Ангел-мечтатель (СИ)

Глава 19.6

— Хотел бы еще раз поблагодарить тебя за твой неоценимый вклад в наше дело, — донеслось до него из-за спины. — Теперь, с твоим трюком, нам будет намного легче работать в мирах — и, в особенности, в твоем.

Первый медленно повернулся и посмотрел на сложившего губы в доброжелательную усмешку Второго. Молча, застывшим взглядом — я не позволю ему спровоцировать меня, я не дам ему повод довести его план до конца, я не доставлю ему это удовольствие, твердил он себе мысленно.

— Твой мир оказался довольно строптивым созданием, — продолжил Второй с садистским блеском в глазах. — В нем все еще слишком сильно твое влияние. Но ты, возможно, заметил, что мы уже научились укрощать самых неподдающихся …

… я не позволю ему спровоцировать меня …

— Насколько мне известно, — проговорил Первый отстраненно, безжалостно подавив все эмоции, — в подписанном обеими башнями документе содержится пункт, согласно которому мы можем пополнять свой штат выходцами из миров. Он все еще в силе?

— Разумеется! — широко раскрыл глаза Второй. — Наше слово нерушимо — особенно, если оно зафиксировано в письменном виде и скреплено подписями.

— Прекрасно! — ответил ему Первый таким же невинным взглядом. — Мы заберем своих смертных из всех миров — как только закончится их жизненный цикл. Так что вам лучше не сокращать его.

— Конечно! Как ты мог такое подумать? — развел руки Второй в обескураженном жесте. — Но все же окажись я на твоем месте — не дай Творец! — я бы запасся терпением. Смертным, последовавшим за своими лишившимися разума владельцами, понадобится побольше времени, чтобы полностью осознать пагубность своего проступка — мы приняли решение увеличить срок их пребывания в мирах до пяти жизненных циклов.

… я не дам ему повод довести его план до конца …

— Разумеется, на твой мир это не распространяется, — не дождавшись от него ответа, продолжил Второй. — Он намного сильнее заражен твоим самомнением, он просто пронизан твоим безумием и абсолютно не понимает своего места в нашей вселенной. Но мы все же очистим и его, и его обитателей — десять-пятнадцать жизненных циклов им должно для этого хватить.

— Значит, ты все же не оставил мысль уничтожить его, — проговорил Первый сквозь крепко сжатые зубы. — Такого перенаселения ни один мир не выдержит.

— Ну, до этого еще далеко! — небрежно повел рукой в сторону Второй. — Нужно отдать тебе должное — ты создал очень богатый мир. И мы выжмем из него все эти богатства — до последней капли. Руками его обитателей, разумеется. Он будет сопротивляться … уже сопротивляется. Но теперь мы сможем действовать там в совершенно неощутимом для смертных состоянии — так что все его ответные удары придутся на них.

… я не доставлю ему это удовольствие …

— И кто же тогда богатства для вас выжимать будет? — пожалел Первый, что не может отключить свое сознание, как сделал это с мирами.

— По правде говоря, я не думаю, что эти удары будут смертельными — это все же твое создание, — склонил Второй голову в издевательской похвале. — Но смертные их запомнят. И даже если нет — мы поможем им открыть глаза. Мысль о том, что этот мир им чужд, уже внедрена в их сознание. Мы разовьем ее — приучим их к тому, что он им враждебен, омерзителен, годен лишь для потрошения. Чем больше они будут пытаться подавить его, тем сильнее он будет бить в ответ, и со временем им станет отвратительно малейшее его проявление даже в их собственной природе. Они возненавидят и его, и себя как его элемент — и будут готовы … нет, этого недостаточно … рады покончить с собой, лишь бы покончить с ним. Согласись, это будет красивый — и показательный — конец: твое бесноватое творение падет от рук своих взбесившихся обитателей.

У Первого закончились все мантры. Не произнеся больше ни слова — ни вслух, ни мысленно — он снова развернулся и вышел из той черной, ненасытной, готовой поглотить все живое, дыры, в которую превратилась башня Творца.

Снаружи он сразу, не скрываясь, инвертировался и мстительно усмехнулся, услышав мгновенный щелчок двери у себя за спиной. Отлично — пусть теперь на каждом шагу оглядываются!

— Я вышел, скоро буду, — вызвав миры, сообщил он им, и отправился в свою башню.

На полпути, однако, он остановился. Он ни секунды не сомневался, что Второй только что изложил ему свой истинный план расправы с его миром — или даже, скорее всего, всего лишь часть его — в полной уверенности, что Первый уже бессилен помешать ему. Сейчас он действительно ничего не мог сделать — сам мир лишил его этой возможности — но он мог хотя бы предупредить его.

Подлетев к прозрачной оболочке мира, он на мгновение прикоснулся к ней рукой.

— Это я. Не возражаешь? — добавил он с подчеркнутой вежливостью.

Оболочка отшатнулась от него и вжалась внутрь, словно замахиваясь для удара.

— Я к тебе не лезу, — торопливо продолжил Первый, — я тут кое-что разузнал.

Оболочка замерла, пошла рябью, затуманилась, снова посветлела — и вернулась в прежнее положение.

Первый пересказал миру излияния Второго, особо подчеркнув, что это может быть только верхушка айсберга, под которой может скрываться любая — даже самая невообразимая — подлость и низость.

— Более того, — мрачно заметил Первый, заново переживая ту последнюю, с помощью которой Второй выдавил из него секрет инвертации, — сейчас эти провокаторы уже могут орудовать в невидимости. Пожалуйста, убеди Лилиту, чтобы она умерила свои аппетиты — не дайте им лишний повод обвинить тебя в агрессии против твоих обитателей. Или пусть она ограничиться хотя бы теми первыми, которых тебе подсунули — они уже неизлечимы.

Оболочка чуть расширилась и снова опала, как будто мир вздохнул. И опять это можно было толковать, как угодно — то ли как согласие с тем, что его любимицу нужно усмирить, то ли как признание, что это невозможно.

— А вот на недавних пришельцев ты можешь полностью положиться, — еще раз заверил его Первый. — Они об этой подлости не понаслышке знают — они с ней сражались. Так же, как и их лидеры. Которым они полностью доверяют. Может, пустишь их? Со своими повидаться и организовать их — тебе в помощь.

Оболочка снова затуманилась, затем по ней прошла одно-единственная волна — сверху вниз, как кивок.

— Мог бы и меня с ними пустить, — проворчал Первый одновременно и с облегчением, и с острой обидой. — Я тоже, между прочим, с ними рядом сражался.

Оболочка не затуманилась — потемнела. В ее глубине замерцали молнии. Медленно приближающиеся к ее поверхности. И все, как одна, нацеленные прямо ему в лицо.

— Ладно, я понял! — выставил им навстречу руку Первый. — Все никак не можешь забыть, что я за другие миры сражался, а не за тебя? Так я же тебе который раз твержу, что готов в любой момент рядом с тобой стать!

На темной поверхности оболочки показалась фигура. Отдаленно напоминающая его. Только гротескно искаженная — стоящая на коленях со смиренно склоненной головой. Часть оболочки, на которой появилась фигура, протуберанцем выстрелила в сторону, словно отбрасывая ее от себя.

— Ты прав, — сухо бросил Первый, уязвленный до глубины души, — проигравших никто не жалует. Извини, что побеспокоил.

Не успел он отвернуться, как на том же месте показалась другая фигура. Тоже искаженная, но в преувеличенно торжественном виде — с гордо поднятой головой и вскинутым над ней мечом. Часть оболочки с этой фигурой начала медленно втягиваться внутрь, словно та входила туда церемониальным шагом.

— Да ну? — прищурился Первый. — Значит, мне будет позволено вернуться только с полной победой? И тебя не волнует, где и как я ее раздобуду? А ты пока поставишь в стороне — понаблюдаешь, достаточно ли славы будет к твоему порогу принесено?

Фигура на поверхности оболочки исчезла. Вместо нее оттуда вырвался еще один протуберанец, резко толкнувший Первого прямо в лоб.

— Чтобы тебя правильно понимали, — буркнул он, потирая место довольно внушительного тычка, — объяснять нормально нужно.

Мир не заставил его просить себя дважды. Явив ему новую фигуру. Сидящую на земле со скрещенными ногами, упертыми в них локтями и охватившими голову руками. Вдруг фигура выпрямилась, вскинув руки и просияв лицом — словно на нее озарение нашло.

— Ты хочешь сказать, — озадаченно нахмурился Первый, — что впустишь меня, если я придумаю, как их победить?

Оболочка посветлела до полной прозрачности — за которой Первый ясно увидел далекие очертания своей планеты.

— Ты издеваешься?! — вскипев, Первый стукнул кулаком по оболочке. — Как я могу это сделать? Ты мне свои ловушки строил только там, где я физически находился! Как я могу найти способ противодействовать этим провокаторам, если не знаю, не вижу, что они делают? Если не могу даже изредка появляться рядом с ними! Их ты, между прочим, пускаешь!

Оболочка замерла, как будто окаменела. Потом в ней возникла трещина, словно ее раскололи чем-то острым. Трещина стала расширяться — рывками, явно сопротивляясь — и по обе ее стороны на оболочке стали проступать крупные капли. Которые быстро краснели.

— Извини, я не подумал! — спохватившись, тихо сказал Первый. — Я совсем не хотел сказать, что ты сдался. Я знаю, на что они способны. И я обязательно придумаю, как заставить их убраться отсюда. Держись, брат! И присмотри, пожалуйста, за Лилит — она такая же упрямая, как и ты. Где-то там, в глубине, это все еще она — не дай им окончательно раздавить ее. А я обязательно вернусь. Как ты сказал — когда будет, с чем.

Оболочка больше не шевельнулась ни одной своей частью. Даже когда Первый прикоснулся к ней на прощание. Похоже, мир окончательно закрылся от него — до выполнения своих условий.

Интересно, мелькнуло в голове у Первого, как похоже с Творцом они мыслят. Тот поставил перед ним цель преодолеть раскол между составляющими единое целое башнями, породивший Второго. Мир добавил к ней задачу ликвидировать последствия действий Второго, углубляющего с маниакальным упорством этот раскол.

Ладно, придется оправдывать двойное доверие. Он найдет ту точку опоры, с которой начнется возврат вселенной к равновесию. Но сначала нужно было решить несколько более мелких практических вопросов.