Без жалости

26. Перелет

«Старлифтер» был новым транспортным самолётом, но его крейсерская скорость оставляла желать много лучшего. Она составляла всего 478 миль в час, и самолёт совершил первую посадку на базе ВВС в Элмендорфе, штат Аляска, на расстоянии в 3350 миль от Вашингтона, которое он пролетел за восемь часов. Для Келли источником постоянного изумления было то, что кратчайшим расстоянием между двумя точками на земном шаре является дуга. Он слишком привык к плоским изображениям на топографических картах, чтобы воспринимать Землю как сфероид. Наикратчайший маршрут по дуге большого круга от Вашингтона до Дананга проходил вообще-то над Сибирью, но такой перелёт, сказал штурман, невозможен. К моменту прибытия в Элмендорф морские пехотинцы успели выспаться и встать. После посадки они высыпали из самолёта, чтобы посмотреть на снежные вершины не таких уж отдалённых гор; ведь всего несколько часов назад они были в городе, где температура, если её измерять по Фаренгейту, и влажность постоянно стремились к магической цифре сто. Однако здесь, на Аляске, морские пехотинцы обнаружили тучи комаров, причём таких больших, что казалось, не прояви осторожность, и несколько насекомых вполне могли бы унести одного из них. Кое-кто из ребят воспользовался представившейся возможностью и пробежал пару миль, немало изумив этим персонал базы ВВС, служащие которой не часто сталкивались с морскими пехотинцами. Техническое обслуживание самолёта С-141 потребовало, как и положено, два с четвертью часа. После заправки и замены одного второстепенного навигационного прибора «Старлифтер» был готов к взлёту. Солдаты с готовностью поднялись на борт. Им предстоял второй этап перелёта — от Аляски до Якоды, в Японии. Через три часа после взлёта Келли, уставший от постоянного шума и ограниченного пространства грузового отсека, прошёл в кабину пилотов.

— Что это вон там? — поинтересовался он, увидев в дымке вдали коричнево-зелёную линию какого-то берега.

— Россия. Сейчас мы у них на экранах радиолокаторов.

— Приятно слышать, — заметил Келли.

— Мы живём в маленьком мире, сэр, и русским принадлежит большой его кусок.

— А вы разговариваете с ними — я имею в виду авиадиспетчерские службы?

— Нет, — засмеялся штурман. — Они не слишком-то дружелюбно настроены. На этом этапе перелёта мы поддерживаем связь по ВЧ с Токио, а после Якоды нас поведёт диспетчерская служба Манилы. Ну, как полет? Достаточно плавный?

— Пока не на что жаловаться. Вот только очень долгий.

— Это уж точно, — согласился штурман, снова поворачиваясь к своим приборам.

Келли вернулся в грузовой отсек. Самолёт С-141 был шумным, от двигателей и воздухозаборников постоянно доносился пронзительный рёв. Военно-воздушные силы в отличие от коммерческих авиакомпаний не тратили денег на звукоизоляцию — взамен каждому морскому пехотинцу выдали беруши, что чрезвычайно затрудняло разговор и в то же время отнюдь не избавляло от шума. Худшее в путешествии по воздуху, подумал Келли, — это скука, да ещё обострённая изоляцией от окружающего мира из-за постоянного шума. В конце концов, нельзя же все время спать. Кое-кто из солдат занимался тем, что оттачивал свой нож, который никогда не придётся пускать в ход, но это, по крайней мере, избавляло от скуки, а почему-то солдатам полагалось иметь боевые ножи. Кое-кто занимался гимнастикой, отжимаясь от металлического пола самолёта. Экипаж безучастно наблюдал за происходящим, едва удерживаясь от смеха, не понимая, куда направляется эта, вне сомнения, отборная группа морских пехотинцев, но, не решаясь задать вопрос, на который ответа все равно не последовало бы. Для них все это было ещё одной тайной, и они не сводили глаз со своих пассажиров, пока самолёт летел параллельно побережью Сибири. Бортовая команда привыкла перевозить подобные группы, и ею члены все как один желали удачи этим морским пехотинцам.

Как только Хендерсон открыл глаза, проблема тут же напомнила ему о себе. Так что же мне предпринять? — недовольно подумал он.

Не то чтобы ему не хотелось заниматься этим, но на этот раз он просто не знал, как передать сведения, оказавшиеся в его распоряжении. Хендерсону приходилось и раньше передавать информацию. Сначала он делал это ненамеренно, через знакомых, участников движения борцов за мир, даже нельзя сказать, что он передавал информацию, нет, просто принимал участие в беспорядочных дискуссиях, становившихся всякий раз все более целенаправленными, пока, наконец, одна из его приятельниц не задала вопрос, слишком прямой для случайного обсуждения. Она задала его дружеским тоном и в весьма интимной обстановке, однако выражение её глаз свидетельствовало о заинтересованности в его ответе, а не в самом Хендерсоне. Ситуация тут же изменилась, как только он ответил. Сладкая приманка, сказал он себе позднее, недовольный тем, что так легко попался на крючок, — очевидная и старая как мир, заставила его совершить... ошибку? Нет, вообще-то это не было ошибкой. Она нравилась ему, вместе с ней он верил в то, каким должен быть мир, и его даже раздражало, что она сочла нужным воспользоваться своим телом, чтобы получить от него что-то, когда разум и интеллект могли бы выполнить эту задачу с такой же лёгкостью — по крайней мере, почти с такой же лёгкостью, подумал он.

Теперь ее больше не было, она уехала куда-то. Хендерсон не знал куда, хотя и не сомневался, что никогда больше не встретится с нею. Вообще-то это печально. С ней было хорошо в постели. Одно следовало за другим во вполне очевидной постепенной и естественной цепочке шагов, которая закончилась коротким разговором Хендерсона с полковником КГБ, состоявшимся у лондонского Тауэра. И вот теперь, да, теперь у него было кое-что, в чем другая сторона по-настоящему нуждалась. А вот сообщить об этом было некому. Действительно ли знают русские, что имеется у них в этом дурацком лагере к юго-западу от Хайфона? Это была информация, которая, стоит использовать её должным образом, убедит русских в преимуществах разрядки и заставит пойти на некоторые уступки, позволив в свою очередь пойти на уступки и американцам. Вот так все и начнётся. Жаль, что Уолли не сумел осознать, как начинается весь процесс — он начинается с маленьких шажков, ведь нельзя изменить мир в одночасье. Питер понимал, насколько необходимо убедить в этом Уолли. Он не мог позволить ему именно сейчас оставить правительственную службу, стать ещё одним проклятым финансовым воротилой, будто в мире их и без него недостаточно. Находясь на своём посту, Уолли был особенно ценен для Хендерсона, жаль только, что он слишком любит поговорить. Это объясняется его эмоциональной неустойчивостью. Этим и склонностью к употреблению наркотиков, подумал Хендерсон, глядя на себя в зеркало и приступая к бритью.

За завтраком он прочитал утреннюю газету. Да, вот снова, на первой странице, как это бывает почти каждый день. Какой-то бой за овладение высотой, уже с десяток раз переходившей из рук в руки. Убито энное количество американцев и энное количество вьетнамцев. Значение какого-то воздушного рейда для исхода мирных переговоров, ещё одна скучная и легко предсказуемая передовая. Планы проведения антивоенной демонстрации. Мы все вместе, верьте нам, оставьте в покое мирный Вьетнам. Словно такое ребячество может принести хотя бы малую пользу. Впрочем, решил Хендерсон, подобные демонстрации достигают своей цели — они оказывают давление на политических деятелей, привлекают внимание средств массовой информации. Немало политиков хотело как можно быстрее покончить с этой войной, подобно самому Хендерсону, но их число ещё не достигло критической массы. Его сенатор, Роберт Доналдсон, все ещё не принял окончательного решения. Его считали разумным, мыслящим человеком, но Хендерсон считал его просто нерешительным, всегда рассматривающим вопрос со всех сторон и затем голосующим вместе с большинством, словно у него не было собственного мнения. Ему нужно обрести более твёрдую позицию, и Хендерсон сейчас занимался этим, давал осторожные рекомендации своему сенатору, слегка искажая получаемые им сведения, стараясь превратиться в доверенное лицо, в человека, на которого сенатор мог положиться и к чьему мнению мог прислушиваться. Это было необходимо Хендерсону, потому что тогда он сможет узнавать у сенатора вещи, о которых тот не должен говорить никому, — но именно в этом и состоит слабое место всех тайн. Да, я должен сообщить другой стороне о том, что узнал от Уолли, решил он, выходя из квартиры.

На работу Хендерсон ездил на автобусе. Поставить машину рядом с Капитолием было практически невозможно, а автобус шёл от дверей до дверей. Он нашёл свободное кресло в конце автобуса и достал утреннюю газету, чтобы дочитать. Через два квартала Хендерсон почувствовал, как автобус остановился, и тут же рядом с ним сел ещё кто-то.

— Как вам понравилось в Лондоне? — Голос мужчины был едва слышен сквозь шум дизеля.

Хендерсон быстро взглянул на соседа. Он никогда ещё не встречался с этим человеком. Неужели они могут действовать настолько эффективно?

— Я кое-кого там встретил, — осторожно отозвался Хендерсон.

— У меня там знакомый. Его зовут Джордж. — Ни малейшего намёка на акцент, и теперь, когда контакт был установлен, мужчина склонился к открытой спортивной странице газеты «Вашингтон пост». — Не думаю что «Сенаторам» выпадет удачный год. Как вы считаете?

— Джордж говорил, что у него есть... друг в Вашингтоне.

Мужчина с улыбкой посмотрел на турнирную таблицу.

— Меня зовут Марвин. Называйте меня этим именем.

— Как мы... как я..?

— Где вы собираетесь сегодня ужинать? — спросил Марвин.

— Как-то не думал об этом. Может быть, вы зайдете...

— Нет, Питер, это будет неосторожно. Вы идёте ресторан «Альберто»?

— Да, на Висконсин-авеню.

— В половине восьмого, — произнёс Марвин. Он встал и вышел на следующей остановке.

Заключительный этап перелёта начался на базе ВВС в Якоде. После ещё одной остановки для технического осмотра и дозаправки, продолжавшейся два с четвертью часа, «Старлифтер» поднялся с аэродрома и стал карабкаться обратно в небо. Только теперь все начало казаться по-настоящему реальным. Морские пехотинцы постарались уснуть. Это было единственным способом справиться с напряжением, постоянно возраставшим обратно пропорционально расстоянию до места назначения. Сейчас все стало другим. То, что им предстояло, больше не было очередным учением, и поведение соответствовало новой реальности. Будь это обычный коммерческий авиарейс, солдаты обменивались бы шутками, историями об успехах у женщин, беседовали бы о доме и семьях, строили бы планы на будущее, однако шум внутри С-141 лишил их такой возможности, и потому они лишь мужественно улыбались друг другу, скрывая выражение глаз, каждый наедине со своими страхами и мыслями. Им так хотелось поделиться ими и таким образом разрядить напряжённость, но в грузовом отсеке «Старлифтера» это было исключено. Вот откуда физические упражнения в надежде снять напряжение и утомить себя до такой степени, чтобы забыться во сне от изнеможения. Келли наблюдал за ними. Ему тоже доводилось поступать таким же образом, но не теперь. Сейчас его занимали мысли ещё более сложные, чем у морских пехотинцев.

Самое главное — это спасение, думал Келли. Все началось с того, что он попытался спасти Пэм, но она погибла из-за его неосторожности, из-за допущенной им ошибки. Затем он начал убивать и делал это, чтобы расквитаться, убеждая себя, что все это ради памяти девушки и его любви к ней. Но правда ли это? Разве смерть может служить добру? Он намеренно и хладнокровно подверг человека пыткам и теперь был вынужден признаться, что испытал удовольствие от мучений Билли. Если об этом узнает Сэнди, что подумает она о нем? Внезапно он понял, что ему важно знать её мнение о себе. Сэнди приложила столько усилий, чтобы спасти девушку, ухаживала за ней и защищала, доводя до логического конца его простой поступок — сохранение Дорис жизни. Что подумает такой человек как Сэнди, если узнает, что он, Келли, вот этими руками буквально разорвал на части тело Билли? В конце концов, не в его силах победить всё мировое зло. Келли знал, что не сможет выиграть войну, на которую сейчас возвращался, и какими бы тренированными и искусными ни были морские пехотинцы в этой штурмовой группе, они тоже не смогут выиграть войну. У них иная цель: спасти людей от неминуемой смерти, тогда как, убивая врагов, они вряд ли испытывают настоящее удовлетворение, спасение от смерти всегда было, есть и будет источником глубокой гордости. В этом заключалась сейчас и его задача, и эту же задачу он должен поставить перед собой после возвращения. Во власти торговцев наркотиками оставались ещё четыре женщины. Он спасёт их, каким-то образом... обязательно спасёт и, может быть, сумеет передать полиции, чем занимается Генри, и тогда они займутся им. Как он осуществит всё это, Келли ещё не знал. Но, по крайней мере, он сделает что-то, и после этого ему не придётся прилагать усилия, чтобы забыть содеянное.

Для этого требовалось одно — успешно провести операцию и выжить. Келли покачал головой. Так просто, верно?

Ты крутой парень, сказал он себе с напускной храбростью, показавшейся фальшивой даже в его собственном уме. Я справлюсь с этим. Мне уже приходилось решать такие задачи. Как странно, подумал он, что мозг не всегда помнит пугающие события до того момента, пока не становится слишком поздно. Может быть, все дело в непосредственной близости. Может быть, легче смотреть на опасности, когда они на другом конце света, но стоит приблизиться к ним, и ситуация меняется.

— Тяжкая доля, мистер Кларк, — громко произнёс Ирвин, садясь рядом с ним, после того как закончил сотню отжиманий от палубы.

— Это верно! — почти прокричал в ответ Келли.

— И все-таки тебе нужно постоянно помнить об этом, тюлень, — той ночью ты сумел проскользнуть сквозь оцепление и прикончить меня, верно? — усмехнулся старший сержант. — А ведь я — не худший в своём деле.

— Вряд ли эти парни будут все время настороже. В конце концов, они находятся на своей территории и всё такое, — заметил Келли после недолгого молчания.

— По-видимому, нет, по крайней мере, не в такой степени, как мы были настороже в ту ночь. Чёрт побери, мы ведь знали, что ты находишься где-то поблизости и попытаешься пробраться к вершине холма. Как-то принято ожидать, что солдаты, расквартированные на своей территории, каждый вечер отправляются по домам, рассчитывая переспать с жёнами сразу после ужина.

— У нас все по-другому. Да и таких, как мы, тоже немного, — согласился Келли ухмыльнувшись. — Таких дураков нелегко найти.

Ирвин шлёпнул его по плечу:

— Ты совершенно прав, Кларк. — Старший сержант отправился дальше, к следующему морскому пехотинцу, чтобы ободрить его. Такими были его обязанности, и Келли понимал это.

Спасибо, сардж, подумал Келли, откидываясь назад и заставляя себя уснуть.

Ресторан «Альберто» был заведением, которое изысканная публика ещё не открыла для себя, но неизбежно откроет. Небольшой, типично итальянский семейный ресторан, где умели превосходно готовить телятину. Говоря по правде, у «Альберто» все готовили отлично, и семья, управлявшая рестораном, терпеливо ждала, когда сюда забредёт репортёр из «Вашингтон пост», занимавшийся проблемами питания, и наступит эпоха процветания. А до того они неплохо сводили концы с концами, обслуживая студентов и преподавателей из расположенного поблизости Джорджтаунского университета, а также немало ужинающих бизнесменов из соседних компаний, без которых не сможет существовать никакой ресторан. Единственное, что разочаровывало здесь, это музыка, слащавые записи итальянских опер, доносящиеся из низкокачественных динамиков. Маме и папе, владельцам ресторана, придётся всерьёз заняться этим, подумал он.

Хендерсон выбрал кабину в глубине зала. Официант, по-видимому, нелегальный иммигрант из Мексики, смешно коверкающий английские слова, пытаясь выдать своё произношение за итальянское, зажёг свечу на столе и отправился за джином с тоником, который заказал новый посетитель.

Марвин появился через несколько минут, в повседневной одежде и с вечерней газетой в руке, которую он положил на стол. Он был примерно тех же лет, что и Хендерсон, ничем не бросался в глаза и никак не выделялся среди остальных американцев — он не был ни высоким, ни низким, ни полным, ни худощавым, с неопределённо каштановыми волосами средней длины и в очках, стекла которых могли быть прописаны ему врачом, а могли и не быть. Он носил синюю рубашку с короткими рукавами без галстука и вполне походил на проживающего поблизости холостяка, не пожелавшего сегодня готовить себе ужин дома.

— "Сенаторы" снова проиграли, — сказал он, когда официант принёс Хендерсону заказанный им коктейль, и повернулся к мексиканцу:

— Мне — домашнее красное.

— Си, — ответил официант и ушёл.

Марвин наверняка нелегал, подумал Питер, глядя на него оценивающим взглядом. Как сотрудник аппарата специального комитета по разведке Хендерсон присутствовал на брифингах, проводимых высокопоставленными чиновниками разведывательного управления ФБР. «Легальные» сотрудники КГБ работали в Америке под дипломатическим прикрытием, и, если их ловили с поличным, всего лишь объявлялись «персоной нон грата» и высылались из страны. Таким образом, им не угрожала опасность сурового наказания со стороны американского правительства, и это облегчало их работу; с другой стороны, за ними было легче следить, поскольку места их проживания и автомобили были известны агентам ФБР. Нелегалы же представляли собой именно то, что означало это название, — это были офицеры русской разведки, приезжающие в страну с поддельными документами, и в случае ареста их ожидала федеральная тюрьма, где им в лучшем случае доводилось пробыть до очередного обмена разведчиками, на что часто уходили годы. Все это объясняло, почему Марвин превосходно владел английским языком. Любая допущенная им ошибка могла привести к серьёзным последствиям. Именно поэтому его спокойствие казалось Хендерсону таким поразительным.

— Вы бейсбольный болельщик?

— Познакомился с этой игрой много лет назад. Сам был неплохим принимающим передней линии, но так и не научился подавать кручёный мяч, — усмехнулся Марвин. Хендерсон улыбнулся в ответ. Он видел аэрофотоснимки того самого места, где Марвин овладел мастерством разведчика, — любопытный маленький городок к северо-западу от Москвы.

— Перейдём к делу. Мы не будем встречаться слишком часто. Вы понимаете почему.

— Да. Говорят, зимой в федеральной тюрьме в Ливенуорте не жарко, — снова улыбнулся Хендерсон.

— Тут нечему смеяться, Питер, — заметил офицер КГБ. — Мы занимаемся очень серьёзным делом. — Господи, только бы этот парень не оказался ещё одним бесшабашным ковбоем, подумал Марвин.

— Знаю. Извините меня, — согласился Хендерсон. — Я в этой игре новичок.

— Прежде всего, установим способ, с помощью которого вы сумеете связаться со мной в случае необходимости. В вашей квартире на окнах, выходящих на улицу, висят шторы. Когда они полностью задёрнуты или полностью открыты, у вас нет для меня ничего. Если вам нужно связаться со мной, оставьте их открытыми наполовину. Я буду проверять это два раза в неделю, по вторникам и пятницам, часов в девять утра. Вас это устраивает?

— Да, вполне.

— Для начала, Питер, станем пользоваться простым методом передачи информации. Я буду ставить свою машину недалеко от вашего дома. Это темно-синий «плимут-сателлит» с номерным знаком HVR-309. Повторите. Ни в коем случае не записывайте.

— Темно-синий «плимут-сателлит» номер HVR-309.

— Кладите свои донесения вот сюда. — Он передал Хендерсону под столом маленький металлический предмет. — Не подносите слишком близко к своим часам. Там находится мощный магнит. Проходя мимо моего автомобиля, наклонитесь, якобы чтобы поднять что-то с тротуара, или поставьте ногу на бампер и завяжите шнурок. Просто суньте коробочку внутрь бампера. Магнит будет надёжно удерживать её.

Все это казалось Хендерсону очень сложным, хотя составляло начальный этап в обучении шпиона. Для лета этого будет достаточно. А вот с наступлением зимы потребуется другая процедура передачи донесений. Официант принёс меню, и оба выбрали телятину.

— У меня есть кое-что интересное для вас, — сказал Хендерсон сотруднику КГБ. Пусть сразу поймут, насколько важной информацией я располагаю, подумал он.

Марвин, подлинное имя которого было Иван Алексеевич Егоров, имел настоящее место работы и все следующие отсюда преимущества. Он контролировал соблюдение правил безопасности на промышленных предприятиях в страховом обществе «Этна Кэзюэлти энд шурети компани». Пройдя обучение на курсах компании в Хартфорде, штат Коннектикут, на Фармингтон-авеню, он вернулся в региональное отделение в Вашингтоне. В его обязанности входило обнаруживать нарушения правил охраны труда на многочисленных предприятиях, являющихся клиентами компании. Он выбрал эту работу из-за свободы передвижений — даже почту ему привозили в машине компании, — но оказалось, что она имеет и другие неожиданные преимущества. Так, Марвин получил возможность посещать различные фирмы, которые являлись правительственными подрядчиками, а их сотрудники зачастую не обращали внимания на его появление и вопреки порядку не закрывали документы на своих столах. Начальник департамента, где работал Марвин, был в восторге от своего подчинённого. Его новый сотрудник проявлял исключительную наблюдательность и с поразительным вниманием относился к составлению материалов после инспекционных поездок. Марвин уже отказался от более высокой и лучше оплачиваемой должности в Детройте — извините, босс, сказал он, но мне так нравится работать в Вашингтоне, — чем ещё больше обрадовал своего непосредственного начальника. Сотрудник с таким опытом и способностями, как у Марвина, заметно облегчал выполнение заданий филиалом компании в Вашингтоне, благодаря чему вашингтонское бюро привлекало благосклонное внимание руководства компании. Самому Марвину выполнение обязанностей позволяло проводить четыре дня из пяти вне кабинета, а потому он всякий раз встречался с нужными ему людьми там, где хотел, и тогда, когда хотел, к тому же «Этна» даже оплачивала бензин и техническое обслуживание его автомобиля, так что его жизнь была настолько комфортной, что иногда ему казалось, будто он умер и по воле Бога попал на небеса. Марвин действительно обожал бейсбол и часто бывал на стадионе Роберта Ф. Кеннеди, где огромное количество болельщиков весьма облегчало незаметную передачу информации от его агентов и все остальные встречи — даже «Инструкция по оперативной деятельности» КГБ не могла рассчитывать на столь благоприятные условия. Короче говоря, капитан Егоров успешно занимался своей нелегальной работой и мог рассчитывать на стремительное продвижение по службе, а пока был вполне удовлетворён своим прикрытием и окружающей обстановкой, одновременно успешно выполняя патриотический долг. Ему даже повезло приехать в Америку в разгар сексуальной революции. Так что единственное, чего ему не хватало, — это водки, которую здесь изготовляли неумело и плохо.

Разве не любопытно, спросил себя Марвин, уже находясь в своей квартире на Шеви-Чейс, не просто интересно, а в высшей степени забавно, что он узнал о совершенно секретной разведывательной операции русских от американца и появилась возможность причинить ущерб Главному Врагу окольным путём — если в Москве сочтут необходимым предпринять быстрые и решительные действия. Ему также представился шанс сообщить центру о том, что эти кретины из ВВС занимаются чем-то, что имеет немаловажное значение для обороны Советского Союза. Скорее всего центр захочет взять операцию под свой контроль. Разве можно доверять лётчикам — Марвин не сомневался, что этим занимались сотрудники противовоздушной обороны страны, — в таком важном деле, как национальная безопасность. Он составил донесение, сфотографировал его и перемотал плёнку в крошечную кассету. Завтра ему предстояло встретиться с местным подрядчиком, после чего он отправится на ленч в «Хауэрд Джонсон», где и передаст кассету. Она прибудет в Москву с дипломатической почтой через два дня, может быть, через три.

Капитан Егоров успел закончить свою вечернюю работу как раз вовремя, чтобы успеть посмотреть по телевидению заключительные минуты матча «Сенаторов» — несмотря на великолепный мяч, поданный в девятом иннинге Фрэнком Говардом, они проиграли снова, на этот раз Кливленду со счётом 3:5. Разве не поразительно? — подумал он, открывая банку пива. Хендерсон был удачным приобретением сам по себе, и никто не сообщил Егорову — по-видимому, об этом просто не знали, — что у Хендерсона имеется свой собственный источник информации в аппарате Совета по национальной безопасности, прямо в Белом доме. Ну разве не смешно?

Несмотря на растущее напряжение, связанное с предстоящей операцией, все почувствовали немалое облегчение, когда С-141 тяжело приземлился наконец в Дананге. Они провели в полете двадцать три шумных и оглушающих сознание часа, и это показалось им достаточно долгим, пока морские пехотинцы не окунулись в реальную жизнь. Едва открылся люк грузового отсека, как их охватил запах, известный всем ветеранам войны как Запах Вьетнама. Содержимое выгребных ям местных туалетов грузили в бочки и сжигали, обливая дизельным топливом.

— Запах дома! — попытался сострить один из солдат, вызвав несколько подавленных смешков.

— Всем забрать снаряжение! — скомандовал Ирвин, едва стих рёв авиационных турбин. На это потребовалось некоторое время. Реакция у солдат была замедлена усталостью и онемением мышц. Многие трясли головой, стараясь избавиться от головокружения, вызванного берушами, а также зевали и потягивались — психологи безошибочно назвали бы это молчаливым проявлением беспокойства и тревоги.

Лётный экипаж появился в грузовом отсеке как раз в тот момент, когда морские пехотинцы готовились покинуть самолёт. Капитан Элби подошёл к лётчикам и поблагодарил их за перелёт, который был спокойным и прошёл без происшествий, хотя и оказался таким продолжительным. Лётчики предвкушали несколько суток обязательного отдыха после воздушного марафона, ещё не зная, что им предстоит оставаться в Дананге до тех пор, пока штурмовая группа не будет готова к возвращению домой, за исключением, может быть, нескольких коротких перелётов для доставки грузов на базу ВВС в Кларке. Затем капитан Элби вместе со своими людьми спустился на бетон аэродрома. Их уже ждали два грузовика, доставившие морских пехотинцев в другой конец базы к приготовившимся взлетать самолётам. Это были два С-2А «Грейхаундс», принадлежащих Военно-морскому флоту, при виде которых у солдат вырвались сдавленные стоны. Они поднялись в них и разместились в креслах для следующего этапа своего перелёта — на этот раз непродолжительного, всего часового, на палубу авианосца «Констелейшн». Совершив посадку на авианосце, морские пехотинцы вместе со своим снаряжением погрузились на два вертолёта СН-46 «Си Найт», которые доставили их на «Огден». Там, измученных до предела бесконечными перелётами и сменой часовых поясов, их провели в огромное помещение десантного корабля с множеством пустых коек. Келли наблюдал за тем, как солдаты спускаются вниз по трапу, исчезая из глаз, в ожидании того, что последует для, него дальше.

— Как попутешествовали? — Он повернулся и увидел адмирала Подулски в помятом мундире цвета хаки, который выглядел отдохнувшим и нарочито бодрым.

— Чтобы стать лётчиком, нужно быть сумасшедшим, — недовольно произнёс Келли.

— Да, иногда приходится летать довольно долго, — согласился адмирал. — Следуйте за мной, — распорядился он и направился к корабельной надстройке. Но прежде чем последовать за ним, Келли оглянулся вокруг. «Констелейшн» виднелся на восточном горизонте, и он заметил, как с одного его конца взлетают самолёты, а у противоположного кружат, готовясь к посадке. Недалеко от авианосца находились два крейсера, и со всех сторон эскадру окружали эсминцы. Келли редко приходилось видеть это соединение Военно-морского флота — Большую Синюю Группу, как его называли, — за работой.

— А это что? — спросил он, показывая на корабль вдали.

— Русский рыболовецкий траулер, осуществляющий электронную разведку. — Подулски жестом пригласил Келли войти в водонепроницаемую дверь.

— Этого нам только и не хватало!

— Не беспокойтесь. Мы знаем, как поступать с ними, — заверил его адмирал.

Войдя в надстройку, они поднялись по ряду трапов в адмиральскую каюту — или в то, как она сейчас называлась. Адмирал Подулски расположился в каюте капитана «Огдена» на время операции, вынудив того перебраться в каюту поменьше рядом с рулевой рубкой, которой капитан все равно обычно пользовался, когда корабль находился в море. В адмиральской каюте была удобная гостиная, и там их ждал капитан.

— Добро пожаловать на борт «Огдена»! — приветствовал Келли капитан первого ранга Тед Фрэнкс. — Вы Кларк?

— Да, сэр.

Фрэнкс, пятидесятилетний моряк, плавал на десантных судах с 1944 года. «Огден» был его пятым и последним кораблём, на котором он был капитаном. Невысокий и полноватый, изрядно полысевший, он все ещё сохранял вид военного моряка, и лицо его попеременно выглядело то добродушным, то решительным. В данный момент оно казалось добродушным. Он сделал приглашающий жест в сторону кресла у середины стола, в центре которого стояла бутылка виски «Джек Даниэлс».

— Это запрещается морскими правилами, — тут же заметил Келли.

— Только для гостей, — согласился капитан Фрэнкс. — Лётный рацион.

— Это сделано по моему указанию, — сообщил Казимир Подулски. — Виски доставили с «Конни». Выпейте, чтобы улучшить самочувствие после утомительного перелёта со скаутами.

— Сэр, я никогда не спорю с адмиралами. — Келли положил в стакан два кубика льда и налил виски, покрывшее их.

— Мой помощник беседует сейчас с капитаном Элби и его людьми. Им тоже выданы порции для укрепления здоровья, — добавил Фрэнкс. Это означало, что у каждого морского пехотинца на выделенной ему койке находится по две миниатюрных бутылочки того же сорта виски. — Мистер Кларк, корабль в вашем распоряжении. Всё, что вы пожелаете, будет исполнено.

— Нужно отдать вам должное, капитан, — вы умеете приветствовать гостей на борту своего корабля. — Келли поднёс стакан ко рту, и первый же глоток дал ему понять, насколько он устал. — Итак, когда мы принимаемся за работу?

— Через четверо суток. Вам понадобится два дня, чтобы прийти в себя. Морские пехотинцы отправляются утром пятницы, в зависимости от погоды.

— О'кей, — кивнул Келли. Ему нечего было добавить.

— О предстоящей операции знаем только я и мой помощник. Постарайтесь не распространять слухов. У меня превосходная команда. Сотрудники разведуправления прибыли и заняты работой. Медицинский персонал будет доставлен на борт завтра.

— Аэрофоторазведка?

На этот вопрос ответил адмирал Подулски:

— У нас будут новые снимки лагеря сегодня вечером — их сделает «Виджиланте», который поднимется с «Конни». Затем получим новый комплект перед самым началом операции. В нашем распоряжении имеются аэрофотоснимки, сделанные «Буффало хантером» пять дней назад. Лагерь по-прежнему на месте, его по-прежнему охраняют, все без изменений.

— Предметы? — спросил Келли, пользуясь кодовым наименованием военнопленных.

— У нас только три снимка американцев на территории лагеря, — пожал плечами Подулски. — Не существует камеры, которая могла бы делать фотоснимки сквозь черепичную крышу.

— Это верно. — Выражение лица Келли было достаточно красноречивым.

— И меня это беспокоит, — признался адмирал.

— Капитан, у вас есть тренировочный зал? — Келли повернулся к Фрэнксу.

— Да, помещение для упражнений с тяжестями — рядом с кают-компанией рядового состава, в сторону кормы. Как я уже говорил, вы можете пользоваться на корабле чем угодно и в любое время.

Келли осушил стакан.

— Думаю, мне нужно немного поразмяться.

— Питаться будете вместе с командой. Пища вам понравится, — пообещал капитан.

— Спасибо.

— Я обратил внимание, что двое рабочих ходят без предохранительных касок, — заметил Марвин Уилсон, обращаясь к управляющему.

— Я поговорю с ними.

— За исключением этого, все остальное в порядке. Спасибо за оказанную помощь. — Марвин сделал в общей сложности одиннадцать рекомендаций по улучшению безопасности труда, и менеджер компании по производству цемента принял все до единой, надеясь, что у него сократятся теперь страховые взносы. Марвин снял белую предохранительную каску и вытер пот со лба. День будет жарким. Летом погода тут мало отличалась от московской, разве что влажность повыше. По крайней мере зима здесь не такая суровая.

— Знаете, если бы каски делали с маленькими отверстиями для вентиляции, в них было бы намного приятнее.

— Я тоже так считаю, — согласился капитан Егоров, направляясь к машине. Через пятнадцать минут он поставил свой автомобиль у мотеля «Хауэрд Джонсон», возле западной стороны здания. Как только он вышел из машины, посетитель, сидевший в кафетерии, допил чашку кофе и отошёл от стойки, оставив четверть доллара в качестве чаевых для официантки. Вход в кафетерий был через двойные двери, это помогало сохранить прохладу внутри и уменьшить расходы на электроэнергию, поэтому, когда двое мужчин встретились в пространстве между дверями — один по пути в кафетерий, а другой — наружу, — их действия остались незаметными для окружающих, и произошла передача кассеты. Егоров-Уилсон вошёл внутрь, а «легальный» дипломат, майор КГБ Ищенко, отправился по своим делам. Освободившись от кассеты, Марвин Уилсон сел у стойки и заказал для начала апельсиновый сок. В Америке было так много вкусных вещей.

— Я ем слишком много, — пожаловалась Дорис. Так, наверно, и было на самом деле, но это не помешало девушке приняться за тарелку оладий.

Сара не понимала американской страсти к истощению собственного тела.

— За прошлые две недели ты изрядно похудела. Тебе ничуть не помешает немного поправиться, — сказала она своей выздоравливающей пациентке.

Возле входа в дом стоял «бьюик» Сары Розен, на котором сегодня вечером они поедут в Питтсбург. Сэнди потрудилась над причёской Дорис и ещё раз сходила в магазин, где купила одежду, подходящую для торжественного возвращения домой, — шёлковую блузку цвета беж и терракотовую юбку чуть выше колен. Блудный сын мог вернуться домой в лохмотьях, но дочь должна приехать, сохранив чувство собственного достоинства.

— Я не знаю, как вас благодарить, — сказала им Дорис Браун, собирая тарелки со стола.

— Постарайся полностью выздороветь, — ответила ей Сара. Они подошли к машине, и девушка устроилась на заднем сиденье. По крайней мере, Келли научил их соблюдать осторожность. Доктор Сара Розен отъехала от обочины и направила машину на север, повернув у Лох-Рейвен, выехала на кольцевую автодорогу вокруг Балтимора, а там свернула на запад к шоссе 70. На недавно построенном шоссе предельная скорость была семьдесят миль в час, Сара гнала свой тяжёлый «бьюик» на северо-запад, к Катоктинским горам, с немалым превышением. Каждая миля, отделявшая их от Балтимора, увеличивала безопасность, и к тому моменту, когда они миновали Хагерстаун, Сара почувствовала себя лучше, напряжённость покинула её, и все сидящие в автомобиле начали с интересом оглядываться по сторонам. В конце концов, насколько велика вероятность того, что тебя заметят в мчащейся машине?

Поездка проходила на удивление спокойно. За предыдущие несколько дней, пока Дорис выздоравливала и возвращалась в состояние, приближающееся к нормальному, они уже обо всем поговорили. Девушка все ещё нуждалась в помощи врача-нарколога, и в ещё большей степени — в помощи психиатра, но Сара уже решила эту проблему, договорившись со своей коллегой, работающей в прекрасной медицинской школе Питтсбургского университета. Это была женщина лет шестидесяти, знавшая, что лучше не информировать местную полицию о своих пациентах, и заверившая Сару, что эти проблемы больше не должны её волновать. В тишине автомобиля Сара и Сэнди ощущали растущую напряжённость. Они уже говорили об этом. Дорис возвращалась домой к отцу, которого она оставила ради новой жизни, едва не превратившейся в смерть. В течение многих месяцев главной составляющей её сознания будет чувство вины, отчасти заслуженное, отчасти — нет. В целом ей просто удивительно повезло, и Дорис ещё не полностью осознала это. Начать с того, что она осталась жива. С её уверенностью и восстановленным чувством собственного достоинства ей может удастся через два или три года продолжить свою жизнь, причём она в такой мере придёт в норму, что никто ничего не заподозрит о её прошлом и не заметит уже сейчас исчезающих шрамов. Восстановленное здоровье изменит эту девушку, вернёт её не только отцу, но и миру реальных людей.

Не исключено, что Дорис станет даже сильнее, чем была раньше, подумала Сара, — если психиатр будет вести её не торопясь, осторожно преодолевая многочисленные, постоянно возникающие в сознании препятствия. Впрочем, у доктора Мишель Брайант была вполне заслуженная звёздная репутация, надеялась она. Для Сары Розен сейчас одной из самых трудных медицинских проблем являлось то, что ей приходилось отпускать пациентку, хотя её работа не была доведена до конца. Правила встречи с наркоманами приучили Сару к тому, что чаще всего подобное лечение остаётся незавершённым. Просто наступает время, когда нужно отпускать пациента, надеясь и веря, что он сам довершит остальное. Пожалуй, это похоже на то, когда ты отпускаешь от себя дочь, выходящую замуж, подумала она. Вообще-то все могло быть гораздо хуже. Судя по телефонному разговору, отец Дорис был хорошим человеком, и Саре не нужен был диплом психиатра, чтобы понять, что сейчас больше чем когда-либо Дорис нуждалась в любви и заботе, чтобы когда-нибудь впоследствии у неё сложились хорошие, прочные отношения с мужчиной, которые продлятся всю жизнь. Но то уже была работа для других людей, Сара понимала это, хотя и не могла унять беспокойство. Каждый врач мог ощущать в себе частицу еврейской матери, а в её случае этого невозможно было избежать.

Питтсбург был расположен в гористой местности. Дорис показывала дорогу, направив её вдоль реки Мононгахела, вверх по склону и затем направо. Внезапно она словно оцепенела, предоставив Сэнди искать номер дома. Вот он. Сара поставила красный «бьюик» на стоянку, и все глубоко вздохнули.

— С тобой всё в порядке? — спросила она у Дорис. В ответ девушка только испуганно кивнула.

— Это твой отец, милая. Он любит тебя.

Через мгновение Сара увидела Реймонда Брауна в котором не было ничего примечательного. Он ждал у двери, должно быть, часами, и он тоже изрядно нервничал, когда спускался по потрескавшимся бетонным ступенькам, держась дрожащей рукой за перила. Мистер Браун открыл дверцу и с неуклюжей галантностью помог Сэнди выйти из машины. Затем он протянул руки внутрь и, хотя старался сохранить самообладание, когда его пальцы коснулись руки Дорис, залился слезами. Выходя из машины, Дорис споткнулась, и отец подхватил её, не дав упасть, и прижал к груди.

— Папочка!

Сэнди О'Тул отвернулась. Не то чтобы её смутило особое выражение чувств, просто ей хотелось оставить их наедине, и взгляд, которым она обменялась с доктором Розен, с лихвой вознаграждал людей их профессии за нелёгкие труды. Сэнди и Сара сжали губы и посмотрели друг на друга влажными глазами.

— Заходи в дом, детка, — произнёс Рей Браун и как маленькую девочку повёл свою дочь по ступенькам, торопясь укрыть её в своём жилище, чтобы защитить от всех бед. Женщины последовали за ними без приглашения.

Гостиная оказалась поразительно темной. Мистер Браун спал днём, и потому закрыл окна темными шторами, забыв поднять их сегодня. Комната была загромождена плетёными ковриками, мягкой мебелью сороковых годов, столиками из красного дерева, покрытыми кружевными салфетками. Повсюду фотографии в рамках. Умершая жена. Погибший сын. И пропавшая дочь — вся семья из четырёх человек. В темной безопасности своего дома отец снова прижал к груди вернувшуюся дочь.

— Милая, — произнёс он, повторяя слова, в которых практиковался много дней. — Забудь то, что я говорил тебе. Я был не прав, я был так не прав!

— Все в порядке, папа. Спасибо, тебе... спасибо за то, что ты позволил мне...

— Дор, ты ведь моя маленькая девочка... — Он мог и не продолжать. Объятия длились больше минуты, и затем она отстранилась, смущённо хихикнув:

— Мне надо сходить.

— Ванная там, где и раньше, — сказал отец, вытирая влажные глаза. Дорис пошла внутрь дома, нашла лестницу и поднялась по ней.

Реймонд Браун повернулся к гостям:

— У меня готов... э-э, готов обед. — Он неловко замолчал. Сейчас не время было для хороших манер или для того, чтобы выбирать слова. — Не знаю, что должен сказать вам.

— Все в порядке, — улыбнулась Сара своей добродушной улыбкой врача, показывая, что отныне все будет хорошо, хотя на самом деле это не было полной правдой. — Вот только нам нужно поговорить. Между прочим, это Сэнди О'Тул. Сэнди — медсестра, и это она потратила столько усилий, чтобы спасти вашу дочь, гораздо больше, чем я.

— Здравствуйте, мистер Браун, — сказала Сэнди, и все обменялись рукопожатиями.

— Видите ли, мистер Браун, вашей дочери все ещё нужна медицинская помощь, — заметила доктор Розен. — Ей пришлось пережить немало ужасного. Вы готовы к разговору?

— Да, мам, Прошу вас, садитесь. Может быть, вам что-нибудь принести? — спохватился он.

— Я договорилась относительно вашей дочери с врачом в Питтсбурге. Ее зовут Мишель Брайант. Она психиатр...

— Вы хотите сказать, что Дорис... больна?

Сара покачала головой.

— Нет, не то чтобы больна. Но ей пришлось многое пережить, и внимание со стороны хорошего специалиста поможет ей выздороветь гораздо быстрее. Вы меня понимаете?

— Док, я сделаю все, что вы мне скажете. Компания предоставит мне полную медицинскую страховку, которая может понадобиться.

— Не беспокойтесь об этом. Мишель займётся вашей дочерью в качестве профессиональной услуги. Вам придётся сопровождать Дорис. Постарайтесь понять меня, очень важно, чтобы вам все было ясно, мистер Браун. Дорис прошла через ужасные муки, поистине ужасные. Ей станет лучше — она полностью выздоровеет, но вам тоже понадобится приложить усилия. Мишель объяснит все это гораздо лучше меня. Но я должна предупредить вас, мистер Браун: какие бы страшные вещи вы ни узнали, вы должны...

— Док, — мягко прервал её мужчина, — это моя маленькая дочурка, и я не собираюсь снова запутать все... и потерять её. Она — все, что у меня осталось. Да я лучше умру, чем...

— Мистер Браун, именно это мы и хотели услышать от вас.

Келли проснулся в час ночи по местному времени. Большая порция виски, выпитая им ранее, к счастью, не привела к похмелью. Наоборот, он чувствовал себя необычайно бодрым и отдохнувшим. Лёгкое покачивание корабля успокоило его тело во время дневного (ночного) отдыха, и, лёжа в темноте отведённой ему офицерской каюты, он слышал потрескивание стали при повороте судна, когда «Огден» повернул влево. Келли прошёл в душевую и включил холодную воду, чтобы окончательно проснуться. Через десять минут он был одет и готов к выходу. Наступило время для осмотра корабля.

Военные суда никогда не спят. Несмотря на то, что большинство работ проводится в дневное время, неизменный цикл вахт, которые несут на флоте, означал постоянное движение людей внутри корабля. Не меньше ста человек из корабельной команды находились на своих постах в любое время суток, и ещё многие другие ходили по тускло освещённым коридорам, выполняя свои обязанности по техническому обслуживанию корабельного оборудования. Остальные отдыхали в кают-компании, читали или писали письма.

Келли был в полосатой робе. На груди красовалась табличка, гласившая просто: «Кларк», без указания звания или должности. В глазах экипажа это делало «мистера Кларка» штатским, и уже кое-кто перешёптывался по поводу того, что он — сотрудник ЦРУ, но шёпот, часто сопровождавшийся вполне естественными шутками о Джеймсе Бонде, затихал при виде Келли. Матросы уступали ему дорогу при встречах в коридоре, приветствуя его почтительными кивками, на которые он приветливо отвечал, внутренне усмехаясь от того, что ему присвоили статус офицера. Несмотря на то, что только капитан и его помощник знали о предстоящей операции, матросы тоже не были такими уж простаками. Никто не посылает корабль из Сан-Диего через весь океан только для того, чтобы обеспечить поддержку неполному взводу морских пехотинцев, — если только на то нет весьма веской причины, — а группа крутых парней, высадившихся на борт корабля, выглядела настолько угрожающе, что даже герой фильмов о «зелёных беретах» Джон Уэйн с почтением уступил бы им дорогу.

Келли отыскал полётную палубу. Там беседовали трое матросов. «Конни» все ещё виднелся на горизонте, и с его палуб по-прежнему взлетали самолёты, мигающие огни которых вырисовывались на фоне звёздного неба. Через несколько минут глаза Келли адаптировались к темноте. В нескольких тысячах ярдов он увидел эскадренные миноносцы боевого охранения. Высоко над «Огденом» под шум электрических моторов вращались радиолокационные антенны, но его заглушал непрерывный плеск воды, рассекаемой стальным корпусом корабля.

— Господи, как красиво-то, — произнёс он вполголоса. Келли повернулся и снова вошёл в корабельную надстройку. Там он поднимался и опускался по многочисленным трапам, пока не отыскал центр сбора и обработки боевых данных. В центре сидел капитан первого ранга Фрэнкс, бодрствующий, как часто бодрствуют многие командиры кораблей во время перехода.

— Ну как, чувствуете себя лучше? — спросил капитан.

— Да, сэр. — Келли посмотрел на экран радиолокатора, сосчитал корабли тактической группы, составляющей ТФ-77. На всех кораблях работали радары — у Северного Вьетнама имеются военно-воздушные силы, и всегда они могут попытаться совершить какую-то глупость.

— А где русский корабль электронной разведки?

— Наш русский друг? Вот он. — Капитан Фрэнкс постучал пальцем по главному экрану. — Занимается тем же, чем и мы. Сотрудники нашей электронной разведки получили возможность поразвлечься. Обычно они выходят в море на небольших судах. Мы для них что-то вроде «Куин Мэри».

— Да, у вас очень большой корабль, — согласился Келли. — И он кажется совсем пустым.

— Верно. Ну что ж, по крайней мере, не приходится беспокоиться о ссорах между моими парнями и морскими пехотинцами. Хотите посмотреть на карты? У меня вся пачка заперта в каюте.

— Хорошая мысль, капитан. Вы не могли бы распорядиться, чтобы приготовили кофе?

Походная каюта командира корабля была достаточно комфортабельной. Стюард принёс кофе и завтрак. Келли развернул карту и снова посмотрел на реку, вдоль которой вверх по течению ему скоро придётся плыть.

— Широкая и глубокая, — заметил Фрэнкс.

— Достаточно для моих целей, — кивнул Келли, прожёвывая гренку. — Цель находится вот здесь.

— Да, лучше уж вы, чем я, мой друг. — Капитан достал из кармана измерительный циркуль и измерил расстояние.

— Вы давно плаваете на таких кораблях?

— На крокодильем флоте? — Фрэнкс рассмеялся. — Мне дали пинка под зад и выпустили из Аннаполиса после двух с половиной лет ускоренного обучения — не забудьте, шла война. Я хотел служить на эсминцах, а меня послали на первый десантный корабль. Представляете, новоиспечённый младший лейтенант — помощник командира, а? Сначала была высадка в Пелу. Во время операции по захвату Окинавы я уже командовал судном. Затем Инчон, Вонсан, Ливан. Я обдирал краску с днищ своих кораблей у множества берегов. Вы считаете..? — спросил он, поднимая голову и глядя на Келли.

— Мы прибыли сюда, капитан, не для того, чтобы потерпеть неудачу. — Келли уже запомнил каждый поворот реки и все-таки продолжал смотреть на карту, являющуюся точной копией той, которую он изучал в Куантико, пытаясь обнаружить что-нибудь новое и не находя ничего. И все-таки он не сводил с нее глаз.

— Вы отправляетесь в одиночку? Придется плыть долго, мистер Кларк, — заметил Фрэнкс.

— У меня будет помощь, и мне не придётся возвращаться обратно вплавь, верно?

— Да, пожалуй. Будет очень хорошо, если удастся спасти оттуда наших парней.

— Да, сэр.