LET us go backward (позволим нам = давайте вернемся назад) a few hours (на несколько часов), and place ourselves (и расположимся) in Westminster Abbey (в Вестминстерском аббатстве), at four o'clock in the morning (в четыре часа утра) of this memorable Coronation Day (этого памятного Дня коронации). We are not without company (мы не без компании = не одиноки); for although it is still night (ибо хотя это еще ночь), we find the torch-lighted galleries (мы находим освещенные факелами галереи) already filling up with people (уже наполняющимися людьми) who are well content (которые совершенно довольны) to sit still (сидеть смирно) and wait seven or eight hours (и ждать семь или восемь часов) till the time shall come for them to see (пока время не придет для них увидеть) what they may not hope to see twice in their lives (что они не могут надеяться увидеть дважды за свои жизни) — the coronation of a king (коронацию короля). Yes, London and Westminster have been astir (да, Лондон и Вестминстер были на ногах; astir — находящийся в движении; взволнованный, возбужденный; на ногах, вставший с постели; to stir — шевелиться) ever since the warning guns boomed (прямо с тех пор, как предупредительные ружья прогремели = дали залп) at three o'clock (в три часа), and already crowds of untitled rich folk (и уже толпы нетитулованного богатого народа) who have bought the privilege (которые купили привилегию; to buy — купить) of trying to find sitting-room (постараться найти место для сидения; room — место) in the galleries (в галереях) are flocking in (вваливаются; flock — стадо, стая; to flock — стекаться; приходить толпой, собираться толпами, стаями) at the entrances (во входы) reserved for their sort (оставленные для их сорта = для таких людей, как они).
The hours drag along (часы тянутся), tediously enough (нудно достаточно). All stir has ceased for some time (все движение прекратилось на какое-то время), for every gallery has long ago been packed (так как каждая галерея давно /уже/ была заполнена). We may sit now (мы можем присесть теперь), and look and think at our leisure (и смотреть и думать на досуге; at leisure — на досуге; не спеша). We have glimpses (мы имеем взгляды = смотрим) here and there and yonder (сюда и туда и вон туда), through the dim cathedral twilight (сквозь смутные сумерки собора), of portions of many galleries and balconies (на части многих галерей и балконов), wedged full with people (набитых дополна людьми), the other portions of these galleries and balconies (другие части этих галерей и балконов) being cut off (будучи отрезаны; to cut — резать) from sight (от вида = взгляда) by intervening pillars (вмешивающимися = стоящими на пути колоннами) and architectural projections (и архитектурными выступами). We have in view (мы имеем в виду = мы видим) the whole of the great north transept (целый большой северный трансепт) — empty (пустой), and waiting for England's privileged ones (и ожидающий привилегированных лиц Англии). We see also the ample area or platform (мы также видим обширную площадку или помост), carpeted with rich stuffs (устланную богатыми тканями), whereon the throne stands (на которой трон стоит). The throne occupies the center of the platform (трон занимает центр помоста), and is raised above it (и поднят над ней) upon an elevation of four steps (на высоте четырех ступенек). Within the seat of the throne (в сиденье трона) is inclosed a rough flat rock (вложен неотесанный плоский камень) — the Stone of Scone (Сконский камень) — which many generations of Scottish kings sat on (на котором сидели многие поколения шотландских королей; to sit — сидеть) to be crowned (чтобы быть коронованными), and so it in time (и так он через какое-то время) became holy enough (стал священным достаточно) to answer a like purpose (чтобы отвечать = служить той же цели) for English monarchs (для английских монархов). Both the throne and its footstool (и трон, и его подставка для ног) are covered with cloth-of-gold (покрыты золотой парчой).
Stillness reigns (тишина царит), the torches blink dully (факелы мигают тускло), the time drags heavily (время тянется тяжело = медленно). But at last the lagging daylight (но наконец медлящий дневной свет) asserts itself (заявляет о себе), the torches are extinguished (факелы погашены), and a mellow radiance suffuses the great spaces (и мягкое сияние заливает огромные пространства). All features of the noble building are distinct now (все черты благородного здания отчетливы сейчас), but soft and dreamy (но мягки и туманны), for the sun is lightly veiled with clouds (ибо солнце слегка закрыто облаками).
leisure [`leZə], reign [reın], suffuse [sə`fju:z]
LET us go backward a few hours, and place ourselves in Westminster Abbey, at four o'clock in the morning of this memorable Coronation Day. We are not without company; for although it is still night, we find the torch-lighted galleries already filling up with people who are well content to sit still and wait seven or eight hours till the time shall come for them to see what they may not hope to see twice in their lives — the coronation of a king. Yes, London and Westminster have been astir ever since the warning guns boomed at three o'clock, and already crowds of untitled rich folk who have bought the privilege of trying to find sitting-room in the galleries are flocking in at the entrances reserved for their sort.
The hours drag along, tediously enough. All stir has ceased for some time, for every gallery has long ago been packed. We may sit now, and look and think at our leisure. We have glimpses here and there and yonder, through the dim cathedral twilight, of portions of many galleries and balconies, wedged full with people, the other portions of these galleries and balconies being cut off from sight by intervening pillars and architectural projections. We have in view the whole of the great north transept — empty, and waiting for England's privileged ones. We see also the ample area or platform, carpeted with rich stuffs, whereon the throne stands. The throne occupies the center of the platform, and is raised above it upon an elevation of four steps. Within the seat of the throne is inclosed a rough flat rock — the Stone of Scone — which many generations of Scottish kings sat on to be crowned, and so it in time became holy enough to answer a like purpose for English monarchs. Both the throne and its footstool are covered with cloth-of-gold.
Stillness reigns, the torches blink dully, the time drags heavily. But at last the lagging daylight asserts itself, the torches are extinguished, and a mellow radiance suffuses the great spaces. All features of the noble building are distinct now, but soft and dreamy, for the sun is lightly veiled with clouds.
At seven o'clock (в семь часов) the first break (первый сбой) in the drowsy monotony occurs (в сонной монотонности случается); for on the stroke of this hour (ибо когда пробил этот час: «на ударе этого часа») the first peeress (первая леди) enters the transept (входит в трансепт), clothed like Solomon for splendor (одетая как Соломон — по великолепию), and is conducted to her appointed place (и препровождается на ее назначенное место; to conduct — вести) by an official (чиновником) clad in satins and velvets (одетым в атласы и бархаты), whilst a duplicate of him (пока дубликат его = другой такой же чиновник) gathers up (подбирает: «собирает вверх») the lady's long train (длинный шлейф этой дамы), follows after (идет следом: «следует за»), and, when the lady is seated (и, когда дама усаживается), arranges the train (укладывает шлейф) across her lap (у нее на коленях: «поперек ее коленей») for her (для нее). He then places her footstool (он затем располагает ее скамеечку для ног) according to her desire (согласно ее желанию), after which he puts her coronet (после чего он кладет ее диадему) where it will be convenient to her hand (где она будет подходящей для ее руки = у нее под рукой) when the time (когда время) for the simultaneous coroneting (для одновременного увенчивания) of the nobles (дворня) shall arrive (придет).
By this time (к этому времени) the peeresses are flowing in (дамы втекают = заходят) in a glittering stream (сверкающим потоком), and satin-clad officials (и одетые в атлас чиновники) are flitting and glinting everywhere (порхают и вспыхивают = мечутся всюду), seating them (усаживая их) and making them comfortable (и устраивая их поудобнее; comfortable — удобный, находящийся в удобстве). The scene is animated enough now (сцена = это место оживлено достаточно теперь). There is stir and life (есть движение и жизнь), and shifting color everywhere (и изменяющийся цвет повсюду). After a time (через некоторое время), quiet reigns again (тишина царит снова); for the peeresses are all come (так как дамы все пришли), and are all in their places (и все на своих местах) — a solid acre (добрый акр), or such a matter (или что-то вроде: «такое дело»), of human flowers (человеческих цветов), resplendent in variegated colors (блистательных в разнообразных цветах), and frosted (и заиндевевшие) like a Milky Way (как Млечный путь) with diamonds (бриллиантами). There are all ages here (есть все возрасты здесь): brown, wrinkled, white-haired (потемневшие, морщинистые, с белыми волосами) dowagers (пожилые дамы) who are able to go back (которые способны пойти назад), and still back (и еще назад), down the stream of time (вдоль течения времени), and recall the crowning of Richard III (и вспомнить коронацию Ричарда Третьего) and the troublous days (и смутные дни) of that old forgotten age (этого старого забытого века); and there are handsome (и есть красивые) middle-aged dames (дамы среднего возраста); and lovely and gracious young matrons (и милые и любезные молодые матроны); and gentle and beautiful young girls (и нежные и прекрасные молодые девушки), with beaming eyes (со светящимися глазами; beam — луч) and fresh complexions (и свежим цветом лица), who may possibly put on (которые, возможно, могут надеть) their jeweled coronets (свои украшенные драгоценностями диадемы) awkwardly (неловко) when the great time comes (когда великое время придет); for the matter will be new to them (так как это дело будет новым = внове для них), and their excitement (и их волнение) will be a sore hindrance (будет тяжкой помехой). Still, this may not happen (все же, это может не случиться), for the hair of all these ladies (ибо волосы всех этих дам) has been arranged with a special view (были уложены со специальной целью) to the swift and successful (для быстрого и успешного) lodging of the crown in its place (расположения короны на ее месте) when the signal comes (когда сигнал поступит).
We have seen (мы видели; to see — видеть) that this massed array of peeresses (что это великое множество знатных дам) is sown thick with diamonds (усеяно густо бриллиантами; to sow — сеять), and we also see (и мы также видим) that it is a marvelous spectacle (что это прекрасное зрелище) — but now we are about (но теперь мы около = нам предстоит) to be astonished in earnest (быть пораженными всерьез). About nine (около девяти), the clouds suddenly break away (облака внезапно расходятся) and a shaft of sunshine (и луч солнечного света) cleaves the mellow atmosphere (рассекает жирный = плотный воздух), and drifts slowly (и течет медленно) along the ranks of ladies (вдоль рядов дам); and every rank it touches (и каждый ряд, который он затрагивает) flames into a dazzling splendor of many-colored fires (вспыхивает в ослепительном великолепии разноцветных огней), and we tingle to our finger-tips (и у нас покалывает в кончиках пальцев; tip — кончик) with the electric thrill (электрическим разрядом) that is shot through us (который послан через нас; to shoot — стрелять, посылать) by the surprise and the beauty of the spectacle (удивительностью и красотой этого зрелища)! Presently a special envoy (вскоре специальный посланец) from some distant corner of the Orient (из какого-то дальнего закоулка Востока), marching with the general body (шагая с общей группой) of foreign ambassadors (иностранных послов), crosses this bar of sunshine (пересекает эту полосу солнечного света), and we catch our breath (и мы ловим наше дыхание = затаиваем дыхание), the glory that streams and flashes (великолепие, которое струится и сверкает) and palpitates about him (и подрагивает вокруг него) is so overpowering (так всеобъемлюща); for he is crusted (ибо он покрыт) from head to heels (с головы до пят) with gems (драгоценными камнями), and his slightest movement (и его мельчайшее движение) showers a dancing radiance (изливает танцующее сияние) all around him (вокруг него).
peeress [pıə`res], duplicate [`dju:plıkət], sow [sau]
At seven o'clock the first break in the drowsy monotony occurs; for on the stroke of this hour the first peeress enters the transept, clothed like Solomon for splendor, and is conducted to her appointed place by an official clad in satins and velvets, whilst a duplicate of him gathers up the lady's long train, follows after, and, when the lady is seated, arranges the train across her lap for her. He then places her footstool according to her desire, after which he puts her coronet where it will be convenient to her hand when the time for the simultaneous coroneting of the nobles shall arrive.
By this time the peeresses are flowing in in a glittering stream, and satin-clad officials are flitting and glinting everywhere, seating them and making them comfortable. The scene is animated enough now. There is stir and life, and shifting color everywhere. After a time, quiet reigns again; for the peeresses are all come, and are all in their places — a solid acre, or such a matter, of human flowers, resplendent in variegated colors, and frosted like a Milky Way with diamonds. There are all ages here: brown, wrinkled, white-haired dowagers who are able to go back, and still back, down the stream of time, and recall the crowning of Richard III and the troublous days of that old forgotten age; and there are handsome middle-aged dames; and lovely and gracious young matrons; and gentle and beautiful young girls, with beaming eyes and fresh complexions, who may possibly put on their jeweled coronets awkwardly when the great time comes; for the matter will be new to them, and their excitement will be a sore hindrance. Still, this may not happen, for the hair of all these ladies has been arranged with a special view to the swift and successful lodging of the crown in its place when the signal comes.
We have seen that this massed array of peeresses is sown thick with diamonds, and we also see that it is a marvelous spectacle — but now we are about to be astonished in earnest. About nine, the clouds suddenly break away and a shaft of sunshine cleaves the mellow atmosphere, and drifts slowly along the ranks of ladies; and every rank it touches flames into a dazzling splendor of many-colored fires, and we tingle to our finger-tips with the electric thrill that is shot through us by the surprise and the beauty of the spectacle! Presently a special envoy from some distant corner of the Orient, marching with the general body of foreign ambassadors, crosses this bar of sunshine, and we catch our breath, the glory that streams and flashes and palpitates about him is so overpowering; for he is crusted from head to heels with gems, and his slightest movement showers a dancing radiance all around him.
Let us change (позволим нам сменить = давайте сменим) the tense for convenience (время для удобства = перейдем в прошедшее время). The time drifted along (время тянулось дальше) — one hour (один час) — two hours (два часа) — two hours and a half (два с половиной часа: «два часа и половина»); then the deep booming of artillery (затем низкий залп артиллерии) told that the king and his grand procession (оповестил, что король и его величественная процессия; to tell — сказать, рассказать) had arrived at last (прибыли наконец); so the waiting multitude rejoiced (и ожидающая толпа возликовала). All knew that a further delay (все знали, что дальнейшее промедление; to know — знать) must follow (должно воспоследовать), for the king must be prepared and robed (ибо король должен быть приготовлен и облачен) for the solemn ceremony (для торжественной церемонии); but this delay (но эта задержка) would be pleasantly occupied (была бы приятно занята) by the assembling of the peers of the realm (сбором пэров королевства) in their stately robes (в их величественных нарядах). These were conducted ceremoniously (эти = они были препровождены церемониально) to their seats (на свои места), and their coronets placed conveniently at hand (и их короны положены удобно у руки); and meanwhile the multitude in the galleries (и тем временем толпа в галереях) were alive with interest (была оживлена интересом), for most of them (ибо большая часть из них) were beholding for the first time (наблюдала в первый раз), dukes, earls, and barons (герцогов, графов и баронов), whose names had been historical (чьи имена были историческими = в истории) for five hundred years (пятьсот лет). When all were finally seated (когда все были наконец усажены), the spectacle from the galleries (представление с галерей) and all coigns of vantage (и всех выгодных для наблюдения позиций: «углов преимущества») was complete (было завершено); a gorgeous one to look upon and to remember (роскошное одно = представление, чтобы смотреть на /него/ и запомнить).
Now the robed and mitered (теперь облаченные в рясы и митры) great heads of the church (главы церкви), and their attendants (и их прислужники), filed in upon the platform (вышли шеренгой на помост; to file in — в(ы)ходить шеренгой) and took their appointed places (и заняли свои назначенные места; to take — брать); these were followed by the Lord Protector (за ними последовали лорд-протектор: «они были сопровождены лордом-протектором») and other great officials (и другими высокопоставленными чиновниками), and these again (а эти опять = в свою очередь) by a steel-clad (одетым в сталь) detachment of the Guard (отрядом стражи).
There was a waiting pause (была ожидающая пауза); then, at a signal (затем, по сигналу), a triumphant peal of music (триумфальный трезвон музыки) burst forth (раздался: «взорвался вперед»), and Tom Canty (и Том Кэнти), clothed in a long robe of cloth-of-gold (одетый в длинную мантию из золотой парчи), appeared at a door (появился в дверях), and stepped upon the platform (и взошел на помост). The entire multitude rose (целая = вся толпа поднялась; to rise — подниматься; multitude — множество; толпа), and the ceremony of the Recognition ensued (и церемония коронации: «признания» последовала).
Then a noble anthem (тогда благородный гимн) swept the Abbey with its rich waves of sound (наполнил Аббатство своими богатыми волнами звука; to sweep — охватить); and thus heralded and welcomed (и, таким образом представленный и приветствуемый; to herald — возвещать), Tom Canty was conducted to the throne (Том Кэнти был подведен к трону). The ancient ceremonies went on (древние церемонии проходили; to go on — происходить) with impressive solemnity (с впечатляющей величественностью), whilst the audience gazed (пока публика глазела); and as they drew nearer and nearer to completion (и пока они подходили ближе и ближе к завершению), Tom Canty grew pale, and still paler (Том Кэнти становился бледным и еще бледнее; to grow — расти, становиться), and a deep and steadily deepening woe (и глубокое и неуклонно углубляющееся горе) and despondency (и отчаяние) settled down upon his spirits (опустились на его дух) and upon his remorseful heart (и на его раскаявшееся сердце; remorse — раскаяние, угрызение совести).
At last the final act (наконец последний акт) was at hand (приблизился: «был у руки»). The Archbishop of Canterbury (Архиепископ Кентерберийский) lifted up the crown of England (поднял корону Англии) from its cushion (с ее подушки) and held it out (и протянул ее; to hold out — протянуть: «держать наружу») over the trembling mock king's head (над головой дрожащего потешного короля). In the same instant (в то же мгновение) a rainbow radiance (радужное сияние) flashed along the spacious transept (вспыхнуло вдоль просторного трансепта); for with one impulse (ибо в едином порыве) every individual in the great concourse of nobles (каждый человек в великом сборище дворян) lifted a coronet (поднял корону) and poised it (и стал держать ее) over his or her head (над своей: «его или ее» головой) — and paused in that attitude (и замер в этом положении).
multitude [`mAltıtju:d], vantage [`va:ntıG], entire [ın`taıə], remorse [rı`mO:s]
Let us change the tense for convenience. The time drifted along — one hour — two hours — two hours and a half; then the deep booming of artillery told that the king and his grand procession had arrived at last; so the waiting multitude rejoiced. All knew that a further delay must follow, for the king must be prepared and robed for the solemn ceremony; but this delay would be pleasantly occupied by the assembling of the peers of the realm in their stately robes. These were conducted ceremoniously to their seats, and their coronets placed conveniently at hand; and meanwhile the multitude in the galleries were alive with interest, for most of them were beholding for the first time, dukes, earls, and barons, whose names had been historical for five hundred years. When all were finally seated, the spectacle from the galleries and all coigns of vantage was complete; a gorgeous one to look upon and to remember.
Now the robed and mitered great heads of the church, and their attendants, filed in upon the platform and took their appointed places; these were followed by the Lord Protector and other great officials, and these again by a steel-clad detachment of the Guard.
There was a waiting pause; then, at a signal, a triumphant peal of music burst forth, and Tom Canty, dothed in a long robe of cloth-of-gold, appeared at a door, and stepped upon the platform. The entire multitude rose, and the ceremony of the Recognition ensued.
Then a noble anthem swept the Abbey with its rich waves of sound; and thus heralded and welcomed, Tom Canty was conducted to the throne. The ancient ceremonies went on with impressive solemnity, whilst the audience gazed; and as they drew nearer and nearer to completion, Tom Canty grew pale, and still paler, and a deep and steadily deepening woe and despondency settled down upon his spirits and upon his remorseful heart.
At last the final act was at hand. The Archbishop of Canterbury lifted up the crown of England from its cushion and held it out over the trembling mock king's head. In the same instant a rainbow radiance flashed along the spacious transept; for with one impulse every individual in the great concourse of nobles lifted a coronet and poised it over his or her head — and paused in that attitude.
A deep hush pervaded the Abbey (глубокое молчание наполнило Аббатство). At this impressive moment (в этот впечатляющий момент), a startling apparition (пугающий = страшный призрак) intruded upon the scene (вторгся на место действия) — an apparition observed by none (призрак, не замеченный никем) in the absorbed multitude (в поглощенной /церемонией/ толпе), until it suddenly appeared (пока он внезапно не показался), moving up the great central aisle (двигаясь вдоль большого центрального нефа). It was a boy (это был мальчик), bareheaded (с непокрытой головой; bare — голый; head — голова), ill shod (плохо обутый; to shoe — обувать), and clothed in coarse plebeian garments (и одетый в грубую плебейскую одежду) that were falling to rags (которая разваливалась на лоскутки). He raised his hand with a solemnity (он поднял свою руку с торжественностью) which ill comported (которая плохо согласовывалась) with his soiled and sorry aspect (с его грязным и жалким видом), and delivered this note of warning (и произнес это предупреждение: «знак предупреждения»):
'I forbid you (я запрещаю вам) to set the crown of England (возлагать корону Англии) upon that forfeited head (на эту утраченную = шальную голову). I am the king (я король)!'
In an instant (в одно мгновение) several indignant hands (несколько негодующих рук) were laid upon the boy (были положены на = схватили мальчика; to lay — класть); but in the same instant Tom Canty (но в то же мгновение Том Кэнти), in his regal vestments (в своих королевских одеждах), made a swift step forward (сделал стремительный шаг вперед) and cried out in a ringing voice (и вскричал звонким голосом):
'Loose him and forbear (отпустите его и воздержитесь = не троньте его)! He is the king (он король)!'
A sort of panic of astonishment (что-то вроде панического удивления) swept the assemblage (охватило собрание; to sweep — охватить), and they partly rose (и они отчасти встали = привстали; to rise — встать) in their places (на своих местах) and stared in a bewildered way (и уставились озадаченно) at one another (друг на друга) and at the chief figures in this scene (и на главных фигур = персонажей этого действия), like persons who wondered (как люди, которые интересовались = не знали) whether they were awake (были ли они бодрствующими) and in their senses (и в чувстве), or asleep and dreaming (или спящими и видящими сон). The Lord Protector was as amazed as the rest (лорд-протектор был так же поражен, как остальные), but quickly recovered himself (но быстро пришел в себя) and exclaimed in a voice of authority (и воскликнул голосом властным: «власти»):
'Mind not his Majesty (не обращайте внимания на его величество), his malady is upon him again (его болезнь на нем = поразила его снова) — seize the vagabond (хватайте этого бродягу)!'
He would have been obeyed (ему бы повиновались), but the mock king stamped his foot and cried out (но потешный король топнул ногой и вскричал):
'On your peril (под страхом смерти: «на твою гибель»)! Touch him not (не трогайте его), he is the king (он король)!'
The hands were withheld (руки убраны; to withhold — удерживать); a paralysis fell upon the house (паралич пал на все здание; to fall — падать), no one moved (никто не двигался), no one spoke (никто не говорил); indeed, no one knew (действительно, никто не знал; to know — знать) how to act or what to say (как действовать или что говорить), in so strange and surprising an emergency (при таком странном и удивительном событии). While all minds were struggling (пока все умы изо всех сил старались) to right themselves (привести мысли: «себя» в порядок; to right — исправить, привести в порядок), the boy still moved steadily forward (мальчик все еще двигался неуклонно вперед), with high port and confident mien (с высокой = гордой осанкой и уверенным выражением лица); he had never halted from the beginning (он ни разу не остановился с самого начала /пути/; never = никогда, ни разу, так и не); and while the tangled minds (а пока запутавшиеся = озадаченные умы) still floundered helplessly (все еще барахтались беспомощно), he stepped upon the platform (он ступил на помост), and the mock king ran with a glad face to meet him (и потешный король побежал с радостным лицом встретить его; to run — бежать); and fell on his knees before him and said (и пал на колени перед ним и сказал; to fall — падать):
'Oh, my lord the king (о, мой господин король), let poor Tom Canty be first (позволь бедному Тому Кэнти быть первым) to swear fealty to thee (чтобы поклясться верным = присягнуть на верность тебе), and say (и сказать) "Put on thy crown (надень свою корону) and enter into thine own again (и войди в твое собственное снова = верни себе свое)!"'
The Lord Protector's eye fell sternly (глаз = взгляд лорда-протектора пал строго) upon the new-comer's face (на лицо вновь прибывшего; new — новый; to come — приходить); but straightway the sternness vanished away (но тут же эта строгость исчезла прочь), and gave place to an expression of wondering surprise (и уступила место выражению сомневающегося удивления). This thing happened also (эта вещь случилась также) to the other great officers (с остальными великими чиновниками). They glanced at each other (они взглянули друг на друга), and retreated a step (и отступили на шаг) by a common and unconscious impulse (по общему и бессознательному побуждению). The thought in each mind was the same (мысль в каждой голове: «уме» была та же самая): 'What a strange resemblance (какое разительное сходство)!'
The Lord Protector reflected a moment or two (лорд-протектор поразмышлял секунду-другую) in perplexity (в озадаченности), then he said (затем он сказал), with grave respectfulness (с важной почтительностью):
'By your favor, sir (с вашего одобрения, сэр), I desire to ask certain questions which (я желаю задать некоторые вопросы, которые; to ask — спрашивать) —'
'I will answer them, my lord (я отвечу на них, милорд).'
The duke asked him many questions about the court (герцог задал ему много вопросов о дворе), the late king (покойном короле), the prince, the princesses (принце, принцессах). The boy answered them correctly (мальчик ответил на них правильно) and without hesitating (и без колебания; to hesitate — колебаться, медлить). He described the rooms of state in the palace (он описал парадные комнаты во дворце; state — парадность, государство), the late king's apartments (апартаменты покойного короля), and those of the Prince of Wales (и принца Уэльского: «эти» = апартаменты).
It was strange (это было странно); it was wonderful (это было удивительно); yes, it was unaccountable (да, это было необъяснимо; to account — отчитываться, давать отчет) — so all said that heard it (так все сказали, которые слышали это). The tide was beginning to turn (дела начинал оборачиваться = к лучшему; tide — дела, время, прилив), and Tom Canty's hopes to run high (а надежды Тома Кэнти — возрастать: «бежать высоко»), when the Lord Protector shook his head and said (когда лорд-протектор покачал головой и сказал; to shake — трясти):
'It is true it is most wonderful (это верно, что это совершенно поразительно) — but it is no more than our lord the king likewise can do (но это не больше, чем наш повелитель король также может сделать).' This remark (это замечание), and this reference to himself, as still the king (и это упоминание себя как все еще короля), saddened Tom Canty (опечалило Тома Кэнти), and he felt his hopes crumbling from under him (и он почувствовал свои надежды крошащимися из-под него = как надежды рушатся; to feel — чувствовать).
'These are not proofs (это не доказательства),' added the Protector (добавил регент).
scene [si:n], plebeian [plə`bi:ən], withhold [wıθ`hquld]
A deep hush pervaded the Abbey. At this impressive moment, a startling apparition intruded upon the scene — an apparition observed by none in the absorbed multitude, until it suddenly appeared, moving up the great central aisle. It was a boy, bareheaded, ill shod, and clothed in coarse plebeian garments that were falling to rags. He raised his hand with a solemnity which ill comported with his soiled and sorry aspect, and delivered this note of warning:
'I forbid you to set the crown of England upon that forfeited head. I am the king!'
In an instant several indignant hands were laid upon the boy; but in the same instant Tom Canty, in his regal vestments, made a swift step forward and cried out in a ringing voice:
'Loose him and forbear! He is the king!'
A sort of panic of astonishment swept the assemblage, and they partly rose in their places and stared in a bewildered way at one another and at the chief figures in this scene, like persons who wondered whether they were awake and in their senses, or asleep and dreaming. The Lord Protector was as amazed as the rest, but quickly recovered himself and exclaimed in a voice of authority:
'Mind not his Majesty, his malady is upon him again — seize the vagabond!'
He would have been obeyed, but the mock king stamped his foot and cried out:
'On your peril! Touch him not, he is the king!'
The hands were withheld; a paralysis fell upon the house, no one moved, no one spoke; indeed, no one knew how to act or what to say, in so strange and surprising an emergency. While all minds were struggling to right themselves, the boy still moved steadily forward, with high port and confident mien; he had never halted from the beginning; and while the tangled minds still floundered helplessly, he stepped upon the platform, and the mock king ran with a glad face to meet him; and fell on his knees before him and said:
'Oh, my lord the king, let poor Tom Canty be first to swear fealty to thee, and say "Put on thy crown and enter into thine own again!"'
The Lord Protector's eye fell sternly upon the new-comer's face; but straightway the sternness vanished away, and gave place to an expression of wondering surprise. This thing happened also to the other great officers. They glanced at each other, and retreated a step by a common and unconscious impulse. The thought in each mind was the same: 'What a strange resemblance!'
The Lord Protector reflected a moment or two in perplexity, then he said, with grave respectfulness:
'By your favor, sir, I desire to ask certain questions which —'
'I will answer them, my lord.'
The duke asked him many questions about the court, the late king, the prince, the princesses. The boy answered them correctly and without hesitating. He described the rooms of state in the palace, the late king's apartments, and those of the Prince of Wales.
It was strange; it was wonderful; yes, it was unaccountable — so all said that heard it. The tide was beginning to turn, and Tom Canty's hopes to run high, when the Lord Protector shook his head and said:
'It is true it is most wonderful — but it is no more than our lord the king likewise can do.' This remark, and this reference to himself, as still the king, saddened Tom Canty, and he felt his hopes crumbling from under him.
'These are not proofs,' added the Protector.
The tide was turning very fast now (дела оборачивались очень быстро сейчас; tide — прилив и отлив), very fast, indeed (очень быстро действительно) — but in the wrong direction (но в неправильную сторону); it was leaving poor Tom Canty stranded on the throne (этот прилив оставлял бедного Тома Кэнти выброшенным на трон; stranded — выброшенный на берег), and sweeping the other out to sea (и уносил другого в открытое море: «наружу в море»). The Lord Protector communed with himself (лорд-протектор посовещался сам с собой) — shook his head (покачал головой; to shake — трясти) — the thought forced itself upon him (мысль навязывала себя ему = неотступно преследовала его), 'It is perilous to the state and to us all (это гибельно для государства и для нас всех; peril — опасность; риск, угроза), to entertain so fateful a riddle as this (заниматься такой фатальной/зловещей загадкой, как эта); it could divide the nation (она может расколоть народ; to divide — разделить) and undermine the throne (и подорвать трон).' He turned and said (он повернулся и сказал):
'Sir Thomas, arrest this (сэр Томас, арестуйте этого) — No, hold (нет, погодите)!' His face lighted (его лицо прояснилось), and he confronted (и он посмотрел пристально на) the ragged candidate (оборванного претендента) with this question (с таким вопросом):
'Where lieth the Great Seal (где лежит Великая Печать)? Answer me this truly (ответь мне это истинно), and the riddle is unriddled (и загадка разрешена); for only he (ибо только он = тот) that was Prince of Wales (который был принцем Уэльским) can so answer (может так ответить)! On so trivial a thing hang a throne and a dynasty (от такой пустячной вещи висят = зависят трон и династия)!'
It was a lucky thought, a happy thought (это была удачная мысль, счастливая мысль). That it was so considered (то, что она была сочтенной таковой) by the great officials (высокопоставленными чиновниками) was manifested by the silent applause (было выражено молчаливым одобрением) that shot from eye to eye (которое стреляло = устремлялось из взора во взор; to shoot — стрелять, кидать) around their circle (по их кругу) in the form of bright approving glances (в форме ярких одобряющих взглядов; to approve — одобрять). Yes, none but the true prince (да, никто кроме настоящего принца) could dissolve the stubborn mystery (мог бы разрешить нелегкую: «упрямую» загадку) of the vanished Great Seal (пропавшей Великой Печати) — this forlorn little impostor (этот жалкий маленький самозванец) had been taught his lesson well (был научен своему уроку хорошо; to teach — учить кого-либо), but here his teachings must fail (но здесь его уроки должны спасовать), for his teacher himself (ибо его учитель сам) could not answer that question (не мог бы ответить на этот вопрос) — ah, very good, very good indeed (ах, очень хорошо, очень хорошо в самом деле); now we shall be rid (теперь мы будем избавлены) of this troublesome and perilous business (от этого беспокойного и опасного дела) in short order (живо: «в коротком порядке»)! And so they nodded invisibly (и поэтому они кивнули незаметно) and smiled inwardly with satisfaction (и улыбнулись внутренне = про себя с удовлетворением), and looked to see (и предвкушали увидеть) this foolish lad (этого глупого мальчика) stricken with a palsy of guilty confusion (пораженного оцепенением виноватого смущения; to strike — бить). How surprised they were, then (как удивлены они были, тогда), to see nothing of the sort happen (увидеть, что ничего подобного не случилось) — how they marveled (как они поразились) to hear him answer up promptly (услышать, как он отвечает без запинки), in a confident and untroubled voice (уверенным и необеспокоенным голосом), and say (и говорит):
'There is naught in this riddle (нет ничего в этой загадке) that is difficult (что является сложным).' Then, without so much as a by-your-leave to anybody (затем, без церемоний: «без так много, как с-вашего-позволения кому-либо»), he turned and gave this command (он повернулся и отдал этот приказ), with the easy manner of one (в легкой манере человека: «одного») accustomed to doing such things (привыкшего делать подобные вещи): 'My Lord St. John (милорд Сент-Джон), go you to my private cabinet in the palace (идите в мой личный кабинет в этом дворце) — for none knoweth the place better than you (ибо никто не знает это место лучше, чем вы) — and, close down to the floor (и близко внизу у пола), in the left corner remotest from the door (в левом углу самом дальнем от двери) that opens from the antechamber (которая открывается от передней), you shall find in the wall (вы найдете в стене) a brazen nail-head (медную шляпку гвоздя; nail — гвоздь; head — голова, шляпка); press upon it (нажмите на нее) and a little jewel closet (и маленький ящичек для драгоценностей; jewel — драгоценный камень, сокровище) will fly open (распахнется: «разлетится открытым») which not even you do know of (о котором даже вы не знаете) — no, nor any soul else in all the world but me (нет, и ни одна душа больше во всем мире, кроме меня) and the trusty artisan (и надежного мастера) that did contrive it for me (который разработал/придумал его для меня). The first thing that falleth under your eye (первая вещь, которая попадется тебе на глаза; to fall — падать; under — под) will be the Great Seal (будет Великая Печать) — fetch it hither (принеси ее сюда).'
All the company wondered at this speech (все собрание удивилось этой речи), and wondered still more (и удивилось еще больше) to see the little mendicant pick out this peer (увидеть, как этот маленький попрошайка выбрал: «взял наружу» этого лорда) without hesitancy or apparent fear of mistake (без колебания или заметного страха ошибки), and call him by name (и назвал его по имени) with such a placidly convincing air (с таким безмятежно убедительным видом; to convince — убеждать) of having known him all his life (/словно/ он знал его всю свою жизнь). The peer was almost surprised into obeying (лорд был почти удивлен в послушание = так удивился, что чуть не послушался). He even made a movement as if to go (он даже сделал движение, как если бы идти), but quickly recovered his tranquil attitude (но быстро восстановил свою спокойную позу) and confessed his blunder with a blush (и выдал свой промах краской = покраснел). Tom Canty turned upon him (Том Кэнти повернулся к нему) and said, sharply (и сказал резко):
'Why dost thou hesitate (почему ты колеблешься; dost — устар. делаешь)? Hast not heard the king's command (разве ты не слышал приказ короля; hast = have thou)? Go (иди)!'
The Lord St. John made a deep obeisance (лорд Сент-Джон отвесил глубокий поклон) — and it was observed (и было замечено = заметно) that it was a significantly cautious and non-committal one (что это был весьма осторожный и ни к чему не обязывающий поклон: «один»), it not being delivered (который не предназначался: «он не будучи сделан») at either of the kings (ни одному из королей), but at the neutral ground (но нейтральному пространству: «земле») about half-way (примерно на полдороги) between the two (между двумя) — and took his leave (и удалился: «взял свой уход»).
commune [`kOmju:n], dynasty [`dınəstı], artisan [a:tı`zæn], remote [ri`mqut]
The tide was turning very fast now, very fast, indeed — but in the wrong direction; it was leaving poor Tom Canty stranded on the throne, and sweeping the other out to sea. The Lord Protector communed with himself — shook his head — the thought forced itself upon him, 'It is perilous to the state and to us all, to entertain so fateful a riddle as this; it could divide the nation and undermine the throne.' He turned and said:
'Sir Thomas, arrest this — No, hold!' His face lighted, and he confronted the ragged candidate with this question:
'Where lieth the Great Seal? Answer me this truly, and the riddle is unriddled; for only he that was Prince of Wales can so answer! On so trivial a thing hang a throne and a dynasty!'
It was a lucky thought, a happy thought. That it was so considered by the great officials was manifested by the silent applause that shot from eye to eye around their circle in the form of bright approving glances. Yes, none but the true prince could dissolve the stubborn mystery of the vanished Great Seal — this forlorn little impostor had been taught his lesson well, but here his teachings must fail, for his teacher himself could not answer that question — ah, very good, very good indeed; now we shall be rid of this troublesome and perilous business in short order! And so they nodded invisibly and smiled inwardly with satisfaction, and looked to see this foolish lad stricken with a palsy of guilty confusion. How surprised they were, then, to see nothing of the sort happen — how they marveled to hear him answer up promptly, in a confident and untroubled voice, and say:
'There is naught in this riddle that is difficult.' Then, without so much as a by-your-leave to anybody, he turned and gave this command, with the easy manner of one accustomed to doing such things: 'My Lord St. John, go you to my private cabinet in the palace — for none knoweth the place better than you — and, close down to the floor, in the left corner remotest from the door that opens from the antechamber, you shall find in the wall a brazen nail-head; press upon it and a little jewel closet will fly open which not even you do know of — no, nor any soul else in all the world but me and the trusty artisan that did contrive it for me. The first thing that falleth under your eye will be the Great Seal — fetch it hither.'
All the company wondered at this speech, and wondered still more to see the little mendicant pick out this peer without hesitancy or apparent fear of mistake, and call him by name with such a placidly convincing air of having known him all his life. The peer was almost surprised into obeying. He even made a movement as if to go, but quickly recovered his tranquil attitude and confessed his blunder with a blush. Tom Canty turned upon him and said, sharply:
'Why dost thou hesitate? Hast not heard the king's command? Go!'
The Lord St. John made a deep obeisance — and it was observed that it was a significantly cautious and non-committal one, it not being delivered at either of the kings, but at the neutral ground about half-way between the two — and took his leave.
Now began a movement (теперь началось движение; to begin — начинаться) of the gorgeous particles of that official group (разноцветных/ярких частичек этой придворной группы; gorgeous — пышный, великолепный) which was slow, scarcely perceptible (которое было медленным, едва заметным), and yet steady and persistent (и все же устойчивым и постоянным) — a movement such as is observed in a kaleidoscope (движение такое, как наблюдается в калейдоскопе) that is turned slowly (который крутится медленно), whereby the components of one splendid cluster (вследствие чего части одного прекрасного скопления) fall away (распадаются) and join themselves to another (и соединяются в другой) — a movement which (движение, которое), little by little (мало-помалу), in the present case (в настоящем случае), dissolved the glittering crowd (рассеяло сверкающую толпу) that stood about Tom Canty (которая стояла вокруг Тома Кэнти; to stand — стоять) and clustered it together again (и собрала ее вместе снова) in the neighborhood of the new-comer (в соседстве = рядом с новоприбывшим). Tom Canty stood almost alone (Том Кэнти стоял почти один). Now ensued a brief season (теперь последовало короткое время) of deep suspense and waiting (глубокого беспокойства и ожидания) — during which (в течение которого) even the few faint-hearts (даже немногие малодушные люди) still remaining near Tom Canty (все еще остававшиеся около Тома Кэнти) gradually scraped together courage (постепенно наскребли храбрости) enough to glide (достаточно /для того, чтобы/ скользнуть = незаметно перейти), one by one (один за другим), over to the majority (к большинству). So at last Tom Canty (так что наконец Том Кэнти), in his royal robes and jewels (в своей королевской мантии и драгоценных камнях), stood wholly alone (стоял совсем один; to stand — стоять) and isolated from the world (и отделенный от мира), a conspicuous figure (заметная фигура), occupying an eloquent vacancy (занимающая красноречивую пустоту).
Now the Lord St. John was seen returning (вот лорд Сент-Джон был увиден возвращающимся; to see — видеть). As he advanced up the mid-aisle (пока он продвигался по среднему нефу) the interest was so intense (любопытство было таким напряженным) that the low murmur of conversation (что тихое бормотание разговоров) in the great assemblage (в великом собрании) died out (замерло) and was succeeded by a profound hush (и было сменено = сменилось глубоким молчанием), a breathless stillness (бездыханной тишиной), through which his footfalls (в которой его шаги) pulsed with a dull and distant sound (отдавались глухим и отдаленным звуком). Every eye was fastened upon him (каждый глаз = взгляд был прикован к нему; to fasten — прикреплять) as he moved along (пока он двигался вперед). He reached the platform (он достиг помоста), paused a moment (выждал секунду), then moved toward Tom Canty with a deep obeisance (затем двинулся к Тому Кэнти с глубоким поклоном), and said (и сказал):
'Sire, the Seal is not there (сир, Печати нет там)!'
A mob does not melt away from the presence of a plague-patient (толпа не рассасывается быстрее от соседства зачумленного; to melt — таять) with more haste (с большей поспешностью) than the band of pallid and terrified courtiers (чем это сборище бледных и испуганных царедворцев) melted away from the presence of the shabby little claimant of the Crown (разбежалось от соседства жалкого маленького претендента на Корону; to claim — требовать; предъявлять требования; заявлять о своих правах на что-либо). In a moment he stood all alone (через секунду он стоял совсем один; to stand — стоять), without a friend or supporter (без единого друга или сторонника), a target upon which was concentrated a bitter fire (мишень, на которой был сосредоточен мучительный огонь) of scornful and angry looks (презрительных и сердитых взглядов). The Lord Protector called out fiercely (лорд-протектор вскричал свирепо):
'Cast the beggar into the street (выкиньте этого попрошайку на улицу), and scourge him through the town (и прогоните его по всему городу плетьми: «прохлещите его через город») — the paltry knave is worth no more consideration (этот презренный плут не заслуживает дальнейшего размышления; worth — достойный)!'
Officers of the guard sprang forward to obey (стражники ринулись вперед, чтобы подчиниться = исполнить приказ), but Tom Canty waved them off (но Том Кэнти отстранил их жестом; to wave — махать рукой; off — прочь) and said (и сказал):
'Back (назад)! Whoso touches him (кто бы ни тронул его) perils his life (рискует своей жизнью)!'
The Lord Protector was perplexed in the last degree (лорд-протектор был озадачен в последней = высшей степени). He said to the Lord St. John (он сказал лорду Сент-Джону):
'Searched you well (искали ли вы хорошо)? — but it boots not (но не поможет) to ask that (спрашивать об этом). It doth seem passing strange (это действительно кажется: «делает казаться» чрезвычайно странным). Little things, trifles (мелочи, пустяки), slip out of one's ken (выскальзывают из чьего-либо вида = теряются), and one does not think it matter for surprise (и человек не считает это делом = поводом для удивления); but how a so bulky thing (но как такая крупная вещь) as the Seal of England (как Печать Англии) can vanish away (может исчезнуть) and no man be able (и никто не способен) to get track of it again (найти ее следа снова) — a massy golden disk (массивного золотого диска) —'
Tom Canty, with beaming eyes (Том Кэнти, с сияющими глазами), sprang forward and shouted (бросился вперед и крикнул):
'Hold, that is enough (стойте, этого достаточно)! Was it round (была она круглая)? — and thick (и толстая)? — and had it letters and devices graved (и имела ли она буквы и гербы, выгравированные = были ли буквы и гербы выгравированы) upon it (на ней)? — Yes (да)? Oh, now I know what this Great Seal is (о, теперь я знаю, что эта Великая Печать есть = что это такое) that there's been such worry and pother about (вокруг которой было такое беспокойство и волнение; about — вокруг, около)! An ye had described it to me (если бы вы описали ее мне), ye could have had it three weeks ago (вы могли бы получить ее три недели назад). Right well I know (очень хорошо я знаю) where it lies (где она лежит); but it was not I that put it there (но это был не я, кто положил ее туда) — first (первым).'
'Who, then, my liege (кто тогда, мой господин)?' asked the Lord Protector (спросил лорд-протектор).
'He that stands there (он = тот, кто стоит там) — the rightful king of England (законный король Англии). And he shall tell you himself (и он скажет вам сам) where it lies (где она лежит) — then you will believe (тогда вы поверите) he knew it (что он знал это; to know — знать) of his own knowledge (из его собственного знания = сам). Bethink thee, my king (вспомни, мой король) — spur thy memory (пришпорь свою память) — it was the last, the very last thing (это была последняя, самая последняя вещь) thou didst that day (которую ты сделал в тот день) before thou didst rush forth from the palace (прежде чем ты ринулся прочь из дворца), clothed in my rags (одетый в мои лохмотья), to punish the soldier that insulted me (чтобы наказать солдата, который обидел меня).'
kaleidoscope [kə`laıdəskqup], suspense [səs`pens], pother [`pOðə]
Now began a movement of the gorgeous particles of that official group which was slow, scarcely perceptible, and yet steady and persistent — a movement such as is observed in a kaleidoscope that is turned slowly, whereby the components of one splendid cluster fall away and join themselves to another — a movement which, little by little, in the present case, dissolved the glittering crowd that stood about Tom Canty and clustered it together again in the neighborhood of the new-comer. Tom Canty stood almost alone. Now ensued a brief season of deep suspense and waiting — during which even the few faint-hearts still remaining near Tom Canty gradually scraped together courage enough to glide, one by one, over to the majority. So at last Tom Canty, in his royal robes and jewels, stood wholly alone and isolated from the world, a conspicuous figure, occupying an eloquent vacancy.
Now the Lord St. John was seen returning. As he advanced up the mid-aisle the interest was so intense that the low murmur of conversation in the great assemblage died out and was succeeded by a profound hush, a breathless stillness, through which his footfalls pulsed with a dull and distant sound. Every eye was fastened upon him as he moved along. He reached the platform, paused a moment, then moved toward Tom Canty with a deep obeisance, and said:
'Sire, the Seal is not there!'
A mob does not melt away from the presence of a plague-patient with more haste than the band of pallid and terrified courtiers melted away from the presence of the shabby little claimant of the Crown. In a moment he stood all alone, without a friend or supporter, a target upon which was concentrated a bitter fire of scornful and angry looks. The Lord Protector called out fiercely:
'Cast the beggar into the street, and scourge him through the town — the paltry knave is worth no more consideration!'
Officers of the guard sprang forward to obey, but Tom Canty waved them off and said:
'Back! Whoso touches him perils his life!'
The Lord Protector was perplexed in the last degree. He said to the Lord St. John:
'Searched you well? — but it boots not to ask that. It doth seem passing strange. Little things, trifles, slip out of one's ken, and one does not think it matter for surprise; but how a so bulky thing as the Seal of England can vanish away and no man be able to get track of it again — a massy golden disk —'
Tom Canty, with beaming eyes, sprang forward and shouted:
'Hold, that is enough! Was it round? — and thick? — and had it letters and devices graved upon it? — Yes? Oh, now I know what this Great Seal is that there's been such worry and pother about! An ye had described it to me, ye could have had it three weeks ago. Right well I know where it lies; but it was not I that put it there — first.'
'Who, then, my liege?' asked the Lord Protector.
'He that stands there — the rightful king of England. And he shall tell you himself where it lies — then you will believe he knew it of his own knowledge. Bethink thee, my king — spur thy memory — it was the last, the very last thing thou didst that day before thou didst rush forth from the palace, clothed in my rags, to punish the soldier that insulted me.'
A silence ensued (тишина последовала), undisturbed by a movement or a whisper (ненарушаемая ни движением, ни шепотом), and all eyes were fixed upon the new-comer (и все глаза были устремлены на новопришедшего), who stood (который стоял; to stand — стоять), with bent head (со склоненной головой; to bend — склонять) and corrugated brow (и сморщенным лбом), groping in his memory (нащупывая в своей памяти) among a thronging multitude of valueless recollections (среди несметного множества бесполезных воспоминаний; to throng — толпиться) for one single little elusive fact (один единственный маленький ускользающий факт), which found (который, будучи найден; to find — найти), would seat him upon a throne (посадил бы его на трон) — unfound (не найденный), would leave him as he was (оставил бы его как он был = в том же состоянии), for good and all (навсегда) — a pauper and an outcast (нищим и отверженным). Moment after moment passed (секунда за секундой проходила) — the moments built themselves into minutes (секунды выстраивались в минуты; to build — строить) — still the boy struggled silently on (и все еще мальчик боролся молча дальше), and gave no sign (и не подавал никакого знака; to give — давать). But at last he heaved a sigh (но наконец он испустил вздох), shook his head slowly (покачал головой медленно; to shake — трясти), and said (и сказал), with a trembling lip (с дрожащей губой) and in a despondent voice (и унылым голосом):
'I call the scene back (я вспоминаю эту сцену: «призываю назад») — all of it (всю ее) — but the Seal hath no place in it (но Печать не имеет места в ней).' He paused (он помедлил), then looked up (затем взглянул вверх), and said with gentle dignity (и сказал с мягким достоинством), 'My lords and gentlemen (милорды и джентльмены), if ye will rob your rightful sovereign (если вы лишите вашего законного властителя) of his own (его собственного = того, что ему принадлежит) for lack of this evidence (за отсутствием этого свидетельства) which he is not able to furnish (которое он не способен предоставить), I may not stay ye (я не могу остановить вас), being powerless (будучи бессильным). But (но) —'
'O folly, O madness, my king (о, безумие, о, сумасшествие, мой король)!' cried Tom Canty, in a panic (вскричал Том Кэнти в панике), 'wait (подожди)! — think (подумай)! Do not give up (не сдавайся; to give up — сдаваться)! — the cause is not lost (дело не проиграно; to lose — проигрывать)! Nor shall be, neither (и не будет = проиграно)! List to what I say (слушай, что я говорю) — follow every word (следи за каждым словом) — I am going to bring that morning back again (я собираюсь воскресить то утро в памяти снова: «принести назад»), every hap just as it happened (каждый случай — прямо как он случился). We talked (мы беседовали) — I told you of my sisters, Nan and Bet (я рассказал тебе о моих сестрах, Нэн и Бет; to tell — рассказывать) — ah, yes, you remember that (ах да, ты помнишь это); and about mine old grandma (и о моей старой бабке) — and the rough games of the lads of Offal Court (и о грубых играх мальчишек из Тупика отбросов) — yes, you remember these things also (да, ты помнишь эти вещи тоже); very well (очень хорошо), follow me still (следуй за мной дальше = слушай), you shall recall everything (ты вспомнишь все). You gave me food and drink (ты дал мне еды и питья; to give — давать), and did with princely courtesy send away the servants (и с королевским благородством отослал слуг; to send away — посылать прочь), so that my low breeding (чтобы мое низкое происхождение) might not shame me before them (не могло опозорить меня перед ними) — ah, yes, this also you remember (ах да, это тоже ты помнишь).'
As Tom checked off his details (пока Том отмечал свои детали), and the other boy nodded his head (а другой мальчик кивал головой) in recognition of them (в признание их = признавая их), the great audience and the officials (великая публика и чиновники) stared in puzzled wonderment (глазели в озадаченном изумлении); the tale sounded like true history (этот рассказ звучал, как истинная история), yet how could this impossible conjunction (но как могла эта невозможная связь) between a prince and a beggar boy (между принцем и мальчиком-нищим) have come about (возникнуть; to come about — происходить, случаться)? Never was a company of people so perplexed (никогда не была компания людей так озадачена), so interested (так заинтересована), and so stupefied, before (и так ошарашена прежде).
'For a jest, my prince (для шутки, мой король), we did exchange garments (мы обменялись одеждами). Then we stood before a mirror (затем мы встали перед зеркалом; to stand — стоять); and so alike were we (и так похожи мы были) that both said it seemed (что оба сказали, что показалось) as if there had been no change made (будто не было никакой перемены совершено) — yes, you remember that (да, ты помнишь это). Then you noticed (потом ты заметил) that the soldier had hurt my hand (что солдат повредил мою руку) — look (взгляни)! here it is (вот она), I cannot yet even write with it (я не могу еще даже писать ей), the fingers are so stiff (пальцы такие негибкие). At this your Highness sprang up (при этом ваше высочество вскочили), vowing vengeance (давая обет отмщения) upon that soldier (этому солдату), and ran toward the door (и побежали к двери; to run — бежать) — you passed a table (вы пробежали мимо стола) — that thing you call the Seal (та вещь, которую вы называете Печатью) lay on that table (лежала на том столе; to lie — лежать) — you snatched it up (вы подхватили ее: «схватили вверх») and looked eagerly about (и осмотрелись напряженно: «усердно» вокруг), as if for a place (как будто в поисках места) to hide it (чтобы спрятать ее) — your eye caught sight of (ваш взор поймал вид = увидел; to catch — ловить) —'
'There, 'tis sufficient (вот, этого достаточно)! — and the dear God be thanked (и добрый Бог да будет возблагодарен)!' exclaimed the ragged claimant (воскликнул оборванный претендент), in a mighty excitement (в сильном возбуждении). 'Go, my good St. John (иди, милорд Сент-Джон) — in an arm-piece of the Milanese armor (в рукавице миланского панциря) that hangs on the wall (что висит на стене), thou'lt find the Seal (ты найдешь Печать)!'
'Right, my king (верно, мой король)! Right (верно)!' cried Tom Canty (вскричал Том Кэнти); 'now the scepter of England is thine own (теперь скипетр Англии твой собственный); and it were better for him (и было бы лучше для него = для того) that would dispute it (кто вздумал бы оспорить это) that he had been born dumb (чтобы он родился немым)! Go, my Lord St. John (иди, милорд Сент-Джон), give thy feet wings (дай своим ногам крылья)!'
brow [brau], elusive [ı`lu:sıv], vengeance [`venGəns]
A silence ensued, undisturbed by a movement or a whisper, and all eyes were fixed upon the new-comer, who stood, with bent head and corrugated brow, groping in his memory among a thronging multitude of valueless recollections for one single little elusive fact, which found, would seat him upon a throne — unfound, would leave him as he was, for good and all — a pauper and an outcast. Moment after moment passed — the moments built themselves into minutes — still the boy struggled silently on, and gave no sign. But at last he heaved a sigh, shook his head slowly, and said, with a trembling lip and in a despondent voice:
'I call the scene back — all of it — but the Seal hath no place in it.' He paused, then looked up, and said with gentle dignity, 'My lords and gentlemen, if ye will rob your rightful sovereign of his own for lack of this evidence which he is not able to furnish, I may not stay ye, being powerless. But —'
'O folly, O madness, my king!' cried Tom Canty, in a panic, 'wait! — think! Do not give up! — the cause is not lost! Nor shall be, neither! List to what I say — follow every word — I am going to bring that morning back again, every hap just as it happened. We talked — I told you of my sisters, Nan and Bet — ah, yes, you remember that; and about mine old grandma — and the rough games of the lads of Offal Court — yes, you remember these things also; very well, follow me still, you shall recall everything. You gave me food and drink, and did with princely courtesy send away the servants, so that my low breeding might not shame me before them — ah, yes, this also you remember.'
As Tom checked off his details, and the other boy nodded his head in recognition of them, the great audience and the officials stared in puzzled wonderment; the tale sounded like true history, yet how could this impossible conjunction between a prince and a beggar boy have come about? Never was a company of people so perplexed, so interested, and so stupefied, before.
'For a jest, my prince, we did exchange garments. Then we stood before a mirror; and so alike were we that both said it seemed as if there had been no change made — yes, you remember that. Then you noticed that the soldier had hurt my hand — look! here it is, I cannot yet even write with it, the fingers are so stiff. At this your Highness sprang up, vowing vengeance upon that soldier, and ran toward the door — you passed a table — that thing you call the Seal lay on that table — you snatched it up and looked eagerly about, as if for a place to hide it — your eye caught sight of —'
'There, 'tis sufficient! — and the dear God be thanked!' exclaimed the ragged claimant, in a mighty excitement. 'Go, my good St. John — in an arm-piece of the Milanese armor that hangs on the wall, thou'lt find the Seal!'
'Right, my king! right!' cried Tom Canty; 'now the scepter of England is thine own; and it were better for him that would dispute it that he had been born dumb! Go, my Lord St. John, give thy feet wings!'
The whole assemblage (целое = все собрание) was on its feet now (было на своих ногах = вскочило на ноги сейчас), and well-nigh (и почти: «хорошенько-близко») out of its mind with uneasiness (без ума: «из ума» от беспокойства), apprehension (испуга), and consuming excitement (и снедающего возбуждения). On the floor and on the platform (на полу и на помосте) a deafening buzz (оглушающий гул) of frantic conversation burst forth (эмоционального разговора раздался: «прорвался»; to burst forth — прорваться: «взорваться вперед»), and for some time (и какое-то время) nobody knew anything (никто не знал чего-либо; to know — знать) or heard anything (ни слышал чего-либо; to hear — слышать) or was interested in anything (ни был заинтересован в чем-либо) but what his neighbor (кроме /того/, что его сосед) was shouting into his ear (кричал ему в ухо), or he was shouting into his neighbor's ear (или он кричал в ухо своего соседа). Time (время) — nobody knew (никто не знал) how much of it (сколько его) — swept by unheeded and unnoted (проносилось незамечаемое и незамеченное; to sweep by — проноситься мимо). At last a sudden hush (наконец внезапное молчание) fell upon the house (пало на здание), and in the same moment (и в тот же момент) St. John appeared upon the platform (Сент-Джон появился на помосте) and held the Great Seal aloft in his hand (и держал Великую Печать высоко в своей руке; to hold — держать). Then such a shout went up (затем такой крик поднялся; to go up — подняться: «идти вверх»)!
'Long live the true king (да здравствует истинный король)!'
For five minutes the air quaked (в течение пяти минут воздух содрогался) with shouts and the crash of musical instruments (от криков и грохота музыкальных инструментов), and was white with a storm of waving handkerchiefs (и был белым от бури развевающихся платков); and through it all (и все это время: «через это все») a ragged lad (оборванный мальчуган), the most conspicuous figure in England (самая заметная фигура в Англии), stood, flushed (стоял, покрасневший; to stand — стоять) and happy and proud (и счастливый, и гордый), in the center of the spacious platform (в центре этого просторного помоста), with the great vassals of the kingdom (с великими вассалами королевства) kneeling around him (коленопреклоненными вокруг него).
Then all rose (затем все встали; to rise — вставать), and Tom Canty cried out (и Том Кэнти прокричал):
'Now, O my king (теперь, о, мой король), take these regal garments back (возьми эти королевские одежды назад), and give poor Tom, thy servant (и отдай бедному Тому, твоему слуге), his shreds and remnants again (его лохмотья и обрезки опять).'
The Lord Protector spoke up (лорд-протектор воскликнул; to speak up — высказаться: «говорить вверх»):
'Let the small varlet be stripped and flung into the Tower (пусть этот маленький негодяй будет раздет и брошен в Тауэр; to fling — бросать).'
But the new king (но новый король), the true king, said (настоящий король, сказал):
'I will not have it so (я этого не потерплю: «я не буду иметь этого так»). But for him (если бы не он) I had not got my crown again (я бы не получил мою корону снова; to get — получать) — none shall lay a hand upon him (никто не положит руку на него) to harm him (чтобы повредить ему). And as for thee (а что до тебя), my good uncle (мой добрый дядя), my Lord Protector (милорд Регент), this conduct of thine (это поведение твое) is not grateful toward this poor lad (не благодарно по отношению к этому бедному мальчику), for I hear (ибо я слышу = знаю) he hath made thee a duke (что он сделал тебя герцогом; to make — делать)' — the Protector blushed (регент покраснел) — ' yet he was not a king (а он не был королем); wherefore (по каковой причине), what is thy fine title worth now (чего твой высокий титул стоит сейчас; worth — достойный)? To-morrow you shall sue to me (завтра ты будешь просить меня), through him (через него), for its confirmation (о его подтверждении), else no duke (иначе не герцогом), but a simple earl (но простым графом), shalt thou remain (ты останешься).'
Under this rebuke (под этим выговором), his grace the Duke of Somerset (его милость герцог Сомерсетский) retired a little (отошел немного) from the front (от переднего края) for the moment (на минутку). The king turned to Tom (король повернулся к Тому), and said, kindly (и сказал добро):
'My poor boy (мой бедный мальчик), how was it (как было это = как вышло так) that you could remember (что ты смог вспомнить) where I hid the Seal (где я спрятал Печать; to hide — прятать) when I could not remember it myself (когда я не мог вспомнить это сам)?'
'Ah, my king, that was easy (ах, мой король, это было легко), since I used it divers days (ибо я использовал ее в разные дни = не раз).'
'Used it (использовал ее) — yet could not explain (и не мог объяснить) where it was (где она была)?'
'I did not know (я не знал, что) it was that they wanted (она была тем, чего они хотели). They did not describe it, your majesty (они не описали ее, ваше величество).'
'Then how used you it (тогда как же использовал ты ее)?'
The red blood began to steal up into Tom's cheeks (красная кровь начала заливать щеки Тома; to steal up — подкрасться), and he dropped his eyes (и он опустил глаза) and was silent (и был тих = замолчал).
'Speak up, good lad (говори же, добрый паренек), and fear nothing (и не бойся ничего),' said the king (сказал король). 'How used you the Great Seal of England (как использовал ты Великую Печать Англии)?'
Tom stammered a moment (Том запинался секунду), in a pathetic confusion (в трогательном смущении), then got it out (затем произнес это; to get — произнести):
'To crack nuts with (чтобы колоть орехи /ею/)!'
Poor child (бедное дитя), the avalanche of laughter that greeted this (лавина смеха, которая встретила это = это признание), nearly swept him off his feet (почти снесла его с ног; to sweep — мести). But if a doubt remained in any mind (но если сомнение оставалось в какой-либо голове: «уме») that Tom Canty was not the king of England (что Том Кэнти не был королем Англии) and familiar with the august appurtenances of royalty (и знакомым с августейшими принадлежностями королевской власти), this reply disposed of it utterly (этот ответ разделался с ним = этим сомнением совершенно).
Meantime the sumptuous robe of state (в это время роскошная парадная мантия) had been removed from Tom's shoulders (была перемещена с плеч Тома) to the king's (на /плечи/ короля), whose rags were effectively hidden from sight (чьи лохмотья были удачно спрятаны от взглядов; to hide — прятать) under it (под ней). Then the coronation ceremonies were resumed (затем коронационные церемонии были возобновлены); the true king was anointed (истинный король был миропомазан) and the crown set upon his head (и корона — возложена на его голову), whilst cannon thundered the news to the city (пока пушка прогрохотала эту новость городу), and all London seemed to rock with applause (и весь Лондон, казалось, сотрясся от рукоплесканий).
handkerchief [`hæŋkətʃi:f], conspicuous [kən`spıkjuəs], confusion [kən`fju:Z(ə)n]
The whole assemblage was on its feet now, and well-nigh out of its mind with uneasiness, apprehension, and consuming excitement. On the floor and on the platform a deafening buzz of frantic conversation burst forth, and for some time nobody knew anything or heard anything or was interested in anything but what his neighbor was shouting into his ear, or he was shouting into his neighbor's ear. Time — nobody knew how much of it — swept by unheeded and unnoted. At last a sudden hush fell upon the house, and in the same moment St. John appeared upon the platform and held the Great Seal aloft in his hand. Then such a shout went up!
'Long live the true king!'
For five minutes the air quaked with shouts and the crash of musical instruments, and was white with a storm of waving handkerchiefs; and through it all a ragged lad, the most conspicuous figure in England, stood, flushed and happy and proud, in the center of the spacious platform, with the great vassals of the kingdom kneeling around him.
Then all rose, and Tom Canty cried out:
'Now, O my king, take these regal garments back, and give poor Tom, thy servant, his shreds and remnants again.'
The Lord Protector spoke up:
'Let the small varlet be stripped and flung into the Tower.'
But the new king, the true king, said:
'I will not have it so. But for him I had not got my crown again — none shall lay a hand upon him to harm him. And as for thee, my good uncle, my Lord Protector, this conduct of thine is not grateful toward this poor lad, for I hear he hath made thee a duke' — the Protector blushed — 'yet he was not a king; wherefore, what is thy fine title worth now? To-morrow you shall sue to me, through him, for its confirmation, else no duke, but a simple earl, shalt thou remain.'
Under this rebuke, his grace the Duke of Somerset retired a little from the front for the moment. The king turned to Tom, and said, kindly:
'My poor boy, how was it that you could remember where I hid the Seal when I could not remember it myself?'
'Ah, my king, that was easy, since I used it divers days.'
'Used it — yet could not explain where it was?'
'I did not know it was that they wanted. They did not describe it, your majesty.'
'Then how used you it?'
The red blood began to steal up into Tom's cheeks, and he dropped his eyes and was silent.
'Speak up, good lad, and fear nothing,' said the king. 'How used you the Great Seal of England?'
Tom stammered a moment, in a pathetic confusion, then got it out:
'To crack nuts with!'
Poor child, the avalanche of laughter that greeted this, nearly swept him off his feet. But if a doubt remained in any mind that Tom Canty was not the king of England and familiar with the august appurtenances of royalty, this reply disposed of it utterly.
Meantime the sumptuous robe of state had been removed from Tom's shoulders to the king's, whose rags were effectively hidden from sight under it. Then the coronation ceremonies were resumed; the true king was anointed and the crown set upon his head, whilst cannon thundered the news to the city, and all London seemed to rock with applause.