Блонди закинул за плечи мешок, и друзья двинулись в путь. Шли молча, только Хрюша беззвучно шевелил губам. То ли молился, то ли повторял про себя плохо выученный крик птицы-косули. Ледяной колючий дождь усиливался. Блонди повёл плечами.
— Я, чёрт возьми, не рыба и холод не люблю. Слышь, Хрюша, вот скажи мне, почему эти твои книгочеи, раз такие умные, погоду предсказывать не умеют?
Несчастный Хрюша, напоминавший мокрого щенка, охотно отозвался.
— Всё они умеют, есть такие учёные, синоптики называются. Они умеют предсказывать погоду.
— Колдуны, что ли?
— Не колдуны. Следят за ветром, там, за жарой, ещё за всяким, ведут записи, какая погода была в этом году, в прошлом году, за год до того, ну и так далее.
Блонди сплюнул.
— Ну и почему тогда твои умники не возвещают о дожде громкими воплями с городской башни?
Хрюша горестно вздохнул.
— Ну, они и оповещали, долгое время. А потом король засобирался на охоту и потребовал от них прогноза. Синоптики королю сказали, что это будет лучшая погода в году, тепло и приятно. Король уехал на охоту, за это время ветер переменился, нагнал тучи и началась жуткая гроза. Вот как король вернулся мокрый, злой и без добычи, так и приказал их всех повесить.
Блонди мерзко заржал.
— Правильно сделал, что повесил. Пусть хоть направление ветра правильно показывают теперь.
Хрюша побледнел. Видимо, перед предстоящим налётом мысли о висельниках его совершенно не забавляли.
Они заходили всё дальше в чащу.
— Может, мы сумеем в лесу найти грибов, или ягод каких, — жалобно заканючил Хрюша, — я есть хочу.
— Я тебе так скажу, если найдёшь в этом лесу что-то кроме ножа в пузо, уже считай, повезло.
Наконец, Блонди остановился, выбрав хорошее, по своему разумению, место для засады.
— Ну, с богами, ребятушки, — сказал он. — Двум смертям не бывать, нищеты не миновать, или как там говорится.
Блонди посмотрел на Хрюшу, явно ожидая, что тот его поправит, но бледный как смерть Хрюша только продолжал бурчать себе что-то под нос.
— Смотри веселее, поросёнок, мы на тебя рассчитываем. Давай, прячься.
Хрюша, как пьяный, полез продираться сквозь кусты, а Генри и Блонди отошли ярдов на тридцать вперёд.
— Подходяще, — сказал Блонди, — давай, вали.
Генри поплевал на руки, достал из-за пазухи топор и надрубил ствол дерева возле дороги.
— Хорошо, — сказал Блонди. — Как Хрюша подаст знак, и ты увидишь телегу, валишь ствол и он закроет им дорогу. Но слишком рано только не бей, а то они всё увидят и успеют приготовиться. Ну и поздно не руби, в лошадь попадёшь. Ни к чему калечить божью тварь. Лошади красивые.
Внезапно закончил он, и спрятался с другого края дороги. Держа топор в руке, Генри занял своё место. Время тянулось мучительно. Дождь заливал глаза. От холода и нервов его трясло, как лист на ветру. Наконец, из-за поворота дороги послышался странный звук. Сравнить его можно было только с тем, как если бы бык наступил на лягушку.
— Заставь дурака богам молиться, — донеслось из противоположных кустов.
Грохот конских копыт и скрип колёс становились ближе, и чем ближе была телега, тем быстрее билось сердце Генри. Когда телега уже поравнялась с засадой, на секунду Генри показалось, что его одновременно стошнит и он упадёт в обморок, но усилием воли взял себя в руки, вскочил и рубанул дерево. Чахлая березка с треском повалилась и перегородила телеге дорогу. Из кустов, с арбалетом наперевес, выскочил Блонди. Генри, держа топор, выпрыгнул на дорогу и заорал нечто нечленораздельное. Все указания он мгновенно забыл, так что замер как вкопанный и продолжал орать.
На телеге сидело двое крепких чернобородых мужиков.
— Батюшки-святы, — охнул один из них.
С тоской Генри подумал, не прекращая свой унылый вопль, что Хрюше надо было бы сказать подавать сигнал только тогда, когда на повозке не будет двух здоровых мужиков, которые без сомнения могут мешок с мукой в кулаке спрятать.
— Бросай поводья, смерд, это конокрадство! — крикнул Блонди, старясь переорать Генри.
Тому стало стыдно, и вопить он наконец-таки перестал.
Мужики переглянулись.
— Вам лошадь нужна?
Блонди кашлянул.
— Ну, вообще-то, нет, это того... ограбление... Отдавайте ценности!
— Ценностей у меня нет никаких, — сказал возничий. — А вот звездюлей у меня сколько угодно, сейчас я тебе взвешу полной мерой, щенок. Я тебя сейчас так отлуплю, всеми богами клянусь, так отлуплю, что внуки твои ещё побитыми рождаться будут.
С этими словами он потряс пудовым кулаком и Генри понял — может, не врёт.
— Это твои последние слова, смерд, лучше бы ты молился! Золото, бриллианты, серебро, бросайте всё! — крикнул Блонди.
— Вот же вы лиходеи какие! Убирайтесь к чёрту, нечего вам честной люд грабить.
— Какой ты честной людь, смерд, — обиженно сказал Блонди. — Рожа такая, что в сундук не пролазит. Отдавай золото, кому говорят.
— Какое тебе золото, — пробасил возничий, — убирайся к чёрту!
Он достал из-под козел сучковатую дубинку.
— Давай не дури, не дури, кому говорят — Блонди попятился. — Не доводи до греха. Вы окружены! У нас здесь ещё десять лихих ребят, враз вас на тот свет отправят!
— Врёшь, душегуб окаянный, ей-богу врёшь.
— Нет, не вру, — соврал Блонди. — Эй, ребята, подайте голос!
Генри на секунду сам заинтересовался, к чему ведёт Блонди, но с разочарованием быстро понял, что никакого плана у того нет, и его приятель в отчаянии. Мужики прислушались. Тишина.
— Ну, я тебя сейчас проучу, шутник лесной, — заорал мужик с дубиной, спрыгнул с повозки и побежал на Блонди.
Тому ничего не оставалось делать, как навести на врага арбалет и нажать на крючок. Треньк! Мокрая тетива едва выплюнула стрелу, которая упала у ног Блонди.
— Да твою-то мать, — грустно сказал он и дал арбалетом по башке подбегавшему мужику.
Того это задержало едва ли на секунду и Блонди, выбросив разломанный напополам арбалет, бросился бежать в лес. Второй мужик посмотрел на Генри с топором и оценил тот факт, что у Генри топор. Генри же в свою очередь оценил тот факт, что на убийство он не подписывался. В это время сзади раздалось сдавленное квохтанье, словно кто-то в лесу душил гигантскую курицу.
— Это что ещё за леший? — оглянулся мужик.
Генри быстро сориентировался в ситуации, бросил топор, подбежал к телеге, схватил с неё самый маленький сундучок, сунул его подмышку и бросился наутёк.
— А ну вернись, демон!
Неслось ему в спину, но Генри гигантскими скачками летел вперёд, как до смерти испуганный олень. Прижимая к себе свою добычу, он бежал не разбирая дороги, ветки хлестали его по лицу. Крики преследователя раздавались совсем близко, но мысли Генри об удачном грабеже предавали ему прыти. Фантазия рисовала горы бриллиантов и кучи золота. В худшем случае — сотни серебра, которые он так удачно сумел сцапать.
Он бежал, спотыкался, падал, поднимался и снова бежал. Наконец, крики разъярённого мужика становились всё дальше и дальше, а фантазия Генри работала всё сильнее и наглее. Рубины. Жемчуг. Это всё его. Всё теперь его. И вовсе не обязательно делиться с этими двумя балбесами. Что они вообще сделали? Ничего, это всё Генри сделал. Он всё достал. Теперь он заживёт как король. Лучшие вина будут подносить ему на серебряном блюде самые красивые девчонки. Лучшие одежды. Чистокровные кони и охота каждую неделю. Наконец, Генри позволил себе оглянуться. Сзади никого не было. Задыхаясь, он опустился на колени и поставил на грязь заветный сундучок.
— О, явился, наконец-то.
Он вздрогнул, будто его молния ударила. Рядом на опушке сидели Блонди и Хрюша. Генри огляделся и мысленно выругался. Погруженный свои жадные фантазии, не разбирая дороги, он случайно выбежал на заранее обговорённое место, где они и решили делить добычу в случае успеха.
— Ну, что там? — спросил Блонди.
Лицо у него было такое, будто большую часть пути сюда он проделал скользя лицом по оврагу.
— Мою долю больше делай, — резко заявил Генри. — Это я всё достал, пока вы там чёрт-те чем занимались. Мне надо больше.
— Разберёмся, — сказал Блонди и придвинул добычу к себе.
Сундучок был закрыт на маленький замок.
— Это ерунда, — сказал Блонди, достал из кармана маленький складной ножик и ловко вскрыл замок, откинул крышку.
Сердце Генри бешено билось.
— Ну что там? Мы счастливы?
Блонди поскрёб нос кончиком ножа.
— Ага. И можешь забрать себе большую долю, как и договаривалась.
Блонди пинком опрокинул сундучок, так, что из него высыпалось содержимое.
Старое заношенное бельё.
— Я начинаю думать, что просто боги нас ненавидят, — сказал Блонди.
Таким подавленным Генри его ещё не видел. Казалось, Блонди сейчас пустит слезу, настолько ранила его эта неудача. Хрюша, вздыхая, перебирал грязные вещи, примеряя к себе.
— Не пропадать же добру, — оправдывался он в ответ на косые взгляды Генри. — Мы ради них столько усилий положили. Сразу надо было подумать, что такие прохиндеи прячут ценности не в таком очевидном месте. А вот эта вот рубашка ничего такая, снизу подрезать и в пузе, носить нормально будет.
— У тебя что, после масок твоих страсть к шитью проснулась? — взорвался Блонди. — Брось ты эту дрянь! Мы из-за этих тряпок сегодня могли на виселицу отправиться. А что получили, а? Ни хрена! Сколько не старайся, жизнь только лицом в навоз кидает, тьфу! Всё, в помойке наши дни закончим, в нищете, таская жратву для тех, чьи предки были удачливее нашего в ограблениях!
— Да угомонись ты, — вступился Генри, — и хорош орать на Хрюшу, будто это его вина, а не наша общая.
Блонди пнул подвернувшийся камешек и, подняв руки вверх, будто сдаваясь, отошёл в сторону, сел спиной к приятелям. Хрюша виновато убрал тряпки обратно в сундук, подошёл к Блонди и похлопал его по плечу.
— Ну, ладно, тебе, ну, нам просто надо грабить людей побогаче.
— Ох, и как я не догадался? Только где мы их тебе возьмём? — сквозь зубы спросил Блонди. — Вломимся в королевскую сокровищницу? Нас два с мужика с дубиной гоняют как щенков, на армию головорезов мы вовсе не похожи.
— У меня есть идея, где могут водиться деньги, — сказал Хрюша. — До того как пришёл Генри, дядюшка Мак всю неделю посылал меня относить заказы в один дом на улице Гончаров. Большой заказ на пять человек, кувшин пива, пять окороков, пять булок в горчице...
— Давай ближе делу, — сказал Генри напрягшийся, как охотничий пёс.
— Я и говорю, подхожу к дому, стучусь. А мне дверь не открывают, там щёлка в двери, кто-то выглядывает, спрашивает, мол, чего надо? Я говорю, вот, еду принес. Он в щёлку эту деньги мне кинул. Оставь, говорит, еду возле двери и убирайся. Ну, я и ушёл.
— Потрясающая история, просто лучшая в моей жизни, — прошипел Блонди.
Хрюша обиженно засопел.
— Не хотите, чтобы я рассказывал, так и скажите, хватит обзываться.
Генри потрепал Хорхе по плечу.
— Да ладно тебе, ты его знаешь, он не со зла. День выдался тяжёлый. Так и что было дальше?
— Ну, я деньги забрал, еду оставил возле входа и ушёл. А самому любопытно было. Я за углом спрятался и смотрю краем глаза, что будет дальше. Дверь открылась, высунул нос какой-то хмурый тип, кругом осмотрелся, схватил еду, и сразу дверь закрыл.
Блонди простонал, будто его мучают, но ничего не сказал. Хрюша понял намёк и, обиженно засопев снова, стал говорить чуть быстрее.
— Ну, на второй день та же история, на третий снова. А на четвёртый, стало быть, как обычно стучусь, а дверь бац и распахивается! На пороге стоит какой-то мелкий тип, со сломанным носом, а тот хмурый как заорёт на него: «Болван! Закрой дверь немедленно, я тебе сто раз говорил без пароля дверь не открывать!». Ну, кривоносый дверь сразу и захлопнул.
— И зачем ты нам всё это рассказал?
Хрюша гордо выпрямился.
— А суть в том, что за секунду, пока дверь была открыта, я успел увидеть, что хмурый сидит за столом и пересчитывает целую груду денег.
Генри нервно ходил вокруг.
— Почему ты нам раньше про это не рассказывал?
Хрюша развёл руками.
— О чем говорить-то было? У нас другие планы были, налёты, там, в лесу, как настоящие разбойники. Тут закрытый дом, человек пять. Я и не думал, что мы справимся. А сейчас — ну а чего нам терять-то? Правильно?
Генри чувствовал лихорадочный жадный озноб и зуд в в руках.
— Деньги говоришь? И много там было денег?
Хрюша задумался и потёр подбородок.
— Да, много, не знаю сколько, конечно. Но весь стол были ими завален. Наверное, много. Может целая сотня. А то и две.
— Две сотни золотых!
Генри вскочил на ноги и начал приплясывать. Блонди, однако, его оптимизма не разделял.
— С чего ты вообще решил, что деньги ещё там?
Хрюша отряхнул штаны и начал ходить взад-вперёд, заложив руки за спину.
— Неделю оттуда заказов не было. Я когда мимо ходил, не видел ни света в окне, ни что кто-то туда входил или выходил, и пыль и грязь на крыльце сильные, а следов каких-то, отпечатков там не было. Стало быть, целую неделю, в доме никого не было. Это раз. А сегодня я видел, что к «дяде Маку» приходил кривоносый и потребовал, чтобы каждый день ему снова приносили еду, и оставляли крыльце, постучавшись. Заплатил за неделю вперёд. Это два. Еда снова на пять человек. Это три.
— Слушай, — сказал Блонди. — Я уже вообще не понимаю, к чему ты клонишь. Давай как-то покороче и попонятнее, я за твоим полетом мысли вообще не поспеваю. Проще, для простых крестьян, вроде нас с Генри.
— Я вот что думаю, — сказал Хрюша, задирая нос, похвала от Блонди ему явно пришлась по душе. — Что сидят в этом доме в этом доме какие-то жулики. И там свои чёрные дела обстряпывают. Свозят туда награбленное, или ещё чего. Поэтому сидят безвылазно и носу на улицу не показывают. А в доме на улице Гончаров у них склад денег наворованных.
— Общак, — подсказал Генри, по лицу которого читалось, что он всё больше втягивается в эту идею.
— Ага, точно, общак. Вот его-то мы и заберём.
— Это всё здорово, конечно, — вздохнул Блонди.
Первая эйфория жадности прошла, и теперь в дело вступил здравый смысл.
— Только вот если Хрюша всё правильно подметил, в этом доме законопатились пятеро грабителей. Мы не знаем точно ли это. Кто они, на что способны, всего лишь пятеро их, или там целая армия. Не знаем, сколько у них денег. Ничего не знаем. Одни только предположения. И даже если Хрюша кругом прав и в доме золота куры не клюют. Как мы попадём в дом? Как справимся с пятью охранниками, которые нам не сильно рады будут?
— Раз Хрюша говорит, что у нас есть ещё неделя, так давайте потратим её на то, чтобы это и узнать. В конце концов, что мы теряем? Ничего.
Блонди покачал головой.
— Хватит. Устал я от всего этого. Сколько уже планировали всего, а золота я даже и издалека не понюхал, только тумаки. Делайте что хотите, но без меня. А я пойду к «дяде Маку», завалюсь на свою подстилку из грязной соломы и буду спать без задних ног. Потому что на рассвете надо будет подниматься и снова впахивать. Ты со мной, Хорхе?
Он махнул рукой, тяжело, будто старый дед, поднялся и поковылял прочь. Генри с тоской глядел ему в спину. Хрюша выглядел так, словно сто раз пожалел о сказанном.
— Может, Блонди и прав, а, Генри? Ну как мы справимся с пятерыми, как в дом попадём и вот это вот всё? Я не знаю. Может, я не прав и нет там уже никакого золота? Пойдем домой, а? Я кушать хочу.
— Проваливай куда хочешь, трус никчёмный, — разозлился Генри. — Вы с Томом только и хотите, что быть на побегушках. Я в грязи и навозе помирать не собираюсь. В мягкой постели помру. Пьяный лучшими винами. Иди, проваливай.
Хрюша грустно вздохнул и нелепо побежал вслед за Блонди.
— Том! Томми! Подожди меня, я не знаю, как отсюда выйти!
Генри сунул руки в карманы, пнул подвернувшийся камень, плюнул и ссутулившись пошёл в другую сторону от друзей.