Я вернулась домой, Эрик меня уже ждал. При виде гражданского мужа я вдруг почувствовала сильное смущение, которое давно не испытывала при нем. Я знала, что он хочет знать о результатах моего визита к Миркину. Но я не представляла, что должна ему говорить. Ну не о том же, что почти два часа мыла и чистила комнату, кухню, туалет и ванную. Если я сообщу это Эрику, его изумлению и возмущению не будет предела.
— Была у этого старикашки? — весьма неприятным тоном спросил Эрик. — Между прочим, я кое-что о нем узнал. Оказывается, он родился в этом городе. И, как я понимаю, вернулся сюда умирать.
В принципе то, что сказал Эрик, соответствовало действительности, нечто подобное сообщил мне и Миркин. Но слова, а точнее, тон, с которым они были произнесены, мне был неприятен.
— Марта, ты чего молчишь? О чем вы с ним договорились? — продолжал допытаться Эрик.
— В общем, ни о чем, — пожала, как можно бесстрастней, я плечами.
— Как ни о чем? — удивился Эрик. — Что ты тогда там делала столько времени?
— Мы говорили.
— О чем?
— Об искусстве, театре. О чем еще можно говорить с театральным критиком.
— Я рад за тебя, но я просил кое-что у него выяснить и кое о чем с ним договориться. Удалось? — Эрик пристально взглянул на меня.
— До некоторой степени. — Давно я при разговорах с ним не испытывала таких эмоциональных перегрузок.
— Марта, я тебя отправил к нему с конкретным поручением. Ты его выполнила? Только не говори, что до некоторой степени.
— Эрик, но так и есть.
— Хорошо, рассказывай, о чем вы договорились?
— Он обещал посмотреть наши спектакли.
— И написать такие же рецензии, как уже написал?
— Возможно, я не знаю, — пробормотала я.
— А кто знает? Кого спросить? — Эрик обвел комнату глазами. — Кроме нас больше тут никого нет.
— Послушай, Эрик, что ты хочешь от меня. — Невольно я повысила голос. — Я не могу диктовать ему условия. Он считает, что у нас плохой репертуар, его надо целиком менять. Я пыталась возражать, но у него свое мнение.
— Да к черту его мнение! — тоже почти до крика повысил голос Эрик. — У него маразм, а не мнение. Знаешь, сколько ему лет?
— Сколько?
— Восемьдесят. В таком возрасте у человека не может быть мнения, а только Альцгеймер.
— Яков Миронович производит впечатление вполне разумного человека. Следы маразма у него не заметила.
— Яков Миронович? — удивился Эрик. — Ты его называешь так, словно он тебе близкий друг. Уж не поладили вы друг с другом?
Я подумала, что Эрик в чем-то прав, может, не до конца, но в какой-то степени мы нашли общий язык.
— Мы просто беседовали, Я его называла по имени отчеству, он меня, кстати, тоже. Что-то тут такого.
— Это как посмотреть. Ты же понимаешь, если он продолжит выдавать свои рецензии в том же духе, от нас мало что останется.
— Тогда может быть, есть смысл подумать что-то изменить в нашем театре. Хотя бы тот же самый репертуар.
— И все нашу работу за столько лет, словно скот, пустить под нож. Ты в своем уме?
— В своем, — заверила я.
— Тогда почему несешь такую чушь?
— Эрик, это не чушь. Яков Миронович знает, что говорит. К его словам целесообразно прислушаться.
Последняя моя реплика окончательно вывела моего гражданского мужа из себя.
— Ты совсем потеряла разум, если, конечно, он у тебя был! — заорал Эрик.
От неожиданности и испуга я вздрогнула. Я не могла припомнить, когда в последний раз Эрик так кричал на меня. Кажется, до сих пор этого просто не было.
На наш крик в комнату вбежала Анжела и с изумлением уставилась на нас. К таким сценам в нашей семье она не привыкла.
— Что у вас тут происходит? — поинтересовалась дочь.
— Выясняем один принципиальный вопрос, — нехотя ответил Эрик.
— Мама, что за вопрос? — обратилась уже Анжела непосредственно ко мне.
— По поводу одного человека. У нас разные на него взгляды. Тебя это не касается.
Но заинтригованная Анжела не собиралась уходить, вместо этого устроилась на диване. Ее поведение отчасти сбило наступательный пыл Эрика.
— И что нам теперь делать? — уже спокойней спросил он меня.
— Не знаю, — честно ответила я. Я, в самом деле, не представляла, как поступить в такой не простой ситуации.
— Замечательный ответ, — саркастически скривил он тонкие губы, которые я любила целовать. По крайней мере, еще совсем недавно. — Напрасно ты отдала свою роль Аглае, — вдруг совершенно неожиданно добавил он. Затем посмотрел на нас по очереди, махнул безнадежно рукой и вышел.
Мы с дочерью остались одни.
— Мне кажется, папа прав, — сказала Анжела. Дочь называла моего гражданского мужа то папой, то Эриком в зависимости от настроения.
— В чем он прав, по-твоему?
— Если этот чувак пишет плохие рецензии, его нельзя пускать в театр. Я бы тоже так поступила.
Высказанное мнение дочери сильно удивило меня. Ничего подобного я не ожидала от нее услышать.
— У нас нет прав не пускать его в театр. Если он купил билет, это законное основание для посещения спектакля, — только и нашлась я, что ответить.
— Ладно, это ваше дело, мама. Я хотела поговорить с тобой о своей учебе. С Эриком я уже поговорила.
Последние слова дочери прозвучали для меня неожиданно.