Бояринъ из куна-чакры

Глава 7

-=-=-=-

Спалось неплохо. Организм Роя Збарского наконец осознал все преимущества ночевок рядом с холодильником и расслабился. А когда расслабленный, любая банкетка кажется периной. Нет, не периной, кто вообще на них спал? Лечебным гидроложем с подогревом, вот чем она кажется изнеженному потомку неизвестно кого. Так что я славно выспался.

А рано утром пришла Вера. В коротюсеньком домашнем халатике. Со своей короткой прической, нежной шеей и огромными серыми глазами больше похожая на девочку-подростка, чем на зрелую женщину. Ага. На девочку со стройными балетными ножками и вот такенными соблазнительными бедрами. Уж про грудь и не говорю. И тем более не пялюсь.

Я Мужественно закрываю глаза и отворачиваюсь. Такое зрелище не для пятнадцатилетних сопляков, не готов я еще, не окончательно обуздал тело.

— Ты же умер? — озадаченно говорит женщина.

Вот это заявочка! Я аж подскочил на банкетке из положения лежа в положение «завис в воздухе».

— Ты умер, — утвердительно повторяет она. — Маячок погас, как при насильственной смерти. И клятва сработала. Потом… я не теряла сознания, просто… ничего не могла сделать. И ты… это был ты?

Филолог во мне тут же пробуждается и решает подать голос. Свой пакостный занудный голос. Впрочем, у филологов они все такие занудные, специфика образования.

— Я не был. Я есть. Глагол «быть» в настоящем времени, так правильно.

— Живой, — соглашается она, подходит и садится рядом на банкетку.

Я непроизвольно шарахаюсь от нее, как от ядовитой змеи. Не могла она сесть напротив, а⁈

— У тебя глаза стали нормальные, — задумчиво отмечает она.

Я только кривлюсь недовольно. Глаза да, нормальные. Стали. Всего проблем — нормализовать внутричерепное давление. Организм, можно сказать, сам справился. Да, так Вере и скажу. А вот что делать с челюстью? Это же кость! Ну, допустим, с челюстью не так уж безнадежно — а череп⁈ Вообще — что это за голова? Гипертрофированная сверху, атрофированная снизу! Это у какого клана такая дебильная наследственность?

— Ты почему живой? — настойчиво спрашивает она, и я понимаю — не отстанет.

— А почему я должен умереть? — делаю вялую попытку отбрехаться. — Пятнадцать лет, только начал жить…

— Потому что маячок погас! Рой, не морочь мне голову! Почему ты живой⁈ Девочки сказали — в тебя стрелял киллер!

— Мазила твой киллер. Что, не могло быть так, что маячок с испугу раз — и сломался?

— Не могло! — сердито говорит женщина. — Маячки завязываются на жизнь!

Я уныло призадумываюсь. Допустим, не на жизнь завязывается маячок, а на сердцебиение, но… эта поправка женщину успокоит? Что-то мне кажется — только взбесит. И ведь не отвяжется.

— А вот… из-за выплеска наследственных способностей?

— Рой Збарский! — строго говорит женщина, и глаза ее заметно холодеют. — Если б ты учился в магической академии, то знал бы, что существует класс неснимаемых магических конструкций! Неснимаемых — это значит, что снять в принципе невозможно! Клятвы и родовые маячки относятся именно к классу неснимаемых!

Не, я мог бы, конечно, пойти в глухой отказ. Ничего не знаю, и точка, разбирайтесь сами, вы взрослые. Но дело в том, что я — знаю, а Вера это видит. Спрятать мудрую бессмертную сущность под личиной имбецила полностью невозможно, не влазит она в маску. А обманывать женщину нагло в глаза я не могу, она — единственное, что у меня есть. Она и сестрички. Эх, ну разве это жизнь⁈

— Обмен? — с невинной улыбочкой предлагаю я. — Ты рассказываешь, откуда я взялся в твоей жизни, такой загадочный. Я ответно рассказываю, почему так загадочно жив.

Я думал… нет, я был убежден, что она сдаст назад! Дурак, вот и думал. Особенность дурацкого мышления как раз в том, что если что-то пришло в больную головенку, то остальное уже не рассматривается. Первая мысль всегда гениальная, что-то вроде того. То, что упорное молчание женщины вызвано магическими обстоятельствами, в мой гениальный ум сразу не постучалось, ну и все. А я ж лично ей поломал все магические блоки. А потом еще сжег и пепел вымел. У бывшей фрейлины теперь вообще никаких магических ограничений нет! Но не, об этом я, мыслитель, не подумал.

Так что Вера бросает на меня испытующий взгляд, прикидывает себе что-то… и соглашается:

— Договорились. Мое признание на твое. Значит, откуда взялся в моей жизни Рой Збарский. Тебя принес в одну ненастную ночь очень достойный, облеченный доверием сильных мира сего мужчина. Ему грозила смертельная опасность, и так получилось, что больше не к кому было обратиться за помощью, кроме как к одной юной, беззаветно преданной младоимператорскому дому фрейлине. Хлестал дождь, ты был мокрый и посиневший от холода. Сердце мое дрогнуло от жалости, и я принесла смертную клятву за сохранность твоей жизни. А этот мужчина поцеловал меня жарко на прощание и ушел навсегда во мглу. Его убили в ту ночь. Всё. Твое слово, Рой.

Я только головой покачал. Этого я тоже не предусмотрел. Фрейлина, даже лишенная всех магических способностей, все равно остается фрейлиной. Умение говорить, не сказав ничего по существу, осталось при ней. Но красиво, красиво!

Размышляю. Значит, достойный мужчина? Облеченный доверием? Надо полагать, кто-то из охраны. Скорее всего, капитан младоимператорской лейб-гвардии, их специально подбирали писаных красавцев. Ну а то, что он был любовником одной юной фрейлины, само собой разумеется, иначе бы не притащил младенца на ночь глядя. И не к юной глупенькой фрейлине он принес ребенка, а к той, которой впоследствии доверили на хранение архив младоимператорского двора. Может, и была тогда Вера юной, но точно не простой фрейлиной, а чьим-то доверенным лицом. Но ей, такой доверенной, он тем не менее не сказал, кто ребенок. Ну-ну. Это как? На, мол, воспитывай и не спрашивай, тебя не касается? А ей типа было неинтересно? Ха-ха три раза.

Вопрос: Вера в курсе, что умолчания иногда несут больше информации, чем признания? Главное — правильно интерпретировать. Есть риск огромной ошибки, но если попадешь в точку, и открытия бывают огромными! Спасибо, Вера, я теперь представляю, в каком направлении искать. Ну а на твои формулы умолчания у меня найдутся свои пакостные интегралы! Мозги морочить, знаете ли, не только фрейлины умеют.

— Мое слово таково. Триста лет назад в нашем мире появилась магия.

Я мечтательно улыбаюсь и замолкаю. Надо полагать, вид у меня при этом — дебильней некуда.

— Рой, этого недостаточно!

— Она появилась сразу, но только в одном месте — на Карибах, — невозмутимо продолжаю я.

Женщина молчит и настороженно ждет, что последует дальше.

— Она появилась сразу, в одном месте и только у высокообразованных и, следовательно, обеспеченных представителей человеческой цивилизации, — уточняю я. — В основном у богатых туристов. Таким образом, первыми магами на Земле стали те, кто триста лет назад проводил свой отдых на белоснежных пляжах Карибского моря. И твой предок, Вера, тоже там отметился. Это — правило без исключений. Богатые туристы, имевшие достаточно средств, чтоб слететься со всего мира на Карибы, получили тогда еще больше могущества и власти и с тех пор правят миром. Это — правда.

Я снова замолкаю.

— Рой! — не выдерживает Вера. — Появление магии рассказывают в дошкольной группе! Молодец, что запомнил! При чем тут твоя история с маячком⁈

— Это — правда, — хмуро дополняю я. — Но не вся.

И женщина снова замолкает. Она молчит, и я молчу, но на этот раз она сцепила зубы и набралась терпения. Поняла, что мщу? Тогда она умница-разумница.

— Только между нами, — тихо говорю я. — Тогда на Карибах появились две магии. Одна — у богатых туристов. Другая — совсем наоборот, у… неважно. Но они враждебны, эти магии. И носителям более слабой пришлось скрываться. Киллер… самый первый киллер — он как раз был ее носителем. И… я не убежал тогда. Рой Збарский и бег — несовместимые понятия, да?

Вера судорожно вздыхает, но молчит. Ай умница, всегда бы так.

— Он что-то сделал со мной, — продолжаю я трагическим голосом. — И теперь я Рой. И не Рой. И для меня, другого Роя, маячок — мелкий пустяк. Магии конфликтуют, и все дела. Ам — и нет маячка.

— Мелкий врунишка! — облегченно вздыхает Вера. — Насмотрелся сериалов! Так и треснула бы! Но поймал, я чуть не поверила!

И она неожиданно улыбается. А я в этот момент понимаю, что в эту женщину наверняка влюблялись великие люди. Такой огонь веселья, лукавства и мягкой смешинки в глазах! Так и тянет подхватить на руки и тискать, тискать!

— Нет никаких двух магий, глупости говоришь, — бормочет она уже с серьезным видом. — Это же магия, не породы собачек! Но…да, ты остался прежним. Особенно когда не контролируешь чувства и таращишься на меня телячьими глазами…

Она спохватывается и прикусывает болтливый язычок. И смотрит остро, пропустил ли мимо ушей ее оговорочку. Но я, разумеется, все заметил и ничего не пропустил. Получается, она мало того что в курсе отношения юного говнюка к ней, так еще и умело разогревает и поддерживает на постоянном уровне его гормональные мечты! Ей, понимаете, так удобней! М-да. Фрейлины, они такие затейницы.

— А с другой стороны, ты очень сильно изменился, — продолжает она, успокоенная моим дурковатым видом. — Как будто сразу стал взрослым. Самостоятельным. Это пугает, Рой.

— Выплеск наследственных умений? — предлагаю я.

Она нерешительно теребит край халатика, и мне стоит огромных усилий отвести взгляд. Ведь специально же, специально!

— Других объяснений нет, — наконец соглашается Вер. — Но… маячок?

Я изображаю глубокую задумчивость. На самом деле мысль пришла ко мне еще минуту назад, но хочется драматизировать. У этого говнюка, похоже, имелись неплохие актерские способности. Так странно. Имбецил — и способности. Такое только у клановых получается.

— Это не могла быть клиническая смерть? Потерял от страха сознание, на полминуты остановилось сердце, маячок, это… самоликвидировался? Как-то же он прекращает работу у умерших?

— А ты терял сознание? — с надеждой спрашивает Вера.

Мне ее жалко. Женщина из последних сил цепляется за привычную картину мира. Когда она сама уже не человек.

— Терял. И не один раз. С моим телосложением это неизбежно, сама понимаешь. Не могла меня заставить хотя бы отжиматься?

— Тебя заставишь! — с привычным раздражением тут же реагирует она. — Отбивался, как будто проклял кто! Учиться — нет, тренироваться — нет, домашними делами заниматься — тоже нет! Только бродяжить да воровать у сестер на пиво!

— Кстати, насчет воровать. Не помню, где я взял сумму на коррекцию ребер. Где, у кого и зачем? Не просветишь? Сумма-то немалая.

— Это еще твои родители сделали, тоже дебилы не из последних… — недовольно бормочет Вера и осекается. А я понимаю, почему сегодня утро откровений. Магических блоков больше нет, сгорели. Вместе с магическими закладками, запретами и ограничениями. И теперь Вере надо самой следить за язычком. А она отвыкла за столько лет. Это, кстати, слабость всех клановых. Магия их развратила и обленила.

— Рой, — неловко бормочет Вера. — Не дави. Я давала обещание молчать.

Об этом я, кстати, не подумал. Кроме магических клятв, есть же и самые обычные, общечеловеческие. Ничем не обеспеченные, кроме совести, но смотри какие крепкие!

Я согласно киваю. Не хочет говорить — не надо. Сам разберусь. Сестрички наверняка уже добыли нужные тома «Вестника». Дел на полчаса. Ладно, на два.

— И если пошел разговор о суммах, скажи-ка, дружочек — откуда у тебя снова деньги? — переходит в нападение женщина. — Откуда у тебя снова такие огромные деньги⁈

— Честно? — уточняю я.

Женщина колеблется. Странно, но честность людей изрядно пугает.

— Да!

— Украл.

— Рой, что ты такое говоришь⁈ Нельзя воровать!

— А на что нам жить?

— Я не возьму ворованное!

И ложка со звоном летит в стену. Вера вскакивает и восхитительно сверкает глазами. Ах, хороша, чертовка! Я услужливо пододвигаю к ней тарелку, предварительно убрав бутерброд. И смотрю выжидательно.

— Рой, она же разобьется…

Пожимаю плечами и меняю тарелку на ложку. Вера с досадой швыряет ее в стену и фыркает. А я улыбаюсь, как конченый дебил.

— И не смешно!

Она вдруг замирает. Недоуменно хмурится. Понятно. Слегка растрепалась, по привычке обратилась к косметическим навыкам — а нетути их. Конфликт магий, такие дела. Сгорели.

— Рой…

— Ты спрашивала меня, почему исчез маячок, — внушительно замечаю я. — Ты не о том спрашивала. Надо было спросить: почему жива ты сама?

Я сбиваюсь со зловещего тона. Безупречному вкусу филолога не нравится обилие «тыканий». Но сказанного не вернуть. Хоть заранее речи пиши.

— Короче, чтоб спасти от необдуманной клятвы одну прелестную фрейлину младоимператорского двора, пришлось ей сжечь все магические блоки, — вздыхаю я обычным голосом. — Так что, Вера, поздравляю с простолюдинкой. Считай за новое рождение. Ты рада?

Она не рада. Она настолько не рада, что резко бледнеет, шатается… и я еле успеваю вскочить на ноги, чтоб подхватить падающее тело. Виском на угол стола, между прочим, падающее.

И вот оно, свершилось счастье идиота! Я наконец держу на руках предмет его вожделений и могу делать с ней что хочу! Она же все равно без сознания. А раз без сознания, то и нет речи насчет «противу ее воли». Какая воля, ежели она еле дышит? Еле дышит — с одной стороны, и практически не одета — с другой? Что с того халатика, ничего он особо не прикрывает!

Однако тяжел он, предмет воздыханий. Ноги длинные, цепляются за все подряд, задница выскальзывает из рук, голова безвольно мотается и страшно отвлекает… Могла б и повоздушней иметь сложение!

Кое-как разворачиваюсь, с треском в спине сгружаю комплект женских прелестей на банкетку. Рука женщины безвольно соскальзывает к полу, поднимаю — снова соскальзывает. Да и ладно, так даже красивее. Распрямляюсь, оборачиваюсь… и обнаруживаю в дверях кухни две сероглазые мордашки, с огромным изумлением взирающие на мои манипуляции с телом. Принесла нелегкая с утра двух сестричек на кухню пожрать, а тут вона чо.

Жанна раскрывает рот, но мне не до ее вопросов. Потому что в этот момент на меня снова «уставились». И кто это такой любопытный заглядывает с утра пораньше в окно кухни, не киллер ли? А я тебя заждался. Ты где, дорогой? Или — дорогая? Что-то в походке вчерашнего «старичка» было странноватое…

Невежливо отпихиваю сестричек обратно в коридор, бросаю всеобъясняющее слово «стрелок!» и выметываюсь из квартиры. Лишь бы он не ушел! А так удобно получается с утра решить одну из проблем, и живи спокойно целый день!

Когда я возвращаюсь, умиротворенный результатом охоты, сестрички все еще жмутся в коридоре. И даже не выглядывают на кухню. Ай да умницы, далеко пойдут, если полиция не остановит. Разрешающе машу рукой, и они сразу бросаются к маме. Вера слабо сопротивляется, мол, все нормально, сейчас полежит немножко и сядет сама.

— Рой, что это? — охает за моей спиной Жанна.

— Одни ти-фоны! — ворчу я недовольно. — С этих убийц никакого прибытку! Порядочные киллеры всегда держат в карманах наличку! Дилетанты. Хоть лавочку по продаже средств связи открывай…

Передо мной на кухонном столе четыре ти-фона. Один позорный, «персиковой» серии с треснувшим экраном, я брезгливо отодвигаю пальцем в сторону. И на его место выкладываю только что добытый. Вот это — вещь. Настоящий «платинум». Вот только…

— Какая прелесть! — шепчет Жанна. — С камушками!

— Педераст потому что! — бурчу я. — Киллеры — все педерасты. А этот особенно.

И пододвигаю разукрашенный ти-фон к Жанне. Это для мужчины он педерастический, а девчонкам самое то. Колледж в обморок грохнется.

— Опять Жучка опередила! — возмущается Хелена. — А мне⁈ Одни черные остались, так нечестно!

— Не черные, а серии «обсидиан»! — внушительно поправляю я. — Особо прочные, с неубиваемой электронкой, под водой работают! И, кажется, у вон того два дополнительных блока питания и один — памяти.

— Согласна!

— Девочки, что вы делаете? — подает слабый голос Вера.

— Награбленное делим! — радостно орет Жанна.

— Жанна, что ты такое говоришь⁈

В ушах звенит от негодующего вопля, но я улыбаюсь. Зато сразу видно, что Вера пришла в себя.