Пролог. Точки пересечения

Ноябрь

«Камилла» была или самым мощным ураганом в мире, или самым большим торнадо в истории. Несомненно, она полностью уничтожила эту нефтяную платформу, подумал Келли, надевая на спину свои баллоны для последнего погружения в залив. Верхняя часть платформы была разрушена, и оказались повреждены все четыре ею массивных подводных опоры — они были скручены и изогнуты и походили на сломанную игрушку какого-то гигантского ребёнка. Все, что можно было снять, не подвергая опасности рабочих, было уже срезано автогеном и "опущено краном в баржу, которой они пользовались как своей базой при погружениях. Теперь перед ними осталась лишь голая платформа, похожая на скелет, которая скоро даст приют смелым местным рыбам, подумал он, спускаясь в баркас, чтобы подойти к самой платформе. С ним будут работать ещё два ныряльщика, но Келли возглавляет команду. По пути они обсудили процедуру взрывных работ. Тем временем катер службы безопасности крейсировал поблизости, чтобы не допустить, к опасному месту здешних рыбаков. Бессмысленно им находиться в этом районе — ещё несколько часов рыбная ловля тут будет никудышной, однако подобные события всегда привлекают любопытных. А зрелище действительно будет весьма впечатляющим, подумал Келли с усмешкой, бросаясь спиной вперёд с водолазного бота.

Как жутко под водой, мелькнула мысль, но и приятно тоже. Солнечный свет пробивался через волнующуюся поверхность, создавая меняющиеся световые занавесы между опорами платформы. Свет содействовал хорошей видимости. Взрывные заряды С4 были уже установлены (каждый из них представлял собой блок размером шесть дюймов на шесть и толщиной три дюйма), туго привязанные проволокой к стальным опорам таким образом, чтобы сила взрыва была направлена внутрь. Келли не торопился. Он проверил каждый заряд, начиная с первого ряда над дном. И сделал это быстро — ему не хотелось находиться под водой слишком долго, да и другим тоже. Ныряльщики, следующие за ним, протягивали пентритовый детонирующий шнур, туго обматывая его вокруг зарядов. Оба были местными жителями, опытными подрывниками, знавшими толк в таких делах почти так же хорошо, как и он сам. Келли проверял их работу, а они — его, поскольку осторожность и тщательность, — лучшие показатели в труде таких людей. Они закончили с нижним уровнем за двадцать минут и не спеша всплыли к верхнему, всего в десяти футах от поверхности. Там процесс повторился, медленно и тщательно. Когда вы имеете дело с взрывчаткой, нельзя спешить и нельзя рисковать.

***

Полковник Робин Закариас сосредоточил все своё внимание на предстоящем задании. Совсем недалеко, за следующим хребтом, находилась батарея зенитных снарядов «земля — воздух» СА-2. С неё уже выпустили три ракеты, пытаясь попасть в истребители-бомбардировщики, которые он обязан защищать. На заднем сиденье его F-105G «Тандерчиф» сидел Джек Тейт, его «медведь», подполковник и специалист по подавлению оборонительных установок вьетнамцев. Они оба разработали план, который теперь пытались осуществить на своей «Дикой ласке». Их истребитель появлялся в поле зрения вьетнамских зенитчиков, стараясь вынудить их на то, чтобы они выпустили в него зенитную ракету, а затем нырял под неё, атакуя место расположения батареи. Это была смертельная, жестокая игра, в которой нет охотника и жертвы, а есть два охотника, один маленький, быстрый и хрупкий, а другой массивный, расположенный на укреплённой позиции. Эта позиция приводила в отчаяние лётчиков его авиакрыла. Командир батареи искусно маневрировал своим радиолокатором, зная, когда его включить и когда выключить. Кем бы ни был этот маленький ублюдок, он сумел на прошлой неделе сбить двух «ласок» из соединения Робина, и потому полковник сам приготовился к осуществлению задачи, как только поступил приказ ещё раз попытаться вывести из строя эту батарею. Его задача заключалась именно в этом: разведка, оценка ситуации, проникновение, и уничтожение установок противовоздушной обороны — огромная, быстрая, трехмерная игра, в которой наградой за победу была жизнь.

Он вёл свой ревущий истребитель на малой высоте, нигде не поднимая его выше пятисот футов. Его пальцы полуавтоматически контролировали движения штурвала, глаза следили за вершинами, а уши старались не упустить слов, доносящихся с заднего сиденья.

— Он сейчас на девять часов от нас, — говорил Джек. — Все ещё обшаривает горизонт, но нас не видит. Описывает спирали.

На этот раз мы предпримем другой манёвр, подумал Закариас. Прошлый раз они попытались сделать это по-иному, и он каким-то образом поймал их. Эта ошибка стоила полковнику майора, капитана, самолёта... Земляк из Солт-Лейк-Сити, Эл Уоллас... Столько лет были друзьями... Проклятье! Он отмахнулся от болезненной мысли, даже не упрекнув себя за ругательство.

— Дадим ему почувствовать вкус победы, — сказал Закариас, беря штурвал на себя. «Тандерчиф» прыгнул вверх, в зону радиолокационного излучения батареи, и застыл в ожидании. Командира установки, наверно, готовили русские. Полковник не знал, сколько именно самолётов сбил этот вьетнамец; известно было только, что он сбил их более чем достаточно, а потому должен быть горд своим успехом, а гордость смертельно опасна в таком деле.

— Запуск... второй... вижу два запуска, Робин, — предупредил Тейт с заднего сиденья.

— Только два? — спросил пилот.

— Может быть, ему приходится платить за них, — насмешливо предположил Тейт. — Вижу их на девять часов. Время для волшебства пилота, Робин.

— Вроде этого? — Закариас повернул налево, удерживая ракеты в поле зрения и двигаясь к ним, а затем резко повернул назад и вниз. Он великолепно спланировал манёвр, нырнув за хребет. Полковник выровнял самолёт на опасно малой высоте, однако ракетные снаряды СА-2 «Гайдлайн» потеряли цель и пролетели в четырёх тысячах футов над его головой.

— Думаю, пора, — заметил Тейт.

— Пожалуй, ты прав. — Закариас круто повернул влево и взвёл взрывные устройства на своих гроздьях бомб. F-105G пролетел над самым горным хребтом и снова опустился вниз, устремившись на следующий хребет в шести милях, или пятидесяти секундах, от них.

— Его радиолокатор продолжает действовать, — доложил Тейт. — Он знает, что мы летим к нему.

— Но у него осталась только одна ракета, — заметил Робин. Если только группы перезаряжения установок действуют сегодня особенно слаженно. Ничего не поделаешь, придётся рисковать.

— Разрозненный обстрел из зенитных орудий — на десять часов. — Это было слишком далеко, чтобы беспокоиться, хотя отсюда он сделал вывод, куда лететь не следует. — А вот и плато.

Может быть, его могли видеть, а может — и нет. Не исключено, что его самолёт всего лишь ещё одна точка на экране, полном атмосферных помех, и радиооператор пытается разобраться в происходящем. «Тенериф» на малой высоте летел со скоростью, превышающей все созданное человеком, и камуфляж на верхних плоскостях был очень эффективным. Они, наверно, смотрят вверх. Сейчас они скрываются за стеной радиопомех — это часть плана, разработанного полковником для другой «ласки». Обычная американская тактика в подобных условиях предусматривала подлёт на средней высоте, и затем крутое пикирование. Но они пробовали эту тактику уже дважды и всякий раз терпели неудачу, поэтому Закариас принял решение изменить план. Он подлетит к вьетнамской батарее на малой высоте, сбросит гроздья бомб, а затем другая «ласка» закончит работу. Его задача заключалась в том, чтобы уничтожить командный пункт вместе с командиром. Подлетая к цели, полковник бросал истребитель то влево, то вправо, стараясь избежать возможной стрельбы. В конце концов, нужно думать и об орудиях тоже.

— Вижу «звезду»! — воскликнул Робин. Наставление по СА-6, написанное русскими, предусматривало расположение шести пусковых установок вокруг центрального командного пункта. Со своими тропами, соединяющими пусковые установки с командным пунктом, типичная батарея ракет «Гайдлайн» походила на звезду Давида, что казалось полковнику богохульством, но эта мысль находилась где-то на краю его сознания, когда он поместил командный фургон в центр своего бомбового прицела.

— Выбираю цель, — произнёс он вслух, подтверждая себе собственное действие. Последние десять секунд он твёрдо удерживал самолёт, на одном курсе. — Выглядит хорошо... сбрасываю бомбы... пошли!

Четыре явно неаэродинамичных канистры сорвались с бомбодержателей и раскрылись в полете, рассыпав тысячи крохотных бомбочек по всей территории батареи. Он был далеко, когда бомбы взорвались, а потому не смог увидеть солдат, кинувшихся к траншеям. Продолжая лететь на малой высоте, он бросил «Тандерчиф» в крутой левый поворот, чтобы убедиться, что батарея уничтожена раз и навсегда, и с расстояния в три мили краем глаза увидел огромное облако дыма в центре «звезды».

Это вам за Эла, позволил себе подумать полковник. Никакого двойного переворота в знак победы, всего лишь мысль. Затем он выровнял истребитель и выбрал лучшее направление для возвращения на базу. Сейчас здесь появится ударное звено и сотрёт с земли эту батарею. О'кей. Закариас выбрал самый низкий разрыв в хребте и устремился к нему со скоростью чуть меньше одного Маха, прямо и уверенно, ведь угроза осталась позади. Теперь домой на Рождество.

Красные трассирующие очереди, вырвавшиеся из небольшого перевала, потрясли его своей неожиданностью. Здесь не должно было быть вьетнамских пулемётов. Пули, отклоняясь в сторону, летели прямо на него. Робин потянул штурвал на себя — именно этого ожидал пулемётчик, — и корпус истребителя пролетел прямо через поток огня. Самолёт лихорадочно задрожал, и за одну секунду все, что до сих пор шло хорошо, пошло насмарку.

— Робин! — застонал голос по системе внутренней связи, однако он был едва слышен — все заглушал рёв сигнала тревоги, и в этот роковой миг Закариас понял, что его самолёт обречён. Пламя охватило двигатель, и тот вышел из строя, а затем «Тандерчиф» начал крениться и рыскать — полковнику стало ясно, что и управление не действует. Его реакция была автоматической — он подал команду катапультироваться, но новый стон заставил его обернуться, как раз когда он потянул за ручки катапульты. Хотя он знал, что оглядываться бесполезно, последнее, что он увидел, был Джек Тейт, истекавший кровью, которая словно инверсионный след, исчезала за пилотским креслом; но тут же его собственную спину пронзила мучительная боль, которой он никогда прежде не испытывал.

***

— О'кей, — сказал Келли и выпустил сигнальную ракету. Другой катер начал бросать в воду маленькие заряды взрывчатки, чтобы отогнать из этого района рыбу. Он следил и ждал пять минут, затем посмотрел на человека, отвечающего за безопасность.

— Район свободен.

— Включаю ток, — проговорил Келли и словно заклинание ещё трижды повторил предупреждение, потом повернул ручку взрывного устройства. Результаты были вполне удовлетворительные. Вода вокруг платформы превратилась в пену, когда взрывы обрезали опоры и у самого дна и вблизи поверхности. Платформа падала на удивление медленно. Все сооружение соскользнуло в одну сторону и рухнуло в воду с огромным всплеском. На одно невероятное мгновение показалось, что сталь останется на плаву. Но такого быть не могло. Решетчатые фермы из тонких балок погрузились в воду и исчезли из виду, опустившись на дно. Ещё одна работа была завершена.

Келли отсоединил провода от генератора и бросил их за борт.

— На две недели раньше условленного срока, — заметил представитель фирмы. Бывший лётчик-истребитель на военно-морском флоте, он был восхищён работой. В конце концов, нефть никуда не денется. — Голландец был прав, говоря о тебе.

— Адмирал — хороший парень. Он здорово помог нам с Тиш.

— Да, мы летали вместе с ним два года. Блестящий лётчик. Приятно, что его рекомендации подтвердились. — Представителю фирмы нравилось работать с людьми, имевшими такой же опыт, как и у него самого. Отчасти он уже успел позабыть весь ужас боевых действий. — А что это у тебя? Я заметил раньше и хотел спросить. — Он показал на татуировку на кисти Келли — красную фигурку тюленя, который сидел на задних плавниках, дерзко ухмыляясь:

— В нашем подразделении это делали все, — как можно небрежнее объяснил Келли.

— Что это за подразделение?

— Не имею права говорить об этом. — Келли улыбкой смягчил отказ.

— Держу пари, это как-то связано с тем, как Санни сумел выбраться из плена, но не стану расспрашивать дальше. — Бывший морской офицер знал — правила следует уважать. — Ну ладно. Чек поступит на ваш счёт к концу дня, мистер Келли. Я сообщу по радио вашей жене, чтобы она ждала вас в машине у причала.

***

Лицо Тиш Келли сияло от переполнявшего ею чувства «и я тоже», когда она смотрела на женщин в магазине «У аиста». Ещё не кончился третий месяц беременности, и потому она могла носить все, что ей хотелось, — ну, если не все, то почти все. Слишком рано делать специальные покупки, но у неё было много времени, и она хотела кое в чем убедиться. Тиш поблагодарила продавца и решила, что приедет сюда вместе с Джоном вечером и вместе с ним выберет что-нибудь для себя — ему это нравилось. А теперь пора ехать за ним. Фургон «плимут», на котором они приехали сюда из Мэриленда, стоял рядом с магазином, и она уже знала, как ездить по улицам этого прибрежного города. Погода здесь была куда лучше холодных осенних дождей у них дома, и ей было приятно побыть на берегу Мексиканского залива, где лето никогда не кончается больше чем на несколько дней. Она вывела машину на улицу и направилась на юг, к огромному сортировочному двору, нефтяной компании. Даже светофоры благоприятствовали ей — один за другим загорались зелёные огни, так что ей даже не приходилось нажимать на тормоза.

Водитель грузовика нахмурился, когда зелёный огонёк светофора переключился на жёлтый. Он опаздывал и ехал чуть быстрее, чем следовало, но до конца шестисотмильного пробега из Оклахомы оставалось совсем немного. Он нажал на педали сцепления и тормоза, и тут же у него перехватило дыхание — обе педали ушли в пол, не замедлив движение огромной машины. Перекрёсток впереди был пуст, и он продолжал ехать на красный свет, тщетно стараясь уменьшить скорость и отчаянно сигналя. Боже мой, Боже, лишь бы не...

Она просто не заметила приближения грузовика и даже не дог вернула голову. Фургон вырвался на перекрёсток, и в памяти водителя навсегда отпечатался профиль молодой женщины, исчезающей под капотом его дизеля, затем последовал ужасный крен и содрогающийся рывок вперёд, когда грузовик своими передними колёсами расплющил автомобиль.

***

Хуже всего было всякое отсутствие чувств. Хелен была ею подругой. Сейчас она умирала, и Пэм знала, что должна что-то испытывать, но не могла. Хотя рот девушки был заткнут кляпом, это не останавливало звуков, которые рвались наружу от того, что делали Билли и Рик. Это были звуки, издаваемые женщиной в неминуемом приближении смерти. Тем не менее, попытка побега должна быть наказана, и Рик, и Билли, и Берт, и Генри осуществляли это наказание. Пэм пыталась убедить себя, что это кошмарный сон, но страшные звуки удушья принуждали ею смотреть, а сознание — ощущать, что это реальный мир. Хелен поступила скверно. Она пыталась убежать, и они не могли допустить этого. Им с Хелен объясняли все это много раз, а сейчас метод объяснения был таким, как сказал Генри, что забывать больше никогда не придётся. Пэм провела рукой по тому месту, где однажды были сломаны ею ребра, и вспомнила свой собственный урок. Когда глаза Хелен остановились на ею лице, она знала, что бессильна что-то предпринять, и попыталась передать взглядом своё сочувствие. Большего сделать она не осмелилась, и наконец, Хелен замолкла — все кончилось. Теперь она сможет закрыть глаза и подумать о том, когда наступит ею очередь.

***

Солдатам это казалось очень забавным. Они привязали тело американского лётчика с наружной стороны своей позиции, укреплённой мешками с песком, чтобы он видел сбившие его пулемёты. Менее забавными были результаты атаки их пленника, и своё неудовольствие они выразили пинками сапог. Тут же был и другой лётчик, которого они привязали рядом с первым, наслаждаясь его полным печали и отчаяния взглядом, когда он смотрел на бандита, что летел с ним на том же самолёте. Из Ханоя прибыл офицер разведки. Сейчас он сверял имя лётчика, то глядя в список, который привёз с собой, то наклоняясь, чтобы прочитать его имя в документах. Должно быть, лётчик был каким-то особенным, подумали пулемётчики, наблюдая за тем, как реагировал на него офицер и как стал срочно звонить по телефону. После того как пленник потерял сознание, офицер обмазал его лицо кровью убитого товарища и несколько раз сфотографировал. Это озадачило пулемётчиков. Похоже, офицер хотел, чтобы живой пилот выглядел таким же мёртвым, как и тело, лежащее рядом. Это было странным.

***

Это не было первым телом, которое ему пришлось опознавать, но Келли считал, что та часть его жизни осталась далеко позади. Рядом стояли другие люди, готовые поддержать его, однако способность устоять на ногах — ещё не способность выжить, а в такие моменты не бывает утешения. Он вышел из палаты «Скорой помощи», чувствуя на себе взгляды врачей и медсестёр. Был вызван священник, чтобы отдать последний долг, и он что-то говорил, но Келли знал, что его слов никто не слышит. Полицейский объяснил, что нельзя винить водителя. Отказали тормоза. Механический дефект. И вообще винить некого. Такое случается. Все те слова, которые он сам говорил в подобных случаях, пытаясь объяснить невиновному человеку, почему наступил конец главной части его жизни, словно эти слова могли что-то изменить. Полицейский увидел, что этот мистер Келли — крутой мужчина и потому ещё более уязвимый. Его жена и так и не родившийся ребёнок, которых он мог защитить от любой опасности, погибли в результате несчастного случая. А винить некого. Водитель грузовика, сам отец большой семьи, находился в больнице. Ему пришлось ввести большую дозу успокоительного. Водитель выскочил из кабины и пополз под свой грузовик, надеясь вытащить женщину ещё живой. Рядом с Келли сидели его сослуживцы. Они помогут ему в организации похорон. Что ещё можно сделать для человека, который готов лучше попасть в ад, чем увидеть такое, тем более что в аду он был. Но существует не один ад, и он не видел их все.

Загрузка...