Глава 15.10

Я законопослушно не ответил — это уже не просто дискредитация, это — распространение заведомо ложной информации, порочащей непосредственно высшие эшелоны власти.

— А наверху — это где? — никак не мог он угомониться.

Я перевел дух — исключительно от облегчения.

— На самом верху, точнее не знаю, — твердо заявил я о своей непричастности к разглашению места расположения высших эшелонов. — Туда только вызывают. Стас, например, вхож … был.

— Очень интересно … тут у вас! — снова забулькал он — без малейшего намека на одышку.

Чего не скажешь обо мне — тренировки уже, конечно, снизили остроту проблемы, но еще не устранили ее.

Но остановился я на этаже хранителей только для того, разумеется, чтобы проинструктировать своего спутника.

Оставить его на лестнице я не решился.

Ждать меня в коридоре он отказался.

Пришлось дверь придерживать, чтобы он проскользнул вслед за мной в кабинет моего бывшего руководителя.

Он оказался там передо мной — еще и дверь захлопнул, выдернув ее у меня из рук.

— Я помочь хотел! — обиженно протянул он, когда я послал этого темного … ко всем темным, чтобы они его там побрали, как следует.

— Да закрой ты рот! — рявкнул я, настраиваясь на разговор со своим бывшим руководителем, как на прокладывание пути к нужной мне цели в полной темноте запутанного лабиринта, утопленного в болоте — перескакивая с кочки на кочку и чисто интуитивно выбирая самую надежную для следующего шага …

— О! — взвизгнуло у меня в голове. — Это как раз для меня задачка! Тут ты без меня точно не обойдешься!

А вот — на — тебе, обошелся!

Странно, и без импровизации тоже.

Получив от своего бывшего руководителя отчеты, я сообщил ему, что хотел бы освежить в памяти все подробности своей первой миссии на земле.

Вот видите — даже не помню, подопечный у меня тогда был или подопечная.

С этой миссии я хотел бы начать летопись деятельности обычного хранителя.

Вне всякого сомнения, мой пример вряд ли можно отнести к обычным — но тем большее количество вызовов в моей бывшей профессии и способов их преодоления можно будет осветить.

Такой труд может не только представить определенный практический интерес для моих бывших коллег, но и — главное — существенно поднять оценку работы хранителя в глазах представителей других подразделений.

Да, конечно, я понимаю, что отчет по моей первой миссии относится к документам такой давности, что он хранится уже не в отделе, а в архиве.

Вот туда-то мне и нужно направление.

Все это я выпалил на одном, последнем оставшемся дыхании — чтобы хозяин кабинета меня сразу не выгнал.

Все время моей скороговорки он смотрел на меня все с тем же непроницаемым выражением — но уже без гадливости в нем.

— Я уверен, что у меня получится, — достал я последний туз из рукава, чтобы прервать затянувшееся молчание. — Как Вы, возможно, помните по другому произведению, в создании которого я принимал участие — литературным стилем я владею.

— Да, я помню то произведение, — подал он, наконец, голос — с легким, хотя и настороженным, интересом в нем. — И резонанс, который оно вызвало. А Вы помните его последствия? — притушил он этот интерес прищуром.

Я лихорадочно искал ответ — такой, который не ставит в подобных разговорах финальную точку, а вообще подводит под ними черту, не допуская никаких дальнейших дискуссий.

Тузы в рукаве закончились.

Импровизация умчалась в даль, уведя за собой всю упряжку не ординарных решений.

И этот инвертированный знаток лабиринтов лишь на словах таким оказался.

— Так на что не пойдешь ради большого дела? — пожал я плечами, чтобы разговор не закончился опасным многоточием.

Так, теперь осталось только понять, чем именно я своего бывшего руководителя впечатлил.

И, похоже, не только его — с чего бы это темный хвастун притих?

— Ты себе не представляешь, — мечтательно звякнуло у меня в голове, когда мы вышли на лестницу, — как мне жаль, что я не знал тебя в определенный период моей жизни …

А вот мне — нет, уныло покосился я на лестницу.

По которой нам нужно было подниматься.

Опять.

— Тебя, правда, тогда и на свете еще не было, — донесся до меня меланхолический вздох.

Сверху.

Вот нельзя было архив в подвале, где-нибудь рядом с отрядом Стаса, пристроить?

Я бы туда даже не приближался — вызвал бы его костоломов и сдал бы им это темное ископаемое.

В знак чистосердечного признания и раскаяния.

Последнее стало особо искренним, когда мы зашли — таки дошли! — в архив.

Татьяна мне его, конечно, описывала, но вот у нее точно литературного дара не было — промелькнуло у меня в голове.

Медленно поворачивающейся справа налево.

А потом назад.

Много раз.

С отвисшей челюстью.

На меня дохнуло вечностью — так, что я задохнулся.

У нас, конечно же, было много подразделений.

В каждом из которых было много сотрудников.

И все они писали отчеты.

Даже отряд Стаса.

Не говоря уже об администраторах.

Но не каждый же день!

А здесь у меня взгляд метался от полки к полке, уходящих в едва различимую высь на стеллажах, толпящихся ряд за рядом, колонна за колонной …

И все они содержали только те документы, которые — по сроку давности — представляли уже только научный интерес, не имея никакого значения для реалий нынешней жизни.

Включая мой первый отчет.

Это что — я уже столько прожил?

А когда Татьяна решила без меня на землю возвращаться — уж не после ли посещения этого склепа?

Так, быстро здесь все закончить — и назад.

И добавить к утренней разминке ночную личную.

— Ты внимательно свой документ изучай! — взорвалось у меня в голове неистовое возбуждение. — Возможно, мне понадобится больше времени, чем я предполагал.

— Куда …? — вспотел я от недоброго предчувствия.

А нет, это темный взломщик исчез.

Интересно, у них тут можно копии документов снимать?

Рукописные.

Или мне свой первый отчет наизусть учить, пока источник прохлады не соизволит вернуться?

Сам я его в этой кроличьей норе не найду.

Только заблужусь.

Навечно.

Нет-нет-нет, я, конечно, и сам вечен, но сливаться с вечностью категорически отказываюсь.

Мое место рядом с Татьяной.

В чем я еще раз убедился, прочитав свой первый отчет.

Интересно, все молодые хранители все возможные ошибки совершают или я уже тогда среди всех выделялся?

Наверно, последнее — что-то я не помню такого количества проколов у своего подмастерья.

Но у него был, конечно, наставник — опытный, чуткий, внимательный, умеющий увидеть даже зарождающийся огрех и показать — мягко и ненавязчиво — наилучший путь его устранения.

Редкое среди хранителей явление.

Так что моему подмастерью крупно повезло.

Дважды.

Получить не только наставника, но еще и меня в его лице.

А уж Татьяне-то как повезло!

Вот явись к ней не я, а то подобие меня, которое вот этот отчет писало — и не было бы ни неразрывного контакта, через десятилетия пронесенного, ни ее со мной знакомства, перевернувшего всю ее жизнь, ни надежной опоры, до сих пор укрывающей ее от всех невзгод, ни безупречного проводника, уверенно направляющего ее теперь уже и в вечной жизни.

А в результате всего этого еще и Игорю повезло — вообще на свет родиться.

Нужно будет им всем об этом напомнить.

А то привыкли уже воспринимать меня, как нечто, само собой разумеющееся.

Я и примеры им приведу — я с удовольствием погрузился в свои собственные воспоминания, отмечая в уме — для будущего разговора с каждым из них — самые яркие свидетельства их невероятного везения.

Отбирать было непросто — они множились, наслаивались, одно тянуло за собой другое …

— Все, пошли! — хлестнуло мое разнеженное сознание, словно ударом кнута. — Шевелись давай!

Скомкано поблагодарив служителя архива и сунув ему в руки уже ненужный отчет, я ринулся вслед за взбесившимся темным.

Загрузка...