Английский язык с Марком Твеном. Принц и нищий / Mark Twain. The Prince and the Pauper

CHAPTER XXIII (Глава двадцать третья)

HENDON forced back a smile (Хендон сдержал улыбку; to force back — подавить, сдержать: «заставить назад»), and bent down (и наклонился; to bend down — наклоняться: «гнуться вниз») and whispered in the king's ear (и прошептал королю на ухо):

'Softly, softly my prince (помягче, помягче, мой король), wag thy tongue warily (шевели своим языком осмотрительно) — nay, suffer it not to wag at all (нет, потерпи, чтобы он не двигался вообще = помолчи). Trust in me (доверься мне) — all shall go well in the end (все пойдет хорошо в конце концов).' Then he added, to himself (затем он прибавил, сам себе): 'Sir Miles (сэр Майлс)! Bless me, I had totally forgot I was a knight (благослови меня = Боже правый, я совершенно забыл, что я рыцарь; to forget — забывать)! Lord how marvelous a thing it is (Боже, какая это замечательная вещь), the grip his memory doth take upon his quaint and crazy fancies (то, как его память удерживает его необычные и сумасшедшие фантазии; grip — хватка; to take — брать)!... An empty and foolish title is mine (пустой и глупый титул — мой), and yet it is something to have deserved it (и все же это что-то = это не пустой звук — заслужить его; to deserve — заслужить), for I think (ибо, я думаю) it is more honor to be held worthy (больше чести — считаться достойным; to hold — держать) to be a specter-knight in his Kingdom of Dreams and Shadows (быть призрачным рыцарем в его Царстве Снов и Теней), than to be held base enough (чем считаться низким достаточно) to be an earl in some of the real kingdoms of this world (чтобы быть графом в каком-нибудь из настоящих королевств этого мира).'

The crowd fell apart (толпа рассыпалась: «распалась на части»; to fall — падать) to admit a constable, who approached (чтобы пропустить констебля, который приближался) and was about (и собирался = был около) to lay his hand upon the king's shoulder (положить свою руку королю на плечо), when Hendon said (когда Хендон сказал):

'Gently, good friend (полегче, добрый друг), withhold your hand (придержи свою руку) — he shall go peaceably (он пойдет мирно = сам); I am responsible for that (я ответственный = отвечаю за это). Lead on, we will follow (веди, мы последуем).'

The officer led, with the woman and her bundle (офицер повел, с женщиной и ее узлом; to lead — вести); Miles and the king followed after (Майлс и король последовали за = за ними), with the crowd at their heels (с толпой у их пяток = следующей за ними по пятам). The king was inclined to rebel (король был склонен взбунтоваться); but Hendon said to him in a low voice (но Хендон сказал ему тихим голосом):

'Reflect, sire (поразмысли, сир) — your laws are the wholesome breath of your own royalty (твои законы — это благодетельное дыхание твоего собственного королевского сана); shall their source reject them (будет ли их источник отвергать их), yet require the branches to respect them (и требовать, чтобы ручейки/ответвления = другие люди уважали их)? Apparently, one of these laws has been broken (очевидно, один из этих законов был нарушен; to break — ломать); when the king is on his throne again (когда король на своем троне опять), can it ever grieve him (может ли это когда-либо огорчить его) to remember that when he was seemingly a private person (вспомнить, что когда он был на вид частным лицом) he loyally sunk the king in the citizen (он законопослушно потопил короля в гражданине = поставил гражданина превыше короля; to sink — топить, тонуть) and submitted to its authority (и подчинился его власти)?'

'Thou art right (ты прав); say no more (не говори более); thou shalt see (ты увидишь) that whatsoever the king of England requires a subject to suffer under the law (что чего бы король Англии ни требовал от подданного вынести в соответствии с законом: «под законом»), he will himself suffer (он сам вытерпит) while he holdeth the station of a subject (пока занимает статус подданного).'

When the woman was called upon to testify before the justice of the peace (когда женщина была призвана, чтобы свидетельствовать = давать показания перед мировым судьей: «судьей мира»), she swore (она поклялась; to swear — клясться) that the small prisoner at the bar (что маленький заключенный на суде) was the person who had committed the theft (был человеком, который совершил кражу); there was none able to show the contrary (не было никого, способного показать противоположное), so the king stood convicted (так что король стоял = был приговорен; to stand — стоять). The bundle was now unrolled (узел был теперь развернут), and when the contents proved to be a plump little dressed pig (и когда его содержимое оказалось пухлым маленьким разделанным поросенком), the judge looked troubled (судья выглядел озадаченным), while Hendon turned pale (а Хендон стал бледным = побледнел; to turn — поворачивать(ся), становиться), and his body was thrilled with an electric shiver of dismay (и его тело было объято электрической дрожью испуга); but the king remained unmoved (но король остался недвижим), protected by his ignorance (защищенный своим неведением). The judge meditated (судья поразмышлял), during an ominous pause (в течение зловещей паузы), then turned to the woman, with question (затем повернулся к женщине с вопросом):

'What dost thou hold this property to be worth (во что ты оцениваешь эту собственность: «чего держишь ты эту собственность стоящей»)?'

The woman courtesied and replied (женщина сделала реверанс и ответила):

'Three shillings and eightpence, your worship (три шиллинга и восемь пенсов, ваша честь) — I could not abate a penny (я не могла бы сбавить ни пенни) and set forth the value honestly (и установить цену честно).'

The justice glanced around uncomfortably upon the crowd (судья взглянул вокруг тревожно на толпу), then nodded to the constable and said (затем кивнул констеблю и сказал):

'Clear the court and close the doors (очистите зал суда и закройте двери).'

quaint [kweınt], authority [o:`θOrıtı], judge [GAG]

HENDON forced back a smile, and bent down and whispered in the king's ear:

'Softly, softly my prince, wag thy tongue warily — nay, suffer it not to wag at all. Trust in me — all shall go well in the end.' Then he added, to himself: 'Sir Miles! Bless me, I had totally forgot I was a knight! Lord how marvelous a thing it is, the grip his memory doth take upon his quaint and crazy fancies!... An empty and foolish title is mine, and yet it is something to have deserved it, for I think it is more honor to be held worthy to be a specter-knight in his Kingdom of Dreams and Shadows, than to be held base enough to be an earl in some of the real kingdoms of this world.'

The crowd fell apart to admit a constable, who approached and was about to lay his hand upon the king's shoulder, when Hendon said:

'Gently, good friend, withhold your hand — he shall go peaceably; I am responsible for that. Lead on, we will follow.'

The officer led, with the woman and her bundle; Miles and the king followed after, with the crowd at their heels. The king was inclined to rebel; but Hendon said to him in a low voice:

'Reflect, sire — your laws are the wholesome breath of your own royalty; shall their source reject them, yet require the branches to respect them? Apparently, one of these laws has been broken; when the king is on his throne again, can it ever grieve him to remember that when he was seemingly a private person he loyally sunk the king in the citizen and submitted to its authority?'

'Thou art right; say no more; thou shalt see that whatsoever the king of England requires a subject to suffer under the law, he will himself suffer while he holdeth the station of a subject.'

When the woman was called upon to testify before the justice of the peace, she swore that the small prisoner at the bar was the person who had committed the theft; there was none able to show the contrary, so the king stood convicted. The bundle was now unrolled, and when the contents proved to be a plump little dressed pig, the judge looked troubled, while Hendon turned pale, and his body was thrilled with an electric shiver of dismay; but the king remained unmoved, protected by his ignorance. The judge meditated, during an ominous pause, then turned to the woman, with question:

'What dost thou hold this property to be worth?'

The woman courtesied and replied:

'Three shillings and eightpence, your worship — I could not abate a penny and set forth the value honestly.'

The justice glanced around uncomfortably upon the crowd, then nodded to the constable and said:

'Clear the court and close the doors.'

It was done (это было сделано). None remained but the two officials (никто не остался, кроме двух чиновников), the accused (обвиняемого), the accuser (обвинителя), and Miles Hendon (и Майлса Хендона). This latter was rigid and colorless (этот последний был застывшим и бесцветным = краска сошла с лица), and on his forehead big drops of cold sweat gathered (и на его лбу большие капли холодного пота собирались), broke and blended together (разбивались и смешивались вместе; to break — ломать(ся)), and trickled down his face (и стекали вниз по его лицу). The judge turned to the woman again (судья повернулся к женщине снова), and said (и сказал), in a compassionate voice (и сказал сострадательным голосом):

''Tis a poor ignorant lad (это бедный невежественный мальчик), and mayhap was driven hard by hunger (и, быть может, был движим сильно голодом; to drive — вести, двигать), for these be grievous times for the unfortunate (ибо эти = ныне тяжелые времена для неудачливых; to grieve — горевать); mark you (заметь), he hath not an evil face (он имеет не злое лицо) — but when hunger driveth (но когда голод преследует) — Good woman (добрая женщина)! dost know (знаешь ли ты) that when one steals a thing (что когда кто-то крадет вещь) above the value of thirteen pence ha'penny (выше стоимости 13 пенсов и полпенса) the law saith he shall hang for it (закон говорит, что он должен висеть = быть повешенным за это)?'

The little king started (маленький король вздрогнул), wide-eyed with consternation (с широко раскрытыми глазами от ужаса), but controlled himself and held his peace (но взял себя в руки и сохранил молчание; to hold — держать); but not so the woman (но не так /поступила/ женщина). She sprang to her feet (она вскочила на ноги; to spring — вспрыгнуть), shaking with fright (трясясь от страха) and cried out (и выкрикнула):

'Oh, good lack, what have I done (о Боже, что я наделала)! God-a-mercy (Господи Боже), I would not hang the poor thing for the whole world (я бы не повесила бедняжку ради целого мира; poor — бедный; thing — вещь, существо)! Ah, save me from this, your worship (ах, спасите меня от этого, ваша честь) — what shall I do (что буду я делать), what can I do (что могу я сделать)?'

The justice maintained his judicial composure (судья удержал свое рассудительное спокойствие), and simply said (и просто сказал):

'Doubtless it is allowable to revise the value (несомненно, позволительно пересмотреть стоимость), since it is not yet writ upon the record (так как она пока не записана в протоколе; writ — устар. вместо written от to write — писать).'

'Then in God's name call the pig eightpence (тогда во Имя Божье назовите поросенка восьмипенсовым), and heaven bless the day (и Небо да благословит тот день) that freed my conscience of this awesome thing (который освободил мою совесть от этой ужасной вещи)!'

Miles Hendon forgot all decorum in his delight (Майлс Хендон забыл всю благопристойность в своей радости; to forget — забывать); and surprised the king and wounded his dignity (и удивил короля и уязвил его достоинство) by throwing his arms around him and hugging him (тем, что бросил свои руки вокруг него = обнял и сжал его в объятиях).

The woman made her grateful adieux (женщина совершила свое благодарное прощание) and started away with her pig (и направилась прочь со своим поросенком); and when the constable opened the door for her (а когда констебль открывал дверь для нее), he followed her out into the narrow hall (он последовал за ней наружу в узкий холл). The justice proceeded to write in his record-book (судья продолжал писать в своем журнале). Hendon, always alert (Хендон, всегда начеку), thought he would like to know (подумал, что он хотел бы узнать; to think — думать; would like — хотел бы: «понравилось бы») why the officer followed the woman out (почему чиновник проводил женщину наружу); so he slipped softly into the dusky hall and listened (так что он выскользнул мягко в сумрачный холл и прислушался). He heard a conversation to this effect (он услышал разговор такого содержания; to hear — слышать):

'It is a fat pig (это жирный поросенок), and promises good eating (и обещает хорошую еду); I will buy it of thee (я куплю его у тебя); here is the eightpence (вот восьмипенсовик).'

'Eightpence, indeed (восьмипенсовик, в самом деле)! Thou'lt do no such thing (ты не сделаешь такой вещи). It cost me three shillings and eightpence (она стоила мне три шиллинга и восемь пенсов; to cost — стоить), good honest coin of the last reign (хорошая честная монета последнего короля), that old Harry that's just dead (этот старый Гарри, который только что умер: «есть только что умерший») ne'er touched nor tampered with (никогда не трогал и не мошенничал с = деньгами). A fig for thy eightpence (фигу за твои восемь пенсов)!'

'Stands the wind in that quarter (поднялся вздор: «ветер» в этом районе = вот как ты заговорила)? Thou wast under oath (ты была под присягой), and so swore falsely (и так поклялась неправедно; to swear — клясться) when thou saidst the value was but eightpence (когда ты сказала, что стоимость была только восемь пенсов). Come straightway back with me before his worship (иди прямо назад со мной перед лицо его чести), and answer for the crime (и отвечай за преступление)! — and then the lad will hang (а потом мальчик будет висеть = повешен).'

'There, there (ладно, ладно), dear heart (дорогое сердце = мил человек), say no more (не говори больше), I am content (я довольна). Give me the eightpence (дай мне восьмипенсовик), and hold thy peace about the matter (и храни молчание об этом деле).'

official [ə`fıSəl], awesome [`O:səm], promise [`prOmıs]

It was done. None remained but the two officials, the accused, the accuser, and Miles Hendon. This latter was rigid and colorless, and on his forehead big drops of cold sweat gathered, broke and blended together, and trickled down his face. The judge turned to the woman again, and said, in a compassionate voice:

''Tis a poor ignorant lad, and mayhap was driven hard by hunger, for these be grievous times for the unfortunate; mark you, he hath not an evil face — but when hunger driveth — Good woman! dost know that when one steals a thing above the value of thirteen pence ha'penny the law saith he shall hang for it?'

The little king started, wide-eyed with consternation, but controlled himself and held his peace; but not so the woman. She sprang to her feet, shaking with fright and cried out:

'Oh, good lack, what have I done! God-a-mercy, I would not hang the poor thing for the whole world! Ah, save me from this, your worship — what shall I do, what can I do?'

The justice maintained his judicial composure, and simply said:

'Doubtless it is allowable to revise the value, since it is not yet writ upon the record.'

'Then in God's name call the pig eightpence, and heaven bless the day that freed my conscience of this awesome thing!'

Miles Hendon forgot all decorum in his delight; and surprised the king and wounded his dignity by throwing his arms around him and hugging him.

The woman made her grateful adieux and started away with her pig; and when the constable opened the door for her, he followed her out into the narrow hall. The justice proceeded to write in his record-book. Hendon, always alert, thought he would like to know why the officer followed the woman out; so he slipped softly into the dusky hall and listened. He heard a conversation to this effect:

'It is a fat pig, and promises good eating; I will buy it of thee; here is the eightpence.'

'Eightpence, indeed! Thou'lt do no such thing. It cost me three shillings and eightpence, good honest coin of the last reign, that old Harry that's just dead ne'er touched nor tampered with. A fig for thy eightpence!'

'Stands the wind in that quarter? Thou wast under oath, and so swore falsely when thou saidst the value was but eightpence. Come straightway back with me before his worship, and answer for the crime! — and then the lad will hang.'

'There, there, dear heart, say no more, I am content. Give me the eightpence, and hold thy peace about the matter.'

The woman went off crying (женщина ушла прочь, плача); Hendon slipped back into the courtroom (Хендон скользнул обратно в зал суда), and the constable presently followed (и констебль вскоре последовал), after hiding his prize (спрятав свой трофей; after — после; to hide — прятать) in some convenient place (в каком-то подходящем месте). The justice wrote a while longer (судья писал еще некоторое время: «некоторое время дольше»; to write — писать), then read the king a wise and kindly lecture (затем прочел королю мудрую и добрую лекцию; to read — читать), and sentenced him to a short imprisonment in the common jail (и приговорил его к короткому заключению в общей тюрьме), to be followed (за которой последует: «чтобы быть последованной») by a public flogging (публичная порка; to flog — пороть). The astounded king opened his mouth (потрясенный король открыл свой рот) and was probably going to order (и, вероятно, собирался приказать; to be going to — собираться) the good judge to be beheaded on the spot (чтобы добрый судья был обезглавлен тут же); but he caught a warning sign from Hendon (но он уловил предупредительный знак от Хендона; to catch — ловить; to warn — предостерегать), and succeeded in closing his mouth again (и смог закрыть свой рот снова: «преуспел в закрывании…») before he lost anything out of it (прежде чем он потерял что-либо из него = проронил хоть слово; to lose — терять). Hendon took him by the hand (Хендон взял его за руку; to take — брать), now made reverence to the justice (теперь = затем отдал поклон судье), and the two departed in the wake of the constable (и оба удалились вслед за констеблем; wake — кильватер, след) toward the jail (к тюрьме). The moment the street was reached (в момент /когда/ улица была достигнута = когда они вышли на улицу), the inflamed monarch halted (воспламененный = взбешенный монарх остановился), snatched away his hand (выхватил прочь свою руку), and exclaimed (и воскликнул):

'Idiot, dost imagine (идиот, воображаешь ли ты) I will enter a common jail alive (что я когда-либо войду в общую тюрьму живым)?'

Hendon bent down (Хендон наклонился; to bend down — наклоняться: «гнуться вниз») and said, somewhat sharply (и сказал несколько резко):

'Will you trust in me (доверишься ли ты мне)? Peace (тишина = тихо)! and forbear to worsen our chances (и воздержись от того, чтобы ухудшить = уменьшить наши шансы) with dangerous speech (опасными речами). What God wills, will happen (чего Бог пожелает, случится); thou canst not hurry it (ты не можешь поторопить это), thou canst not alter it (ты не можешь изменить это); therefore wait (следовательно, жди); and be patient (и будь терпелив) — 'twill be time enow to rail or rejoice (будет времени достаточно, чтобы жаловаться или ликовать; ‘twill = it will — это будет) when what is to happen (когда (то), что должно случиться) has happened (случилось = случится).

sign [saın], somewhat [`sAmwOt], alter [`O:ltə]

The woman went off crying; Hendon slipped back into the courtroom, and the constable presently followed, after hiding his prize in some convenient place. The justice wrote a while longer, then read the king a wise and kindly lecture, and sentenced him to a short imprisonment in the common jail, to be followed by a public flogging. The astounded king opened his mouth and was probably going to order the good judge to be beheaded on the spot; but he caught a warning sign from Hendon, and succeeded in closing his mouth again before he lost anything out of it. Hendon took him by the hand, now made reverence to the justice, and the two departed in the wake of the constable toward the jail. The moment the street was reached, the inflamed monarch halted, snatched away his hand, and exclaimed:

'Idiot, dost imagine I will enter a common jail alive?'

Hendon bent down and said, somewhat sharply:

'Will you trust in me? Peace! and forbear to worsen our chances with dangerous speech. What God wills, will happen; thou canst not hurry it, thou canst not alter it; therefore wait; and be patient — 'twill be time enow to rail or rejoice when what is to happen has happened.'