...Азорские острова

В НАЧАЛЕ ВОЙНЫ

Чем старше становится человек, тем чаще начинает он бродить по дальним тропинкам своей памяти, стараясь сызнова увидеть то, что минуло, вспомнить доброе и горькое, что было в его жизни… Для чего? Да, конечно, для того, чтобы снова, хоть мысленно, побывать в своей молодости и хоть в воображении своем пережить еще раз то, что когда-то было волнующим и значительным в его судьбе.

А иногда и листок календаря напоминает тебе дату, которой минуло много лет и которая теперь затронет только разум людей нового поколения, а для тебя-то и для твоих сверстников она была полна волнений, потрясавших самое существование твоего народа…

Прошло уже более тридцати лет, подумать только, больше тридцати лет, как ушла в историю весна великой нашей победы!

У всех, кто пережил годы войны, при всяком напоминании о ней невольно встают в памяти горькие и грозные месяцы тяжких наших военных неудач, но при всем том вспоминаются они и как время нашей стойкости, верности и всенародных усилий — устоять, отбить страшный натиск, сохранить жизнь, честь и будущее такой огромной, такой разной и в то же время единой, бесконечно дорогой страны, которую ты зовешь своей Родиной…

Вот какое возвышенное получилось у меня введение к короткому и будничному рассказу о том, как и мы, работники художественной кинематографии, начали свой труд на войну.

Друзья и товарищи наши, документалисты, с первых же дней, если даже не с первых часов войны, были уже вместе с бойцами и командирами нашей армии — участниками ожесточеннейших сражений. А мы? Что могли сделать мы, если на создание художественного фильма, учитывая и время написания сценария, необходим по крайней мере год!.. Год? Когда каждый день несет с собой неслыханные перемены, когда он иногда решает судьбы сотен тысяч, а то и миллионов людей.

Конечно, сразу же стали задумываться многие будущие киноленты… Но когда они попадут на экраны? Будут ли они тогда нужны людям? Чем они помогут им тогда?..

А пока что же, сидеть и ожидать, когда придет начало твоей очереди работать? Единственное, что мы, актеры кино, могли делать в эти первые недели войны — выступать перед мобилизованными и ополченцами на пунктах сборов, в военкоматах.

Необыкновенно сердечными были эти встречи со зрителями. Мы, выступавшие, волновались потому, что видели перед собой людей, которые уже через несколько дней будут на фронте. По ним, именно по ним, нашим нынешним слушателям, будут стрелять пушки, пулеметы и автоматы гитлеровской армии, а они в смертельной этой опасности станут оборонять свою землю, своих соотечественников и нас, в том числе и нас…

А те, для кого мы выступали, глядя на нас, наверное, думали, что вот беда разлучает их со всем, что им дорого, что переступают они рубеж, за которым теперь по-иному пойдет их жизнь. Жизнь, которою уже не они сами будут распоряжаться, а хозяйкой которой станет жестокая и грозная война. Да и неизвестно, сколько ее, этой жизни, осталось теперь на долю каждого из них…

А по утрам мы, отряды творческих работников киностудии, старательно обучались основам солдатского дела. По ночам у нас появилась обязанность — охранять «Мосфильм».

Действительно, была реальная опасность пожара студии. Стояла она тогда на Воробьевых горах в гордом одиночестве и, как считали подозрительные люди, построена была так нарочно, чтобы в военное время служить ориентиром для немецких самолетов, когда они начнут лететь на Москву. Вот нынче это время и настало. Взрывать здания «Мосфильма» фашистским летчикам не было смысла, но они могли сбросить на них зажигательные бомбы, чтобы засветить себе маяк…

Раза три в неделю наша бригада должна была нести ночное дежурство, чтобы в случае беды поднять тревогу и помогать при тушении пожара. Не помню уже теперь, кто они были, мои напарники, но точно помню, что постоянное место моего дежурства именовалось «пост номер пять». А находился он у угла каменной стены, окружавшей студию. Чем этот угол был особенно важен и нужен «Мосфильму», уразуметь я не мог, так как, кроме зарослей бурьяна и крапивы, вблизи ничего более ценного не было. Но разводящий всякий раз предупреждал меня, чтобы я был особенно бдителен.

Послушно и старательно я прислушивался всю ночь к затаившемуся громадному городу и в темноте пытался разглядеть здания столицы, темневшие огромными глыбами. Особенно милой и дорогой была она в эти часы, казалось, что и от меня зависят сейчас ее покой и безопасность и что она может отдыхать безмятежно, пока я здесь охраняю эту каменную стену.

Я шагал по бурьяну, курил, пряча в рукав папиросу, и прижимал к себе старенькое охотничье ружье с одним единственным патроном, которым едва ли можно было поразить кого-нибудь крупнее кошки, и то при условии, что она будет сидеть не далее десяти метров от стрелка. Но именно это никудышное ружьецо и вселяло убежденность, что я тоже солдат, что я на посту и что в нужную минуту моя помощь пригодится тем, кто обороняет город. И когда над Москвою рвались снаряды зениток и носились по небу трассирующие пули, казалось, что вот сейчас наступит и мой черед поддержать их огневую мощь моим оружием…

Чем бы мы ни были заняты, а голову постоянно сверлила мысль, что настоящего своего дела мы не делаем. Однако вскоре у кинематографистов возникла придумка — начать выпуск киноальманахов или «боевых киносборников», как стали их именовать. Каждый из них должен был составляться из нескольких коротких игровых фильмов, из маленьких рассказов. Такие киноновеллы, киноскетчи могли делаться несравненно быстрее, чем полнометражные картины: каждую кинопрограмму должны были снимать сразу несколько коллективов, с соответствующей группой сценаристов и режиссеров.

И вот целая бригада взялась за создание первого, начального выпуска боевых сборников. Оказалось, что не так-то просто было начать работу. Как представить зрителям новую форму кинозрелища?! Предисловия к нему не напишешь, вступительного слова не скажешь… И пришло кому-то в голову, что первый номер альманаха должен открыть кто-нибудь из знакомых уже зрителям героев кино. Один из тех, кто сумел завоевать признание и доверие аудитории.

Выбор пал на Максима. В те годы образ этого человека, как уже упоминалось, пользовался большой популярностью. Его судьба, эпизоды его биографии были в памяти у многих любителей кино.

Последняя картина трилогии — «Выборгская сторона» кончалась тем, что Максим, отправляясь на фронт гражданской войны, обращался с прощальным приветом непосредственно к своим зрителям. Вот этот эпизод, живо перекликаясь с обстоятельствами Великой Отечественной войны, мог служить началом нового обращения к своим соотечественникам их старого знакомого, верного и надежного солдата революции.

Именно этой сценой и открывался сборник: на экране появлялись последние кадры заключительной части трилогии — Максим, комиссар отряда красногвардейцев, смотрит в зрительный зал. Но, вместо того чтобы сказать — «До свидания» — и уйти в затемнение, он произносит — «Товарищи!» — двигается вперед, отделяется от экрана, спускается в зрительный зал, и реальный, живой герой кино приходит к своим зрителям и начинает говорить с ними, как со своими современниками, единомышленниками, с товарищами, с которыми вместе строил свой порядок жизни на земле, с которыми теперь вместе пойдет отстаивать его от врагов, ворвавшихся на землю Родины.

Киносборники понравились любителям кино и разнообразием сюжетов, и целым набором режиссерских приемов, и тем, что в каждом выпуске участвовало много знакомых, уже полюбившихся актеров, и, конечно же, тем, что в них представлялись эпизоды войны, еще совсем недавно начавшейся, но уже нашедшей свое отражение на экранах…

Через несколько дней после того, как был отснят эпизод с Максимом, в следующей новелле я изображал старого деревенского кузнеца, который налаживал шашку красноармейцу, отправлявшемуся сражаться с белогвардейцами. Этот рассказ был как бы оглядкой на годы первых испытаний государства, на примеры мужества и стойкости народа в годы гражданской войны.

Во дворе «Мосфильма» была сооружена полуразвалившаяся хибарка, у ее дверей мы и снимали свою сценку. А на другом конце двора другая бригада снимала свой сюжет. А в оврагах, за территорией студии, в небольшой рощице, еще одна группа кинематографистов запечатлевала на пленке высадку фашистского десанта в наш тыл.

Один из актеров, изображавший немецкого парашютиста, неудачно приземлившегося, был посажен на дерево. На ветвях развесили парашют, а самого артиста поместили между двумя большими сучьями у верхушки старой яблони. Отсюда этого товарища, наряженного, конечно, в форму фашистского солдата, должны были стащить и взять в плен наши бойцы.

Режиссер определил актеру его позицию, а сам отошел к киноаппарату. Но съемка задержалась: сначала выяснилось, что окончилась пленка и за ней надо сходить в студию. А пока помощник кинооператора пошел ее доставать, был объявлен обеденный перерыв… В общем, про актера забыли, а он задремал на солнышке. И тут его заметили проходившие мимо колхозники из ближней деревни, возвращавшиеся с поля. Через минуту безмятежно спавшего служителя муз совлекли с его ложа, на него навалилась целая ватага взволнованных и воодушевленных женщин. Они связали его и, боюсь, что не особенно бережно, повлекли своего пленника в отделение милиции.

Никакие уговоры и убеждения «фрица» не имели успеха. Столько носилось слухов в это время о немецких шпионах и о парашютистах, об их умении притворяться советскими гражданами, что этому парню в фашистском обмундировании никто и не подумал поверить.

В милиции, конечно, все разъяснилось. Пострадавший был освобожден и под охраной доставлен на место своего пленения, но пережить ему пришлось минуты весьма тревожные и неприятные, воспоминания о которых не только отложились в его памяти, но и обозначились на его коже синими пятнами…

С первых же дней работы над боевыми киносборниками определилась целая группа кинематографистов, которые были убеждены, что искусство обязано не только показывать примеры отваги, самоотвержения, стойкости, но и вселять в людей бодрость, в тяжкие минуты жизни заражать их оптимизмом. Юмор — это тоже оружие из арсенала воина. Смех и улыбка стоят иногда не меньше, чем решительность и воодушевление. Веселость и бодрость духа необходимы воинам в их жизни — суровой и тревожной.

С режиссером Фроловым мы стали придумывать похождения веселого солдата, которого назвали Петушковым. Однако скоро моего напарника мобилизовали, и наша работа оборвалась.

Стали думать с Григорием Васильевичем Александровым о комедии на военном материале.

И наконец, в эти же дни режиссер Юдин предложил мне сниматься в короткометражном фильме «Антоша Рыбкин». Вот к этому меня и тянуло — сыграть в картине, которая заставит зрителей смеяться и хоть ненадолго отвлечет их от тяжких раздумий над ужасами войны.

Рыбкин — повар, дело которого на войне не сражаться с врагами, сидя с винтовкой в окопах, а заботиться о том, чтобы его товарищи по роте были бы сытно и вкусно накормлены. Однако благодаря энергичному характеру, юмору и находчивости Рыбкина он успевает и сварить обед, и отбить атаку целого взвода фрицев, и развеселить, и поддержать дух своих товарищей.

Съемки этого фильма тоже проходили во дворе студии. Здесь, невдалеке от дорогой моему сердцу каменной стены, поставили походную кухню, у которой орудовал Рыбкин, здесь была построена ветка железной дороги, а на ней соорудили товарные вагоны. Здесь и шла у Антоши Рыбкина война с фашистами — война нарочная, игрушечная. А над нашей съемочной площадкой, над декорациями и актерами летали настоящие немецкие самолеты с настоящими бомбами, которые они кидали на жилые дома столицы и на мирных ее обитателей.

И не однажды случалось, что во время съемок, когда Рыбкин вел рукопашную схватку с фрицами, вдруг начинали выть сирены, предупреждая о налете фашистских самолетов на город. И мы все, русские и «немцы», актеры и операторы, лезли в щели, отрытые нашими же руками, и, задрав головы в небо, пытались разглядеть, где там летят те самые враги, которых мы стараемся смехом победить в своей картине.

Фильм был снят быстро, и вскоре уже стали приходить добрые отзывы о нем и из мирных сел и городов, и с самых передовых линий фронта, где только могла побывать кинопередвижка.

А через полгода начались съемки полнометражной комедии «Антоша Рыбкин», повествующей все о том же герое и о его смелых и веселых подвигах и приключениях.

Там, за тысячи километров от фронта, лучшие мастера нашего кино работали над фильмами, которые были таким же оружием в обороне страны, как хлеб, машины, самолеты и пушки.