Балбесы

Глава 1 Генри

Хотя сегодняшний день должен был изменить всё в жизни Генри, начинался он столь же паршиво, как и любой другой.

- Генри, Генри! Вставай, лежебока окаянный!

Он с трудом разлепил глаза. Солнце уже вовсю светило даже сквозь мутное стекло, закрывавшее единственное окошко его маленькой спальни на чердаке. В комнату, как разъярённая медведица ворвалась его мать.

- Ну вы только посмотрите на него, люди добрые, день уже к закату, а он всё спит! Ох и дали же боги единственного сына бездельника.

Она продолжала выть и причитать, пока Генри медленно продирал глаза. Вчерашний вечер выдался напряжённым и долгим, так что заснул он едва ли часа четыре тому назад, но матери об этом лучше не стоило бы знать.

- Ишь, развалился, будто герцог какой важный. Простите ваше величество, что посмела тревожить вас, - продолжала завывать она. - Семнадцатый год остолопу, а он всё в койке валяется, будто младенец, тьху.

Тело её, дородное и белое, выпиравшее из-под каждой части одежды, будто тесто из квашни, содрогалось от праведного гнева и возмущения.

- Вставай, засранец, иди хоть отцу-то помоги, дел в харчевне невпроворот, гостей не протолкнуться, а их светлость почивать изволят, тьху. Ох и послали же боги лежебоку на мою шею.

Она вытерла руки о грязный передник, снова сплюнула и ушла, тяжело громыхая по скрипучим ступенькам. Генри печально вздохнул, сел в кровати, взъерошил волосы. Его тюфячок, набитый старой соломой, прохудился, и повсюду торчали соломинки, а дырявое и латанное много раз одеяло едва согревало. Генри мучило лёгкое похмелье после вчерашнего. Да, вчерашнее…

Вчерашняя игра у тётушки Молли затянулось до позднего утра, когда ставки пошли уже по крупному, но хвала богам, удача была на его стороне и ему удалось оттяпать часть выигрыша. Теперь его взнос окончательно готов. Партия, которая начнётся сегодня вечером не идёт ни в какое сравнение с картами по-мелкому у тётушки. Сегодня Генри наконец станет богат и навсегда покинет этот сумасшедший дом, который его родители называют харчевней «Три кота».

Предаваясь этим приятным мечтам, Генри натянул бриджи, ботинки, расправил рубаху, которую вчера забыл снять и, позёвывая, спустился в общий зал. Летняя ярмарка давала о себе знать, в харчевне было не протолкнуться, народ без остановки шнырял взад назад. В углу три межевых рыцаря распивали эль с утра пораньше, бард, в шляпе с гигантским пером, во весь голос орал какую-то балладу о принцессе и похотливом драконе, краснощёкие купцы кидают подозрительные взгляды, а в самом мрачном закутке сидит кучка подозрительных типов, мерзкой наружности. То ли бандиты, то ли и того хуже – сборщики налогов.

Со всех сторон нёсся гомон десятков разговоров.

- Да я за тебя, падла, кровь проливал в битве у Гусиной речки…

- Богом клянусь, как арбузы!..

- Таможенные сборы опять повысят…

- Ну, я и всадил ему меч в бочину, пхахах…

- Будет война, я тебе говорю, герольды с призывными письмами уже по всем имениям скачут и рекрутёров разослали, я тебе говорю...

- Ох, проснулся, наконец.

Незаметно сзади подошёл отец, таща поднос полный варёных в меду яблок.

- Иди вон, помогай, давай.

Отец впихнул Генри поднос и пошёл обратно на кухню, утирая гигантским платком раскрасневшуюся лысину.

- Тебя только за смертью посылать, пацан, - сказал рыцарь в ржавых наплечах, выхватывая поднос и сразу же вгрызаясь в яблоко так, что сок и мёд заструились по его бороде.

«Вы меня вообще никуда не посылали», мрачно подумал Генри, но вслух благоразумно ничего не сказал.

- Не учили, чёрт тебя дери, что для благородных господ надо пошевеливать булкой, а? - спросил рыцарь не прожёвывая, и куски яблок посыпались ему на мятый нагрудник.

«Благородные господа в такие места, как «Три кота» не ходят, и ржавых доспехов-то не носят», подумал Генри, но снова благоразумно промолчал.

В прошлом году работающий у отца разносчиком Щербатый Джон как-то раз не выдержал и ответил подобному типу, что мол, что у достойных рыцарей обычно жёны симпатичнее коней, а не наоборот. И хотя до этого комментария Джона звали Зубастым, это научило его держать язык за остатками зубов и помалкивать, когда следует. Генри, считавший себя куда более сообразительным малым, на чужом примере научился не болтать. Отец принципиально не нанимал в харчевню девчонок, разумно полагая, что молодые круглые попки станут будить в местных посетителях аппетит вовсе не к еде, так что кроме Генри и Щербатого Джона, пахавших здесь круглый год, да пары местных мальчишек, нанимаемых специально для загруженных дней, как сегодня, больше работников не было.

Так что и все комплименты и шлепки по попке приходилось принимать Генри. Вздохнув и потирая пятую точку, он спустился в подвал на кухню, попутно успев, как ловкий фокусник, не прожёвывая заглотить пару варёных яиц и отхлебнуть остатки эля со дна кружки заснувшего мелкого купчишки. Ничего, ничего, утешал он сам себя, сегодня всё изменится, сегодня он станет богат и сам будет шлёпать кого хочешь пониже спины и это у него с обильного стола будут подворовывать вкуснятину.

На кухне царил привычный ад. Жара и пар со всех сторон, от коптящихся кур, варящихся каш, шкворчящего на сковородах мяса, только вынутых из печи пирогов. Запах чеснока смешивался с горячим жиром и мёдом, чуть подрумяненный на огне лук перебивает аромат пахучих лесных трав, висящих под потолком, сплетаясь с душистыми ягодными пирожками. Смесь запахов была столь сильной, сложной и безумно запутанной, что неподготовленный человек мог упасть в обморок, перегруженный таким количеством информации разом.

- Явился, наконец, - проворчал отец, ворочая вертел с поросёнком. - Хватит уже прохлаждаться, сходи к Бенджамину, скажи, что я велел принести ещё бочку эля, да пошевеливайся, богов ради.

Генри вздохнул и побрёл обратно, попутно стянув со стола печёное в меду яблоко и пирожок с мясом с такой ловкостью, что позавидовал бы опытный карманник. Идти куда-то не хотелось, но оставаться в этой преисподней жара и пара – хотелось ещё меньше. Позёвывая, он открыл дверь и вышел во двор харчевни.

Летнее солнце уже пекло вовсю, голову на секунду вскружил аромат свежего воздуха. Люди за столами во дворе пили пиво из глиняных кружек, играли в карты или боролись на руках. По дороге мимо харчевни сновали повозки, фургоны, кареты, всадники и просто пешеходы. Вся округа стекалась на летнюю ярмарку города Сен-Мари. На большой поляне перед крепостными стенами уже ставились палатки, играла музыка, акробаты танцевали на верёвках, развлечение шло полным ходом. На фоне этого яркого пёстрого веселья высилась серая мрачная громада замка, будто нарочито напоминающая, что праздник скоротечен, а власть этих мощных стен здесь навсегда.

Настроение тут уже испортилось ещё сильнее. В который раз за это утро Генри тяжело вздохнул. Он бы с радостью пошёл потолкаться на ярмарке, съесть медовых слив, поглазеть на дрессированных медведей и похватать местных девчонок за всякое круглое. Но сегодня важный день. Важно, чтобы сегодня всё прошло без сучка и без задоринки, так что лучше не влипать в возможные неприятности на ярмарке и не злить родителей, которые, не дай боги, могут его ещё и запереть где-нибудь, и тогда точно всё зря.

Генри сжал волю в кулак и отправился к винокурне. Дядю Бена он застал на месте. Лысый толстяк с вислыми усами, он был так похож на отца Генри, что иногда закрадывалась мысль, не выбрала ли мать его отца по семейному признаку: что в их роду все мужчины должны быть толстыми, лысыми, с вислыми усами. Сам же Генри не походил на своих родственников ни капли: среднего роста, худой как палка, с тёмными курчавыми волосами, даже без намёка на щетину, внешность его была настолько неприметной и незапоминающейся, словно кто-то по злой задумке решил создать самого обыкновенного усреднённого человека.Глядя на сына, явно поросшего куда-то не туда от семейного древа, мать часто говорила, что его вороны принесли или бродяги подбросили. Видя своё отражение, Генри иногда думал точно так же. Следующая мысль часто бывала той, что его отцу пора бы начать задавать жене вопросы…

- Генри, племяш ты мой подброшенный, иди сюда.

Дядя Бен приметил его и помахал. Он стиснул племянника в объятиях так, что кости хрустнули.

- Ну что там, старый хрыч, папашка твой, красавчик? Ещё бочку эля хочет?

- Ага, - первый раз за день подал голос Генри.

- Фу ты ну ты, - дядя Бен внимательно глянул на Генри и шумно принюхался, - так, дружок, меня не проведёшь, пьянствовал вчера, не так ли?

Генри неопределённо пожал плечами.

- Пьянство, это грех, сын мой, - нараспев, будто священник в церкви, пробасил дядя Бен. - А мы не потакаем грехам, мы их только продаём другим и осуждаем, если им поддаются, понимаешь? Ладно, боги с тобой, по глазам вижу, тебе в таком состоянии не до нравоучений.

Бенджамин взял стоявший под рукой кувшин и плеснул половину кружки.

- Держи, полегчает.

Генри одним жадным глотком выпил предложенное угощение. Головная боль стала медленно испаряться, мир сильнее расцвёл запахами и красками.

- Эй, ребята, бочку эля снесите в «Три кота» и возвращайтесь поживее, - крикнул Бенджамин копошащимся во дворе работягам и грузно опустился на табурет. - Ну, давай, рассказывай, по какому случаю вчера были возлияния, а? С дружками шалопаями своими нахлестались? Или с девчонкой за мельницей играли в быка и корову, а?

Генри замялся. Бенджамин всегда был ему добрым дядюшкой, но на излишнюю откровенность, всё же не тянуло. Да и тем более дядя Бен знал о его пристрастии к азартным играм, но никогда этого не одобрял, считая, что только честный труд способен принести достойную старость, а не голодную смерть под забором.

- Да нет, там… эта…

- Ну, давай говори, с похмелья язык отсох?

- Там… Там вчера была игра у тётушки Молли.

Бен выругался.

- Я так и знал. А? Я тебе сколько раз говорил, доведут девчонки и кабаки до тюремного фургона? Так ты ещё и пить там начал.

- Да всё нормально, я же выиграл.

Бенджамин сплюнул.

- Фу ты ну ты, посмотрите на него. Выиграл он? Много выиграл?

- Нормально, - Генри предусмотрительно уклонился от ответа. Если дядя заложит матери, то плакала его заначка.

Бен поскрёб щетину.

- Слушай, племяш ты у меня единственный. И каким бы балбесом ты ни был, не хочется обнулять этот счёт. Смекаешь?

- Не очень…

Бен хлопнул руками по коленям.

- А то я, по-твоему, не знаю, что на летнюю ярмарку всегда в городе большая игра начинается, а? Думаешь, дядя Бен вчера родился, что ли? Ничего не знает, не видит, не слышит? Ну, давай не ври, собирался на игру, засранец?

Генри нехотя кивнул, будто уличенный в чём-то ужасно постыдном. Бен потрепал племяша по волосам.

- Парень ты толковый, хоть и балбес. На этой игре самые конченные отморозки собираются. Опасные, очень опасные ребята. С большими деньгами приходит большая ответственность. Или большой силой, не помню, не важно. В общем, ты хоть и вырос уже из пелёнок и прудишь в штаны только с перепою, как взрослый, но всё же таки им не ровня. Смекаешь?

Генри поболтал остатками эля на дне кружки и молча допил последние капли.

- Порежут тебя там, племяш. Не суйся туда, включи бестолковку свою. Всё понял?

- Понял, дядя Бен, понял.

- Ну, вот и молодец. На вот, держи медяк, купи своей девчонке на ярмарке бусы какие. Или саму девчонку купи на ярмарке, тоже ничего. А? У тебя девчонка-то есть, племяш?

Генри покраснел и буркнул что-то невразумительное.

- Ну, давай, признавайся, - дядя Бен толкнул его в плечо. - Засеиваешь кому-то полянку? Пошурудила уже кто-то твоей маслобойкой? Сделала тебе взбитые сливки? Пустил местной доярке своего козлика в огород? Штурмовал уже чьи-нибудь крепостные ворота?

Бен ещё раз потрепал Генри по волосам и, гордо неся пузо вперёд, ушёл на винокурню, покрикивая на работяг. Его рабочие уже загрузили на телегу бочку, предназначавшуюся для «Трёх котов» и Генри и запрыгнул на козлы.

Осведомлённость дяди Бена обескураживала. Да, именно так всё и было. Сегодня Большая Игра. Традиция летней ярмарки с незапамятных времён, когда все лучшие и сильные игроки в «пять карт» сходятся в трактире «Луна и грош». Игра идёт серьёзная и по-крупному. Восемь столов, по десять игроков. С каждого по десять золотых. Победитель забирает всё, проигравший получает кружку пива на прощание. Сколько Генри себя помнил, он играл в карты. Дядя Бен и научил его. Он явно был когда-то хорошим игроком, но Генри никогда не видел, чтобы тот играл с кем-то кроме семьи. Он часто вспоминал, как они сидели по ночам в пустующем трактире при свечах с его отцом, кидали карты, лениво играя на яблоки. Генри подозревал, что дядя Бен, возможно, на выигранные в карты деньги и открыл свою винокурню, отдав часть младшей сестрёнке (матери Генри) на покупку харчевни, но эта тема никогда не поднималась в их семейном кругу.

Новички считают, что в «пять карт» всё зависит только от удачи. Настоящие же мастера игры, вроде Генри, знают, что истинный профессионализм в том, насколько хорошо ты видишь своих оппонентов. Подёргивания глаз, приподнятая бровь, всё это позволяет читать карты противника, как священники читают старые рукописи. И у Генри, чёрт возьми, настоящий, природный талант к этому. Чтобы там не говорил дядя, сегодня Большая Игра, которая изменит всё.

Остаток дня прошёл как в тумане. Генри помогал разносить заказы по столикам, вращал вертел жаровни и наливал пиво в кружки, всё время нервно поглядывая за окно. Когда же солнце близилось к горизонту, пора было выдвигаться. Под благовидным предлогом Генри улизнул к себе в чердачную каморку. Из-под фальшивой потолочной балки он достал кожаный мешочек, в который были уложены десять золотых монет - целое богатство. Год за годом он копил и откладывал, выигрывал медяк за медяком, пока это не позволило ему собрать такую феноменальную сумму. Генри бережно убрал мешочек за пазуху. Но сегодня, сегодня! Сегодня он превратит эти десять жёлтых неровных кругляшков в восемь сотен полновесных монет. Все беды и печали останутся позади. Теперь не он будет бегать с подносом, а для него. Лучшие девчонки будут кормить его виноградом с рук, лучшие вина и мясо, всё только для него. Сегодня… Генри снял доску с пола и достал из тайника холщовый мешок, закинул его за плечо. Пора. Сегодня его жизнь изменится.

Он спустился вниз. Мать таскала подносы с кружками. Отец, под общий хохот, за шкирку выкидывал надравшегося в хлам сапожника. Генри тайком улизнул из харчевни, ещё не зная, что вернуться ему сюда будет уже не суждено.