Английский язык с Марком Твеном. Принц и нищий / Mark Twain. The Prince and the Pauper

CHAPTER IV (Глава четвертая)

AFTER hours of persistent pursuit and persecution (спустя часы постоянного преследования и травли), the little prince was at last deserted by the rabble (маленький принц был наконец оставлен толпой) and left to himself (и оставлен в покое: «оставлен самому себе»). As long as he had been able to rage (пока он был способен яриться, сердиться) against the mob (против черни), and threaten it royally (и угрожать ей по-королевски), and royally utter commands that were good stuff to laugh at (и по-королевски отдавать приказы, которые были хорошей вещью (чтобы) посмеяться = над которыми можно было хорошо посмеяться), he was very entertaining (он был интересен: «очень развлекающий»); but when weariness (но когда усталость) finally forced him (наконец заставила его) to be silent (замолкнуть: «быть безмолвным»), he was no longer of use to his tormentors (он уже не был больше полезен = интересен своим мучителям), and they sought amusement (и они искали = отправились искать развлечений; to seek — искать) elsewhere (где-нибудь в другом месте). He looked about him now (он осмотрелся вокруг себя теперь), but could not recognize the locality (но не мог узнать местность). He was within (он был внутри = в пределах) the city of London (города Лондона) — that was all he knew (это было все (что) он знал). He moved on (он двинулся дальше), aimlessly (бесцельно), and in a little while (и через некоторое время) the houses thinned (дома стали редеть; thin — тонкий; разреженный), and the passers-by were infrequent (и прохожие были нечастыми = попадались редко). He bathed (он омыл) his bleeding feet (свои кровоточащие ноги) in the brook (в ручье) which flowed then where Farringdon Street now is (который протекал тогда (там), где сейчас улица Фэррингдон-стрит); rested (отдохнул) a few moments (несколько секунд), then passed on (затем пошел дальше), and presently came upon a great space (и наконец вышел на большое пространство = пустырь) with only a few scattered houses in it (с только несколькими разбросанными домами на нем), and a prodigious church (и громадной церковью). He recognized this church (он узнал эту церковь). Scaffoldings (леса) were about, everywhere (были вокруг, повсюду), and swarms of workmen (и толпы рабочих); for it was undergoing elaborate repairs (так как она реставрировалась: «подвергалась тщательному ремонту»; to undergo — подвергаться; elaborate — тщательный; repair — ремонт). The prince took heart at once (принц воспрял духом: «взял сердце» сразу) — he felt that his troubles (он чувствовал, что его муки) were at an end now (подходили к концу сейчас). He said to himself (он сказал себе), 'It is the ancient Grey Friars' church (это древняя церковь Серых Братьев), which the king my father (которую король, мой отец) hath taken from the monks (отобрал у монахов) and given for a home forever for poor and forsaken children (и отдал под дом навсегда для бедных и брошенных детей), and new-named it Christ's church (и переименовал ее в Церковь Христа). Right gladly (с радостью) will they serve (обслужат они) the son of him who hath done so generously by them (сына того: «его», который так щедро обошелся с ними) — and the more that (и тем более что) that son is himself as poor and as forlorn (этот сын сам так же беден и покинут) as any that be sheltered here this day (как любой, кто будет укрыт здесь в этот день), or ever shall be (или когда-нибудь потом).'

He was soon in the midst (он оказался скоро посреди) of a crowd of boys (толпы мальчишек) who were running, jumping (которые бегали, прыгали), playing at ball and leap-frog (играли в мяч и чехарду; to leap — скакать; frog — лягушка) and otherwise disporting themselves (и /всячески/ иначе резвились), and right noisily (и весьма шумно), too (к тому же: «тоже»). They were all dressed alike (они были все одеты одинаково), and in the fashion (и по моде) which in that day prevailed (которая в то время преобладала) among serving-men (среди слуг) and 'prentices' (и подмастерьев) — that is to say (то есть), each had on the crown of his head (каждый имел на своей макушке) a flat black cap about the size of a saucer (плоскую черную шапочку размером с блюдце), which was not useful as a covering (которая не была полезна в качестве покрытия /головы/), it being of such scanty dimensions (так как она была такого маленького размера), neither was it ornamental (и не служила украшением; ornamental — декоративный); from beneath it (из-под нее) the hair fell (волосы ниспадали), unparted (без пробора: «неразделенные»), to the middle of the forehead (на середину лба), and was cropped (и были собраны в пучок) straight around (вокруг); a clerical band at the neck (священническая лента на шее); a blue gown (синее платье) that fitted closely (которое облегало тело: «подходило близко, тесно») and hung as low as the knees (и свисало до коленей: «так низко как колени») or lower (или ниже); full sleeves (полные, широкие рукава); a broad red belt (широкий красный пояс); bright yellow stockings (яркие желтые чулки), gartered above the knees (подвязанные над коленями); low shoes (низкие башмаки) with large metal buckles (с большими металлическими пряжками). It was a sufficiently ugly costume (это был достаточно уродливый костюм).

pursuit [pə`sju:t], elaborate [ı`læbərət], sufficiently [sə`fıSəntlı]

AFTER hours of persistent pursuit and persecution, the little prince was at last deserted by the rabble and left to himself. As long as he had been able to rage against the mob, and threaten it royally, and royally utter commands that were good stuff to laugh at, he was very entertaining; but when weariness finally forced him to be silent, he was no longer of use to his tormentors, and they sought amusement elsewhere. He looked about him now, but could not recognize the locality. He was within the city of London — that was all he knew. He moved on, aimlessly, and in a little while the houses thinned, and the passers-by were infrequent. He bathed his bleeding feet in the brook which flowed then where Farringdon Street now is; rested a few moments, then passed on, and presently came upon a great space with only a few scattered houses in it, and a prodigious church. He recognized this church. Scaffoldings were about, everywhere, and swarms of workmen; for it was undergoing elaborate repairs. The prince took heart at once — he felt that his troubles were at an end now. He said to himself, 'It is the ancient Grey Friars' church, which the king my father hath taken from the monks and given for a home forever for poor and forsaken children, and new-named it Christ's church. Right gladly will they serve the son of him who hath done so generously by them — and the more that that son is himself as poor and as forlorn as any that be sheltered here this day, or ever shall be.'

He was soon in the midst of a crowd of boys who were running, jumping, playing at ball and leap-frog and otherwise disporting themselves, and right noisily, too. They were all dressed alike, and in the fashion which in that day prevailed among serving-men and 'prentices' — that is to say, each had on the crown of his head a flat black cap about the size of a saucer, which was not useful as a covering, it being of such scanty dimensions, neither was it ornamental; from beneath it the hair fell, unparted, to the middle of the forehead, and was cropped straight around; a clerical band at the neck; a blue gown that fitted closely and hung as low as the knees or lower; full sleeves; a broad red belt; bright yellow stockings, gartered above the knees; low shoes with large metal buckles. It was a sufficiently ugly costume.

The boys stopped their play and flocked about the prince (мальчики прекратили свою игру и столпились вокруг принца), who said with native dignity (который сказал с врожденным чувством собственного достоинства):

'Good lads (добрые ребята), say to your master (скажите своему хозяину) that Edward Prince of Wales (что Эдуард, принц Уэльский) desireth speech with him (желает речь = переговорить с ним; desireth (устар.) = desires; to desire — желать).'

A great shout went up at this (большой крик поднялся при этом), and one rude fellow said (и один грубый парень сказал):

'Marry (ого), art thou his grace's messenger (ты посол Его Милости), beggar (попрошайка)?' The prince's face flushed with anger (лицо принца вспыхнуло гневом), and his ready hand flew to his hip (и его готовая рука взлетела к его бедру), but there was nothing there (но там ничего не было). There was a storm of laughter (была = раздалась буря смеха), and one boy said (и один мальчик сказал):

'Didst mark that (ты заметил это; didst — ты сделал, устар. вместо did)? He fancied (он притворился) he had a sword (/будто/ у него меч) — belike (как будто) he is the prince himself (он есть сам принц).'

This sally (эта фраза) brought more laughter (вызвала (еще) больше смеха). Poor Edward drew himself up proudly (бедный Эдвард выпрямился горделиво; to draw up — выпрямиться) and said (и сказал):

'I am the prince (я принц); and it ill beseemeth you (и это плохо подобает = не подобает вам) that feed upon the king my father's bounty (которые питаются от щедрот короля, моего отца; bounty — щедрость) to use me so (обращаться со мною так).'

This was vastly enjoyed (это всем: «широко» понравилось; to enjoy — наслаждаться), as the laughter testified (как смех свидетельствовал). The youth who had first spoken (юноша, который в начале говорил) shouted to his comrades (крикнул своим товарищам):

'Ho (эй), swine (свиньи), slaves (рабы), pensioners of his grace's princely father (нахлебники высокородного отца его милости), where be your manners (где же ваши манеры; be вместо are)? Down on your marrow bones (на колени: «вниз на ваши кости»), all of ye (все вы: «все из вас»), and do reverence to his kingly port and royal rags (и воздайте почести его королевскому званию и королевским лохмотьям)!'

With boisterous mirth (с буйным весельем) they dropped upon their knees (они рухнули на колени) in a body (в одном теле = все как один) and did mock homage (и воздали шутовские почести) to their prey (своей жертве). The prince spurned (принц отпихнул) the nearest boy with his foot (ближайшего мальчугана ногой), and said fiercely (и сказал яростно):

'Take thou that (вот тебе), till the morrow come (пока утро (не) придет) and I build thee a gibbet (и я (не) построю тебе виселицу)!'

Ah, but this was not a joke (ах, но это не была шутка) — this was going beyond fun (это переходило границы веселья). The laughter ceased on the instant (смех умолк сразу) and fury took its place (и ярость заняла его место). A dozen shouted (дюжина (человек) прокричала):

'Hale him forth (тащи его)! To the horse-pond, to the horse-pond (к лошадиному пруду)! Where be the dogs (где собаки)? Ho, there, Lion (взять, Лев)! ho, Fangs (взять, Клыкастый; fang — клык)!'

Then followed such a thing (затем последовала такая вещь) as England had never seen before (какую Англия никогда не видела прежде) — the sacred person of the heir to the throne (священная особа наследника престола) rudely buffeted (жестоко схваченная) by plebeian hands (плебейскими руками), and set upon (и атакованная) and torn by dogs (и искусанная собаками; to tear — рвать).

As night drew to a close that day (когда ночь приближалась к концу в тот день), the prince found himself (принц оказался: «нашел себя») far down (глубоко) in the close-built (в тесно застроенной) portion of the city (части города). His body was bruised (его тело было в синяках; bruise — синяк; to bruise — ставить синяки), his hands were bleeding (его руки кровоточили), and his rags were all besmirched with mud (а его лохмотья были все измазаны в грязи). He wandered on and on (он брел (все) дальше и дальше), and grew more and more bewildered (и становился (все) больше и больше сбит с толку), and so tired and faint (и такой усталый и слабый) he could hardly drag one foot after the other (/что/ он едва мог переставлять одну ногу за другой). He had ceased to ask questions (он перестал задавать вопросы; to ask — (с)просить) of any one (кому-либо), since they brought him only insult (так как они приносили ему лишь оскорбления/унижения) instead of information (вместо информации). He kept muttering (он продолжал бормотать) to himself (себе под нос: «к себе»), 'Offal Court (Тупик Отбросов) — that is the name (это то самое имя = вот как это место называется); if I can but find it (если я смогу только найти его) before my strength is wholly spent (прежде чем мои силы полностью иссякнут: «будут потрачены») and I drop (и я упаду), then am I saved (тогда я спасен) — for his people will take me to the palace (ибо его люди = родные отведут меня во дворец) and prove that I am none of theirs (и докажут, что я не из их /числа/), but the true prince (но истинный принц), and I shall have mine own again (и я получу свое собственное опять = обратно).' And now and then his mind reverted (и сейчас и тогда = все время его мысли возвращались; mind — сознание) to his treatment (к обращению с ним = к тому, как с ним обращались) by those rude Christ's Hospital boys (этими грубыми мальчишками из Дома Христа), and he said (и он сказал), 'When I am king (когда я стану королем), they shall not have bread and shelter only (они будут иметь не только хлеб и кров; only — только), but also teachings out of books (он также учение из книг); for a full belly (так как полный живот) is little worth (немногого стоит) where the mind is starved (где = если ум голодает), and the heart (как и сердце). I will keep this diligently in my remembrance (я буду хранить это прилежно в моей памяти), that this day's lesson be not lost upon me (чтобы урок этого дня не не был потерян = потрачен зря на меня; to lose — терять), and my people suffer thereby (и мои люди (бы не) страдали от этого); for learning softeneth the heart and breedeth gentleness and charity (ибо учение смягчает сердце и сеет доброту и милосердие; softeneth и breedeth — устар. вместо softens и breeds; to breed — разводить, вскармливать)'.

native [`neıtıv], reverence [`revərəns], instead [ın`sted]

The boys stopped their play and flocked about the prince, who said with native dignity:

'Good lads, say to your master that Edward Prince of Wales desireth speech with him.'

A great shout went up at this, and one rude fellow said:

'Marry, art thou his grace's messenger, beggar?' The prince's face flushed with anger, and his ready hand flew to his hip, but there was nothing there. There was a storm of laughter, and one boy said:

'Didst mark that? He fancied he had a sword — belike he is the prince himself.'

This sally brought more laughter. Poor Edward drew himself up proudly and said:

'I am the prince; and it ill beseemeth you that feed upon the king my father's bounty to use me so.'

This was vastly enjoyed, as the laughter testified. The youth who had first spoken shouted to his comrades:

'Ho, swine, slaves, pensioners of his grace's princely father, where be your manners? Down on your marrow bones, all of ye, and do reverence to his kingly port and royal rags!'

With boisterous mirth they dropped upon their knees in a body and did mock homage to their prey. The prince spurned the nearest boy with his foot, and said fiercely:

'Take thou that, till the morrow come and I build thee a gibbet!'

Ah, but this was not a joke — this was going beyond fun. The laughter ceased on the instant and fury took its place. A dozen shouted:

'Hale him forth! To the horse-pond, to the horse-pond! Where be the dogs? Ho, there, Lion! ho, Fangs!'

Then followed such a thing as England had never seen before — the sacred person of the heir to the throne rudely buffeted by plebeian hands, and set upon and torn by dogs.

As night drew to a close that day, the prince found himself far down in the close-built portion of the city. His body was bruised, his hands were bleeding, and his rags were all besmirched with mud. He wandered on and on, and grew more and more bewildered, and so tired and faint he could hardly drag one foot after the other. He had ceased to ask questions of any one, since they brought him only insult instead of information. He kept muttering to himself, 'Offal Court — that is the name; if I can but find it before my strength is wholly spent and I drop, then am I saved — for his people will take me to the palace and prove that I am none of theirs, but the true prince, and I shall have mine own again.' And now and then his mind reverted to his treatment by those rude Christ's Hospital boys, and he said, 'When I am king, they shall not have bread and shelter only, but also teachings out of books; for a full belly is little worth where the mind is starved, and the heart. I will keep this diligently in my remembrance, that this day's lesson be not lost upon me, and my people suffer thereby; for learning softeneth the heart and breedeth gentleness and charity.'

The lights began to twinkle (огни начали мигать; to begin — начинать), it came on to rain (полил дождь; to come — приходить), the wind rose (ветер поднялся; to rise — подниматься), and a raw and gusty night set in (и промозглая и ветреная ночь наступила; to set in — начинаться, наступать; gust — порыв ветра). The houseless prince (лишенный крова принц), the homeless heir to the throne of England (бездомный наследник престола Англии), still moved on (все еще двигался дальше), drifting deeper into the maze of squalid alleys (забредая глубже в лабиринт убогих переулков) where the swarming hives (где кишащие ульи) of poverty and misery (бедности и горя) were massed together (были собраны вместе).

Suddenly a great drunken ruffian (вдруг большой пьяный хулиган/негодяй) collared him (схватил его за воротник; collar — воротник) and said (и сказал):

'Out to this time of night again (на улице: «снаружи» до этого часа снова), and hast not brought a farthing home (и не принес ни фартинга домой), I warrant me (ручаюсь)! If it be so (если это так), an’ I do not break all the bones in thy lean body (и я не переломаю все кости в твоем тощем теле), then am I not John Canty, but some other (тогда я не Джон Кэнти, а кто-то другой).'

The prince twisted himself loose (принц вывернулся; loose — свободный), unconsciously brushed his profaned shoulder (неосознанно потер свое оскверненное плечо), and eagerly said (и сказал с чувством):

'Oh, art his father (о, ты его отец), truly (истинно)? Sweet heaven grant it be so (дай Бог: «небеса да дадут» чтобы это было так) — then wilt thou fetch him away (тогда уведешь ты его прочь) and restore me (и вернешь (на место) меня)!'

'His father (его отец)? I know not what thou mean'st (я не знаю, что ты имеешь в виду); I but know I am thy father (я только знаю /что/ я твой отец), as thou shalt soon have cause to (как тебе вскоре представится случай) —'

'Oh, jest not (о, не шути — устар. вместо don’t jest), palter not (не лукавь; to palter — изворачиваться; ухищряться; кривить душой; плутовать, хитрить), delay not (не медли)! — I am worn (я измотан; to wear — носить (одежду); снашиваться; изнурять), I am wounded (я изранен), I can bear no more (я не могу вынести больше). Take me to the king my father (возьми = отведи меня к королю, моему отцу), and he will make thee rich beyond thy wildest dreams (и он сделает тебя богатым, как ты не смел и мечтать: «за пределами твоих самых необузданных мечтаний»; wild — дикий). Believe me, man (поверь мне, (добрый) человек), believe me (поверь мне)! I speak no lie (я не говорю ложь), but only the truth (но только правду)! — put forth thy hand (протяни свою руку) and save me (и спаси меня)! I am indeed the Prince of Wales (я действительно принц Уэльский)!'

The man stared down (человек уставился вниз), stupefied (ошеломленный; to stupefy — притуплять; ошеломлять), upon the lad (на паренька), then shook his head and muttered (затем покачал головой и пробормотал; to shake — трясти):

'Gone stark mad as any Tom o' Bedlam (сошел совсем с ума, как какой-нибудь Том из Бедлама; to go mad — сойти с ума)!' — then collared him once more (затем схватил его за воротник еще раз), and said with a coarse laugh (и сказал с грубым смехом) and an oath (и проклятьем), 'But mad or no mad (но безумен ты или не безумен), I and thy Gammer Canty (я и твоя бабка Кэнти) will soon find where the soft places in thy bones lie (пересчитаем тебе ребра: «скоро найдем, где мягкие места в твоих костях лежат»), or I'm no true man (или я не честный человек)!'

With this (с этим = на этом) he dragged (он потащил) the frantic and struggling prince away (обезумевшего и борящегося принца прочь), and disappeared up a front court (и исчез в переднем дворе) followed by a delighted and noisy swarm of human vermin (провожаемый веселящейся и шумной толпой сброда: «человеческих паразитов»; vermin — паразиты (насекомые); вредители).

misery [`mızərı], loose [lu:s], wound [wund], stupefy [`stju:pıfaı]

The lights began to twinkle, it came on to rain, the wind rose, and a raw and gusty night set in. The houseless prince, the homeless heir to the throne of England, still moved on, drifting deeper into the maze of squalid alleys where the swarming hives of poverty and misery were massed together.

Suddenly a great drunken ruffian collared him and said:

'Out to this time of night again, and hast not brought a farthing home, I warrant me! If it be so, an’ I do not break all the bones in thy lean body, then am I not John Canty, but some other.'

The prince twisted himself loose, unconsciously brushed his profaned shoulder, and eagerly said:

'Oh, art his father, truly? Sweet heaven grant it be so — then wilt thou fetch him away and restore me!'

'His father? I know not what thou mean'st; I but know I am thy father, as thou shalt soon have cause to —'

'Oh, jest not, palter not, delay not! — I am worn, I am wounded, I can bear no more. Take me to the king my father, and he will make thee rich beyond thy wildest dreams. Believe me, man, believe me! I speak no lie, but only the truth! — put forth thy hand and save me! I am indeed the Prince of Wales!'

The man stared down, stupefied, upon the lad, then shook his head and muttered:

'Gone stark mad as any Tom o' Bedlam!' — then collared him once more, and said with a coarse laugh and an oath, 'But mad or no mad, I and thy Gammer Canty will soon find where the soft places in thy bones lie, or I'm no true man!'

With this he dragged the frantic and struggling prince away, and disappeared up a front court followed by a delighted and noisy swarm of human vermin.