По привычке я проснулся рано. За окном висела холодная октябрьская темнота, а в комнате было тепло и уютно. Огненные элементали беззвучно танцевали в небольшом камине за узорной чугунной решеткой. Я поправил одеяло на спящей Кире, сел в кровати и несколько минут, ни о чем не думая, следил за их завораживающим танцем.
Потом оделся и спустился в кухню.
Алена Ивановна раскатывала на большой доске тесто для пирожков.
— Доброе утро Алена Ивановна! — с улыбкой поздоровался я. — Хотите, я превращу вашу скалку в артефакт? Тогда вам останется только присматривать за ней, а трудиться она будет самостоятельно.
— Не нужно, Никита Васильевич, — отозвалась Достоевская, стряхивая с ладоней муку. — Тесто любит руки пекаря. И мне в удовольствие с ним возиться.
— А с чем будут пирожки? — поинтересовался я.
— С утиной печенью и жареным луком.
— Умм, вкуснятина!
— Ваш кофе на плите, — улыбнулась Достоевская.
— Благодарю, Алена Ивановна! Без вас этот дом не прожил бы и дня.
Я перелил кофе из турки в большую кружку и добавил каплю сливок.
Держа горячую кружку в обеих ладонях, толкнул плечом стеклянную дверь и вышел на террасу.
В усадьбе было тихо. Трава во дворе побелела от инея — ночью был заморозок. Я поежился и сделал первый, самый вкусный глоток утреннего кофе. Постоял, чувствуя, как сырой холод пробирается под тонкую рубашку. А потом призвал демона Огня.
По телу мгновенно разлилось тепло. Кожа стала нечувствительна к порывам утреннего ветерка.
Хорошо-то как!
Я в который раз подумал, что надо установить на террасе магические артефакты Огня. А еще мягкие кресла. Сидеть в них вечерами, болтать с Кирой и наслаждаться одновременно морозной свежестью и уютным теплом.
Я уловил движение за спиной — Достоевская вслед за мной вышла на террасу.
— Холодно сегодня? — спросила она.
— Да, — не оборачиваясь, ответил я.
Магия делала призраков почти живыми, но не могла вернуть прежнюю остроту ощущений. Пока не могла, но я надеялся что-нибудь придумать.
— Отец Иннокентий уже проснулся, — сменила тему Алена Ивановна.
— Да? — удивился я. — И где он?
— В саду. Я видела в окно, как он там молится.
— Тогда не стану ему мешать, — решил я. — Отнесу пока кофе Кире Андреевне.
— Ее кофе готов. С молоком и корицей, как она любит.
— Алена Ивановна, вы — чудо! — убежденно заявил я. — Вам кто-нибудь об этом говорил?
— Вы говорите мне это каждое утро, — засмеялась Достоевская.
— И не устану повторять. Потому что это чистая правда.
Когда я снова поднялся наверх, Кира уже проснулась. Она сидела в постели, подтянув колени к подбородку, и смотрела на огонь.
— Тебе тоже нравится? — улыбнулся я, поставив чашку с кофе на стол.
— Кажется, я могла бы смотреть на них бесконечно, — вздохнула Кира.
— Когда ты вылетаешь?
— Через час. Первая встреча назначена на полдень, в кондитерской Вольфа. Там и позавтракаю. Надеюсь, из Ржевского аэропорта можно вызвать извозчика в город.
— Я организую тебе машину, — пообещал я.
— Спасибо, — обрадовалась Кира.
На дворе послышалось фырканье вертолетного двигателя. Мы с Кирой выглянули в окно — Полина в летной форме уже сидела в кабине. Увидев нас, она коротко отсалютовала.
Длинные лопасти лениво зашлепали по воздуху, потом раскрутились быстрее, со свистом разгоняя остатки утреннего тумана.
Лейтенант Зорева погоняла двигатель на разных оборотах, потом легко подняла машину в воздух и сделала идеально ровный вираж над лесом.
— Как она тебе? — спросил я Киру.
— Отличный пилот, — улыбнулась Кира. — Тем более, что за нее поручился сам император. Думаю, мы подружимся.
— Вот и отлично.
Кира допила кофе и улизнула в душ. А я достал магофон и набрал номер Семена Мальцева.
— Семен Евграфович, доброе утро! Будь добр, организуй для Киры Андреевны машину с водителем от Ржевского аэропорта. Примерно через два часа. Пусть отвезет ее, куда нужно.
— Сделаю, ваша милость, — солидно кивнул Семен Евграфович. — Сам приеду за Кирой Андреевной.
— Замечательно, — обрадовался я. — Как идет торговля?
— Бойко, господин барон. Вам пора регистрировать свою торговую марку.
— Обсуди это с Кирой Андреевной, — предложил я.
Я вышел во двор проводить Киру.
— Когда ты вернешься?
— Надеюсь управиться к вечеру, — улыбнулась Кира.
На ее безымянном пальце мягко светилась жемчужина цвета морской волны, вставленная в оправу из аномального металла.
— Ты поможешь отцу Иннокентию разыскать его демона? — спросила Кира.
— Конечно, — кивнул я. — Мне и самому интересно, куда он делся.
— Думаешь, его могли украсть?
— Пока это самый вероятный вариант. Вечером расскажу.
Я поцеловал Киру.
— До вечера, — улыбнулась она, отвечая на поцелуй.
Вертолет поднялся в воздух, чуть наклонился и бойко полетел в направлении Столицы. Я следил за ним взглядом до тех пор, пока он не превратился в едва заметную точку на фоне серого осеннего неба.
А потом пошел в сад — позвать отца Иннокентия к завтраку.
Сцена, которую я увидел в своем саду, удивительным образом напомнила мне библейские притчи.
Отец Иннокентий сидел на садовой скамейке, держа в руках толстую книгу, и что-то читал нараспев глубоким рокочущим басом.
На дорожке перед священником сидел наполовину вылинявший заяц. Серая летняя шерсть висела на нем неопрятными клочьями, а из-под не пробивался пушистый и белоснежный зимний мех.
Заяц внимательно слушал отца Иннокентия, изредка шевеля длинными ушами.
На плече священника пристроилась ворона. Она наклонила голову и то и дело заглядывала в книгу любопытным желтым глазом. Как будто проверяла — правильно ли священник читает.
А у самого пруда разлегся кабан. Он вытянул морду, украшенную смешным пятачком с широкими ноздрями и изредка одобрительно хрюкал.
— Воскресные чтения? — рассмеялся я, подходя ближе. — Просвещаешь моих демонов, отец Иннокентий?
Священник дружелюбно кивнул зайцу, захлопнул книгу и поднялся со скамейки.
— Доброе утро, Никита Васильевич. Грешен, привык по утрам читать вместе с Авессаломом. Вот и маюсь от одиночества.
— Идем завтракать, — улыбнулся я. — Перекусим и отправимся на поиски твоего демона. Надеюсь, сегодня не постный день?
— Путешественникам прощается несоблюдение поста, — легко согласился отец Иннокентий.
Выглядел он бодро, несмотря на то, что вчера мы засиделись допоздна.
Груда румяных пирожков уже возвышалась в центре стола. За столом клевал носом Костя Захаров. Судя по помятому лицу, он не спал всю ночь.
Перед Захаровым стояла пустая кофейная чашка.
— А где остальные? — спросил я.
— Еще спят, наверное, — с нескрываемой завистью ответил Костя и широко зевнул.
Потом удивленно захлопал глазами:
— А откуда взялись пирожки?
Не теряя времени, он цапнул верхний пирожок и отправил его в рот.
— Что с машиной отца Иннокентия? — поинтересовался я. — Удалось починить?
— Все в порядке, — туманно ответил Захаров. — Считайте, что мне удалось сотворить чудо.
И умильно уставился на Достоевскую.
— Алена Ивановна, как вам удается так вкусно готовить?
Алена Ивановна польщенно улыбнулась.
— Спасибо, Костя, — одобрительно кивнул я. — Сегодня можешь отдыхать и отсыпаться.
— Благодарю, сын мой, — поддержал меня отец Иннокентий. — Господь не оставит тебя своей милостью.
— Надеюсь, — с набитым ртом отозвался Захаров. — Пусть пошлет мне мягкую подушку и несколько часов покоя, и мы будем в расчете.
За завтраком я расспрашивал отца Иннокентия, как жилось в губернии при прежнем губернаторе.
— Плохо жилось, Никита Васильевич, — откровенно отозвался священник. — Воровал Цепляев открыто, не боялся грома небесного. Ну, и остальные чиновники тянули, что могли. Теперь боятся. Ты хорошо сделал, что Павла Лаврентьевича поставил главным над ними. Он ни одной копейке не позволит в воровские руки уйти. Только Холмский уезд и был в порядке. Так Цепляев сколько уж пытался выжить Тишина с его места.
— А ты давно знаком с Павлом Лаврентьевичем? — поинтересовался я.
— Еще со времени учебы в магической академии. Мы в один год туда поступили.
— А как ты священником стал?
Отец Иннокентий улыбнулся в седую бороду.
— Меня с детства больше к книгам тянуло, а не к магии. Нас у отца семеро было, я средний. Поместье маленькое — одна деревенька, да три аномалии. Хочешь — не хочешь, а нужно было службу искать. Или в гвардейцы идти, или управляющим к богатому аристократу проситься. Павел Лаврентьевич по государственной линии пошел, чиновником стал. А я в семинарию подался.
Отец Иннокентий откусил пирожок и аккуратно стряхнул крошки с волнистой седой бороды.
— После окончания семинарии оставили меня алтарником в Симеоновской церкви — отец постарался. Потом рукоположили в диаконы и отправили в Холмск. И тут снова встретились с Тишиным. Его как раз помощником уездного комиссара назначили. С тех пор и служим вместе. Павел Лаврентьевич до уездного комиссара дорос. А я сан принял, когда мой предшественник на покой ушел.
Голос священника мерно рокотал, рождая чувство уюта и покоя.
Отец Иннокентий отставил пустую чашку и мирно улыбнулся Алене Ивановне:
— Благодарю за трапезу. Не пирожки, а истинное чудо. Мне бы рецепт, Алена Ивановна — попадья моя тоже печь любит.
— Я запишу, — просияла Достоевская и вылетела из кухни.
А я поднялся из-за стола.
— Едем, отец Иннокентий. Костя, где ты машину священника оставил?
Захаров вскинул на меня покрасневшие от бессонницы глаза.
— Сейчас покажу.
Мы вышли за ворота, и я остолбенел от удивления.
Вместо пыльной и ржавой крохотной развалюхи отца Иннокентия за воротами усадьбы стоял крепкий синий минивен.
— Что это? — спросил я.
— Холмские механики постарались, — не моргнув глазом, соврал Захаров. — Золотые руки у мастеров. Преобразилась колесница чудесным образом.
— Костя, не морочь мне голову, — строго сказал я.
Захаров отвел меня в сторону.
— Ну, купил я эту машину. Недорого досталась — хозяину срочно деньги понадобились. А я еще обещал ему гвардейцев прислать в аномалию вне очереди.
— Где же ты такого замечательного продавца нашел среди ночи?
— Евграфа Мальцева разбудил. Он и подсказал, у кого можно купить машину.
— А где машина отца Иннокентия?
— Эта колесница даже до Холмска не доехала, заглохла по дороге. Я механиков вызвал, так они не взялись ее чинить. Уволокли на свалку.
— Молодец, Костя, — улыбнулся я. — Решил проблему, это главное. Бывший хозяин машины точно доволен?
— Еще как, — заверил меня Захаров. — Мои ребята ему из аномалии столько ресурсов вынесут, что он себе новую машину купит.
— Ладно, иди отдыхай. Только ключи от машины отдай священнику.
— А там магическое зажигание, — расхохотался Захаров. — Пусть прочитает «Отче наш», машина и поедет.
— Вот и сотворил Господь для тебя чудо, отец Иннокентий, — улыбнулся я, подходя к священнику. — Теперь у тебя будет новая колесница.
— Сколько живу на свете, не устаю удивляться чудесам, — легко согласился священник.
И повернулся к Захарову.
— Спасибо, добрый человек. Я помолюсь за твое здоровье.
— Помолись за мой крепкий сон, святой отец, — усмехнулся Захаров. — И за то, чтобы меня до вечера никто не тревожил. Никита, ты уверен, что не хочешь взять с собой гвардейцев? Один звонок, и они подъедут прямо на место.
— Уверен, Костя, — улыбнулся я. — Не хочу, чтобы твои подчиненные мешали нашей богословской беседе.
Захаров снова широко зевнул, прикрыв рот ладонью.
— Я на ногах уже не стою, — пожаловался он. — Иду спать, и пусть небо пошлет гром и молнии на каждого, кто осмелится меня разбудить.
— Садись за руль, отец Иннокентий, — кивнул я священнику. — Время дорого.
Отец Иннокентий, недоверчиво косясь на меня, прочитал короткую молитву. Кажется, он до последнего слова опасался, что Захаров просто подшутил над ним.
Но машина послушно завелась, мягко рокоча мощным мотором.
Отец Иннокентий плавно тронул машину с места. Пока мы ехали по лесной дороге, я не отвлекал его — пусть привыкнет. В хмуром небе над нами кружил беркут Ураган, зорко осматривая окрестности.
Подъехав к шоссе, отец Иннокентий дождался, пока мимо промчатся другие машины, и плавно выехал на асфальт. Мотор бодро заурчал, машина пошла быстро и легко.
— Добротная колесница, — радостно пробасил священник.
— Не будем терять время, отец Иннокентий, — сказал я. — У меня к тебе много вопросов. И к тому моменту, как мы доберемся до аномалии, я хочу услышать подробные ответы.
— Спрашивай, Никита Васильевич, — кивнул отец Иннокентий.