиться в правильности занесенных в нее данных, но уже изучали ее всю с острым интересом. За эквивалент Первый был спокоен — за его вычислениями все миры следили, как коршуны, и на корню пресекали любую попытку металлического мира поставить себя в привилегированное положение.
Удостоверившись, что шумовые эффекты в этом процессе больше не требуются, Первый отправился ставить в известность башню Второго об изменившейся реальности. Глядя на с головой ушедшие в совместную работу миры, он вдруг осознал, что его башня действительно стала чем-то большим — прежде в ней так творила только его команда.
Реальность, однако, изменилась, не только в его башне.
Дверь в башню Второго снова оказалась закрытой. И не открылась, даже когда он снова начал бить в нее ногой. Вместо этого, после добрых двух десятков ударов, рядом с ней из стены выскочила горизонтальная панель. На уровне груди, размером с два ладони Первого, с небольшими бортиками по краям и чуть более высоким в передней части.
Шагнув к ней, чтобы поближе рассмотреть это новшество, Первый заметил, что на дне панели что-то написано. Прямыми, ровными, легко читаемыми буквами.
«Для подачи заявок на запись на прием».
Тряхнув в полном изумлении головой, Первый ткнул в ее переднюю часть пальцем, чтобы убедиться, что ему не чудится.
От его тычка панель немедленно въехала назад в стену — слившись с ней так, что не зная о ней, ее невозможно было увидеть.
— Куда! — рявкнул Первый. — Я же ничего туда еще не положил!
Панель послушно выехала назад из стены — но другая: чуть ниже и абсолютно плоская, без бортиков. И надпись на ней была другая.
«О решении по Вашей заявке Вам сообщат через оператора».
Он, что, издевается? — подумал Первый. Хотя нет, из-за двери же не видно, кто пришел. О нововведении с предварительной записью на прием Второй ему и в прошлый раз говорил, но у него же все сотрудники внутри башни находятся — значит, такая обезличенная и бесконтактная процедура только для башни Первого предназначена. И что это за оператор? Это что за оператор связи между башнями, о которой Первому ничего не известно?
Они тут, что, все из ума выжили?!
Ну, ничего, у него ум все еще при себе — и этот вход в башню Второго далеко не единственным является.
Круто развернувшись, Первый решительно зашагал назад. Но та фраза об операторе не давала ему покоя. Мысленная связь действительно возможна — он это уже давно и много раз со своим помощником проверил. Но кто сказал, что она возможна только между обитателями башен — или только между самими башнями?
Замедлив шаг, он начал искать нужное воспоминание. Чтобы точно отклик вызвало.
Перебрав несколько десятков их — от самых лихорадочных в упоении творчеством до самых напряженных среди громов и молний — Первый остановился, наконец, на самом давнем. На том, в котором для него началась эта жизнь и эта вселенная. В котором Творец только что создал его — свое самое первое творение — и рассматривал в жарким любопытством в глазах. Тогда его взгляд был полон им намного чаще.
Первый собрал все свои силы и метнул это воспоминание во все стороны, толкая и толкая его все дальше. И дальше … И еще дальше … Уже теряя надежду …
Отклик пришел, когда он уже почти добрался до своей башни — и заставил его замереть на месте.
— Да как Вы смеете? — громыхнуло у него в голове. Очень тихо, едва различимо, словно из невообразимой дали.
— Извините, — задыхаясь, забормотал Первый, — у меня не было другого выхода. Скажите мне, когда Вы вернетесь — у меня к Вам очень важное дело!
— Меня больше не интересуют Ваши дела, — чуть не придавал его ответ своей тяжестью.
— Это не обо мне, — сделал Первый еще одну отчаянную попытку. — И даже не о моем мире. У нас здесь очень большая проблема образовалась — решить ее можете только Вы.
— Что еще за проблема? — резануло его на этот раз острым недовольством.
— Долго рассказывать, — ухватился Первый хоть за какой-то интерес к своим словам, — а связь прерывается. Разрешите мне рассказать Вам все лично. Пожалуйста!
Молчание длилось так долго, что Первый решил, что связь таки оборвалась. Или Творец сам оборвал ее. Затем в его сознание ворвались дата и время — хлестко, коротко, на одном дыхании, словно чтобы не передумать.
Переводя их в уже более привычные ему мерки его мира, Первый подумал: «У меня есть три месяца».
Чтобы все придумать.
Чтобы все организовать.
Чтобы представить Творцу абсолютно безупречный проект.
Ворвавшись в свой кабинет, он отмахнул нетерпеливым жестом все вопросы, отправил владельцев миров в зал заседаний для всей дальнейшей работы, а своему помощнику велел ждать его возвращения в кабинете. Не отлучаясь от него ни на один шаг и ни одну минуту.
И ринулся наверх — к выходу на следующий горизонт.
После сдачи каждого проекта его макет перемещался вверх, освобождая место для следующего. Никуда при этом не деваясь — как зерно, из которого вырос соответствующий мир, он существовал наравне и параллельно с ним. На случай необходимости внесения каких-либо изменений в мир и их предварительного тестирования в макете.
И также оставались неприкосновенными и выходы в любой макет. Из обеих башен.
Беспрепятственно выйдя из своей на следующий горизонт, Первый обнаружил — с облегчением, но не без удивления — открытым и выход на него из башни Второго.
Теперь оставалось только спуститься в его кабинет.
Сколько же их тут уже развелось-то, мелькнуло в голове у Первого, когда он сбегал вниз по лестнице, постоянно натыкаясь на целый группы сотрудников Второго.
При виде его все они менялись в лице и бросались прочь с его дороги, норовя укрыться за ближайшей дверью. Или друг за другом. Или хоть за пачкой документов в руках, вжимаясь при этом в стены.
Понятно, нехорошо усмехнулся Первый, значит, дошла уже молва о катастрофе в его мире — и реакция с его стороны ожидается соответствующая. Вот и хорошо!
Влетев с разбега в кабинет Второго, он уже не удивился, увидев, как и у того кровь от лица отлила. Но у Второго, по крайней мере, хватило смелости встать. Если только это не был первый шаг к бегству за дверь кабинета Творца.
— Как ты сюда …? — проблеял он, безуспешно пытаясь принять привычную величественную позу.
— Я в этой башне работал, когда тебя еще ни в одном проекте не было, — небрежно бросил ему Первый. — Вот зашел лично на прием записаться. К Творцу. Вот на эту дату, — процитировал он последнюю фразу в их мысленном контакте.
— С какой стати ты решил …? — ввиду отсутствия непосредственной угрозы насилия, Второму удалось все же приосаниться.
— Дата и время с ним согласованы, — охотно объяснил Первый. — И согласие на прием также получено лично от него, так что не будем зря беспокоить оператора. Ты не стой, — поторопил он Второго взмахом руки, — в талмуд свой вписывай. Так, чтобы я видел.
Грузно опустившись в свое кресло, тот резко притянул к себе здоровенную книгу, рывком открыл ее и принялся листать, чуть не вырывая при этом страницы. Затем он взял, слепо пошарив по столу, ручку — Первый пристально следил за каждым ее движением.
День. Время. Имя посетителя. Над строчкой в следующей графе, существенно большей всех остальных, ручка в руке Второго зависла.
— Цель посещения? — проговорил он бесцветным тоном, все также не поднимая глаз от книги.
Первый развернул сложенный вчетверо манифест и, шагнув вперед, положил его на книгу перед Вторым. И припечатал его ладонью для подтверждения важности момента.
Нахмурившись, Второй пробежал его глазами. Затем прочитал его еще раз. Затем третий — медленно водя взглядом со строки на строку.
— Что это? — поднял он на Первого ожившие, наконец, глаза.
— Цель посещения, — с нарочитым удивлением развел Первый руками. — Все в названии указано — еще раз прочитай!
Глаза у Второго сверкнули — он не успел прикрыть их веками.
— Ты испрашиваешь аудиенцию у Творца, — прищурился Второй, чтобы скрыть блеснувший огонек в глазах, — чтобы объявить о своем открытом бунте против него?
— Нет, — наклонился к нему Первый, уперев кулаки в стол, — я записываюсь на прием к Творцу, чтобы объявить, что определенная часть миров просит его разрешения перейти непосредственно в его подчинение и решать все вопросы лично и только с ним.
Второй не дрогнул под его взглядом. Наоборот, он окончательно ожил — к лицу вернулись краски жизни, уголки губ приподнялись в намеке на неизменную усмешку и даже плечи расправились.
— Слишком обширная формулировка, — повел он кончиком ручки над большой графой, и указал им затем на манифест. — Я могу сюда сокращенный вариант вписать — вот этот?
— Делай, как считаешь нужным — тебе виднее, — широко повел рукой Первый. — А потом ты еще кое-что сделаешь — отметишь получение этого документа здесь, — указал он на другую книгу, в которой фиксировалась сдача каждого его отчета, — и я, конечно же, распишусь в том, что передал тебе его. И если, несмотря ни на что, он у тебя все же потеряется, Творец об этом узнает. О документе он в курсе, — приврал для надежности Первый, — и я ему еще один экземпляр лично вручу.
Губы Второго окончательно сложились в приклеенную улыбку, на которую только что намекали.
И получение от Первого документа он зафиксировал, не издав больше не единого звука возражения — подвинув, разве что, резким тычком книгу ему на подпись.