Баронесса де Крейс

Глава 45

Удивительно, но то ли из-за небольшой территории княжества, то ли по каким-то другим причинам, но местные люди, не взирая на более суровый климат, оказались очень гостеприимными и улыбчивыми.

Если в моем королевстве нас везде встречали настороженно, то здесь напротив все были рады путешественникам. Нам задавали вопросы, интересовались нашими традициями, а также торопили, предупреждая об опасности перехода Лисьего перевала.

Сегодня мы расположились в одном трактире, который просто поражал своими размерами. Хотя когда я увидела его хозяина, то поняла почему вокруг все было таким огромным. Ведь даже рядом с северянами хозяин трактира казался великаном. Причем, огромным, неуклюжим и угрюмым великаном с окладистой бородой и хмурым взглядом. Он напоминал чем-то горного тролля, какими их рисовали в книгах о легендах и мифах вымышленных рас.

Но вот неуклюжим он не был, лавируя между столами, как канатоходец. Как и не был угрюмым. Ведь в трактире то и дело раздавался его громогласный смех. Мне он преподнес снежный цветок — совершенно белоснежный, который созревал только при морозах. И был таким редким, что найти его считалось удачей. Я даже опешила в первую секунду. Мне ведь никогда никто и не дарил подарков. Это была прерогатива Катрин и Уоррена. А в обители не принято было делать подарки даже в дни рождения. Эрания передавала через купцов мне гостинцы, но они все же не были подарками.

А цветок был таким красивым, что я собиралась сохранить его на память.

Мы расселились за столы привычной компанией. И я уже обеспокоенно посмотрела на Флавию. Моя попытка оставить ее в доме купца не увенчалась успехом. Так как она наотрез отказалась остаться в чужом доме с незнакомыми людьми. Чем был вызван ее страх я не понимала. Нет, эта семейная чета не отказалась бы от своей выгоды, но я собиралась им щедро заплатить. Но Флавия, уточнив, не собиралась ли я забрать свое слово обратно — что она теперь свободна, услышав мое подтверждение — что она вольна сама делать выбор, решила последовать на север вместе с нами. «Мой ребенок родится на той земле. И если вы позволите, госпожа, я не вернусь больше домой, а попытаюсь обрести новый дом».

Кажется, упаднические и пророческие мысли, что она не переживет роды, утихли в ее сердце. И она вновь обрела надежду на счастье на чужой земле, что вполне могла стать ей и родной со временем.

Флавия схватилась за живот, и я, не скрывая волнения, взглянул на нее, до родов было еще несколько недель.

— Толкается, — пояснила она на четыре, как минимум, обеспокоенных взгляда.

— Малыш? — спросила Мия.

— Да, в последние дни он все время толкается, — улыбнулась она.

— Видимо ему не терпится увидеть этот мир, — заметила Лаура.

Мы больше ни разу не обсуждали прошлое Лауры, а также не говорили о муже и ребенке Луции. И то и другое было уже в прошлом. Но вот все эти откровения и тайны, что мы теперь хранили вместе, сблизили нас.

Но все же не настолько чтобы озвучить вслух просьбу и прикоснуться к животу Флавии. Да и пройдет, надеюсь, всего несколько месяцев, как я смогу ощутить уже как в моем животе толкается собственный ребенок. Невольно улыбнулась этой мысли.

— Вам повезло, госпожа, сегодня у нас выступает сам Элиос из Тагара.

Трактирщик поставил передо мной стакан наполненный до верха горячим грогом.

— А кто это?

— Неужели не слышали о нашем прославленном менестрели?

Отрицательно мотнула головой. Я уже и не помнила, когда слышала в последний раз песни уличных певцов, странствующих менестрелей или же смотрела выступления бродячих артистов.

Барон де Крейс часто приглашал в замок и комедиантов и певцов. Но с тех пор много воды утекло. А вот в обители жрицы и жрецы не любили артистов.

В трактире многие оживились, так как это мне и моим людям было неизвестно имя Элиоса. Но вот местным и даже северянам оно было хорошо знакомо.

— А почему на нем маска? — спросила Мия.

Но ответить ей никто не успел, так как менестрель ударил по струнам калане, позволяя пока не зазвучали слова песни, рассмотреть его. Впрочем, цвет его волосы скрывал платок, повязанный на затылке. А вот лицо скрывала плотная белая маска, не позволяя увидеть ни одной его черты. И глаза в прорезях белоснежной маски казались черными, как сама ночь или бездна.

Мия не стала задавать следующий вопрос, но она как и многие присутствующие, наверняка, подумала о том, что он скрывал под маской свое изуродованное лицо. И хотя в последние недели даже незнакомцы все реже задирали ее или глазели на ее уродство, она все равно продолжала держаться в тени.

А вот когда менестрель запел, я забыла обо всех своих мыслях и тревогах, слушая низкий гортанный голос, который пробирал до мурашек. Он пел грустную балладу о любви — тягучую как густой мед. Я затаила дыхание, а затем прикрыла глаза. А может, все же она есть, та самая любовь, о которой писали в книгах и пели песни, но которую я нигде не встречала.

И может, я ошибалась и насчет своей матери. И она, слушая однажды заезжего менестреля, тоже захотела обмануться и поверить в то, что любовь есть. И может его лицо тоже скрывала маска и она не видела даже того, с кем разделила возможно минуты счастья. Все в трактире зачарованно слушали слова, что звучали на знакомом и в тоже время на неизвестном языке.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я почувствовала ком в горле, после чего распрямилась и встала с лавки.

Того, что я покинула главный зал никто и не заметил, ну кроме двух моих телохранителей, что стали уже моей тенью. Но вот и они, сделав всего несколько шагов, сели обратно на свои места.

И вместо них за мной последовал Ронан. В последние дни после той вспышки, когда мы повздорили, мы с ним едва сказали друг другу несколько слов. И сейчас я не понимала, зачем он следовал за мной.

Хотя нет… это была ложь, я все знала и понимала. Но вместо того, чтобы отменить его приказ и вернуть телохранителей, я продолжила подъем по лестнице, слыша как моим шагам вторили его. И хотя мне хотелось бежать прочь от своих чувств и от того, что я собиралась сделать, я хотела свой первый раз разделить с тем мужчиной, который, пора было признаться самой себе, нравился мне.

Замешкалась я только перед дверью, вспомнив, что отдала ключ Лауре. Но Ронан в отличие от меня подумал и об этом. Я почувствовала, как он подошел ко мне, так близко что я могла запрокинуть голову и встреться с ним глазами. Но я боялась пошевелиться. Боялась разрушить этот момент и пойти на попятную. Его руки скользнули по моим, а затем он вставил ключ в замочную скважину. Провернул его и в тишине раздался щелчок замка. Надо было сделать шаг через порог. Один шаг, но он не позволил мне его сделать, а просто поднял на руки. По традиции жених должен был перенести через порог невесту. Мы же не были не только женаты, но и помолвлены.

Но вот сегодня мне было все равно на все эти условности, так как в голове крутились слова баллады, что все еще звучала в трактире. И хотя до меня сейчас не могли доноситься ее звуки, мне казалось, я все еще слышала ее. И она рождала во мне желания, с которыми я пыталась бороться.

Но эти желания было не победить, как и злость, и гнев, и ярость. Внутри меня все бушевало и мне хотелось раскинуть руки в стороны, стоя на возвышенности, а потом броситься в бурный поток, чтобы он подхватил меня, заставив наконец-то забыться.

В комнате было темно, и я не видела Ронана, но я могла ощущать в полной мере его запах.

Никогда не думала, что чей-то запах может вызывать такую бурю чувств. Лес, травы, морозный день. И свобода. Ронан пах этой свободой, частица которой и кружила мне голову.

Я закрыла глаза, все равно в темноте я ничего не видела, а так все ощущалось острее и в тоже время не реальнее. Мне казалось, все будет быстро, может, даже грубо, но я чувствовала пальцы Ронана на своей коже и поцелуи — не торопливые, скорее дразнящие, а не соблазняющие.

Сжала ладони и заерзала, не понимая чего мне не хватает.

— Расслабься, обещаю тебе понравится.

Кивнула, но вот выполнить то ли его просьбу, то ли приказ было нелегко. У меня было ощущение, что мое сознание раздвоилось. С одной стороны, все происходящее было неправильным. И дело было даже не в заветах Трех Отцов, но в моих собственных убеждениях. Быть невестой одного, но при этом делить постель с другим, да еще с его родным братом... Я должна была это остановить, потребовать разговора, объясниться, потребовать в конце концов, чтобы он поменял условия сделки, если хочет заполучить меня… но он не менял их, он ничего не предлагал мне, а только брал...

Эти мысли немного отрезвили меня и я уперлась кулаками ему в грудь. Разве я этого хотела, тайком, в номере какого-то пусть и не грязного, но трактира. Как будто я была воришкой. А потом, как мне смотреть в глаза мужа и каждый день натыкаться взглядом на Ронана, который может не будет медлить и вскоре приведет в дом уже свою жену.

— Не бойся, больно не будет.

Он проигнорировал мои довольно слабые попытки оттолкнуть его и в этот раз поцеловал по настоящему. И я ответила на этот поцелуй, может неуклюже, но со всей пылкостью на которую была способна, желая избавиться от всех мыслей и сомнений в голове.

Путаясь уже в том, чего я хочу на самом деле.

А когда его рука, сминая подол платья, добралась до полоски открытой кожи над чулками, я выгнулась дугой, затем испуганно ойкнула и сомкнула зубы.

То, что я укусила его, я не сразу поняла, только ощутила вкус соли и крови во рту. А затем закашлялась, пытаясь выплюнуть эту кровь и отталкивая от себя Ронана уже из всех сил, не слушая его слова.

И в этот момент двери комнаты распахнулись...

Наверное я должна была устыдиться, увидев Лауру с лампой в руках и Ренга, следующего сразу за ней. Но я почувствовала только облегчение. В глазах защипало и я сморгнула, чтобы не расплакаться. Ведь сейчас я, кажется, едва не совершила глупость. Которую себе наверное и не простила бы уже утром.

— С вами все в порядке, миледи?

Я и не сразу поняла, почему Ренг задал мне этот вопрос. Но затем перевела взгляд на Ронана, который усмехнулся и рукавом вытер губы. Но капли крови вновь выступили на его губе.

Представляю какую картину мы представляли со стороны. Неудивительно, что Ренг держал небрежно ладонь на рукояти меча, а Лаура осуждающе смотрела на Ронана. Не хватало еще, чтобы они подумали, что он насильно затащил меня в эту комнату, а я, сопротивляясь, укусила его.

— Я...

Осеклась, не зная, как вслух признаться в том, что я собиралась разделить с Ронаном постель. Покосилась на него и смутилась под его темным и понимающим взглядом.

Я отвечала на его ласки, и он это знал.

— Я… добровольно поднялась в комнату...

— Ваша охрана будет стоять в коридоре, госпожа, — а вот Ренга невозможно было ничем смутить. Но прежде чем выйти самому, он указал Ронану на дверь. И тот молча вышел первым. Как только дверь за мужчинами закрылась, а я перевела взгляд на Лауру. Но вместо того, чтобы посмотреть на нее, я поймала собственное отражение в маленьком зеркале на стене.

Покраснела. Подол платья был задран как у гулящей девки, лиф расшнурован и батистовая сорочка едва прикрывала грудь. А вот губы распухли от поцелуев, волосы растрепались. Я совсем не походила в этот момент на баронессу и леди. Скорее я походила на дочь конюха, которая уединилась на сеновале с молодым грумом.

Отвернулась и легла на кровать свернувшись калачиком. Сейчас я не хотела разговаривать даже с Лаурой. Видеть ее осуждение или жалость. Хотя зная ее, осуждать меня она точно не будет, она всех прощала и считала добрыми, в том числе и меня.

И не признаться же ей, что я стала отплевываться от крови, так как мне понравился ее вкус и я хотела вцепится зубами прямо в плоть Ронана. Что меня не только ошарашило, но и напугало до ужаса. Я может и шутила о своей кровожадности, но я не могла и подумать, что в каждой шутке есть доля правды.

— Я не сразу заметила, когда ты вышла. Но увидев твоих охранников и не найдя Ронана... — Лаура замолчала, а затем присела рядом со мной. — Мне не надо было подниматься? — со вздохом спросила она.

— Ничем хорошим это все равно не закончилось бы, — прошептала я в ответ.

И вообще, это наваждение, надеюсь, скоро пройдет. Как и странные желания, что вызвала во мне чужая кровь.