Артистка

3

Эрик оказался прав, я отправилась в местное отделение театрального общества и получила адрес этого самого Миркина. Его глава мне сообщил, что ему известно, что Миркин приехал в наш прекрасный город и поселился в нем. Правда, временно или постоянно он, того не ведал, так как Миркин на связь с ним не выходил. А адрес стал известен случайно.

Я вышла из здания, где размещалось отделение театрального общества, села на скамейку в ближайшем сквере и только после этого взглянула на адрес. И удивилась. Я знала это место, так как неоднократно там бывала по разным делам. Это был типичный спальный район на самой окраине города. Так как недвижимость там была самая дешевая, то в основном на этой территории селился бедный люд. А потому, что там делает известный на всю страну театральный критик, я не понимала.

Правда, меня сейчас больше беспокоил другой вопрос: с какой стати я попрусь к нему? Что он подумает при виде незваной гостье? Я не знакома с ним, он не знаком со мной, тогда почему он меня примет и станет общаться? Да и вообще, это очень неудобно приходить к человеку, который тебя не звал. Мне это, например, никогда не нравилось, когда кто-то без приглашения появлялся в моем доме. И скорее всего, он по отношению ко мне будет испытывать такие же чувства.

С другой стороны мне хотелось выполнить просьбу Эрика. Она мне представлялась вполне обоснованной. Если этот Миркин начнет критиковать каждый наш спектакль, это отпугнет и без того немногочисленную аудиторию. Да и власть, которая нас финансирует, может решить, что нет смысла это делать, если мы такие никчемные. А без помощи города нам капец, собственных денег нам не хватит, чтобы продержаться и месяц. Не говоря уж о том, что придется распрощаться с гастролями; кто захочет приглашать к себе такой не профессиональный коллектив.

Я сидела на скамейке, наверное, уже час, и ничего не могла решить. Отсюда к дому Миркина шел прямой автобус, ехать было максимум двадцать минут, но это расстояние мне казалось не меньшим, чем от Земли до Луны. Беда в том, что по своему характеру я не наглая, не умею себя навязывать другим. Если кто-то не хочет меня видеть, я обычно тут же ретируюсь. Знаю, в нашем мире такие черты не ценятся, но что делать, если я соткана из них. Меня до сих пор изумляет то, что я заняла место ведущей актрисы театра, учитывая то обстоятельство, что плохо умею пробиваться, расталкивать коллег локтями, а при необходимости и другими частями тела.

Понятно, что занять нынешнюю позицию сильно помог мне Эрик; без него бы ничего не получилось. Но и я кое-что сделала для этого; проявляла подчас такую решимость, какую не ожидала от себя. Наверное, и в данном случае следует поступить таким же образом, набраться наглости и храбрости и отправиться к этой знаменитости. Чем я рискую, в крайнем случае, выставит меня за дверь, вернусь домой. Мир от этого не рухнет, даже не пошатнется.

На всякий случай я решила купить что-нибудь к чаю; маловероятно, но вдруг дело до этого дойдет. Зашла в магазин, выбрали самый дорогой торт. Я сильно сомневалась, что Миркин оценит тот факт, что я не поскупилась на гостинец. Но мне почему-то стала немного легче и спокойней.

Я вышла на остановке. Нужный дом даже не пришлось искать, он стоял совсем рядом. Я огляделась вокруг; это, в самом деле, был очень скучный район, застроенный одинаковыми уже почти древними пятиэтажками, между которыми росли чахлые кустики зелени и редкие деревья. Как тут можно жить? Не понятно. Неужели действительно Миркин поселился здесь? Для меня это была самая настоящая загадка, ведь он же по большому счету небожитель, его статьи печатались в лучших изданиях. И вдруг такая убогость. Тут что-то явно не так.

Меня не удивило, что подъезд не запирался на кодовой замок, а о том, какой там стоял аромат, лучше промолчу. Невольно достала из сумочки платок и зажала им рот. Я вообще, очень восприимчива к запахам; и если где-то пахнет плохо, меня начинает мутить. Это моя физиологическая особенность всегда удивляла Эрика; сам он к запахам, можно сказать, равнодушен.

Разумеется, в доме ни о каком лифте не могло быть и речи, а между тем, Миркин жил на четвертом этаже. Пока я подымалась на эту немыслимую высоту, то с непривычки даже начала задыхаться.

Я подошла к обшарпанной деревянной двери, которую, судя по ее виду, не меняли с момента сдачи дома, и замерла в нерешительности. Это было странно, но меня вдруг охватило ощущение, что сейчас я сделаю шаги в другую жизнь. Разумеется, то была полнейшая чушь, но избавиться от этого чувства с наскока не получалось. Как бы в отместку я решительно надавила на кнопку звонка.

Я с интересом разглядывала Миркина. Передо мной стоял невысокий старичок, седой, как лунь, худой не по возрасту, что наводило мысль на то, что этот человек чем-то серьезно болен. Пожалуй, мне понравилось в нем только лицо; разумеется, оно не было молодым, но и не старческим. Даже трудно описать, какое оно производило впечатление. По крайней мере, одно можно сказать точно — оно принадлежало умному человеку, дуракам такую внешность природа не дарит.

Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга. Я не знала, как начать разговор, а он, полагаю, — от удивления. А затем он произнес то, от чего я едва на села, где стояла. А сказал-то он всего-то:

— Марта Игоревна, рад вас видеть. Я не исключал, что вы придете или ваш главный режиссер Эрик Олегович. Проходите.

Мне понадобилось какое-то время, чтобы окончательно прийти в себя. Откуда он знает мое имя и имя нашего главного режиссера, да еще предполагает, что мы можем прийти. Чудеса, да и только.

Мы прошли в комнату. Говорить о том, что она была обставлена не богато, это означает, ничего не сказать, она была заставлена какой-то обшарпанной, чуть ли не антикварной мебелью. Ничего подобного я не ожидала увидеть, ведь речь идет о ведущем театральном критике страны, а значит, человек по определению не может быть бедным. По крайней мере, не настолько бедным. Или я чего-то не понимаю?

— Садитесь, — показал он мне само собой на обшарпанный стул. К тому же когда я села выяснилось, что он стал шататься подо мной. Не хватало только упасть вместе с ним, вот будет смешная мизансцена.

— Хотите чая? — предложил Миркин.

— Не откажусь, Яков Миронович. Я как раз торт принесла.

— Торт мне нельзя, диабет, — а с ним не шутят.

— Я не знала.

— Само собой разумеется. Давайте так, мы попьем чаю, вы с тортом, а я ни с чем.

— Тогда и я ни с чем.

— Почему вы должны страдать из-за моей болезни. Доставайте свой торт и режьте, а я пойду ставить чай.

Я резала торт и осматривала квартиру. Я заметила, что пол не очень чист, а на мебели осело много пыли. Вряд ли Миркину полезно ею дышать, в его возрасте нужен свежий воздух.

В комнату вернулся Миркин. На подносе он нес две чашки чая.

— Пейте и ешьте, — сказал он и немного грустно посмотрел, прямо скажу, на аппетитный кусок торта. — Всю жизнь был большим сладкоежкой — и вот теперь расплачиваюсь за этот грех. Учтите это на будущее, за все грехи приходится платить, даже с первого взгляда совсем невинные.

— Учту, — пообещала я, но мысли мои сейчас крутились вокруг других тем.

— Яков Миронович, могу я вас кое о чем спросить? — поинтересовалась я.

— Спрашивайте, о чем угодно, от вас у меня нет тайн.

Это было одновременно и приятно и странно слышать. Хорошо, что нет тайн, вот только почему, ведь я для него совершенно чужой человек.

— Удивлены моими словами, Марта Игоревна, — словно бы прочитал он мои мысли. Хотя, кто знает, может быть, и прочитал, мало ли какими способностями он может быть наделен.

— Удивлена, — подтвердила я.

— Все просто, в моем возрасте бессмысленно иметь тайны. Да и вообще, быть предельно открытым всегда лучше, чем закрытым. Так что спрашивайте.

— Насколько мне известно, вы живете в Москве. Почему вдруг оказались в нашем городе?

Миркин улыбнулся.

— Отвечаю. По целому ряду причин. Первая — это то, что я здесь родился.

— Не знала.

— На городском кладбище лежат мои родители. Это важная, но все-таки не главная причина. А главная — вторая. Моя жена умерла, у нас с ней был единственный сын. У меня давно с ним, мягко говоря, не простые отношения. Некоторое время назад он принял решение уехать на постоянное жительство в Израиль. Он звал и меня, но я отказался. А там очень дорогая недвижимость. Сын с самого начала хотел иметь свою квартиру, а не жить на съемной. Вот и попросил меня продать мои трехкомнатные хоромы в центре Москвы. Я не мог ему отказать — и продал. Деньги мы поделили, я взял столько, чтобы купить тут небольшое жилье, а ему отдал большую часть средств. И почти месяц назад я въехал в это халупу. Хозяева оставили мне всю мебель, так что мне не надо было заботиться об ее покупке. Да если честно, мне это уже не под силу. Пусть будет все, как есть. Вот и вся моя история о возвращении на Родину. Как видите, все по своему закономерно.

— Вы хотите сказать, что отныне будете жить в нашем городе? — спросила я.

— До самой кончины, я так решил. Ехать мне больше некуда, да и не хочется.

— А к сыну?

Какое-то время мой собеседник молчал.

— Может быть, я бы и поехал, но как я сказал, отношения у нас не самые лучшие. Мы с ним очень разные люди, и даже, когда он был маленький, не очень хорошо ладили. Он никогда не понимал меня. Да и привыкать к другой стране в моем возрасте тяжело. Что я там буду делать?

— Жить, — ответила я.

— Я и здесь живу. Для меня это не вариант. Лучше вернуться туда, откуда пришел в большую жизнь. Что я и сделал. Знаете, Марта, я далеко не всем доволен, как она сложилась, но по большому счету мне не на что жаловаться. Мне очень посчастливилось, я занимался тем, что мне нравилось, что поддерживало интерес к существованию. А это самое главное. Уж, поверьте мне.

— Я верю, Яков Миронович. Я сама так думаю.

— Это я и предполагал.

— Предполагали, — удивилась я. — Но каким образом? Мы только познакомились.

— Я это почувствовал по вашей игре. Когда артист на сцене, он раскрывается, как личность. Только надо уметь это считывать.

— И я раскрылась перед вами?

— Разумеется, не полностью. Да полностью ничего не бывает. Давайте, немного о другом, о цели вашего ко мне визита.

Меня охватило некоторое смущение. После того, что я услышала от Миркина, моя миссия мне показалась весьма сомнительной. Но говорить все равно придется.

— Яков Миронович, я оказалась здесь не по своей инициативе, меня послал к вам наш главный режиссер Эрик Неронов.

— Что-то подобное я и предполагал, — пробормотал Миркин. — Впрочем, тут все предельно понятно.

— Что вам понятно? — решила уточнить на всякий случай я.

— Ваш главреж обеспокоен, что я подпорчу ему жизнь своими публикациями. И он справедливо опасается. Знаете, Марта, я испортил престиж немалому количеству режиссеров. Так что проклятий в свой адрес я наслушался.

— Вы правы, Эрик обеспокоен этим обстоятельством. Он хочет, чтобы мы нашли бы общий язык. У нас не слишком большой город, и драматический театр в нем один. Для нас важна его репутация у зрителей.

— Но что я могу сделать, — пожал плечами Миркин. — Я пока посмотрел один спектакль, но этого вполне достаточно, чтобы прийти к определенным выводам. Пусть не окончательным, а только предварительным. Но опыт мне подсказывает, что они вряд ли сильно изменятся.

— И какие выводы вы сделали?

— Ваш театр не для искусства.

— А для чего?

— Для тех, кто в нем работает, надо же им иметь дело, чтобы получать зарплату. Вы ни одни такие, подобных театров развелось много. Есть лучше, есть хуже, но смысл от этого не меняется.

— И все же, у нас лучше или хуже?

— Думаю, что хуже. Вы помните, сколько было зрителей в зале?

— Помню, мало.

— Это естественная реакция, они не ощущают обратной связи с театром. Он живет исключительно своей жизнью, о том, что думают о нем жители города, его не интересует. Я вовсе не считаю, что они разбираются в театральном искусстве, подавляющее число само собой ничего в нем не смыслят.

— Но если так, то в чем виноват театр? — спросила я. И тут же поймала внимательный взгляд Миркина, пущенный в меня из-под когтистых бровей.

— Если бы театр был предназначен для тех, кто разбирается в нем, то каждый спектакль посещали не более десяти зрителей. Искусство не должно быть для избранных, оно должно проникать внутрь человек, даже если он того не хочет. Но если это случится, и он это ощутит, то обязательно пойдет в театр, чтобы это случилось снова. Его потянет туда неведомая сила, которая могущественнее его. А то количество людей, которые заполнили зрительный зал, говорит о том, что ничего подобного у вас не происходит. Я, конечно, посмотрю и другие спектакли, но вряд ли мои впечатления изменятся.

— Что же вы предлагаете в таком случае?

— Вообще-то я критик, пишу о своих впечатлениях, мыслях и чувствах, вызванных постановкой. А что-то предлагать должны другие, например, ваш главный режиссер.

— То есть, хотите сказать, что отказываетесь помогать нашему театру, а только критиковать.

Миркин молчал, видимо, мои слова заставили его задуматься.

— Возможно, вы в чем-то правы, Марта Игоревна. Если хотите, я могу встретиться и с вашим главным режиссером, и со всем коллективом. Но немного позже, мне надо посмотреть еще несколько спектаклей. Я должен быть уверен в своих впечатлениях. Я постараюсь, ходить на ваши спектакли каждый день. Хотя мне это немного и трудно, — с вздохом добавил Миркин.

— И вы продолжите писать свои заметки?

— Обещаю, что в ближайшее время не буду. Буду копить впечатления.

— Тогда на этом пока остановимся, — сказала я и встала. — В таком случае я пойду.

— Было приятно познакомиться.

— Взаимно.