Команда знала, что они будут лишь сторонними наблюдателями, поэтому следила за морскими пехотинцами с радостным возбуждением. Двадцать пять солдат без устали проделывали физические упражнения и закончили тренировку пробежкой вокруг стоящих на палубе вертолётов. Матросы смотрели на них молча. Теперь все стало известно. Слишком многие видели подводные сани, и матросы, сидя за столами в кают-компании, подобно профессиональным разведчикам, собрали воедино некоторые факты, да ещё и приукрасили их домыслами. Значит, морские пехотинцы высаживаются в Северном Вьетнаме. Что последует за этим, никто не знал, но все пытались догадаться. Может быть, операция заключается в том, чтобы захватить установку по запуску зенитных ракет и доставить на корабль какие-то важные детали. Может быть, собираются уничтожить какой-то мост, но скорее всего целью операции являются люди. Возможно, вьетнамские партийные руководители.
— Военнопленные, — уверенно заявил старшина второй статьи, доедая свой гамбургер, который на флоте называют, «салазками». — Кто ещё? — прибавил он и кивнул в сторону медицинского персонала, обедавшего за отдельным столом:
— Шесть санитаров, четыре врача — слишком много медицинских дарований, парни. Как вы думаете, зачем они здесь?
— Господи, — заметил другой моряк, отпивая молоко из чашки. — Ты действительно прав, приятель.
— Да, нам будет чем гордиться, если это закончится успехом, — отозвался третий.
— Сегодня вечером ожидается плохая погода, — вставил старшина-рулевой. — Главный метеоролог флота улыбался по этому поводу, а я видел, как вчера его выворачивало наизнанку. Наверно, он не может, переносить плавание на корабле меньше авианосца. — «Огден» действительно очень странно раскачивался на волнах, и причина этого заключалась в необычной форме, которую имел корпус судна, а когда оно поворачивалось бортом к порывистому западному ветру, ситуация ещё больше ухудшалась. Матросам всегда доставляло удовольствие наблюдать, как у кого-то из офицеров исчезает за бортом обед — в данном случае это был ужин, — и, уж конечно, никто не станет радостно улыбаться, узнав о том, что приближается шторм, при котором его снова вывернет наизнанку. На это должна быть весомая причина. Заключение было очевидным, хотя от таких выводов служба безопасности приходит в отчаяние.
— Боже милостивый, надеюсь, у них будет все в порядке.
— Давайте ещё раз осмотрим лётную палубу, — предложил младший боцман. Все закивали. Тут же была собрана рабочая команда. Через час на чёрной лётной палубе, покрытой составом, предупреждающим скольжение, не останется даже спички.
— У вас хорошие парни, капитан, — заметил Голландец Максуэлл, наблюдая с правого крыла мостика за рабочей командой. То и дело кто-нибудь из матросов наклонялся, подбирая что-то с палубы, — самый малый «посторонний» предмет мог, попав в лопасти турбины вертолёта, повредить двигатель. На морском языке это называлось ППП — «повреждение посторонним предметом». Своими действиями команда «Огдена» показывала — что ни случись сегодня вечером, причина никак не будет связана с их судном.
— Много студентов из колледжей, — ответил Фрэнкс, с гордостью глядя на своих матросов. — Иногда мне кажется, что палубная команда ничуть не уступает по интеллекту офицерской кают-компании. — Это было вполне простительным преувеличением. На самом деле ему хотелось сказать что-то совершенно иное, то, о чем думал каждый на борту «Огдена»: насколько велики шансы на успех? Однако капитан не задал вопроса вслух. И правильно сделал, потому что, произнесённый, он мог оказаться не к добру, принести несчастье. Даже мысли об этом могли сказаться на исходе операции, но, как Фрэнкс ни пытался, он не мог заставить себя перестать думать о ней.
Тем временем морские пехотинцы собрались в своём помещении вокруг ящика с песчаным макетом лагеря. Они уже один раз обсудили предстоящую задачу и теперь делали это снова. Процедура повторится ещё раз перед ленчем и несколько раз после него, причём как с участием всей штурмовой группы, так и с отдельными солдатами и подразделениями. Каждый морской пехотинец видел лагерь и представлял собственные действия с закрытыми глазами, вспоминая свои тренировки в Куантико, заново переживая учебные штурмы с применением боевого оружия.
— Капитан Элби, сэр? — В помещение вошёл рассыльный и протянул капитану раскрытый блокнот. — Донесение от мистера Кларка, сэр.
Капитан морской пехоты улыбнулся:
— Спасибо, матрос. Вы прочитали его?
Рассыльный смущённо покраснел.
— Прошу извинить меня, сэр. Да, прочитал. Все спокойно. — Он на мгновение заколебался, прежде чем выразить собственную мысль:
— Сэр, мои товарищи желают вам удачи. Как следует пните их в зад, сэр.
— А вы знаете, шкипер, — заметил Ирвин, когда рассыльный вышел и закрыл за собой дверь, — я, пожалуй, больше никогда не смогу ударить матроса, даже в кабаке.
Элби прочитал донесение.
— Парни, наш друг находится на наблюдательном пункте. Он сообщает, что в лагере сорок четыре охранника, четыре офицера, один русский полковник. Караульную службу несут как обычно, никаких отклонений от нормы. — Молодой капитан поднял голову. — Ну вот, солдаты. Сегодня вечером мы начинаем.
Один из молодых морских пехотинцев сунул руку в карман и достал оттуда большое резиновое кольцо. Нарисовав на нем шариковой ручкой два глаза, он опустил его на вершину холма, который они назвали «холмом Змеи».
— Этот парень, — проворчал он, повернувшись к своим товарищам, — хладнокровный сукин сын.
— Не забудьте, — громко предостерёг всех Ирвин, — и особенно группа огневой поддержки. Как только мы приблизимся к лагерю, он побежит к нам вниз по склону холма. Не вздумайте подстрелить его.
— Не беспокойся, сардж, — заверил его старший в группе огневой поддержки.
— Солдаты, пошли пообедаем. Я хочу, чтобы все вы как следует отдохнули днём. Ешьте выданные вам витамины. Нужно, чтобы вы хорошо видели в темноте. Оружие разобрать, почистить и приготовить к осмотру в семнадцать ноль-ноль, — обратился к морским пехотинцам капитан Элби. — Вы знаете, что за операция нам предстоит. Проявите хладнокровие, и мы добьёмся успеха. — Сейчас ему нужно было встретиться ещё раз с экипажами вертолётов и окончательно обсудить планы высадки и эвакуации.
— Будет исполнено, сэр, — ответил за всех старший сержант Ирвин.
— Привет, Робин.
— Привет, Коля, — слабым голосом отозвался Закариас.
— Я все ещё стараюсь добиться, чтобы вас лучше кормили.
— Да, это было бы неплохо, — признался американец.
— Вот, попробуй. — Гришанов передал ему кусок чёрного хлеба, присланного из Москвы женой. От влажного климата на хлебе успела появиться плесень, но русский полковник соскоблил её ножом. И все равно американец жадно накинулся на еду. Проглотить чёрствый хлеб помог глоток из фляжки Гришанова.
— Я ещё сумею сделать из тебя русского, — неосторожно усмехнулся полковник советских ВВС. — Водка требует в качестве закуски чёрного хлеба. Мне так хотелось бы показать тебе свою страну. — Гришанов решил в дружеском мужском разговоре незаметно заронить в голову американца семя такой мысли.
— У меня семья, Коля. Если угодно Господу...
— Да, Робин. Если угодно Господу. — Или если угодно Северному Вьетнаму, или если угодно Советскому Союзу. Или ещё кому-нибудь. Каким-то образом Гришанов должен спасти и этого американца и остальных. Столько американских офицеров стали теперь его друзьями. Он столько узнал о них, об их семьях, хороших и плохих семейных отношениях, об их детях, их мечтах и надеждах. Эти американцы такие странные, такие откровенные. — Кроме того, если угодно Господу, на случай попытки китайцев подвергнуть Москву ядерному удару, теперь у меня есть план, как остановить их. — Он развернул карту и положил её на пол. Это был результат всех его бесед с американским коллегой, все, что он узнал, проанализировал и нанёс на лист бумаги. Гришанов очень гордился этим, карта давала ясное и наглядное представление о в высшей степени сложном, блестяще разработанном оперативном плане.
Закариас провёл по карте пальцем, читая нанесённые на ней пометки на английском языке, казавшиеся такими странными среди русских названий. На его лице появилась одобрительная улыбка. Умный парень этот Коля, так быстро научился многому. То, как он расположил свои истребители-перехватчики, как он оттянул их назад, патрулируя воздушное пространство позади горных хребтов, наглядно свидетельствует, что он постиг всю глубину оборонной концепции. А эти ловушки из ракетных зенитных батарей. Коля мыслил теперь не просто как лётчик-истребитель, нет, он поставил себя на место пилота, ведущего стратегический бомбардировщик. Это — первый шаг в понимании того, как все произойдёт. Если каждый русский командир ПВО начнёт понимать, как осуществить это, американской стратегический авиации придётся нелегко...
Боже мой.
Руки Робина перестали двигаться.
Полковник Гришанов имел в виду совсем не китайские бомбардировщики.
Закариас поднял голову, и пришедшая мысль отразилась на его лице ещё до того, как он нашёл в себе силы заговорить:
— Сколько бомбардировщиков «Бэджер» у китайцев?
— Сейчас? Двадцать пять. Они стараются увеличить их число.
— Но теперь ты в состоянии перенести все, что тебе известно, и на другие направления.
— Да, нам придётся сделать это, по мере того как они увеличивают свою бомбардировочную авиацию, Робин, я ведь говорил тебе об этом, — быстро и спокойно ответил Гришанов, но было уже поздно, увидел он.
— Я рассказал тебе все, что мне было известно... — растерянно произнёс американский полковник, глядя на карту. Затем его глаза закрылись и плечи задрожали. Гришанов обнял его, чтобы разделить боль, охватившую друга.
— Робин, ты научил меня, как защитить детей моей страны. Я не лгал тебе. Мой отец действительно ушёл из университета, чтобы воевать против немцев. Мне действительно пришлось эвакуироваться из Москвы, когда я был ещё ребёнком. У меня действительно погибли друзья той суровой зимой, замёрзли в снегу — маленькие девочки и мальчики. Все это действительно случилось. Я видел это собственными глазами.
— А вот я предал свою страну, — прошептал Робин. Озарение охватило его со скоростью и силой падающей авиабомбы. Как он мог вести себя так глупо, проявить такую слепоту? Робин откинулся назад, почувствовал внезапную боль в груди, в это мгновение ему хотелось, чтобы у него произошёл сердечный приступ. Впервые в жизни он мечтал о смерти. Но это не было сердечным приступом. Просто сжался желудок, страдающий от повышенной кислотности. Этого следовало ожидать — кислота разъедала ему желудок, подобно тому как сознание разъедало оборонительные рубежи его души. Он предал свою страну и предал своего Бога. Его проклянут.
— Друг мой...
— Ты воспользовался моей слабостью! — прошипел Закариас, пытаясь отстраниться от русского.
— Робин, выслушай меня. — Гришанов не отпускал его. — Я люблю свою страну точно так же, как ты любишь свою. Я дал клятву защищать её. Я не лгал тебе относительно этого, и теперь наступило время, когда ты должен узнать и о другом. — Американский полковник должен понять его. Он должен убедить Закариаса, подобно тому, как сам Закариас во многом убедил его самого.
— Узнать — о чем?
— Робин, ты — мертвец. Вьетнамцы сообщили тебе домой, что ты погиб в бою. Тебе никогда не разрешат вернуться обратно. Вот почему ты не в тюрьме Хоа Ло, «Хилтон», как вы её называете, — Гришанов почувствовал, как его душу пронизала резкая боль, когда Закариас посмотрел на него горьким взглядом. Русский полковник заговорил снова, и теперь в его голосе звучала мольба.
— Когда ты думаешь, что я обманул тебя, ты ошибаешься. Я умолял своих начальников позволить мне спасти тебя. Клянусь жизнью своих детей: я не допущу, чтобы ты умер. Ты не сможешь вернуться обратно в Америку. Я позабочусь о том, чтобы тебе было хорошо в России. Ты снова сможешь летать, Робин! У тебя будет новая жизнь. Не в моих силах вернуть тебя домой к твоей Эллен и детям. Если бы я мог, я сделал бы это. Я не чудовище, Робин, а всего лишь человек, как и ты. У меня есть своя страна, как и у тебя. У меня есть семья, как и у тебя. Ради Бога, дружище, поставь себя на моё место. Что сделал бы ты, оказавшись в таком положении? Как бы чувствовал себя?
Ответа не последовало, послышался стон, разрывающий душу — стон стыда и отчаяния.
— Неужели ты допустил бы, чтобы они подвергли меня пыткам? Согласись, ведь я добился своего. Шесть военнопленных умерли в этом лагере, понимаешь? Шесть американцев погибли, перед тем как я приехал сюда. Я сразу положил этому конец! Только один офицер умер после моего приезда — только один, и я плакал, вспоминая его, Робин, да, плакал! Я бы с радостью убил этого майора Вина, этого маленького фашиста. Я спас тебя и всех остальных! Я сделал все, что в моих силах, и умолял своих начальников сделать как можно больше для вас. Я делился с тобой пищей, Робин, тем, что присылала мне Марина!
— А я научил тебя убивать американских лётчиков...
— Только в том случае, если они нападут на мою страну, Робин. Только тогда мы воспользуемся тем, чему ты меня научил. Неужели ты хочешь, чтобы они убили мою семью?
— Но ведь дело обстоит совсем не так!
— Нет, именно так. Разве ты не видишь этого? Это не игра, Робин. Мы — ты и я — занимаемся смертью, и, чтобы спасти жизни одних, нужно убивать других.
Может быть, надеялся Гришанов, когда-нибудь полковник Закариас поймёт все это. Он — умный человек, у него рациональный взгляд на жизнь. Когда у него появится время посмотреть в лицо фактам, он поймёт, что жизнь лучше смерти, и тогда, пожалуй, они снова станут друзьями. Ну а пока, подумал русский полковник, я спас ему жизнь. Пусть американец проклинает меня за это, для своих проклятий ему нужно вдохнуть воздух, эликсир жизни. Он, полковник Гришанов, будет с гордостью носить это бремя. Он получил нужную ему информацию и при том сумел спасти человеческую жизнь, а это в точности соответствует предназначению лётчика ПВО страны, который когда-то поклялся сделать спасение жизней своей целью, ещё, будучи маленьким испуганным мальчиком, направлявшимся из Москвы в Горький.
Келли увидел, что русский офицер вышел из тюремного блока незадолго до ужина. В руке он держал блокнот, полный, несомненно, информации, полученной им от военнопленных.
Мы поджарим твой жалкий красный зад, прошептал про себя Келли. Парни бросят пару зажигательных гранат тебе в окно, приятель, и поджарят тебя на ужин вместе с твоими записями. Это уж точно.
Теперь он чувствовал это. Опять Келли охватило редкое ощущение, что ты один знаешь, что произойдёт, — божественное чувство видения будущего. Он отпил воды из фляжки. Нужно принять меры, чтобы не допустить обезвоживания организма. Теперь приходилось сдерживать нетерпение. Перед его глазами находилось здание с заключёнными в нем двадцатью одинокими, испуганными и страдающими американцами, и, хотя Келли не встречался ни с одним из них, да и по имени знал только одного, поставленная цель заслуживала любых усилий. Что касается остального, он попытался вспомнить латинскую фразу, которую вынес из средней школы: пожалуй, morituri non cognant — обречённые на смерть о том не ведают. Для Келли этого было достаточно.
— Отдел по расследованию убийств.
— Здравствуйте, мне нужен лейтенант Фрэнк Аллен.
— Это я, — ответил Аллен. В это утро понедельника он сел за свой стол всего пять минут назад. — С кем я разговариваю?
— С сержантом Питом Майером, сэр, из Питтсбурга, — послышался голос в телефонной трубке. — Капитан Дули посоветовал мне связаться с вами.
— Давно не видел Майка, сержант. Он все ещё болеет за «Пиратов»?
— Каждый вечер, лейтенант. Я тоже стараюсь не пропустить ни одного матча.
— Вы позвонили, чтобы узнать о результатах матча, сардж? — с усмешкой спросил Аллен. Полицейское братство.
— "Пираты" в отличной форме. В этом году Роберто не имеет себе равных. — Действительно, у Клементе год был выдающимся.
— Вы так считаете? А как же Брукс и Фрэнк? — Братья Робинсон тоже играли великолепно. — Итак, сардж, чем могу служить?
— Лейтенант, у меня есть для вас кое-какие сведения. Это о двух убийствах, обе жертвы — женщины, лет примерно двадцати.
— Одну минуту. — Аллен взял чистый лист бумаги. — Кто источник вашей информации?
— Раскрыть это я пока не могу, сэр. Тайна исповеди, понимаете. Я стараюсь получить разрешение, но для этого может потребоваться некоторое время. Можно продолжать?
— Хорошо. Имена жертв?
— Последней была убита Памела Мэдден — совсем недавно, всего несколько недель назад.
— Господи, да это же труп у фонтана! — У лейтенанта Аллена широко открылись глаза от изумления. — А кто вторая?
— Ее звали Элен, убили где-то прошлой осенью. Оба убийства были совершены с исключительной жестокостью — пытки и сексуальные извращения, лейтенант.
Аллен наклонился вперёд, прижимая к уху телефонную трубку.
— Вы хотите сказать, сержант, что у вас находится свидетель обоих убийств?
— Совершенно верно, сэр. Дело обстоит именно так. Кроме того, у меня есть имена двух возможных участников этих преступлений. Это двое белых мужчин, одного зовут Билли, другого Рик. Больше сведений о них нет, но я могу заняться и этим.
— Спасибо, но расследованием этих убийств занимается центральное полицейское управление, лейтенант Райан и сержант Дуглас. Мне известны оба имени — я имею в виду имена жертв. Это преступления, которые привлекли к себе большое внимание и являются очень важными, сардж. Насколько надёжна ваша информация?
— Я считаю её очень достоверной, лейтенант. У меня есть для вас одно доказательство. Жертве номер два, Памеле Мэдден, после смерти расчесали волосы.
В каждом важном полицейском расследовании несколько ключевых моментов всегда держатся в тайне, о них не сообщается прессе, чтобы отсеять немалое количество чокнутых, постоянно звонящих в полицию с признаниями о совершенных преступлениях или о чем-нибудь другом, что может потрясти их больную фантазию. Информация о расчёсанных волосах была настолько секретной, что даже лейтенант Аллен ничего не знал об этом.
— Что-нибудь ещё?
— Оба убийства связаны с торговлей наркотиками. Убитые девушки развозили товар дилерам.
— Точно! — взволнованно воскликнул Аллен. — Ваш источник находится в тюрьме или как?
— Я боюсь нарушить данное мной слово, но — хорошо, признаюсь. Мой отец — священник. Он беседует с девушкой, успокаивает её, проповедует христианскую добродетель. Только прошу вас, лейтенант, никто не должен об этом знать, ладно?
— Понимаю. Что, по-вашему, мне следует предпринять?
— Вы не могли бы передать полученную информацию детективам, ведущим расследование? В случае необходимости они могут связаться со мной через полицию Питтсбурга. — Сержант Майер назвал свой служебный номер телефона. — Я руковожу у себя в отделении сменой полицейских патрулей, а сейчас мне нужно ехать, чтобы прочитать лекцию в академии. Вернусь обратно в четыре.
— Очень хорошо, сержант. Я передам все, что вы мне сказали. Спасибо за информацию. Том и Эм позвонят вам, не сомневайтесь. — Боже мой, да мы готовы отдать Питтсбургу победу только ради того, чтобы арестовать этих ублюдков. Аллен переключил клавиши на своём телефонном аппарате.
— Привет, Фрэнк, — сказал лейтенант Райан. Когда он ставил на стол свою чашку кофе, казалось, что это движение происходит при замедленной фотосъёмке. Такое впечатление тотчас же исчезло, стоило ему взять ручку. — Продолжай, я записываю.
Этим утром сержант Дуглас опоздал с приходом в отдел из-за несчастного случая на шоссе 1-83. Он вошёл, держа в руке свою утреннюю чашку кофе и булочку, и увидел, как его босс что-то поспешно записывает.
— Расчесала ей волосы? Он что, сказал это тебе? — спросил Райан. Дуглас наклонился через стол и увидел, что взгляд лейтенанта напоминает взгляд охотника, только что услышавшего первый шорох в кустах. — О'кей, какие имена он назвал... — Рука детектива сжалась в кулак. Он медленно выдохнул. — Ну хорошо, Фрэнк, где находится этот парень? Спасибо. До свидания.
— Хорошие новости?
— Питтсбург, — произнёс Райан.
— Что?
— Позвонил полицейский сержант из Питтсбурга. Он знает о том, где находится возможный свидетель убийств Памелы Мэдден и Элен Уотерс.
— У него надёжная информация?
— Девушка, которая расчесала волосы Памелы Мэдден, Том. А теперь попробуй догадаться, чьи ещё имена вспыли вместе с именами убитых девушек?
— Ричард Фармер и Уильям Грейсон?
— Да, Рик и Билли. Прямо в цель, а? Девушки были, по-видимому, курьерами в наркобизнесе. Одну минуту... — Райан откинулся на спинку кресла и уставился в пожелтевший потолок. — Когда убили Фармера, там была девушка — мы думаем, что была, — поправился он. — Прямая связь. Том. Памела Мэдден, Элен Уотерс, Фармер, Грейсон — все они связаны... это означает...
— И уличные торговцы. Все каким-то образом связаны между собой. Что связывает их, Эм? Нам известно, что все они принадлежали — наверно все — к наркобизнесу.
— Два различных modus operandi[10]. Том. Девушек убили как... нет, так не поступают даже со скотом. А вот все остальные. Том, все остальные убиты Невидимкой, который мстил за что-то! Именно это сказал мне Фарбер — человек, сделавший мщение целью своей жизни.
— Месть, — согласился Дуглас, поддерживая анализ Райана собственными размышлениями. — Боже, Эм, да разве можно винить его?
Только один человек, имеющий отношение к убийствам, был близок с одной из девушек, и его имя известно департаменту полиции, верно? Райан поднял телефонную трубку и снова позвонил лейтенанту Аллену.
— Фрэнк, как зовут того парня, который занимался с тобой делом Гудинга? Ну тот, из флота?
— Келли, Джон Келли, он нашёл пистолет недалеко от Форт-Макгенри. Затем центральное управление заключило с ним договор о подготовке полицейских ныряльщиков, помнишь? Ах да! Ну конечно! Памела Мэдден. Боже мой!
— Расскажи мне о нем, Фрэнк.
— Отличный парень. Тихий, какой-то грустный — у него погибла жена в автомобильной катастрофе.
— Ветеран Вьетнама, верно?
— Подводный пловец, занимался взрывами под водой. Так он зарабатывает на жизнь — взрывает под водой различные препятствия.
— Продолжай.
— Очень силен физически, все время поддерживает себя в форме. — Аллен задумался. — Я видел, когда он нырял, — его тело покрыто шрамами. Принимал участие в боевых действиях и был ранен. У меня есть его адрес и все, что может тебе понадобиться.
— Информация о Келли находится в материалах расследования, Фрэнк. Спасибо, дружище. — Райан положил трубку. — Вот он и есть наш Невидимка, Том.
— Келли?
— Сегодня утром мне нужно быть в суде — чёрт побери! — недовольно выругался Райан.
— Как приятно увидеться снова, — произнёс доктор Фарбер. Для него понедельник всегда был лёгким днём. Он только что проводил своего последнего пациента и собирался после ленча поиграть в теннис с сыновьями. Полицейские едва успели захватить его, когда доктор выходил из кабинета.
— Что вам известно относительно ныряльщиков, занимающихся подводными взрывными работами? — спросил Райан врача, идя рядом с ним по коридору.
— Вы имеете в виду подводных пловцов? Военно-морской флот?
— Совершенно верно. Это крепкие парни?
Фарбер усмехнулся, не вынимая трубки изо рта:
— Они первыми высаживаются на берег — прокладывают путь морской пехоте. Как вы сами полагаете? — Он задумался, припоминая что-то. — Знаете, ведь есть теперь кое-что даже лучше.
— Что вы хотите этим сказать? — спросил лейтенант Райан.
— Дело в том, что я все ещё иногда работаю на Пентагон. Университет Хопкинса занимается массой правительственных подрядов. Прикладная физика, много других специальных работ. Вы ведь знакомы с моим прошлым. — Он сделал паузу. — Иногда я провожу психологическое тестирование, консультации — например, как люди переносят участие в боевых действиях. Это относится к разряду секретных работ, понимаете? Так вот, у них есть новая группа специального назначения, отделившаяся от подразделения подводных пловцов. Их называют тюленями — расхожее название, но официальное наименование группы — SEAL (Sea Air Land) — это морские коммандос, по-настоящему отборные парни. Об их существовании мало кому известно. Это не просто крутые люди, нет, их готовят не только действовать, но и думать, планировать заранее. Я хочу сказать, это не какие-то накаченные сверхсолдаты. Они умны и расчётливы.
— Татуировка, — вдруг вспомнил Дуглас. — У него вытатуирован на руке тюлень.
— Док, если у одного из таких «тюленей» будет зверски убита девушка, каким станет его поведение? — Ответ на такой вопрос был очевиден, но лейтенант не мог не задать его.
— В этом случае у парня появится цель, которую вы пытаетесь обнаружить, — ответил Фарбер, направляясь к выходу, не желая раскрывать что-нибудь ещё, хотя бы и ради расследования серии убийств.
— Да, это он и есть. За исключением одного, — пробормотал Райан в сторону закрывшейся двери.
— Точно. Никаких доказательств. Зато чертовски сильная мотивация.
Начало темнеть. Это был безотрадный день в «Сендер грин» — для всех, за исключением Келли. Плац лагеря превратился в мешанину грязи, с вонючими лужами, большими и маленькими. Охранники провели почти весь день, пытаясь осушить его, и навести хоть какой-то порядок. Дежурившие на караульных вышках повернулись спиной к сменившемуся ветру. Такая погода плохо влияет на людей. Большинство человеческих существ не переносят влагу, и стоит им промокнуть, как их самочувствие ухудшается. Они становятся раздражёнными и подавленными, тем более, когда их обязанности скучные и однообразные. В Северном Вьетнаме наступление такой погоды означало сокращение воздушных бомбардировок, и в результате солдаты становились ещё менее внимательными. Жаркий день привёл к накоплению электричества в облаках, росло там и количество влаги, и облака тут же выплёскивали лишнюю влагу на землю.
— Что за дерьмовый день, наверняка говорят охранники за ужином. И все согласно кивают, глядя на еду, вниз, но не вверх, внутрь, но не наружу. Джунгли вокруг лагеря промокли. Двигаться, ступая на мокрые листья, намного тише и безопаснее, чем на сухие. Не осталось ни одной сухой веточки, которая могла бы хрустнуть. Влажный воздух будет приглушать звуки, не передавать их дальше. Короче говоря, ситуация создалась идеальная.
Келли воспользовался наступающей темнотой, чтобы пошевелиться. Его тело онемело от неподвижности. Он сел под своим кустом, стряхнул капли с лица и съел ещё несколько пищевых таблеток и выпил полную фляжку воды, затем выпрямил руки и ноги. Он видел место предстоящей высадки штурмовой группы и уже выбрал путь, по которому направится к нему, надеясь, что морские пехотинцы проявят достаточно разума и не откроют по нему огонь, когда он побежит к ним вниз по склону холма. В 21.00 он включил радио и передал последнее донесение.
«Зелёный свет», написал оператор на листе блокнота. Все спокойно, никаких перемен.
— Все. Это нам и требовалось. — Максуэлл посмотрел на остальных. Все кивнули.
— Операция «Зелёный самшит», четвертая фаза, начинается в двадцать два часа. Капитан Фрэнкс, передайте сигнал на «Нью-порт-Ньюз».
— Слушаюсь, сэр.
На «Огдене» экипажи вертолётов облачились в огнестойкие комбинезоны, затем направились к своим машинам, чтобы проверить механизмы и прогреть двигатели. Они увидели, что матросы протирают плексиглас лётных кабин и иллюминаторов. В отведённом им помещении морские пехотинцы одевали маскировочные костюмы. Оружие почищено и проверено, магазины и обоймы полностью заряжены боеприпасами, только что извлечёнными из герметически запечатанных контейнеров. Солдаты разделились на пары и наносили друг другу на лица маскировочную окраску. Никаких шуток и улыбок. Все были такими серьёзными, как актёры во время первого спектакля, и деликатность, с которой наносилась краска, казалась какой-то странной при мысли о том, что предстоит через несколько часов. Впрочем, все, за исключением одного.
— Не увлекайтесь тенями вокруг глаз, сэр, — произнёс Ирвин, обращаясь к явно нервничавшему капитану Элби, который испытывал обычное для командира группы волнение и нуждался в успокаивающих словах сержанта.
В готовой каюте авианосца «Констелейшн» невысокий, худощавый молодой командир эскадрильи Джошуа Пейнтер проводил инструктаж. Его восемь «фантомов» F-4 были до предела загружены боезапасом.
— Сегодня мы осуществляем прикрытие специальной операции. Нашей целью являются батареи зенитных ракет к югу от Хайфона, — говорил он, не имея представления о самой операции и надеясь, что она заслуживает той опасности, которой подвергнутся пятнадцать его офицеров, вылетающих вместе с ним сегодня вечером. А ведь это была только его эскадрилья. За ним последуют десять штурмовиков А-6 «Интрудерс», которые нанесут удар по своим целям, а почти все остальные самолёты авиакрыла, базирующегося на «Конни», будут прикрывать их, производя максимальное количество электронного шума для подавления вьетнамских радиолокационных станций. Пейнтер искренне надеялся, что цель операции является такой важной, как говорил об этом адмирал Подулски. Игры с батареями, вооружёнными зенитными ракетами, не относились к числу его любимых развлечений.
Крейсер «Ньюпорт-Ньюз» находился сейчас в двадцати пяти милях от берега, приближаясь к точке, где он окажется точно между «Огденом» и берегом. Радиолокационные станции крейсера были выключены, так что береговые радары скорее всего не знали его координат. Последние несколько дней северовьетнамская армия с большей, осторожностью относилась к использованию своих береговых станций обнаружения. Капитан сидел на мостике в своём кресле. Он посмотрел на часы, вскрыл запечатанный конверт из плотной бумаги и быстро прочитал хранившийся там приказ о предстоящих действиях крейсера. Этот конверт хранился в его сейфе уже две последние недели.
— Гм, — хмыкнул он себе под нос, а затем громко произнёс:
— Мистер Шумэн, распорядитесь, чтобы в машинном отделении подняли давление до максимального в котлах один и четыре. Мне понадобится полная мощность двигателей, причём как можно быстрее. Сегодня мы снова займёмся сёрфингом. Передайте помощнику, командиру корабельной артиллерии и главным старшинам, что я хочу встретиться с ними немедленно в своей походной каюте.
— Слушаюсь, сэр. — Вахтенный офицер сделал необходимые пометки. С максимальным давлением пара во всех четырёх котлах «Ньюпорт-Ньюз» мог развивать скорость в тридцать четыре узла и, следовательно, стремительно приближаться берегу и так же стремительно уходить от него.
— Серф-сити, жди нас! — громким голосом пропел стоящий у руля старшина, как только капитан спустился с мостика. Это была официальная корабельная шутка — поскольку она нравилась капитану, — возникшая несколько месяцев назад, когда старшина первой статьи произнёс её впервые, которая означала максимальное сближение с берегом, прямо в волны прибоя, откуда проще вести огонь прямой наводкой. — Отправляемся в Серф-сити, где ставки два к одному!
— Доложите курс, Бейкер, — вмешался вахтенный офицер, чтобы прервать хоровое пение.
— Один-восемь-пять, мистер Шумэн, — тотчас отозвался рулевой. Его тело продолжало двигаться в такт ритму песни. Серф-сити, жди нас!
— Джентльмены, если вас интересует, как мы заслужили все эти забавы последних нескольких дней, выслушайте объяснение, — произнёс капитан в своей походной каюте, расположенной под мостиком. Объяснение продолжалось несколько минут. На столе лежала карта берегового района, где каждая зенитная батарея была нанесена на основании информации, полученной после аэрофотосъёмки и спутникового фотографирования. Офицеры и старшины артиллерийской боевой части, внимательно смотрели на карту. Там было отмечено немало горных вершин, по которым можно вести радиолокационную наводку.
— Вот это да! — выдохнул главный старшина, ведущий управление огнём. — Значит, сэр, можно использовать всю корабельную артиллерию? Даже пятидюймовки?
Шкипер кивнул.
— Чиф Скелли, вы меня весьма разочаруете, если мы вернёмся в Субик-бей с неиспользованным боезапасом.
— Сэр, я предлагаю вести стрельбу из пятидюймового орудия номер три осветительными снарядами и по мере возможности пристреливаться визуально.
Вообще-то обстрел береговых зенитных батарей был просто-напросто геометрическим упражнением. Артиллерийские специалисты — в их число входил и командир крейсера — склонились над картой и быстро решили, как лучше всего это осуществить. Они уже все рассчитали заранее, и единственным отличием было то, что раньше предполагалось вести обстрел в светлое время суток.
— Там не останется никого, кто сможет произвести хотя бы один выстрел по нашим вертолётам, сэр.
На письменном столе командира заворчал телефон прямой связи с мостиком крейсера. Командир снял трубку.
— Капитан слушает.
— Все четыре котла приведены в готовность, сэр. Полный ход тридцать, экстренный тридцать три.
— Приятно слышать, что главный механик не спит. Очень хорошо. Пробить боевую тревогу. — Он положил трубку в тот момент, когда по всему кораблю заревели колокола громкого боя. — Джентльмены, мы должны защитить наших морских пехотинцев, — решительно произнёс командир. Артиллерийская боевая часть его крейсера ничем не уступала линейному кораблю «Миссисипи». Через две минуты он снова вернулся на мостик.
— Мистер Шумэн, я беру управление на себя.
— Управление кораблём взял на себя капитан, — объявил вахтенный офицер.
— Право руля, переходим на курс два-шесть-пять.
— Есть право руля, переходим на курс два-шесть-пять. — Старшина Сэм Бейкер принялся вращать штурвал. — Сэр, руль положен на правый борт.
— Очень хорошо, — отозвался капитан и добавил:
— Серф-сити, жди нас!
— Так точно, сэр! — одобрительно воскликнул рулевой старшина. Вообще-то шкипер был не так уж плох для старого пердуна.
Наступило время нервничать. Что может теперь помешать операции? — спросил себя Келли, глядя на лагерь с вершины холма. Да что угодно. Вертолёты могут столкнуться в воздухе. Или напорются на неопознанную зенитную батарею, а она мигом собьёт низко летящие машины. Может выйти из строя и какая-нибудь крохотная деталь или клапан, и винтокрылая громадина рухнет на землю. А если сегодня проводит манёвры местная национальная гвардия? Всегда что-то отдаётся на волю случая. Ему доводилось видеть, как операции срывались по самым глупым и непредсказуемым причинам. Но не сегодня, пообещал он себе. Не сегодня, после всей тщательней шей подготовки. Экипажи вертолётов готовились три недели, так же напряжённо, как и морские пехотинцы. За «птичками» ухаживали с любовью и вниманием. Матросы «Огдена» придумывали много полезного. Нельзя совершенно устранить элемент риска, но тщательной подготовкой и тренировкой можно уменьшить его. Келли посмотрел на свою автоматическую винтовку, убедился, что она наготове, и снова замер. Это тебе не то, что сидеть в угловом доме в северной части Балтимора. Это — настоящая операция. Ее успешное проведение позволит ему оставить позади все остальное. Его попытка спасти Пэм кончилась неудачей из-за собственной ошибки, но, возможно, так ему и было суждено. При подготовке к этой операции он не допустил ни единой ошибки, да и остальные тоже. На этот раз он спасал не одного человека — нет, он спасал двадцать. Келли взглянул на циферблат часов. Секундная стрелка ползёт так медленно. Он закрыл глаза, надеясь, что, когда снова откроет их, стрелка поползёт быстрее. Но так не случилось. Впрочем, он знал это. Бывший старшина «тюленей» заставил себя сделать глубокий вдох и продолжать выполнение задания. Для него это означало, что он положил карабин на колени и сконцентрировал все внимание на бинокле. Наблюдение за лагерем должно продолжаться до того самого момента, когда первые гранаты, выпущенные из М-79, разнесут караульные вышки. Морские пехотинцы рассчитывали на него.
Ну что ж, может быть, это покажет парням из Филли, какой важный пост он занимает. Операция Генри прекратится, и все перейдёт в мои руки. Эдди Морелло станет главной фигурой, разжигал он пламя своего самолюбия, направляясь по шоссе 40 к Абердину.
Этот кретин не в состоянии управлять собственной операцией, найти людей, на которых можно положиться. Я ведь говорил Тони, что Генри слишком запутал все дело, все слишком осложнил, хочет показаться таким уж умником, а ведь он не по-настоящему серьёзный бизнесмен — о-о, нет, Генри серьёзный парень. Он куда серьёзнее, чем ты, Эдди. Генри станет первым ниггером, принятым в семью, ставшим её полноправным членом, вот увидишь. Тони добьётся своего. Для тебя он сделать это не в силах. Твой собственный двоюродный брат не может сделать этого для тебя, после того как ты вывел его на Генри. Сделка не случилась бы, если бы не я. Я добился заключения сделки, а вот принять меня в семью они не хотят.
— Проклятье! — прорычал Эдди, увидев, как перед ним загорелся красный сигнал светофора. Кто-то начинает громить операцию Генри, и меня просят разобраться. Будто Генри сам не может сделать этого. Может быть, это просто ему не под силу, может быть, он совсем не такой уж умный, как считает себя. Тогда он становится между мной и Тони.
Так вот в чем дело, верно? — подумал Эдди. Генри хочет отделить меня от Пиаджи — так же, как он тогда воспользовался ими, чтобы отделаться от Анджело. Анджело был его первым контактом, именно Анджело познакомил его со мной... А уже потом я познакомил его с Тони... Тони и я устанавливаем связь с Филли и Нью-Йорком... Анджело и я были парой связных... Анджело оказался слишком слабым... и его прикончили... А теперь Тони и я стали парой связных... Ведь ему нужен только один контакт, верно? Только один контакт, соединяющий его с остальной организацией. Отделяет меня от Тони... Проклятый ниггер.
Морелло сунул руку в карман за сигаретой, а затем нажал кнопку зажигалки на панели своего открытого кадиллака. Крыша была опущена. Эдди нравились солнце и ветер. Почти как на яхте. Кроме того, так легче смотреть по сторонам. Ему не приходило в голову, что так легче и заметить его и следить за ним. Рядом с Эдди, на полу, лежал кожаный кейс с шестью килограммами чистого героина. В Филадельфии, сказали ему, чувствовалась большая нужда в наркотиках, и там сами займутся подготовкой для розничной торговли. Крупная сделка с оплатой наличными. В данный момент на юг направлялся точно такой же кейс, до отказа набитый банкнотами, причём ни одной меньше двадцати долларов. Его везут двое. Беспокоиться не о чем. Эти парни — настоящие профессионалы, а сама сделка — долгосрочный деловой договор. Ему не придётся беспокоиться насчёт ограбления, но Эдди на всякий случай держал наготове свой короткоствольный револьвер, спрятанный за пряжкой пояса в самом полезном и самом неудобном месте под выпущенной поверх брюк рубашкой.
Нужно хорошенько все обмозговать, напряжённо думал Морелло. Может быть, его догадка в самом деле правильная. Генри играет ими. Генри играет всей организацией. Черномазый хочет стать умнее всех.
Не только хочет, но и с успехом добивается этого. Может, он сам устранил собственных людей. Грязный ниггер любит женщин — особенно белых. Ничего удивительного, думал Морелло. Они все такие. Считает себя таким умником, наверно. Ну, может, он и впрямь умный. Но не особенно умный. Все, это теперь в прошлом. Он сумеет объяснить Тони, как тот попался в ловушку черномазого. Эдди не сомневался в этом. Передаст товар и вернётся обратно. Пригласит Тони на ужин. Будет спокойным и рассудительным. Тони это нравится. Словно учился в Гарварде или ещё где-то. Будто какой-то адвокат. Потом мы займёмся Генри и приберём его операцию к рукам. Это бизнес. Людям Генри придётся работать с нами. Они ведь занимаются этим делом не потому, что любят его. Нет, так они зарабатывают деньги. Все как-то зарабатывают деньги. Вот когда он с Тони перехватит всю операцию, Эдди Морелло сделают полноправным членом семьи.
Да, теперь ему все ясно. Морелло посмотрел на часы. Точно в условленное время он въехал на полупустую стоянку у придорожного кафе. Старомодное, сделанное из железнодорожного вагона — Пенсильванская дорога совсем рядом. Эдди вспомнил, как в первый раз ужинал вместе с отцом не дома, а в таком вот кафе и наблюдал, как мимо идут поезда. Он улыбнулся при воспоминаниях далёкого детства, достал изо рта окурок и выбросил его на асфальт площадки.
На стоянку въехала ещё одна машина. Это был синий «олдсмобил», как ему и сказали. Из машины вышли двое. Один, с кейсом, направился к кадиллаку Эдди. Морелло не знал этого человека, тот был хорошо одет, солидный, как и полагается быть бизнесмену, в отличном светло-коричневом костюме. Он походил на адвоката. Морелло едва заметно улыбнулся, стараясь не смотреть в ту сторону, где стоял и наблюдал за ними второй мужчина. Да, серьёзные парни. А скоро они узнают, что и Эдди Морелло серьёзный человек тоже, подумал он, держа руки на бёдрах, в шести дюймах от спрятанного револьвера.
— Привёз товар?
— Привёз деньги? — спросил в ответ Морелло.
— Ты допустил ошибку, Эдди, — вдруг безо всякого предупреждения произнёс мужчина, открывая кейс.
— Что ты хочешь сказать? — спросил Морелло и внезапно ощутил тревогу, опоздав на десять секунд и на целую жизнь.
— Я хочу сказать — прощай, Эдди, — тихо сказал мужчина. По выражению его глаз Морелло все понял и тут же сунул руку за револьвером, но этим только облегчил задачу противника.
— Полиция — не двигайся! — крикнул мужчина в тот самый момент, когда первая пуля пробила открытую крышку кейса.
Эдди сумел-таки вытащить револьвер и даже ухитрился сделать один выстрел — пуля прошла через пол автомобиля, — но полицейский находился всего в трёх футах и не мог промахнуться. Второй полицейский уже бежал к ним, удивлённый тем, что лейтенант Шарон не сумел захватить преступника живым. На глазах у второго полицейского кейс упал в сторону, детектив протянул руку, почти опершись дулом своего служебного револьвера в грудь Морелло, и выстрелил ему прямо в сердце.
Теперь все стало ясно для Морелло, но только на пару мгновений. Все это дело рук Генри. Он сам облегчил ему задачу. И Морелло понял — единственной целью его жизни было свести вместе Генри и Тони. Не слишком большая цель в жизни, по крайней мере, не сейчас.
— Поддержка! — выкрикнул Шарон, склонившись над умирающим Морелло, протянул руку и схватил его револьвер. Через минуту на площадку с визгом шин влетели патрульные полицейские автомобили.
— Проклятый идиот, — говорил через пять минут своему партнёру Шарон, весь дрожа, как это обычно бывает после убийства человека. — Решил защищаться — сунул руку за револьвером. Я даже не успел схватить его.
— Я все видел, — подтвердил младший детектив, считая теперь, что действительно так все и произошло.
— Как вы и говорили, сэр, — заметил полицейский сержант патрульной службы. Он поднял кейс с пола «олдсмобиля» и открыл его. Кейс был полон мешочков с героином. — Удачная операция, сэр.
— Да, — проворчал Шарон. — Если не считать, что этот кретин теперь мёртв и не сможет ничего нам рассказать. — Это была абсолютная правда. Поразительно, подумал лейтенант, стараясь не улыбнуться при мысли о безумном юморе ситуации. Он только что совершил идеальное убийство, прямо на глазах других полицейских. И теперь организация Генри в безопасности.
Время для начала почти наступило. Произошла смена караула. Последняя смена. Дождь продолжался не ослабевая. Хорошо. Охранники на вышках съёжились, стараясь не промокнуть. Безрадостный день наскучил им даже больше обычного, а скучающие солдаты всегда менее бдительны. Свет выключен повсюду. Не видно даже свечей в казарме. Келли тщательно оглядел лагерь в бинокль. В окне офицерского общежития виднелась фигура человека, который смотрел наружу, на непрекращающийся дождь, — это русский полковник, верно? Вот как, значит, это и есть твоя комната? Отлично: первый выстрел гранатомётчика номер три — капрал Мендес, правда? — как раз и нацелен на это окно. Жареный русский.
Ну, давайте, парни, действуйте. Мне нужно принять душ. Господи, у них там ещё остался «Джек Даниэле»? Правила есть правила, но иногда их можно и обойти, если обстоятельства требуют того.
Напряжение нарастало. Причина его крылась вовсе не в опасности. Келли считал, что ему вообще не угрожает никакая опасность. Самая пугающая часть операции — это высадка. Там все зависело от вертолётчиков, а затем от морских пехотинцев. Своё дело он почти закончил, подумал Келли.
— Открыть огонь, — скомандовал капитан.
«Ньюпорт-Ньюз» включил свои радиолокационные установки всего за несколько секунд до этого. Штурман находился в центре управления стрельбой и помогал артиллеристам наносить на карту точные координаты крейсера с помощью радарного пеленга заранее рассчитанных береговых объектов. Все осуществлялось с максимальной тщательностью, но операция требовала того. Теперь штурман и артиллеристы помогали друг другу рассчитывать координаты с точностью до нескольких футов.
Первые снаряды послала артиллерийская установка левого борта. Резкий звук залпа из спаренных пятидюймовок вызвал в ушах болезненные ощущения, но тут же перед глазами моряков возникла поразительная картина. При каждом залпе из стволов орудий вырывалось кольцо жёлтого огня. Это объяснялось какой-то особенностью стрельбы осветительными снарядами, нечто вроде жёлтой змеи, преследующей свой хвост, явление длилось несколько мгновений и затем исчезало. В шести тысячах ярдов от крейсера вспыхнула первая пара осветительных снарядов, вспыхнула тем же металлическим жёлтым светом, который несколько секунд назад озарил орудийную установку. Влажный зелёный ландшафт Северного Вьетнама сделался в нем оранжевым.
— Похоже на зенитную установку пятидесятисемимиллиметрового калибра. Я даже различаю обслуживающий персонал. — Дальномер на вышке поста № 1 был уже наведён на соответствующую точку. Стрельба осветительными снарядами всего лишь облегчила задачу главного старшины, ведущего корректировку огня. Скелли набрал цифры дистанции с особой тщательностью. Расстояние тут же было передано в центр управления стрельбой. Десять секунд спустя прогремел первый залп орудий главного калибра. Прошло ещё пятнадцать, и батарея зенитных орудий исчезла в облаке огня и грунта.
— Прямое попадание первым залпом. Цель «Альфа» уничтожена. — Главный старшина выслушал поступившее указание из центра управления стрельбой и перевёл дальномер на следующую цель. Подобно своему командиру, он скоро уйдёт в отставку. Может быть, они вместе откроют оружейный магазин.
Звук напоминал отдалённые раскаты грома, хотя чем-то и отличался. Самым поразительным было то, что в лагере не последовало никакой реакции. В свой мощный бинокль Келли увидел, как повернулись головы охранников. Может быть, они что-то сказали друг другу. Ничего больше. В конце концов, страна принимала участие в войне, и потому неприятные звуки были обычным явлением, особенно те, что рокочут подобно отдалённым раскатам грома. Ясно, что все это происходит слишком далеко, чтобы вызвать беспокойство. При такой погоде даже не видно вспышек. Келли ожидал, что один-два офицера выйдут наружу, чтобы оглядеться по сторонам. На их месте он проверил бы, что происходит, — наверно, проверил бы. Но никто не вышел. Потекли последние девяносто минут.
Легко нагруженные морские пехотинцы гуськом направились на корму. Там уже собралось, наблюдая за ними, немало матросов. Элби и Ирвин считали своих солдат, когда те выходили на лётную палубу, и направляли к вертолётам.
Последним в этой процессии были Максуэлл и Подулски. Оба одеты в самые старые и поношенные комбинезоны цвета хаки, те, которые они носили в прошлом и с которыми были связаны у них воспоминания о былых успехах и везении. Даже адмиралы не лишены суеверий. Морские пехотинцы впервые увидели на груди бледного адмирала — так они привыкли называть его — высшую американскую награду — медаль Почёта за исключительное личное мужество. Бледно-синяя ленточка привлекла взгляды многих, и всякий раз морские пехотинцы, проходившие мимо, склоняли голову в знак уважения. Адмирал отвечал на это вежливыми кивками, хотя лицо его свидетельствовало о явном напряжении.
— Вы готовы, капитан? — спросил Максуэлл.
— Да, сэр, — ответил Элби спокойным и уверенным голосом, скрывая волнение. Наступило время, когда нужно проявить все лучшие качества морских пехотинцев. — Увидимся через три часа.
— Удачной охоты. — Максуэлл вытянулся и отсалютовал молодому офицеру.
— Они выглядят впечатляюще, — заметил Риттер. Он тоже был в комбинезоне цвета хаки, чтобы не выделяться среди остальных офицеров. — Боже мой, как хочется надеяться, что все пройдёт успешно.
— Да, — тихо выдохнул Джеймс Грир. Корабль развернулся навстречу ветру. Матросы палубной команды со светящимися жезлами в руках подошли к вертолётам с морскими пехотинцами на борту, чтобы руководить взлётом, и вот огромные «Сикорские» один за другим поднялись с палубы, выровнялись в турбулентном потоке воздуха, поворачиваясь на запад — к береговой черте и началу операции. — Теперь все в их руках.
— Это хорошие парни, Джеймс, — произнёс Подулски.
— Меня особенно поразил этот Кларк. Необычайно хладнокровный и сообразительный, — заметил Риттер. — А кто он в реальной жизни?
— По-моему, сейчас Кларк так и не решил, чем ему заняться. Почему ты спрашиваешь?
— У нас всегда есть необходимость в людях, умеющих не только действовать, но и думать. Этот парень удивительно толковый, — повторил Риттер, когда все направились обратно к центру управления операцией. На лётной палубе экипажи штурмовых вертолётов «Кобра» заканчивали подготовку, готовясь к вылету. Они отправятся через сорок пять минут.
— Змея, это Сверчок. Время расчётное. Сообщите о приёме.
— Да! — произнёс вслух Келли, но не слишком громко. Он нажал на клавишу передачи, посылая три тире. В ответ послышались два. «Огден» только что сообщил ему, что вертолёты со штурмовой группой на борту взлетели, и передал, что принял его ответ. — Вам осталось два часа до свободы, парни, — пробормотал Келли, обращаясь к военнопленным в лагере. То, что это событие принесёт всем остальным, кто находится там, нечто совсем иное, мало его интересовало.
Келли съел последние питательные таблетки, собрал все обёртки и прочий мусор и спрятал в набедренные карманы своего комбинезона, затем покинул укрытие. Сейчас было темно, и он мог двигаться, не боясь быть обнаруженным. Келли повернулся и постарался стереть с земли следы своего присутствия здесь. Когда-нибудь может понадобиться снова провести такую же операцию, и зачем открывать противнику, как все это осуществлялось? Напряжение достигло, наконец, такого уровня, что ему пришлось помочиться. Это было почти забавно, и Келли почувствовал себя маленьким мальчиком, хотя и выпил за день половину галлона воды.
Тридцать минут лётного времени до места приземления, и ещё тридцать на переход к лагерю. Когда они поднимутся на вершину дальнего холма, я свяжусь прямо с ними, чтобы контролировать их выход к цели.
Действуйте, парни.
— Переводим обстрел направо. Вижу цель «Отель», — доложил главный старшина Скелли. — Дистанция до цели... девять-два-пять-ноль. — Снова загрохотали орудия. Сейчас по крейсеру с берега вёлся ответный огонь из пушек стомиллиметрового калибра. Персонал орудий стал свидетелем того, как «Ньюпорт-Ньюз» стер с лица земли остатки их зенитного батальона, и теперь батарея береговой обороны попыталась, по крайней мере, ответить на огонь и нанести хотя бы какой-то ущерб этому чудовищу, расположившемуся недалеко от береговой черты.
— Вижу вертолёты, — внезапно произнёс помощник командира, находящийся на своём посту в центре управления. Он заметил, как отражённые изображения на экране главного радиолокатора пересекли береговую чёрту в том самом месте, где совсем недавно находились цели «Альфа» и «Браво». Он поднял телефонную трубку.
— Капитан слушает.
— Докладывает помощник, сэр. Вертолёты над сушей, направляются по коридору, проложенному нами.
— Отлично. Приготовьтесь к прекращению огня. Через тридцать минут мы снова откроем огонь, прикрывая их возвращение. Внимательно следите за экраном радиолокатора, помощник.
— Слушаюсь, сэр.
— Господи милостивый, — недоуменно выдохнул оператор, сидящий у радиолокатора. — Что там происходит?
— Сначала мы обстреляли их, да так, что они не знают, где у них голова, а где зад, — высказал свою точку зрения его сосед, — а теперь захватываем ошмётки от этого зада.
Осталось всего несколько минут до прибытия вертолётов с морскими пехотинцами. Дождь не утихал, хотя ветер заметно ослабел.
Теперь Келли стоял на открытом месте. Опасность, что обнаружат, миновала. Его фигура не вырисовывалась на фоне горизонта — со всех сторон подступал кустарник. Келли осматривал все вокруг, стараясь обнаружить что-то необычное, но не видел ничего. Грунт был чертовски болотистым, размокшим от непрекращающегося дождя. Казалось, влажная красная глина просочилась через ткань комбинезона, проникнув в каждую пору его тела.
Десять минут до момента высадки. По-прежнему доносились отдалённые раскаты грома со стороны берега, и только Келли тут знал, что это артиллерия военного корабля ведёт огонь по вражеским батареям. Он снова сел и, уперев локти в колени, направил бинокль на лагерь. По-прежнему ни огонька. Никакого движения. Смерть стремительно приближалась к ним, а они ничего не подозревали. Его внимание было настолько сконцентрировано на том, что видели его глаза, что он почти забыл о слухе.
Трудно разобрать звуки при дожде. Отдалённое громыхание, глухое и слабое, не стихало. Наоборот, шум усиливался. Келли поднял голову, отложил в сторону бинокль, повернулся и прислушался, приоткрыв рот, стараясь понять источник шума. Автомобильные двигатели.
Грузовики. Ну и что? Рядом проходит автодорога — впрочем, нет, шоссе слишком далеко... и в другой стороне.
Может быть, грузовик с припасами, везёт продукты и почту. Нет, это не один грузовик. Несколько.
Келли поднялся на самую вершину холма, оперся плечом о дерево и посмотрел вниз, туда, где грунтовая дорога, ведущая к лагерю, соединялась с шоссе, проложенным вдоль берега реки. Какое-то движение. Он поднёс к глазам бинокль.
Грузовик... один... ещё один... три... четыре... О, Господи! Они ехали с включёнными фарами. Свет падал на дорогу из оставленных щёлочек — остальная часть фар была закрашена чёрной краской. Это означало, что грузовики принадлежат армии. Свет фар второго грузовика осветил кузов первого — ряды солдат на скамейках. Подкрепление.
Подожди, мальчик Джонни, не паникуй. Выжди... может быть... Грузовики объехали вокруг подножия холма Змеи. Охранник на одной из вышек что-то крикнул. Его окрик был подхвачен остальными. В офицерском общежитии вспыхнул свет. Кто-то вышел на плац, наверно, майор, не успевший одеться, громко о чем-то спросил.
Первый грузовик остановился у ворот лагеря. Из кабины спустился офицер и потребовал, чтобы ворота немедленно открыли. Следом остановился второй грузовик. Из кузова посыпались солдаты. Келли начал считать... десять... двадцать... тридцать... ещё больше... но дело было не в количестве солдат. Дело было в том, за что они взялись.
Он заставил себя отвести бинокль. Неужели и тут судьба повернулась против него? Но судьба не проявляла интереса к его жизни. Ни в прошлом, ни сейчас. Келли знал, что несёт ответственность за нечто гораздо большее. Он протянул руку к приёмопередатчику и включил его:
— Сверчок, это Змея, прием.
Молчание.
— Сверчок, это Змея, прием.
— Что случилось? — спросил Подулски.
Максуэлл поднёс к губам микрофон:
— Змея, это Главный Сверчок, передавайте донесение, прием.
— Отмена-отмена-отмена. Подтвердите прием, — услышали они.
— Змея, повтори донесение. Змея, повтори.
— Отмените операцию, — произнёс Келли слишком громко, не думая о собственной безопасности. — Отмените операцию. Немедленно. Сообщите, как поняли.
На ответ потребовалось несколько секунд:
— Мы поняли приказ отменить операцию. Приказ принят. Операция отменяется. Будьте наготове.
— Понял. Остаюсь наготове.
— Что случилось? — спросил майор Вин.
— Нами получены сведения, что американцы могут попытаться освободить военнопленных, которые содержатся в этом лагере, — ответил капитан, оглядываясь на своих солдат. Они уже быстро и согласованно развернулись, половина их направилась к расположенным поблизости деревьям, вторая половина заняла места по периметру лагеря с внутренней стороны и сразу начала окапываться. — Товарищ майор, мне приказано взять на себя оборону лагеря до прибытия более крупных подкреплений. Вам надлежит немедленно доставить в Ханой своего русского гостя для обеспечения его безопасности.
— Но...
— Это приказ лично генерала Гиапа, товарищ майор.
Эти слова положили конец обсуждению. Майор Вин отправился к себе, чтобы одеться. Его сержант пошёл будить шофёра.
Келли оставалось одно — наблюдать за происходящим. В прибывшем отряде было не меньше сорока пяти солдат, а может, и больше. Трудно пересчитать людей, когда они непрерывно двигаются. Пулемётные расчёты копали гнезда для установки пулемётов. Патрули прочёсывали джунгли. Это было прямой угрозой для него, но Келли, несмотря на все, решил выждать. Он хотел убедиться, что поступил правильно, отменив штурм лагеря, что не поддался панике, что не стал трусом.
Двадцать пять отлично подготовленных солдат против пятидесяти, принимая во внимание элемент неожиданности и действия по тщательно разработанному плану, — осуществимо. Двадцать пять против сотни, готовых к обороне, когда элемент неожиданности утрачен... безнадёжно. Да, он поступил правильно. Бессмысленно увеличивать список убитых, ведущийся в Вашингтоне, ещё на двадцать пять человек. Его совесть не позволит ему совершить подобную ошибку.
— Вертолёты возвращаются, сэр, с той же стороны, куда и улетели — доложил оператор помощнику капитана крейсера.
— Слишком быстро, — отозвался помощник.
— Чёрт побери, Голландец! Как ты...
— Операция отменена, Каз, — произнес Максуэлл, глядя на стол с разостланной на нем картой.
— Но почему?
— Потому что так распорядился мистер Кларк, — ответил Риттер. — Он — наши глаза. Только он имеет право дать команду на проведение операции или ее отмену. Вы должны понимать это, адмирал. Но у нас там все еще остался наш человек, джентльмены. Давайте не будем забывать об этом.
— У нас там осталось двадцать человек.
— Это верно, сэр, но только один из них вернется сегодня на корабль. — И то, если нам повезет, подумал Риттер.
Максуэлл посмотрел на капитана Фрэнкса. — Направьте корабль к берегу, капитан. С максимальной скоростью.
— Слушаюсь, сэр.
— Едем в Ханой? Почему?
— Таков приказ. — Майор Вин поднял взгляд от доставленного капитаном распоряжения. — Значит, американцы захотели прилететь сюда, а? Надеюсь, они так и сделают. Это станет для них новым Сонг-Таем!
Мысль относительно участия в обороне не вызвала у полковника Гришанова особого энтузиазма, а поездка в Ханой, даже неожиданная, одновременно означала посещение посольства.
— Сейчас соберу вещи, майор.
— Только поторопитесь! — резко бросил маленький вьетнамский офицер, пытаясь понять, не является ли вызов в Ханой поводом для наказания за какой-то проступок.
Да, все могло быть гораздо хуже. Гришанов собрал свои заметки и уложил их в рюкзак. Здесь все, что ему удалось собрать, все, что майор Вин вернул ему. Полковник оставит полученные материалы у генерала Рокоссовского, а после того как они будут в безопасности, у официального представителя СССР, Гришанов постарается доказать, что американцам нужно сохранить жизнь. Нет худа без добра, подумал он, вспомнив поговорку.
Он услышал их шаги. Ещё далеко, двигаются без особого умения, очень устали, но продолжают двигаться к вершине холма.
— Сверчок, это Змея, приём.
— Слышим тебя. Змея.
— Я ухожу. По склону моего холма движутся люди, приближаются к вершине. Направляюсь на запад. Можете прислать за мной вертолёт?
— Высылаем. Будь осторожен, сынок. — Это был полный тревоги голос Максуэлла.
— Ухожу. Конец связи. — Келли сунул приёмопередатчик в карман и вернулся к вершине. Там он ещё раз посмотрел на лагерь, сравнил то, что увидел, с тем, что наблюдал ранее.
Особенно быстро я бегаю в темноте, сказал он однажды морским пехотинцам. Настал момент, когда ему придётся доказать это. Бросив последний взгляд на приближающихся солдат северовьетнамской армии, Келли выбрал просвет среди веток и направился вниз по склону холма.