Баронесса де Крейс

Глава 37

— Я могу сделать массаж. Поверь, я в этом специалист. Заставлю забыть тебя о боли в мышцах и…

Зевнула, нет, затычки в дороге мне не потребовались. Я просто перестала воспринимать блондина всерьез. Хотя когда через два дня дороги он обратился ко мне на ты, я заметила, что я леди и он не имеет права мне тыкать. А в ответ услышала, что мы вскоре станет родственниками, когда я выйду замуж за его кузена, а в семье на севере не принято выкать члену рода. В принципе там вообще не принято выкать, так что мне надо привыкать быть проще.

И так как я собиралась сделать все возможное, чтобы на севере меня приняли, я позволила ему эту фамильярность. Но только ему и Ронану, на правах будущих родственников.

Арак продолжал флиртовать со мной при каждом удобном случае. Причем он особенно активировался, когда поблизости оказывался Ронан. И мне стало казаться, что делал он это специально, но зачем я не понимала. Возможно, они привыкли с кузеном спорить за внимание женщин. Или же за этим флиртом стояло еще что-то. Впрочем, меня это не интересовало. Хотя Ронан тоже вел себя странно...

Едва подумала о нем и сразу попыталась найти его взглядом. Эти чувства, что он вызывал во мне, никуда не делись. Напротив, казалось они усилились. Он правда больше не пытался меня лизнуть, обнять или как-то прикоснуться ко мне. Но он часто оказывался рядом, в каких-то сантиметрах от меня. Так рядом, что я чувствовала каждый раз все более отчетливо его запах, с легкостью уже отличая его от других.

А вот весь отряд северян хоть и продолжал наблюдать за мной, но никто из них и не пытался лишний раз заговорить со мной или надоедать мне своим вниманием. И это тоже было странно. Не то что все северяне кроме двух кузенов вспомнили о манерах, и пусть они не надоедали мне, но я все время ловила их взгляды. Раньше все мужчины не отводили глаза от Лауры, которой я уступала в красоте, но эти северяне предпочитали смотреть на меня. Что же… это оказывается могло быть и приятно.

В дороге мы были уже две недели. Ночи проводили в небольших селениях, обходя стороной города. В течение дня делали одну стоянку. И все могли любоваться моими тренировками, которые лично мне больше напоминали избиение младенца, а младенцем в данном случае была я. Ведь два дня назад Ренг добыл где-то два деревянных меча, один из которых презентовал мне.

А вообще я его удивила. Впрочем, себя я тоже удивила. После первого дня занятий, я думала что не смогу встать с кровати, но за ночь мне стало гораздо лучше. Возможно помогла мазь, что подарил мне Ренг. Он сам собрал траву, протер ее, смешал с каким-то дурно-пахнущим маслом и приказал втирать мазь в кожу перед сном.

Но удивила я его не тем, что так быстро восстанавливалась, а своей выносливостью. Пробежка, отжимания и другие упражнения с каждым днем давались мне все легче.

И за эти две недели изменились и отношения в нашем отряде. Если первоначально мы держались двумя группами, то постепенно мы все собирались на привале за одним костром.

Я оставила попытки привлечь на свою сторону своих людей, но их отношение ко мне тоже менялось, может, потому что и я к ним стала относиться по-другому. Я не делала вид, что мне интересно их прошлое или настоящее и не бросала дежурных похвал. Нет, в какой-то момент я поняла, что мне и впрямь интересно узнать о них как можно больше. И что если выстроить вокруг себя стену, то через нее никто и не сможет перебраться.

Мия умела не только хорошо шить и делать красивые прически, у нее в принципе были золотые руки, потому что все за что она бы не бралась, у нее все получалось. И даже прожив десять лет в обители я не видела и среди сестер настолько светлого человека. Она ни на кого не держала зла и обиды за то, что служила в замке, а в свободные часы помогала мачехе по дому, а также присматривала за ее детьми. За свое изуродованное лицо и загубленную жизнь она не слала проклятия мачехе. И даже все те, кто называл ее уродливой Мией, так и не смогли не то что прорастить в ней семян зла, но они не могли и проронить их в ней.

Она умела прощать. При этом она не была похожа на одну из послушниц из обители, Камилию, у которой не все в порядке было с головой, так как она взирала на всех с блаженной улыбкой на лице и не понимала, когда к ней относились по доброму, а когда нет.

Мия все понимала. И конечно же она чувствовала боль. Как физическую от ожогов и стянувших рубцами кожу шрамов, так и от избиений мачехи. Ранили ее и слова, что летели ей вслед, но она всех прощала.

В первые дни она почти все время стеснялась, но вот северяне не смотрели на нее как на чудовище. Но помимо нашего отряда были и другие, обычные селяне, чьи деревни мы проезжали. А также слуги и подавальщики в трактирах. И вот они смотрели на нее, не скрывая своего брезгливого отношения к ее уродству.

На шестой день нашей дороги в одном из трактиров местный парень позволил себя оскорбить Мию, обозвав ее страшилой. Опередил меня один из северян, который едва не сломал шею парню, когда приподнял его над полом. Отпустил он его только тогда, когда тот захрипел, задыхаясь без воздуха. А затем северянин заставил парня извиниться перед Мией.

А вот Луция не оттаяла за прошедшие дни. Но по крайней мере она уже не держалась особняком и присаживалась со всеми за стол и к костру, хотя и не принимала участие в разговорах и отвечала всегда односложно.

Сегодня мы прибыли в небольшой трактир, в котором было всего четыре комнаты. Так что нам пришлось потесниться. Мы с Лаурой заняли одну комнату, в то время как остальные девушки должны были расположиться все вместе в смежной спальне.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И пока все ужинали, Лаура и Флавия вместе поднялись наверх. Нет, их конечно сопровождали телохранители, но вот они всегда несли свой караул в коридоре. Поэтому не долго думая, я отставила ужин в сторону и поднялась вслед за ними.

Флавия вела себя в эти две недели незаметно, боясь до сих пор и слово сказать в моем присутствии. Я правда уже не обвиняла ее в новом покушении на меня, но все-таки и не доверяла. Лаура тоже с ней не общалась, она вообще делала вид, что той не существует. Поэтому меня и удивило, что они вместе отправились в комнаты. Дверь между смежными комнатами была слегка приоткрыта, и, услышав голос Лауры, я не стала предупреждать о себе, не понимая, о чем они собирались разговаривать друг с другом.

— Ты так настойчиво просила встречи со мной, что же, говори теперь, а не молчи, — видимо, Лаура тоже гадала, чего Флавии потребовалось от нее.

— Простите, госпожа. Я не думала, что вы захотите меня выслушать.

— Я не уверена, что и сейчас хочу, но говори.

Вот только Флавия медлила, и я уже хотела как-то проявить свое присутствие, а то с Лауры как по мне хватит уже откровений Мелани, от которых она только стала приходить в себя. И новые откровения о том, в какой постели и что искал Уоррен, ей точно были не нужны.

Но Флавия заговорила, и я решила вмешаться в разговор только тогда, когда она будет хвалиться своими отношениями и ребенком, которого понесла от мужа Лауры.

— Я помню как вы появились в замке. Все только и говорили о вашей красоте, о том что наш хозяин ждет, когда вам исполнится шестнадцать лет, чтобы ввести вас хозяйкой в замок. Мне еще не исполнилось и тринадцати лет тогда. Но слушая баллады о вашей красоте и доброте, я хотела быть похожей на вас… Вы наверное и не помните, но я стояла вместе со всеми деревенскими, когда вы вышли из кареты. Я и другие девушки вручили вам цветы.

— Я помню.

— Я… А я вот почти уже не помню предыдущую баронессу. В деревни все говорили о том, что она хоть и была доброй, но почти не интересовалась жизнью деревенских. А вы были другой. Даже… господин, он изменился после вашего появления.

Я затаила дыхание, дабы теперь случайно не выдать своего присутствия. Ожидала я услышать совсем другие слова, да и для деревенской девушки речь у Флавии была грамотной.

Я вот тоже не помнила, чтобы мать часто навещала деревенских. Со слугами она тоже не позволяла себе неформальных отношений. И пусть она никогда не повышала на них голос и никогда бы не ударила их в гневе. Но она и не пыталась помочь им или защитить их, в том числе и от мужа. Может, потому что не могла защитить и саму себя.

— Я никогда не осмелилась бы даже взглянуть на господина. И Три Отца, они ведь суровы к тем, кто нарушает их обеты.

— Особенно к тем, кто замышляет убийство.

Мои губы дрогнули в улыбке после этой реплики Лауры. Общение с ней, более чем тесное в последние недели, убедило меня в том, что силы ей было не занимать. И несмотря на свою доброту, она не была мягкотелой. И за две недели я наблюдала не только за тем, как северяне ставят на место нахального подавальщика или слугу, Лаура тоже парой фразой, не повышая голоса, но твердым тоном заставляла и трактирщиков с их женами склонять перед ней головы.

— Да, госпожа...Три Отца суровы, но они и милосердны… Вы не должны верить моим словам, но я никогда не желала причинить вам боль.

— Хочешь сказать, что ничего не сделала для того, чтобы обратить на себя взор моего мужа?

В этот момент мне захотелось вмешаться, ведь я уже стала подозревать что ответит Флавия. Боюсь, ее, как и когда-то Мелани, и не спросили — согласна ли она. И хотя для меня это не было каким-то откровением, но вот Лаура явно еще не все поняла о своем муже. А если уж рвать с прошлым, то лучше вот так, очистить рану сразу, чтобы она как можно скорее зарубцевалась.

— Матушка в тот день растопила баню, а затем сказала надеть мне мое самое лучшее платье… я думала, что к нам придет семья Олика, чтобы договориться о нашем браке, когда мне исполнится шестнадцать лет… А потом мама сказала что они с отцом уйдут, а ко мне придет молодой барон. Она сказала, чтобы я должна быть вежливой с ним и делать все, что он скажет…

Голос Флавии дрогнул и она замолчала. Что же, ее мать явно получила по заслугам, хотя...был ли и у нее выбор — отдавать свою дочь барону или нет. Как оказалось через несколько секунд, выбор все же у нее был.

— Отец ничего не знал, не знал, почему матушка увела его в тот вечер. А утром, он хотел пойти и поговорить с бароном, но мать остановила его. И хотя отец был готов собрать вещи и покинуть деревню, но матушка не позволила.

Так, а чего Лаура-то молчит?

— Как долго это продолжалось?

— Неделю… каждый день... Я не хотела этого, госпожа, клянусь вам своей душой. Мы ведь с Оликом думали что поженимся этой осенью.

— Это… все что ты собиралась мне сказать?

— У вас доброе сердце. Вы никому не сможете причинить зла. И я умоляю вас спасти моего ребенка. Он ведь невинный, и он не должен отвечать за чужие грехи. А я клянусь вам, я ничего не знала о решении матери подсыпать яд в еду баронессы. Я узнала об этом, когда нас арестовали и привели в камеры.

— Твоему ребенку ничего не угрожает.

— Баронесса не пощадит меня, она такая же как и старый барон!

— Это не так!

— Может и не так, но я чувствую, что все равно не переживу роды. Но вы… прошу вас позаботьтесь о моем малыше, найдите ему достойную семью, которая вырастит его хорошим человеком и которая будет добра к нему. Я прошу только за него.

Пожалуй, хватит мне прятаться. Резко распахнула дверь, заставив и Флавию и Лауру вздрогнуть. Моего появления они точно не ожидали. Обеспокоенно посмотрела на Лауру. Хм.. за нее я кажется зря беспокоилась.

А вот Флавия выглядела так, будто я сама решу сейчас привести приказ ее казнить в исполнение. Да, не хватало еще чтобы от страха у нее начали преждевременные роды. Подошла к столу и плеснула в стакан воды из кувшина, а потом подала ей.

На стакан она посмотрела как на ядовитую змею. Я только вздохнула и поставила его рядом с ней, а затем достала знак Трех Отцов и сжала его в ладони.

— Тебе и твоему ребенку ничего не угрожает. Я назначу тебе фиксированную плату, чтобы ты сама воспитывала своего ребенка. А как только он или она подрастет, то я выполню все те обещания, что дал мой брат. Девочка получит достойное приданое, а мальчик чин в королевской гвардии.

Флавия смотрела на знак Трех Отцов в моих руках. Ну же, поверь, что не такое я и чудовище. И уж точно не убийца детей. Может, мне и трудно совладать со своим гневом, злостью и обидами, но я никогда не причинила бы зло ребенку, даже если мне и пришлось бы потерять замок.

— И я не похожа на старого барона, — уже тише добавила я. — Но если ты пожелаешь мне отомстить за своих родных, поверь, тогда я не пощажу и тебя.

После этих слов я сама покинула комнату, чтобы отдать приказ своим людям. С этого дня Флавия уже не была заключенной. Но присматривать за ней я все равно собиралась. А то мало ли, взыграет в ней еще кровь ее матушки.

Натолкнулась в коридоре на жреца. И попыталась сразу обойти его, но он задержал меня. Если я удивляла Ренга своей выносливостью, силой и способностью восстанавливаться, то брат Эгорн удивлял уже и меня и всю нашу группу. Он не нарушал свои обеты и продолжил поститься в пути. К вину он тоже не прикасался. И хотя к верховой езде он был не приучен, он не роптал за те часы, что мы проводили в дороге. А также не отказывал жителям деревней, что желали услышать притчу или же исповедаться ему.

— Не хотите ли поговорить со мной, баронесса?

Натянуто улыбнулась.

— Через день мы будем проезжать женскую обитель. И лучше я со своими глупостями обращусь к местной жрице, — шутливо ушла я от необходимости исповедаться жрецу.

Вообще-то в дороге именно он должен был выслушивать нас и направлять. Однако, в нашем отряде никто не спешил уединиться с ним.

Флавия с ужасом взирала на него, опасаясь, что он уже заочно осудил ее. Лаура тоже молчала, ну и это было понятно, она не собиралась делится откровениями Мелани ни с кем. Впрочем, может, она просто знала о том, что жрец призовет ее простить мужа и молиться о нем и его душе Трем Отцам. Но Лаура не собиралась молиться за него. Остальные тоже не горели желанием рассказывать о своих секретах и тайных желаниях. Исключением были только два брата, но кажется, за всю свою жизнь они не совершили ничего такого, за что их им было молить Отцов о прощении.

Жрец, между прочим, тоже быстро это понял и уже сам находил причины, чтобы не выслушивать их часовые разглагольствования.

— Не думаю, что вас тревожат глупости, — мягко сказал он, — за последнее время вам пришлось многое пережить и вы нуждаетесь в поддержке.

— Разве не вы осуждали меня за то, что я не помиловала своих отравителей? — жестко уточнила я, сразу же сожалея о вырвавшихся словах. Лучше уж и дальше было разыгрывать карту глупой и недалекой женщины, ведь не взирая на то, что жрецы и пытались изменить отношение к женщинам, они тоже не считала нас равными себе. Но были против того, чтобы нас насильно выдавали замуж и затем еще истязали в браках. А также боролись против высокой смертности самих рожениц, да и детей. Поэтому они и выступали против деревенских акушерок, желая внедрить повсеместно практику профессиональных лекарей. Но вот многие мужчины предпочитали скорее принять факт смерти жены, нежели то, чтобы их осматривал мужчина-лекарь. Но вот жрецы тоже были заложниками своего отношения к женщинам, поэтому они не могли сделать следующий шаг и обучать уже женщин лекарскому искусству. Нет, в обителях я как и сестры могли обработать раны нуждающемуся или ухаживать за ним, знали мы и о том, как действуют разные снадобья и настойки. Но вот лекарями были только мужчины.

И ни одних лекарских курсов для женщин.

Поэтому не взирая на борьбу со знахарками и травницами, во многих землях закрывали на их деятельность глаза, ведь зачастую они спасали жизней намного больше чем лекари. Правда у них и умирало куда больше пациентов, создавая тем самым замкнутый круг.

Ладонь кольнуло от боли и я отвлеклась от мыслей о несправедливости этой жизни. Опустила взгляд не понимая, почему болит рука… В комнате в качестве свидетельства достоверности своих слова я сжала пальцами знак Трех Отцов. Сжала так сильно, что три острых угла проткнули плоть и несколько капель крови скользнули по металлу. Отпустила поспешно знак. Только язычники, исповедующие других, чуждых нашему королевству богов, клялись проливая свою кровь. И пока меня не обвинили в том, что я отреклась от веры, я поспешно отпустила символ.

Конечно же жрец все заметил.

— Я не тороплю вас. Но если у вас появится желание побеседовать со мной, то не сомневайтесь, все что вы скажете, останется между нами и Тремя Отцами.

Прищурила глаза, не лжет ли он.

— Я буду иметь это в виду, — кивнула и сделала несколько шагов по коридору, но затем остановилась и обернулась.

Брат Эгорн оставался стоять на месте, не спуская с меня глаз.

— Даже если она будет против, поговорите с Флавией. Вот ей точно нужна помощь. И убедите ее в том, что я не желаю ей зла. Ни ей, ни ее ребенку.

Я не стала дожидаться слов жреца, а почти бегом направилась прочь, крутя в голове только одну фразу.

«Она такая же, как и старый барон...»