Ангел-мечтатель (СИ)

Глава 20.13

По правде говоря, я слабо себе представлял, что еще он может мне показать, что оказалось бы более впечатляющим, чем история Марины. Я перебирал в памяти одну увиденную сцену за другой, по привычке анализируя их, сопоставляя и выделяя главное в них — и все мои представления о Марине постепенно лишались всех столь раздражающих меня прежде противоречий и выстраивались в куда более стройную и логичную схему.

Ее одержимость человеческим родом становилась не просто объяснимой — глубоко понятной в свете того факта, что она стояла у самых его истоков. Стоило признать, что я уже и сам далеко не понаслышке, а из собственного опыта знал, насколько иррациональным является отношение даже ангелов к своему потомству — когда Татьяна и ее хранитель пытались изолировать своего отпрыска от моей дочери, разглагольствуя о ее дурном влиянии на него, они вызывали у меня буквально животную неприязнь, несмотря на то, что их намерения полностью совпадали с моими. У Марины же, по всей видимости, такое покровительственное отношение распространилось на всех людей и составило настолько глубинную основу ее личности, что его не смогли вытравить даже бесчисленные и регулярные чистки памяти.

Не менее понятным и даже в некотором роде оправданным становилось ее неприятие обоих ангельских течений. Правящее уже давно превратило землю в свои охотничьи угодья, и хотя наше выполняло на ней, скорее, спасательные миссии, в обоих случаях и в равной степени людей оттуда забирали, обрывая все их связи с тем местом, которое стало для Марины вечным и единственным домом, и даже зачастую лишая их памяти о нем. Я с содроганием вспомнил свой ежедневный кошмар из Дариного детства, когда мне чудилось, как ее опекун, имеющий намного больше возможностей воздействовать на нее, заманивает ее в ловушку светлоликого словоблудия, и она делает выбор в их пользу и — после их обработки ее сознания — перестает даже узнавать меня.

А неуправляемая строптивость Марины и вовсе приобрела черты несомненного достоинства — проведя совершенно невообразимое количество жизней под ежедневным гнетом светлоликих надсмотрщиков, она, в конечном счете, не сдалась и не смирилась, а сохранила самостоятельное и независимое мышление, неподвластное ни кнуту, ни прянику. Моя дочь, к примеру, тоже всегда стояла на своем — и хотя она никогда не шла на конфронтацию с собеседником, а, скорее, привлекала его на свою сторону неотразимой обходительностью, Марина, в отличие от нее, слишком долго была вынуждена противиться немыслимому давлению, чтобы не научиться мгновенно реагировать даже на намек на него равным по силе противодействием.

С еще большим облегчением воспринял я и прояснение некоторых личных аспектов, которые — следует признать справедливости ради — присутствовали в моем состязании с карающим мечом чуть ли не с первого дня нашего, с позволения сказать, сотрудничества. Марина никогда, ни разу не отдала предпочтение ни одному из нас, она всегда вела себя с нами обоими прямо и открыто, но ровно, без каких бы то ни было кокетливых ухищрений, и если и посверкивала иногда глазами, то от возмущения, а не от интереса.

Вновь не стану скрывать, временами меня глубоко задевала такая неизбирательность между интеллектом и воспитанностью с одной стороны, и грубой животной силой с другой — и даже иногда одолевали сомнения то ли в своем профессиональном умении увлечь любого человека, то ли в самой Марининой способности увлечься кем бы то ни было. Сейчас же я просто убедился, что она просто сделала свой выбор давным-давно — смотреть так, как в показанных мне Гением картинах, женщина может лишь на своего единственного и на всю жизнь избранника, который — судя по ее уверенности в своей привлекательности — отвечал ей ничуть не меньшим интересом.

В отличие от карающего меча, Гений был достоин самого фантастического существа на земле — и мне не составило ни малейшего труда отступить в сторону. В конце концов, когда моя дочь убедила меня, что ее увлечение юным стоиком не является мимолетной прихотью, я даже этот выбор принял — и даже постарался затем рассмотреть в нем то, что вызвало в ней столь сильную привязанность.

Что же касается Гения, то у меня не было и тени сомнения, что он — со всей его непревзойденной чуткостью и блистательным умом — сумеет пробудить в Марине прежние чувства, но с тех пор все же прошло невероятное количество времени, и в Марине — достойными куда лучшего применения усилиями светлоликих палачей — произошли существенные изменения. Получить возможность оказать Гению помощь в столь важном для него деле было для меня огромной честью — и я принялся вспоминать все моменты, которые обычно вызывали в Марине самый яркий отклик, будь то кипящее негодование или бурлящий энтузиазм.

Проведя за этим занятием всю ночь, на следующий день я вновь — хотя и запоздало — оценил мудрую предусмотрительность Гения, совету которого набраться сил я так и не последовал.

В самую первую очередь, это был день моего обычного посещения нашей цитадели и, следовательно, доклада … нет, не моему, ее главе. Не будь у меня за плечами такого опыта общения лицом к лицу с самыми прожженными лицедеями правящего большинства, я бы не очень себе представлял, как смогу встретиться с ним.

Ему, однако, удалось пробить даже закаленные веками доспехи моей выдержки.

— Я хочу, чтобы у Вас не было ни малейших сомнений, — торжественно провозгласил он, едва я закончил свой весьма сдержанный доклад об отсутствии каких-либо значимых событий в офисе, — в том, что Ваш вклад в дело возрождения нашего течения и Ваше самопожертвование на пути к нему получили самую высокую оценку. В подтверждение этого раз сообщить Вам, что период Ваших вынужденно тесных и несомненно тягостных контактов с представителями наших партнеров подходит к концу. В самом ближайшем будущем Вы сможете вернуться на землю и обосноваться там рядом с Вашей дочерью — в качестве ее советника.

Не стану скрывать — я растерялся. С одной стороны, это предложение полностью отвечало моим собственным устремлениям, с другой — за ним определенно стояли некоторые перемены в намерениях авторов нового порядка на земле. Которые снова вытолкнули мою дочь в самый его центр и — исходя из необходимости в советнике — в полном одиночестве.

— Сочту за честь, — соблюл я все ожидаемые от меня формальности, — но хотел бы узнать, что вызвало столь лестное для меня назначение — успешность роли советника определяется степенью его владения ситуацией.

— Я вижу, что Вы извлекли весь необходимый опыт из положения нашего представителя как на земле, так и в экспериментальном отделе, — одобрительно кивнул мне глава. Именно поэтому я и ввожу Вас в курс готовящихся перестановок. Вашей дочери предстоит взять на себя фактическое руководство исполинами — и Вы поможете ей делать это исключительно в интересах нашего течения.

— Правящая элита согласилась на замену их кандидата на нашего? — недоверчиво вскинул я брови.

— Разумеется, нет! — пренебрежительно махнул рукой глава. — Но у нас уже давно возникали вопросы в отношении пригодности их ставленника, и наконец, даже им пришлось признать, что он не обладает необходимыми для устойчивого лидерства качествами. При этом, они, конечно же, даже не рассматривают возможность передать бразды правления в руки нашей последовательницы.

— Тогда я не совсем понимаю, — старательно нахмурился я, изображая разочарование, — о каком руководстве с ее стороны шла речь.

— Подчеркну еще раз — фактическом руководстве, — назидательно вскинул указательный палец глава. — Замену не оправдавшему их надежд исполину наши партнеры уже подобрали. Изначально они планировали внедрить его на землю под видом исходного — для минимизации вопросов и возможного недовольства со стороны других исполинов — но впоследствие выяснилось, что Ваша дочь вполне может распознать подделку, что немедленно вызовет отторжение самозванца. Тогда наши партнеры решили не мудрствовать лукаво и просто ввести своего нового фаворита в окружение старого — и, дав ему время завоевать некий авторитет, вывести старого из игры и выдвинуть нового на освободившуюся вакансию.

— Простите, я пока не вижу места моей дочери во всех этих схемах, — совершенно искренне признался я.

— Она уже находится в тесном контакте с другими потенциально перспективными исполинами, — напомнил мне глава. — Наши партнеры несомненно выбрали более рьяного и исполнительного ставленника, но ему просто не хватит времени, чтобы добиться такой же популярности на земле, которой пользуется Вара дочь. Кроме того, насколько нам известно, она способна подчинить своим чарам любого встретившегося ей на пути — и я надеюсь, что новая пешка наших партнеров не станет исключением. Позволю себе также порекомендовать Вам особенно подчеркнуть в разговоре с ней, что именно наши партнеры устранили ее давнего приятеля.

— И как же они собираются сделать это? — едва удержался я в рамках праздного любопытства, вспомнив аварию, которую однажды светлоликие манипуляторы уже пытались устроить моей дочери и юному стоику — с милосердным намерением очистить их память от осознания их полу-ангельской природы.

— По правде говоря, меня это совершенно не интересует, — равнодушно пожал плечами глава. — Он является их креатурой, и они в полном праве поступать с ним так, как сочтут нужным.

— А Вам известно, кого они выбрали в качестве новой? — решил я максимально конкретизировать полученную и крайне тревожную информацию.

— Это интересует меня еще меньше, — тонко усмехнулся глава. — Главное, чтобы они пребывали в полной уверенности, что он стоит во главе исполинов — в то время, как реальная власть над ними будет находиться в руках Вашей дочери, искусно управляемых Вами. И тогда … — Он мечтательно прикрыл глаза.

— И что же тогда? — невольно поежился я, вспомнив маниакальный огонь в его глазах в нескольких последних воспоминаниях Гения. — Определите, пожалуйста, направление, в котором должны действовать мои руки.

— Согласно договору с нашими партнерами, — открыв глаза, расплылся глава в плотоядной усмешке, — люди уже переданы в наше подчинение. Если нам удастся — с помощью Вашей дочери и Вашей собственной — подчинить своей власти и исполинов, мы выбьем у наших партнеров почву под ногами. Мы лишим их сферы влияния и ресурсов пополнения их штата. Мы выдавим их с земли и очистим ее от любых следов их тлетворного воздействия. Мы не будем спешить — мы затратим на это столько времени, сколько потребуется, чтобы сравняться с ними в численности. И тогда мы сокрушим их здесь — но не до конца, конечно, мы просто заставим их испить до дна ту чашу, которую они когда-то поднесли нам. Только наша окажется бездонной. Достойный конец самопровозглашенных властителей вселенной, как Вы считаете?