Ангола: неизвестная война

Советским оружием и кубинскими руками

Сегодня можно с полным основанием сказать, что победа МПЛА в Анголе в 1975–1976 гг. была завоевана «советским оружием и кубинскими руками». И, если кто-то захочет опровергнуть это утверждение, то шансов у него не много. Потому, что это правда. Если проанализировать ситуацию, сложившуюся в стране перед провозглашением независимости, то можно сделать вывод: силы трех национально-освободительных движений МПЛА, ФНЛА и УНИТА были приблизительно равны. Центральное разведывательное управление США оценивало численный состав повстанцев таким образом: МПЛА по их данным имело около 20 тысяч бойцов, ФНЛА — 15 тысяч, а УНИТА располагало немногим более 4 000 солдат. Вместе с тем, аналитики ЦРУ считали, что эти цифры явно завышены и их нужно уменьшить, как минимум, в двое.

Позиции МПЛА были сильны на побережье, в столице — Луанде и прилегающих к ней районах, в то время как ФНЛА контролировала Север страны. Жонас Савимби и его организация пользовались поддержкой населения центральных районов Анголы. Учитывая, что собственные боевые отряды движений были немногочисленны, а подавляющее большинство населения составляли неграмотные крестьяне, слабо разбирающиеся в особенностях политики их лидеров, решающим фактором в вопросе, кто победит, стала поддержка извне. Координатор операции ЦРУ по оказанию помощи движениям Роберту и Савимби в период 1974–1976 гг. Джон Стоквелл откровенно признавался: «Победителем в гонке с Советским Союзом за обладание Анголой станет тот, кто сможет первым и в достаточном количестве предоставить оружие противоборствующим сторонам». Первым это сделал Советский Союз.

Мощный поток оружия хлынул в Анголу сразу после провозглашения 11 ноября 1975 года лидером МПЛА Агоштинью Нету независимости страны. Сотни тонн вооружений и другого «материально-технического имущества», так по документам 10-го Главного управления Генерального штаба СССР проходила эта статья помощи, были предварительно сосредоточены на территории соседнего с Анголой государства — Конго (Браззавиль), с руководством которого у МПЛА были давние дружеские связи. Оттуда, через Пойнт Нуар это оружие, в основном кубинскими судами, тайно доставлялось на базы МПЛА внутри страны. После провозглашения независимости, когда А. Нету, в качестве главы государства уже официально обратился к СССР, Кубе и другим странам о помощи из СССР в Луанду был организован «воздушный мост». Советские военно-транспортные Ан-22 под «аэрофлотовским» флагом в первые недели ноября 1975 года совершили до 40 рейсов в Луанду. Несколько позже в морском порту Луанды стали швартоваться советские суда с боевой техникой. Только за три месяца, прошедших после провозглашения независимости из СССР в порты Анголы, контролируемые отрядами МПЛА, прибыло 27 крупнотоннажных транспорта с боевой техникой, автомобилями, оружием и боеприпасами. Оружие для МПЛА поставляли и другие страны «соцсодружества» — Югославия, Румыния, ГДР.

Всего в период до апреля 1976 года только из СССР в адрес МПЛА, а затем сформированного им правительства, было поставлено до 30 вертолетов Ми-8, 10 истребителей Миг-17 и Миг-19, 12 машин Миг-21 различных модификаций, 70 танков Т-34, 200 танков Т-54, 50 плавающих танков ПТ-76, более 300 штук БТР-152, БТР-60ПБ, БМП-1 и БРДМ, около 100 единиц 122-мм и 140-мм установок залпового огня БМ-21 и БМ-14. Поставлялись также 122-мм артиллерийские системы Д-30, минометы, зенитные установки ЗИС-3-76, ЗПУ-1, ЗУ-23-4, ЗУ-23-2, переносные зенитно-ракетные комплексы «Стрела-2» и в огромных количествах современное стрелковое вооружение.

Когда начались первые советские военные поставки в Анголу? Известно, что отдельные партии советского оружия начали завозиться для партизан МПЛА через третьи страны еще с начала 60-х годов XX века (по данным из западных источников СССР поставил ангольским повстанцам в течение 1958–1974 годов оружия на общую сумму в 55 млн. долларов). Но это было в основном стрелковое оружие, легкие минометы, мины, гранаты, переносные средства ПВО. Но начало массовых поставок боевой техники, в том числе и тяжелой, началось приходиться на весну 1975 года, когда в стране, по сути, началась гражданская война. Точную дату сегодня назвать трудно. Однако достоверно известно, что уже летом 1975 года боевые отряды МПЛА в столкновениях с ФНЛА использовали минометы советского производства, и бронированные машины БРДМ.

Было бы нелогично предположить, что огромное количество тяжелой и сложной боевой техники, хлынувшей в страну предназначалась только МПЛА Движение не имело подготовленных кадров даже для десятой части этого оружия. Массовые поставки боевой техники велись «в интересах кубинцев», которые стали перебрасываться в Анголу с Кубы.

Кубинцы далеко не новички в Африке. Первые солдаты с острова Свободы вступили на землю Анголы задолго еще в середине 60-х годов. Мне довелось встречаться с некоторыми из этих легендарных «бойцов революции», прибывших в Африку в 1964 году во главе со знаменитым Че Геварой. Как-то на приеме в кубинской военной миссии «Кинта Роза Линда», которые часто и с размахом устраивались тогдашним командующим кубинскими войсками в Анголе генералом дивизии Томассевичем я услышал рассказ кубинского полковника Родриго Торреса. На вид ему было лет 45. В перерывах между тостами «за советско-кубинско-ангольскую дружбу», он с увлечением поведал мне и бывшему тогда советником начальника штаба ВВС и ПВО Анголы полковнику Александру Яковлевичу Савельеву, о своей работе в составе группы кубинских революционеров, переброшенных в Африку «для организации партизанских действий». Рассказ был настолько интересный, что я зафиксировал его почти дословно в своем дневнике.

«Наш отряд состоял приблизительно из 100–120 человек, которые тайно через сопредельные страны небольшими группами перебрасывались в Конго. В него входили опытные революционеры-энтузиасты, многих из которых отбирал лично товарищ Че. Боевыми действиями руководили сам Че Гевара и его заместители Дреке и Мартинес Томайо. Все мы действовали под псевдонимами и кличками. Че Гевару звали «Тату», его заместителей «Моха» и «Мбили».

Сам я прибыл туда где-то в мае 1964 года, а Че находился в Конго с апреля. Меня определили в группу, которая обучала методам партизанской войны повстанцев в провинции Катанга. Сами «катангские жандармы», как они себя называли, происходили из племени, которое проживало как в Конго, так и в Анголе. И я подумал: вот шанс распространить наши действия и на Анголу. Почему мы тогда выбрали именно Конго, а не сразу Анголу или Мозамбик? Да потому, что в португальских колониях борьба только зарождалась, а на территории тогдашнего Конго действовали довольно значительные повстанческие силы под руководством молодого, и как нам тогда казалось, перспективного национального лидера Кабилы. Но очень скоро товарищ Че разочаровался в нем. Он несколько раз встречался с 26-летним Кабилой и понял, что тот больше заботился о своей личной безопасности, а не о том, как освободить страну от гнета.

Кабила находится в ситуации, когда, как говорят русские, «и хочется и колется». С одной стороны он был не прочь нашими руками разжечь огонь революции в джунглях Конго и на волне народного гнева прийти к власти. А с другой, страшно боялся последствий. Ему вполне хватало его статуса «короля джунглей». Кроме того, у повстанцев не было единого руководства, сам Кабила и его помощники погрязли в пьянстве и безделии. Тогда Че Гевара и обратил внимание на сопредельную Анголу. Нам удалось войти в контакт с руководством МПЛА, и некоторые из наших товарищей были переправлены в Анголу для обучения активистов движения обращению с оружием и тактике партизанских действий. Сам я попал в центр революционной подготовки, располагавшийся в освобожденных МПЛА районах Кабинды».

На мой вопрос, посещал ли сам Че Гевара во время своей «революционной» миссии в Конго Анголу, кубинец, ответил, что точно в этом не уверен. Но вот в том, что легендарный революционер неоднократно встречался с лидерами МПЛА в приграничных с Анголой районах, он нисколько не сомневался.

Мне довелось хорошо знать руководителя того самого «центра революционной подготовки МПЛА» в провинции Кабинда. Звали этого старого партизана Мона. Вернее это была его боевая революционная кличка. Фамилию свою он никогда не называл, предпочитая, чтобы к нему обращались именно так. Впервые я познакомился с ним в ноябре 1976 года, когда Мона во главе делегации ангольских партизан-ветеранов приехал в Москву на празднование очередной годовщины Великого Октября. Его пригласил Советский комитет ветеранов войны, а меня курсанта Военного института определили в его личные переводчики. Кстати, это был мой самый первый опыт общения с носителем языка и я, естественно, жутко волновался: за плечами было лишь два с половиной семестра учебы. Однако мы очень быстро нашли с Моной общий язык: говорил он незамысловато, короткими фразами на достаточно чистом португальском языке. Наш преподаватель Анатолий Анатольевич Киселев, помню, тоже беспокоился, отправляя меня с моим коллегой Володей Фищуком в эту «командировку». А вдруг африканцы (Володе достался ветеран из Гвинеи-Бисау) будут говорить на «калау» — жаргоне? Но все обошлось.

Поэтому в переводе выступлений Моны и его встреч с председателем комитета Маресьевым, его заместителем Корчмитом трудностей практически не возникало. Встречался я Моной и позже, уже в Анголе. Именно из его рассказов я и узнал, что кубинские инструкторы довольно долго обучали в конце 60-х годов XX века новобранцев МПЛА в его центре и лагере имени Ожи Йя Энда (ангольский партизан, национальный герой, погибший при штурме португальского форта в районе Карипанде на северовостоке Анголы. 1 августа 1974 МПЛА на месте его гибели провозгласила создание своих вооруженных сил ФАПЛА). В своих рассказах он часто упоминал кубинцев-добровольцев Рамоса Маэстро, каких-то Коэльо и Мендосо Барбудо. Скорее всего, это были клички, и возможно, за одной из них скрывался именно Родриго Торрес.

Кубинцы, приехавшие в Анголу, воспринимали помощь ангольцам, как свой долг. Фидель Кастро так и провозгласил: «Мы должны отдать долг нашим братьям. Когда-то наших предков привезли из Анголы и сделали рабами, но теперь мы свободны и должны помочь освободиться ангольским братьям». Народ с энтузиазмом воспринял решение своего лидера, стал записываться в отряды «интернационалистов», которые после подготовки и направлялись за океан. Душевный подъем этих людей был отнюдь не показным, в этом я убеждался не раз. Кстати, если в первые годы в страну прибывали в основном кадровые военные, имевшие боевой опыт, то в последствии их процент значительно снизился. Рядовой состав многих кубинских частей состоял из людей, призванных с «гражданки» на военную службу. В этом не было ничего удивительного, Куба страна небольшая и Кастро говорил: «Каждый кубинец — солдат». Многие приезжали в Анголе по несколько раз. Всего за десять с лишним лет в странах Африки побывало более полумиллиона граждан с острова Свободы. Значительная их часть приходится именно на Анголу.

Начало массовому присутствию кубинских войск в Анголе было положено отправкой с Кубы в августе — сентябре 1975 года контингента численностью 460 человек. Кубинское судно «Героический Вьетнам» доставило тогда в Анголу и тайно высадило его в порту города Порту Амбоинь, контролируемого силами МПЛА. Сегодня в некоторых источниках упоминается, что это были специально подготовленные подразделения. То есть спецназ. В состав контингента действительно входили бойцы специального парашютно-десантного батальона, предназначенного для диверсионно-подрывных действий и организации партизанской войны. Он был создан на Кубе в 1964 году с помощью советских спецназовцев и хорошо зарекомендовал себя во многих странах Африки и Латинской Америки. В частности его бойцы, участвовали в ряде акций под руководством Че Гевары.

Однако костяк первого кубинского контингента все же составляли не спецназовцы. Это были советники и инструкторы по боевому применению советского оружия. Среди них преобладали артиллеристы и минометчики, механики-водители БТР, подрывники-саперы, операторы портативных зенитно-ракетных комплексов «Стрела-2». Все они были добровольцами. Многие кубинцы рассказывали мне, что при отборе «желающих помочь ангольским братьям» на Кубе особое внимание обращалось не только на владение военной профессией и физические данные, но и на… цвет кожи. Предпочтение при всех остальных равных параметрах отдавалось неграм. В результате первый кубинский контингент, прибывший в Анголу, в целях маскировки поголовно состоял из афрокубинцев, которые внешне мало, чем отличались от ангольцев.

Кубинские инструкторы рассредоточились среди формирований движения и занимались обучением солдат МПЛА, а спецназовцы стали готовить вокруг Луанды базы для приема оружия и людей с территории Конго.

Одновременно с этим президент Мариан Нгуаби под предлогом защиты от своего заирского визави Мобуту выпросил у Фиделя Кастро целый танковый полк, который был доставлен и разгружен в Поэнт Нуаре. Этот полк, в последствии переброшенный в Анголу, и стал основой кубинского контингента. К этому времени Луанда была уже целиком в руках МПЛА. Ощущая за своими спинами хоть и небольшой по численности, но боеспособный контингент кубинцев, пользуясь явной симпатией тогдашнего руководителя португальской администрации адмирала Кардозу, который передал значительное количество стрелкового вооружения в распоряжение МПЛА, силы МПЛА выбили вооруженные отряды УНИТА и ФНЛА из города. В создании решающего перевеса над противником сыграли всего лишь три(!) стареньких советских БТР-152, тайно переправленных алжирцами сторонникам А. Нету. Они произвели на унитовцев и сторонником ФНЛА устрашающее действие. Тогда в боях в Луанде погибло несколько сотен человек. В частности, в одном из столкновений 27 июля 1975 года погиб один из основателей ФАПЛА Нелиту Соареш и 20 его бойцов.

По сути дела МПЛА нарушило соглашение, заключенное в городе Алвор, предусматривавшее, что к власти будут приведены представители всех трех движений: МПЛА, ФНЛА и УНИТА. Однако есть свидетельства, что руководство ФНЛА также стремилось устранить МПЛА и единолично провозгласить независимость. В моем архиве есть несколько интересных документов, проливающих свет на взаимоотношения этих движений накануне независимости. Но не буду утомлять читателя, приводя их, поскольку их смысл сводить к взаимным обвинениям и стремлением переложить вину на начавшуюся конфронтацию друг на друга.

Но вернемся к кубинцам. Когда изгнанные из столицы силы оппозиции в лице сторонников лидера ФНЛА Холдена Роберту при поддержке заирских войск двинулись на Луанду, у МПЛА возникла прямая угроза потерять контроль за городом. Вопрос стоял так: кто будет владеть столицей страны к 11 ноября, дате которую ООН официально определила для провозглашения независимости, тот и станет владеть Анголой.

Вот тогда то кубинцы сделали «коронный ход». Они высадили в Луанде свой десант. В ночь с 4 на 5 ноября 1975 года на трех стареньких самолетах «Бристоль-Британия» национальной авиакомпании «CUBANA» в столицу Анголы был доставлен «ударный» контингент кубинцев с составе 280 человек, который должен был удержать город. Причем решение кубинская сторона приняла самостоятельно, не поставив в известность советское руководство. Возможно, это и был импульсивный шаг Фиделя Кастро, единолично принявшего решение оказать помощь МПЛА. Но не вызывает сомнения, что уже последующие действия четко координировались с советским руководством.

Об этом свидетельствует то, что следующие контингенты кубинских войск переправлялись из аэропорта им. Хосе Марти в Гаване в Луанду уже самолетами «Аэрофлота». Этой операции было даже присвоено специальное кодовое название «Карлотта». В ней, помимо самолетов, участвовали и советские суда. Чтобы создать ударную группировку в Анголе кубинскому и советскому командованию потребовалось всего две недели. К концу ноября 1975 года в стране насчитывалось уже около 2 800 отборных кадровых кубинских солдат и офицеров. В феврале следующего года, когда боевые действия против ФНЛА, УНИТА и поддерживавших их с регулярных частей армии ЮАР, развернулись по всей стране, контингент кубинских войск составлял уже около 12 тысяч бойцов. В дальнейшем численность кубинских войск в Анголе достигла 40 тысяч человек и стабилизировалась. Только в 1987/1988 годах, когда в провинции Кванду-Кубангу развернулись широкомасштабные боевые действия с участием войск ЮАР, контингент кубинских войск был усилен до 50 тысяч человек.

Первое крупное боевое столкновение кубинцев с оппозиционными МПЛА силами произошло 10 ноября 1975 года примерно в двадцати километрах от Луанды в местечке Кифангонду. В ангольской истории эта победа, одержанная объединенными силами МПЛА и кубинских войск над вооруженной оппозицией, состоящей из отрядов ФНЛА подразделений армий Заира и ЮАР и сотни наемников известна как «Битва при Кифангонду». На этом событии я остановлюсь позже подробнее, поскольку, в современной истории Анголы ему придается весьма важное значение.

«Битва при Кифангонду» сыграла решающую роль в том, что именно лидер МПЛА. Агоштинью Нету единолично поднял над Луандой флаг нового независимого государства. Силы ФНЛА были рассеяны, а южноафриканские бронетанковые колонны и основные подразделения УНИТА двигавшиеся с Юга к Луанде уже никак не успевали к официально объявленной ООН дате провозглашения независимости. Дальнейшее их продвижение было остановлено кубинскими войсками. Одним из решающих столкновений между юаровцами и кубинцами стал бой 11 декабря 1975 года недалеко от города Кибала, расположенном в 250 км от Луанды. Через этот населенный пункт проходит трансангольское шоссе, ведущее в Намибию. По нему то и катилась к Луанде одна из колонн армии ЮАР, состоящая из пятидесяти танков, бронемашин и грузовиков с солдатами. Их сопровождало не менее тысячи унитовских солдат. Южноафриканцы, проведя разведку, попытались зайти в тыл кубинскому батальону, прикрывавшему город. Однако их бронетехника наткнулась на позиции кубинской противотанковой батареи. В неравном бою пало 33 воина-интернационалиста. Кубинцы, перегруппировав силы, отразили наступление и нанесли мощный удар по южноафриканцам и унитовцам. В том бою погиб командующий кубинскими войсками в Анголе генерал Рауль Диас Аргуэльяс. Он был сподвижником Че Гевары, стоял у истоков кубинского проникновения в Африку. Аргуэльяс участвовал в миссии Че Гевары в Конго, готовил партизан ПАИГК в другой португальской колонии — Гвинее-Бисау. В боях за Кибалу кубинские военнослужащие захватили двух первых пленных южноафриканцев. Лидеры МПЛА позже предъявили их на сессии Организации африканского единства, состоявшейся в Аддис Абебе, в качестве доказательства «не спровоцированной агрессии ЮАР против суверенного африканского государства», чем склонили мировое общественное мнение на свою сторону.

Еще одно сражение с южноафриканцами и частями УНИТА произошло 17 декабря 1975 года под населенным пунктом Села (Ваку Кунгу). В западной историографии это и последующие столкновения известны как «Сражение у двенадцати мостов». В нем кубинцы задействовали помимо танков Т-34 нескольких машин Т-54, доставленных из СССР, а также вертолеты Ми-8 с подвешенными блоками НУРС, установки БМ-21 «Град» и дальнобойные 122 мм гаубицы Д-30. В ожесточенном сражении под Селой кубинцы действовали не поначалу столь успешно, но им все же удалось одержать победу при помощи прибывшего подкрепления. В этих боях погибло несколько сотен человек, а шестнадцать кубинских солдат попало в плен к унитовцам. Военнослужащим армии ЮАР удалось захватить несколько образцов современного советского вооружения, которые лидеры УНИТА представили в городе Лузу (ныне Луэна) на прессконференции как доказательство вмешательства СССР во внутренний конфликт в Анголе.

После боев под Селой кубинцы усилили свою группировку и продолжили наступление. Вскоре стало ясно, что решающее слово остается за МПЛА и кубинскими войсками. Кубинская военная машина мощным катком неудержимо теснила врага на Юг. 8 февраля 1976 года был освобожден второй по величине город Анголы Уамбу. Лидер УНИТА Жонас Савимби, потеряв в ожесточенных боях за него около 600 своих отборных бойцов, понял, что на помощь ЮАР рассчитывать уже не приходится. Он приказал своим сторонникам перейти к партизанским действиям. К началу марта 1976 года все было кончено. ЮАР вывела свои войска из страны. ФНЛА, как политическая и военная организация, практически прекратила свое существование, а лидер УНИТА со своими ближайшими сторонниками скрылся в лесах Байлунду зализывать раны. Забавно было читать в официальной ангольской газете «Жорнал де Ангола» как «доблестные войска ФАПЛА громят отборные, регулярные части расистской армии». Формирования ФАПЛА безусловно участвовали в боях, но решающее слово оставалось за кубинскими частями.

Можно только гадать, сколько бы продержались без помощи ЮАР и Заира формирования Х. Роберту и Ж. Савимби, насчитывающие к тому времени не более 4–5 тысяч разутых и раздетых солдат. (Лидер ФНЛА Холден Роберту так и заявил американцам: «Если вы сможете обуть моих солдат, то они пойдут за мной…», но американцы этого сделать так не смогли). Скорее всего, они не смогли бы продержаться под ударами «кубинских интернационалистов» и нескольких недель. Официально считается, что последний южноафриканский солдат покинул Анголу 27 марта 1976 года, хотя основные части армии ЮА были выведены из страны еще в январе-феврале.

Рядовых погибших кубинских солдат и офицеров на родину не отправляли, хоронили здесь же. Практически по всей Анголе, «от Кабинды до Кунене» (Кабинда — самая северная провинция Анголы, а по реке Кунене проходит южная граница государства) разбросаны кубинские военные кладбища. Самое крупное из них сиротливо спряталось на территории бывшей кубинской военной миссии «Кинта Роза Линда» под Луандой. Точные данные о потерях кубинской стороны в ангольском конфликте никогда нигде не публиковались. По оценке командования кубинской военной миссии на февраль 1984 года в Анголе погибло более 800 солдат и офицеров. Об этом свидетельствовал советский главный военный советник генерал-полковник К. Я. Курочкин, находившийся в доверительных отношениях с кубинским военным командованием. Тем не менее, оценка эта представляется несколько заниженной. Учитывая тяжелые столкновения с унитовцами и южноафриканцами в последующие годы, общие потери кубинского военного контингента к моменту вывода войск Кубы из Анголы в 1991 году превысили три-три с половиной тысячи человек.

По началу кубинцев, захваченных в плен, повстанцы УНИТА и ФНЛА просто убивали. Члены организации Холдена Роберту, печально прославившиеся своей жестокостью, вырывали еще живым людям сердце и печень. «Армия» Жонаса Савимби в отместку за поражение под Уамбу в конце войны зверским образом казнила тех самых шестнадцать кубинских солдат захваченных в плен в ходе боевых действий. Они были все обезглавлены, тела их растерзаны и сожжены. Во время церемонии, происходившей в горах Байлунду, над прахом кубинских добровольцев плясал ангольский шаман, призывая духов племени овимбунду покарать «чужеземцев, которые помешали их вождю одержать победу».

В глазах международной «белой» общественности такое отношение к пленным представлялось жестоким и бесчеловечным. Для многих же африканцев в таких действиях по отношению к врагам не было ничего необычного. Дело в том, что традиции народностей, населяющих Анголу, просто обязывали к подобной жестокости. У многих групп баконгу и овимбунду убийство соплеменника, например, наказывалось сожжением заживо на костре. А достойного охотника у многих племен награждали сердцем и печенью убитой им добычи. А ведь война — это тоже своего рода охота.

Однако позже отношение к пленным изменилось. С их помощью лидер УНИТА Жонас Савимби пытался получить политические дивиденды. Пленных и тех, кто перешел на сторону УНИТА «добровольно» предъявляли на пресс-конференциях, как доказательство «кубинской экспансии». О кубинцах, не выдержавших издевательств и согласившихся сотрудничать с унитовцами известно лишь то, что их были единицы. О двух таких людях, с которыми он встретился в южноафриканском плену, упоминает в своих воспоминаниях Федор Пестрецов. Но, и они, не выдержав бремени предательства, позже покончили с собой в южноафриканских застенках. Многим пленным кубинцам повезло больше. Их в дальнейшем обменивали на южноафриканцев, захваченных правительственными войскам. Так, унитовцы поступили, например, с подполковником Мануэлем Рокасом Гарсия и капитаном Рамосом Какадосом, чей учебно-боевой Миг-21 был сбит унитовским «Стингером» под городом Луэна в 1986 году.

Масштабы присутствия кубинцев в Анголе впечатляли. Их авиация и зенитно-ракетные комплексы и бронетанковые, моторизованные части прикрывали аэродромы, важные промышленные объекты, мосты и дороги. В городе Матала, например, где расположена крупная ГЭС, снабжавшая электричеством половину провинции Уила, была расквартирована кубинская танковая бригада, насчитывающая в своем составе более 100 танков Т-55 и Т-62. При угрозе городу и электростанции, на которой работало несколько десятков советских гражданских специалистов, она была готова в кратчайшие стоки развернуться в боевые порядки и отбросить вторгшиеся южноафриканские части вплоть до границы с Намибией. Другие крупные группировки кубинских войск (поместным масштабам, разумеется) были сосредоточены на основных направлениях возможного вторжения агрессора — ЮАР.

Это собственно и было основной причиной, призванной оправдать перед ООН присутствие на территории суверенной страны войск другого государства. Однако кубинцы вмешивались в ситуацию при малейшей опасности для режима МПЛА: будь то всплеск активности партизан УНИТА, или попытка государственного переворота в мае 1977 года, предпринятая крайне левой фракцией в руководстве МПЛА во главе с членами политбюро МПЛА Ниту Алвешем и Зе Ван-Дуненом. Тогда растерявшееся ангольское правительство Агоштинью Нету спасли только введенные в столицу кубинские танки.

Кстати после этого случая президентов Анголы стал охранять только кубинский спецназ. Местным солдатам эту миссию не доверяли. Причем, в личную охрану Агоштинью Нету, а затем и сменившего его на этом посту Эдуарду душ Сантуша, подбирались только афрокубинцы, которых издали невозможно было отличить от ангольцев. Делалось это для того, чтобы избежать обвинений в «отсутствии патриотизма». Кубинцы охраняли внутренние покои президентского дворца, его загородную резиденцию, сопровождали президентский кортеж при выездах в город. Подчинялся командир спецназа только двум лицам: Президенту Анголы и кубинскому лидеру Фиделю Кастро.

Приведя МПЛА к власти в стране, кубинское военное руководство поняло, что Ангола может служить прекрасным в полигоном для обучения солдат и офицеров острова Свободы. Прибывающие с Кубы молодые военнослужащие могли, не считаясь с авариями и поломками, осваивать советскую боевую технику, поставленную для ФАПЛА.

Расчеты зенитно-ракетных комплексов, особенно не жалея ракет, проводили регулярные боевые стрельбы. Кубинские летчики, повышая свое летное мастерство, откровенно «выбивали ресурс» у ангольских самолетов и вертолетов. Боеприпасы, топливо и запасные части при этом списывались «на борьбу с бандитами УНИТА» и безропотно оплачивались ангольской стороной.

Командир кубинского авиаполка в Луанде полковник Салинес как-то хвалился мне, что благодаря «ангольским» курсам кубинские ВВС получили не один десяток подготовленных пилотов. В результате, когда в начале 80-х на родину прибыли первые окончившие советские училища ангольские летчики на самолеты Миг-21, то оказалось, что летать им практически не на чем. Несколько десятков машин этого типа, поставленных ранее из СССР в Анголу, требовали капитального ремонта двигателей. В дальнейшем ангольцы стали «умнее» и потребовали разделить технику на «ангольскую» и «кубинскую».

К «своему» же имуществу, кубинцы относились чрезвычайно бережно и умудрялись годами эксплуатировать старое вооружение и технику. Кстати по существовавшему тогда межправительственному соглашению вся кубинская военная техника, поставленная в Анголу с Кубы подлежала замены на более современную советскую. Тем не менее, привезенные с Кубы советские «ЗИЛы» и «ГАЗки», несмотря на преклонный возраст, исправно бегали по дорогам Анголы не один год. Ангольцы же умудрялись в считанные месяцы «раздолбать» и надежнейшие шведские «Вольво» и мощные советские «Уралы». В 1989–1991 годах, когда Куба в соответствии с международными соглашениями стала выводить свои войска из Анголы, кубинцы правдами и неправдами стали вывозить все, что попадалось под руку. По ночам грузили в порту на свои корабли ящики с запчастями и оборудованием. Умудрились даже, разобрав на части, тайком вывезти несколько самолетов Миг-21 и Миг-23. И это несмотря то, что Фидель Кастро приказал оставить всю технику ангольцам.

«Ратный труд» основной массы кубинцев в Анголе оплачивался более чем скромно. Рядовые кубинские солдаты, выполняя «интернациональный долг», помимо бесплатного питания, довольствовались двумя пачками низкосортных сигарет в день и бутылкой рома на 5–6 человек по праздникам. То, что удавалось скопить, переправляли на Кубу. Конечно, у кадровых кубинских офицеров и летчиков существовала система надбавок, которые выплачивались кубинским военнослужащим по приезду на родину. Но эти суммы ни в какое сравнение не идут с «валютными» окладами советских советников и специалистов, ни тем более с суммами, выделенными из бюджета ЦРУ наемникам Холдена Роберту и Жонаса Савимби. Например, двадцати двум французам, завербованным ЦРУ в 1975 году для ФНЛА было заплачено за шесть месяцев в общей сложности более 500 тысяч долларов. А вот, сколько десятков миллионов долларов сэкономила Куба на льготных поставках ангольской нефти, в обмен на «интернациональную помощь» своих солдат, вероятно, никто никогда не узнает.

Отношения между ангольцами и кубинцами были не так просты, как может показаться на первый взгляд. Они простирались в достаточно широком диапазоне, начиная от неизменных заверений в вечной дружбе до политики «холодного нейтралитета». На высшем партийном и государственном уровне и на совместных «политико-культурных» мероприятиях все обстояло абсолютно пристойно. Взаимные признания в интернациональной солидарности, любви и преданности. Когда в 1978 году Фидель Кастро приехал в Анголу с визитом, его буквально носили на руках. В аэропорту кубинскую делегацию приветствовали тысячные толпы ангольцев, многочисленные представители общественных организаций: пионерских, женских, профсоюзных, которые с умиленными улыбками забрасывали кортеж цветами. Луандские газеты, радио и телевидение публиковали и передавали бравурные репортажами о нерушимости анголо-кубинского союза и вечной благодарности Фиделю Кастро и руководству кубинской коммунистической партии за «неоценимую интернациональную помощь».

Однако на уровне, где решались практические вопросы, все шло не так гладко. Кубинцы вели себя в Анголе скорее как хозяева, а не как гости. Например, в 1976 году, когда на базе ВВС Луанды разместился кубинский смешанный авиационный полк, кубинцы сразу забрали себе все лучшие помещения военной инфраструктуры, оставленные португальцами. Казармы, штаб базы, топливные хранилища, ангары для проведения ремонтных и регламентных работ и т. д. Причем, привыкшие в любых ситуациях обустраиваться всерьез и надолго, они привели их в образцовый порядок. Отремонтировали (естественно за счет ангольцев), установили взамен испорченного и разграбленного новое оборудование и, главное, содержали все в чистоте и порядке.

По этому поводу между ангольцами и кубинцами периодически возникали определенные трения. Например, в 1980 году по рекомендации советских советников ангольское командование хотело было разместить на базе в Луанде школу младших специалистов радиотехнических войск. Но помещения по нее были заняты кубинцами. Возник конфликт. В результате советнический аппарат «выдал рекомендацию»: перемесить школу в другую провинцию, что было не совсем удобно и обосновано. Затем разгорелись «прения» по поводу использования открытого кинотеатра на базе. (База строилась португальцами по натовским стандартам и имела все необходимые капитальные строения). Кому-то из ангольского начальства показалось, что кубинские военнослужащие ущемляют их права: их слишком много и в кинотеатре не хватает мест. В ответ кубинцы поступили просто: построили своими силами, но за счет ангольцев, свой собственный кинотеатр. Он был, хотя и меньше по размерам, но зато функционировал исправно: каждый день, кроме понедельника и четверга в нем демонстрировали фильмы, в основном советские, с субтитрами на испанском и португальском языке. Ангольский же кинотеатр после ухода кубинцев проработал ровно неделю: по небрежности киномеханика-ангольца сгорела киноустановка. По вечерам ангольские солдаты толпой ломились в кубинский кинотеатр на фильм, но выставленные вооруженные патрули кубинской военной полиции их решительно отсеивали: мол, у вас свой есть. Наших советников и специалистов пропускали беспрепятственно, уступая им самые лучшие места в первых рядах. Аналогичным образом ангольцами были «загублены» душевые и туалеты. Как только кубинцы ушли, тут же засорилась канализация (заметим, работавшая до этого момента абсолютно исправно).

Спустя пару лет, на базе ВВС образовались две дублирующие друг друга структуры: ангольская и кубинская. Отдельные автопарк, мастерские, прачечные, рукомойники, туалеты и даже… два спортивных стадиона — кубинский и ангольский. Только у кубинцев все функционировало, а у ангольцев прибывало в полном запустении.

Решительно и бескомпромиссно действовали кубинцы в случаях, когда ангольская сторона, по их мнению, в чем-то ущемляла их интересы или не полностью обеспечивала в соответствии с условиями пребывания войск в стране. Причем, даже тогда, когда речь шла не только об обеспечении боевых действий, оружии и боеприпасах, запасных частях и т. д. Как-то пивоваренные заводы в Луанде встали из-за отсутствия хмеля, импортируемого из-за границы. А на носу у кубинцев был национальный праздник «День штурма казарм Монкады». По этому поводу планировалось грандиозное торжество. А какой же кубинский праздник без пива?! Полковник Салинес тут же явился в кабинет командующему ВВС и ПВО и корректно, но решительно потребовал «обеспечить его солдат и офицеров всем необходимым для «фиесты». Никакие аргументы ангольской стороны, в т. ч. отсутствие денег на расчетном счету у служб тыла ВВС, ссылки на экономические трудности в стране на него не действовали. В результате на следующий день по приказу командующего были отменены два рейса грузовых ангольских Ан-26, спланированных в одну из «воюющих» провинций. Вместо этого самолеты отправились в Уиже за пивом к кубинскому празднику.

Многие кубинские солдаты и офицеры осуждали ангольцев за леность и неспособность «к революционному порыву и самопожертвованию». Открыто этого, конечно, никто не высказывал. Но в разговорах с нами это неизменно проскальзывало. Видимо этот фактор сыграл решающую роль в том, что кубинцы не прижились в войсках ФАПЛА как военные советники. Они были импульсивны, нетерпеливы и не привыкли подолгу и несколько раз объяснять одно и то же. Многим из них было проще самим сделать то, что нужно, а не тратить время и усилия на вдалбливание в голову ангольцев необходимых сведений.