Бумажный Тигр (III. Власть)

Глава 14

Лэйд прикрыл глаза и позволил себе четверть минуты сидеть неподвижно, наслаждаясь блаженным бездействием. Не отдых — просто попытка притушить мельтешащие под веками жёлтые и синие звёзды. Отдыха он не знал давно, очень давно.

Несколько часов? Быть может, пять или шесть, прикинул он, есть судить по чувству голода и усталости — они вполне функционировали даже в мире, лишённом времени.

Пальцы немилосердно саднили, суставы набухли пульсирующей болью, глаза жгло запорошившей их бумажной пылью. Четверть минуты, приказал себе Лэйд, сам отсчитывая секунды. Не больше.

Он не знал, в каких величинах измеряется время в этом мире и измеряется ли оно вообще, но не уставал себе твердить, что его запас ограничен. В любой момент сила, забавлявшаяся их беспомощностью, может сделаться из наблюдателя палачом — и тогда храни Господь всех несчастных, что угодили ей в лапы.

Она может превратить их всех в оловянных солдатиков, если подобное придёт ей в голову. В цукаты. В высохшие незабудки. Воображение демонов устроено совершенно непредсказуемым образом и никогда не сулит ничего хорошего. А значит…

Надо работать.

Не обращать внимания на распухшие суставы, на слезящиеся глаза, на кровоточащие мозоли, испещрившие обе ладони. Он должен нащупать, должен понять, должен…

— Великий Боже! Что здесь стряслось?

Лэйд даже не вздрогнул от неожиданности — не хватило сил.

Четверть минуты, Чабб. И они уже истекают. Лучше бы тебе не расслабляться, старый бездельник.

— Извините за беспорядок, — пробормотал он, — Догадываюсь, как это выглядит, но, верите вы или нет, это часть моей работы.

— Работы? Признаться, я сперва подумал, что здесь поработало землетрясение. Мог Бог! Что я вижу? Это арифмометр?

— То, что от него осталось, — подтвердил Лэйд, — И уж поверьте мне, работёнка была непростая. У этих новомодных арифмометров прочнейший корпус, точно у несгораемых шкафов. А уж винтов… По правде сказать, я поломал половину ногтей, но потом додумался использовать нож для бумаг — и дело сразу пошло быстрее…

В конце концов он вынужден был открыть глаза. Блаженные секунды отдыха истекли, а значит, надо было продолжать работу. Изматывающую, кажущуюся бесконечной и почти наверняка тщетную. Но он ещё не дошёл до той степени отчаянья, когда в этом позволительно признаться даже себе самому.

Лейтон со скорбным выражением лица разглядывал изувеченный корпус арифмометра.

— Это арифмометр Однера[186]! — сообщил он, — Четвёртой модели. Новейший российский образец. Как сейчас помню, мы заплатили за него шестьдесят пять фунтов.

— Боюсь, его цена не так давно снизилась, — пробормотал Лэйд, — Потому что сейчас он стоит не больше шести пенсов — и то, только если вам удастся найти достаточно сговорчивого часовщика, чтобы он купил у вас все эти шестерни.

Лейтон не ответил — он растерянно разглядывал следы учинённого Лэйдом беспорядка и, кажется, зрелище это впечатлило его в достаточной мере, чтобы он забыл о цели своего прихода.

Картина и верно была вдохновляющей, что-то среднее между батальными полотнами Кэмпиона[187], жутковатыми библейскими иллюстрациями и газетными фотографиями из рубрики криминальной хроники.

Изувеченная мебель лежала грудами с переломанными ногами и напоминала огромное лошадиное кладбище. Вспоротые кушетки выглядели мёртвыми китами, выброшенными на мелководье и обнажившими пружинно-войлочные внутренности. Изрезанные ножом стены в лохмотьях обоев придавали кабинету вид разграбленного склепа.

Зрелище и в самом деле было плачевным, Лэйд готов был с этим всецело согласиться. Его стараниями уютный и ухоженный кабинет, один из многих других на этом этаже, превратился из превосходного образчика конторского уюта в сущие руины. Нечто подобное, пожалуй, могли оставить после себя монголы-завоеватели или шумная компания джентльменов под предводительством сэра Свена Вилобородого[188], прибывшая в Лондон с экскурсией чтобы осмотреть остатки Римской стены[189] и выпить по пинте горького светлого за здоровье его величества Этельреда Второго[190].

Это была тяжёлая, выматывающая работа.

Встречавшиеся ему на столах хрустальные пресс-папье он безжалостно разбивал о стену, кропотливо исследуя осколки. Та же участь ждала цветочные горшки и кашпо. Картины неизвестных ему художников безжалостно выдирал из рам, а сами рамы с хрустом ломал на части. Арифмометр Однера, о котором беспокоился Лейтон и который сам по себе стоил шестьдесят пять фунтов, после встречи с ним превратился в россыпь медных шестерён и шнеков. Тяжёлая, изматывающая работа, от которой быстро выдыхаешься. Ещё утомительнее, чем возиться со свечами и маслом…

Да и с мебелью порой приходилось непросто. Выглядевшая легковесной, непрочной, она отчаянно сопротивлялась его усилиям. Он посадил себе чёртову кучу заноз и в придачу едва не сломал палец, прежде чем разжился кое-каким инструментом, и дело сразу пошло быстрее.

Замешательство на лице Лейтона не было наигранным, он явно пребывал в смущённых чувствах, и было отчего. Его, человека с тонким, почти художественным воспитанием и вкусом, картина подобного варварского разрушения должна была привести в ужас и наверняка привела, но он сохранил достаточно власти над своими манерами, чтобы превратить гримасу изумления в сдержанную усмешку.

— Мне и самому не нравилась эта мебель, признаться. Но, скажите на милость, чем вам не угодили обои?

— Этот орнамент вышел из моды, — буркнул Лэйд, отдуваясь, — На вашем месте я бы почаще читал «Женскую сокровищницу[191]», раздел «Декор для дома». И да, не стоит переживать из-за обоев. С учётом того, сколько лет дому, уверен, они были насквозь пропитаны ядовитой «зеленью Шееле»[192]. Никто из сотрудников, часом, не мучился мигренью и удушьем?..

— Только мистер Кольридж — в те дни, когда оплачивал счета за ремонт.

Лэйд отряхнул рукава пиджака, малодушно оттягивая момент, когда придётся возвращаться к работе. Перепачканные пылью, алебастром и древесными опилками, они выглядели так плачевно, как не выглядели даже после дня работы в лавке. Сэнди будет в ужасе, когда он вернётся домой.

Если вернётся, тихо шепнул в левое ухо ледяной голос Полуночной Суки. Если вернётся, дорогой мой самоуверенный Чабб…

Лэйд похлопал себя по левому уху, делая вид, будто пытается вытрясти пыль. Надо думать, половина Миддлдэка будет в ужасе, если «Бакалейные товары Лайвстоуна и Торпа» не откроют утром двери, как делали это на протяжении предыдущих двадцати пяти лет ровно в восемь утра. В Миддлдэке силён уклад традиций, любые перемены там неизбежно вызывают беспокойство и лавину слухов.

Исчезновение Лэйда Лайвстоуна определённо породит массу пересудов, многие из которых ему, пожалуй, не доставило бы удовольствия услышать лично. Наверняка будут судачить о том, что старый добрый Чабб тёмной ночью бежал с острова, прихватив ящик с монетами — спасался не то от карточных долгов, не то от мести высокопоставленного джентльмена из Олд-Донована, молодую супругу которого чересчур радушно привечал в своей лавке, причём по большей части по ночам.

Миддлдэк любит пересуды. Найдутся и такие, кто в ответ на все расспросы будут многозначительно поднимать палец вверх и говорить лишь одно слово, обычно отбивающее всякое желание продолжать всякий спор, как ведро воды, вылитое в камин: «Канцер!». Никто, конечно, ничего не хочет утверждать, но знаете, джентльмены, по городу ходит слушок, будто Лэйд Лайвстоун, наш почтенный лавочник и один из столпов, на котором держится Хукахука, занимался тайком кроссарианскими делишками! Так что не исключено, господа, не исключено…

Хейвудский Трест, конечно, на долгое время будет сбит с толку и едва не парализован, лишившись одного из своих бессменных патриархов. Можно не сомневаться, что Лорри О’Тун не успокоится, пока не проверит все отходящие корабли и опиумные притоны, но, конечно, безрезультатно. Доктор Фарлоу обойдёт больницы и госпитали. Обескураженный Скар Торвальдсон предпримет настоящую спасательную экспедицию по всем закоулкам острова, бесстрашно беря штурмом даже заведения с самой дрянной репутацией в гуще Скрэпси. Маккензи объявит награду за информацию о его местонахождении, живого или мёртвого. Тоже тщетно. То место, в котором ныне располагается мистер Лайвстоун, настолько удалено от привычной им реальности, что ни одна ищейка не возьмёт его след.

Что уж там, даже если в Новый Бангор собственной персоной прибудет прославленный мистер Бальзамелло с его чудесным аппаратом «Палла Наутика»[193], способным погружаться в морские пучины на умопомрачительную глубину в пятьсот сорок футов[194], даже там не отыщется ни одного следа пребывания мистера Лэйда Лайвстоуна.

В конце концов с его исчезновением все смирятся. Мерзавец Маккензи через месяц будет утверждать, будто до него дошёл слух от одного египетского моряка, будто мистер Лайвстоун ныне обретается в городе Подгорица, что в Черногории, где сделался турецким пашой и содержит гостиницу «Восторг Юпитера». Старый Диоген какое-то время ещё будет кряхтеть, с потерянным видом бродя по лавке и не находя себе применения, но рано или поздно свыкнется и он. Миддлдэк — не бурное море, скорее, сонный пруд, если по его поверхности и пройдёт изредка волна, уже очень скоро рябь на его поверхности уляжется и он вернётся к своему привычному существованию, сонному и безмятежному. Просто уже без Лэйда Лайвстоуна.

Может, только Сэнди и будет время от времени вспоминать его. Сделавшись хозяйкой лавки, она изредка — может, раз в год — беседуя с кем-то о ценах на крахмал, будет открывать тайком на коленях книгу, и это будет не «Морской волчонок»[195] или «Маленький дикарь»[196], а какой-нибудь из старых гроссбухов, исписанный неряшливым почерком старины Чабба…

Лэйд ощутил, как сердце, сделавшееся твёрдым и сухим, точно засахарившаяся вишня, ёрзает на своём месте. Если кого и жаль, так это Сэнди. Сколько жутких мыслей, сколько страшных предположений и отвратительных страхов придёт в её хорошенькую головку, пользуясь крыльями не знающей удержу фантазии — не хочется и думать. Какое-то время она, наверно, вовсе не будет выходить из лавки, обосновавшись там, как офицер на дежурном посту, вздрагивая всякий раз, когда зазвонит колокольчик над дверью…

Я вернусь, пообещал ей мысленно Лэйд. Вернусь во что бы то ни стало. Даже если мне придётся переплыть океан из пепла и голыми руками разорвать пасть демону.

Пока он пребывал в задумчивости, Лейтон разглядывал живописную картину учинённых им разрушений.

— Ищете тайник, мистер Лайвстоун? — осведомился он, — Если так, это напрасная трата времени. Мне знаком каждый квадратный дюйм в этих кабинетах, и тайников здесь нет. Вся наличность хранится в сейфе у мистера Розенберга, а платёжные документы и векселя — в несгораемых шкафах.

Лэйд украдкой вздохнул. Работать в одиночестве было не в пример удобнее.

На счёт этого ему в последнее время не приходилось беспокоиться. Едва он, закончив планомерный разгром в одной комнате, переходил в другую, как та мгновенно оказывалась пуста — все её обитатели мгновенно устремлялись прочь с поспешностью вспугнутых акулой рыбёшек. Не потому, что им тяжело было смотреть на учиняемый в их кабинетах разгром, напомнил себе Лэйд. Не потому, что они, подобно Лейтону, вспоминали о цене сокрушённой мебели и сорванных обоев.

А потому, что знали.

Этот человек, похожий на благообразного джентльмена в почтенном возрасте, умеет разговаривать с демонами. Он бродит по зданию, ничего не видя, точно слепой, и бормочет себе под нос слова, которых нет в человеческом языке. Он чертит на полу и стенах фигуры, при одном взгляде на которые возникает желание сплюнуть, и бессмысленно смотрит в них, невесть что выискивая. И пусть у него нет рогов, пусть в его глазах не плещется адский огонь, лучше держаться от него подальше, и уж точно не мешать ему, чем бы он ни занимался.

Демонолог. Колдун. Чернокнижник.

Лэйд более не ощущал себя уважаемым торговцем шерстью. Никто больше не пытался угостить его сигаретой, никогда не лез с расспросами. Стоило ему, тяжело ступая, появиться в коридоре, как служащие бросались прочь, не удосужившись даже изобразить появление внезапных важных дел — точно увидели призрак отца Гамлета, инспектирующий свою новую штаб-квартиру.

— Вы угадали, — подтвердил Лэйд, щёлкая суставами многострадальных пальцев, — Я в самом деле ищу тайник. Не совсем тот, который вам представляется. Меня интересуют не деньги и не ценные бумаги. Кое-что… другое.

Лейтон приподнял бровь.

— Другое какого рода?

Лэйд провёл рукой по недавно освежёванной стене, смахивая с неё облака штукатурки, так бережно, будто та была возлюбленной, покрытой неоправданно толстым слоем пудры.

— Если бы я знал, моя работа стала бы чуть-чуть проще. Но дело в том, что я сам не знаю наверняка. Я ищу знаки.

— Знаки, мистер Лайвстоун?..

— Да. Знаки, — Лэйд изобразил пальцами что-то вроде жука, разведя пальцы на дюйм, — Любые странные отметки. Некоторые из них могут показаться неумелыми, нарисованными детской рукой. Другие вызывают у человека неподотчётное беспокойство, иногда даже резь в глазах. Третьи… А, неважно. Я просто ищу знаки. Вам, случайно, не встречалось ничего подобного?

Лейтон задумался.

— Нет. Пожалуй, что нет.

— Может, фигурки из дерева или проволоки? Приколотые цветки растений? Мёртвые насекомые?

Лейтон поджал губы.

— Сомневаюсь.

Человек безукоризненных манер, он, кажется, был единственным в здании, кто сумел привести в порядок волосы и костюм, мало того, имел на щеках свежие следы пудры.

Какую игру ведёт он и по каким правилам собирается играть? Желает ли он примкнуть к чьей-то партии или намеревается создать собственную? Является ли угрозой для Лэйда или, напротив, выгодным союзником?

Лэйд решил не размышлять на этот счёт. Если актёр выходит на авансцену посреди действия, значит, намеревается что-то сказать, а не блуждает случайно меж декораций. Наверно и Лейтону есть, что сказать.

— Скажите, в этом здании случались какие-нибудь странные смерти? — спросил Лэйд, вытирая пыль со лба, — Вам, как начальнику кадровой службы наверняка это известно.

Несмотря на авантажные манеры, мистер Лейтон, судя по всему, быстро соображал и не имел проблем с памятью. Может, он и не был вычислительной машиной в человеческом обличье, как Розенберг, но и времени на размышления даром не тратил.

— Нет, — быстро ответил он, — Ничего такого. Отчего вы спрашиваете?

— Ритуал, — пояснил Лэйд, — Человеческая кровь, знаете ли, мощная субстанция, обладающая серьёзной силой — если знать, как её использовать, конечно. К слову, для ритуального жертвоприношения отнюдь не всегда требуется театральный реквизит вроде обсидиановых атамов[197], резных алтарей и чёрных хламид. Я бы даже сказал, напротив, все жертвоприношения, при которых мне приходилось присутствовать, выглядели вполне… обыденно.

Лейтон не вздрогнул, как рассчитывал Лэйд, но немного переменился в лице.

— За все семь лет, что я служу здесь, в этом здании не погиб ни один человек.

Лэйд ощутил что-то вроде разочарования.

— Ни один? — на всякий случай уточнил он, — За целых семь лет? Есть же смерти от старости, от болезни или…

— Нет, — отрезал Лейтон, глядя на него со странным выражением на лице, которое уже не казалось Лэйду таким дружелюбным, — Совершенно исключено. Наши служащие молоды и не жалуются на здоровье, я всегда скрупулёзен при принятии их на службу и знаю, о чём говорю.

Лэйд с силой дёрнул за край обоев, враз оторвав целую полосу. Звук рвущейся бумаги царапал ухо, но отчасти он был вознаграждён страдальческой гримасой на лице Лейтона. Под обоями, конечно, ничего не обнаружилось — ни таинственных знаков, ни высохших пятен крови, ни иных отметин.

Скверно, подумал Лэйд. Крайне скверно. Или всё укрыто куда глубже, чем я думаю, или же я попусту перекапываю задний двор, как старая собака, позабывшая, где оставила кость.

Тавито. Вайранги. Хорекау[198].

Приближённые Левиафана плевать хотели на человеческие законы, для них это такая же никчёмная материя, как паутина в старом чулане. Но все они вынуждены чтить законы имматериального, по которым существуют, частью которого неизбежно являются ритуалы. Чтобы ввергнуть целое здание во власть демона, требовалось провести ритуал, а то и не один. Чёртову прорву разнообразных ритуалов, пожалуй. Если он обнаружит хотя бы один след, один знак, один оттиск в ткани мироздания…

Лэйд не знал, как выглядят следы этого чертового ритуала, тем более, спустя годы, но полагал, что непременно узнает их, как только увидит.

Может, пентакль, нарисованный на обратной поверхности стола?

Ржавая булавка с мёртвой мухой, торчащая в неприметном месте из оконной рамы?

Глиняная фигурка размером с палец, ловкой спрятанная в одном из бесчисленных выдвижных ящиков?

Лэйд опрокинул ближайший стоящий к нему стол сильным ударом ноги и, заворчав, вырвал из него дверцы вместе с тонкими бронзовыми креплениями, высвободив из него недр россыпь беспокойно шелестящих листов.

Пусто.

— Что-нибудь ещё? — поинтересовался Лэйд сквозь зубы, разглядывая поверженного противника, — Пожары? Несчастные случаи?

Лейтон покачал головой.

— Никаких пожаров. Что до несчастных случаев, самая распространённая травма здесь — это прищемлённые ногти и порезы от бумаги. Разумеется, если не принимать в расчёт те четыре, что произошли на прошлой неделе.

Лэйду захотелось щёлкнуть пальцами, но ничего такого он делать не стал. Этот жест выглядит красиво лишь на сцене, когда пальцами щёлкает записной сыщик из Скотленд-Ярда за минуту до того, как надеть на негодяя наручники. В его собственном исполнении это выглядело бы глупо.

— Те четверо! — он ощутил огонь в венах, известный всем охотничьим псам, — Девушка, которая едва не обезглавила себя оконным стеклом, мисс Киннэрд, секретарша, ещё водитель локомобиля, потом ещё тот тип с печатной машинкой и…

— И пьянчужка, хлебнувший кислоты. Да, все эти четыре случая произошли один за другим на прошлой неделе. Вскоре после того, как нам стало известно о кончине мистера Олдриджа. Поэтому, конечно, впечатление они оказали крайне удручающее, я даже…

— Кто-нибудь из них погиб?

Судя по тому, как дёрнулась рука Лейтона, начальник кадровой службы едва не осенил себя крестным знамением.

— Бог с вами! Все четверо все живы. По крайней мере, были живы к тому моменту, как начался наш несчастный ужин.

Не след, подумал Лэйд, пытаясь унять раздражение. Это лишь сквозняк, дразнящий моё слабое угасающее обоняние. Четыре несчастных случая подряд — это, конечно, нечто такое, что великий француз, мсье Бертран[199], назвал бы «absurdité absolue»[200], и был бы всецело прав. Однако…

Как сказал другой великий авторитет, знаток всех известных наук, чья книга всегда лежала на письменном столе в кабинете Лэйда, если вы открыли одну за другой несколько банок сардин и все они оказались несвежими, бессмысленно подозревать всех сардин Атлантического моря в сговоре, куда полезнее нанести визит вашему поставщику консервов.

Думай, Лэйд. Думай. Заставь свой старый котелок варить. Минутой раньше ты ощутил пробуждение охотничьего инстинкта, но даже не знаешь, чем это вызвано. Как знать, может ты только что прошёл мимо знака? Того самого, который с упорством, достойным лучшего применения, ищешь внутри столов и арифмометров?..

Лэйд одним резким ударом кулака снёс со стены изящный газовый рожок. Хрустнуло стекло, по лишённой обоев стене вниз побежали тонкие осколки, изящная ажурная филигрань из начищенной меди превратилась в бесформенное месиво. Неплохой удар. Совершенно бессмысленный с точки зрения поиска тайных знаков, но давший какой-никакой выход его раздражению.

— Эти люди, — пробормотал он, сметая с рукава стеклянные осколки, — Те четверо, что пострадали на прошлой неделе. Вы хорошо знали их?

Лейтон поджал губы, отчего по его припудренному лицу прошла тень мимолётной улыбки.

— Безусловно. Я знаю всех своих работников без исключения. Возможно, зачастую даже лучше, чем их знают собственные матери. Это и есть моя работа и, смею заверить, мистер Крамби не зря платит мне жалованье. Мистер Фринч, мисс Киннэрд, мистер Макгоэн, мистер Роуз. Вы же их имели в виду?

— Да. Что вы можете о них сказать?

Лейтон пожал плечами.

— Ровным счётом ничего, сэр. По крайней мере, никто из них особо не привлекал моё внимание до того, как… как с ними случились эти несчастья.

— Они работали вместе? Может, в одном отделе, одном кабинете или…

— Секретарь директора, водитель локомобиля, мастер по ремонту и старший делопроизводитель? — Лейтон фыркнул, не сдержавшись, — Они работали на разных этажах и сомневаюсь, чтобы их пути пересекались за рабочий день хотя бы единожды.

— Они были знакомы друг с другом? Водили дружбу, быть может?

Лейтон покачал головой.

— Едва ли. Разный возраст, разные профессии, разные устремления. По крайней мере, я не замечал, чтобы между ними имелась связь. По крайней мере, не припомню, чтобы мне приходилось видеть кого-нибудь из них вместе во время работы.

Лэйд ударил кулаком по застеклённой раме с каким-то неказистым натюрмортом из фруктовых груд, колбасных ломтей и сдобных булок. Может, Франсиско Гойя? Сэнди сказала бы наверняка. Неважно. Сливы на холсте пожухли так, что не сбыть и за два пенса, а хлеб явно заветрился и, к тому же, неважно пропечён. Человек, не замечающий этого, не заслуживает быть ни бакалейщиком, ни художником. В любом случае, картина скверная и наверняка не подлинник.

— Хорошо… — пробормотал он, — Значит, не связаны. Значит, что-то другое… Кто-то из них проявлял подозрительные признаки во время работы? Использовал какие-то амулеты, обереги, религиозную утварь или…

— Исключено, — Лейтон по-учительски строго покачал головой, — За любой такой поступок им пришлось бы оставить службу без выходного пособия. Мы здесь не терпим ни суеверий, ни оккультизма, ни прочих фокусов, мистер Крамби дал на этот счёт самые ясные указания.

— И родственниками они друг другу тоже не приходились?

— Разумеется, нет. Мы избегаем принимать на службу родственников. Это скверно воздействует на рабочие отношения в коллективе.

Пусто. Лэйд поймал себя на том, что сокрушая очередной предмет обстановки, больше выплёскивает ярость, чем руководствуется поиском сокрытых знаков. Может, это не было достойно видного демонолога, но это приносило облегчение.

Почему он решил, что между первыми жертвами должна быть связь? Почему он вообще вознамерился считать их жертвами? Если бы ярость демона в самом деле была направлена против них, ему достаточно было подождать неделю, чтоб утянуть их вместе с прочими двумя сотнями душ в своё царство и тут уже поквитаться с ними за все обиды.

Эти четверо в самом деле были сектантами, членами какой-то тайной ложи? Водитель, секретарша, делопроизводитель и мастер? Нелепо. С тем же успехом можно проверять связь «Биржевой компании Крамби» с торговлей специями, что велась тут сто лет назад, или искать канувшие втуне запонки мистера Олдриджа.

— Вы сказали… — сокрушив два стула подряд, Лэйд вынужден был взять небольшую передышку, чтобы восстановить дыхание, — Вы, кажется, назвали одного из них пьянчужкой.

Лейтон скорбно опустил глаза, как полагается хорошо воспитанному джентльмену.

— Совершенно верно. Мистера Роуза, делопроизводителя. Боюсь, он в самом деле иногда был непрочь запрокинуть за воротник и предавался этому хобби чаще, чем это считается терпимым. Он никогда не делал этого на работе, иначе, конечно, я мгновенно избавился бы от него. Достаточно и того, что, мучимый винными чарами, он частенько совершал ошибки в ведении дел и на одном только этом израсходовал уйму казённой бумаги… Между прочим, я думаю, именно поэтому он и приложился к бутылке с кислотой, найденной им в Конторе — принял её за алкоголь.

— А другие? Они тоже чем-то злоупотребляли? Алкоголь или, может…

— Нет. Исключено. Мисс Киннэрд и мистер Макгоун и капли в рот не брали, а мистер Фринч, водитель, к тому же состоял в обществе трезвости. Что, впрочем, не мешало ему почём зря гонять служебный локомобиль в личных целях и спускать половину выделяемых на него средств.

— Что на счёт мисс Киннэрд? — наугад спросил Лэйд, — Я слышал, она… Скажем так, уделяла своей красоте немного больше времени, чем служебным обязанностям. У неё в самом деле была такая проблема?

Лейтон метнул в его сторону неприязненный взгляд, даже не пытавшись сокрыть его напускным изумлением.

— Мисс Киннэрд была персональным секретарём мистера Крамби, он самолично её нанял и, видимо, находил её рабочие качества вполне удовлетворительными. Не уверен, что имею право обсуждать его мнение по этой части.

— А этот, четвёртый… — Лэйд вяло махнул рукой, — Макгоэн, мастер. Тоже имел привычку прихорашиваться весь день напролёт?

— Нет, — сдержанно ответил Лейтон, не подав виду, что понял шутку, — Но, справедливости ради, лучше бы он посвящал больше времени этому, чем своей непосредственной работе. Если я и держал мистера Макгоэна на службе, то только из уважения к его почтенному возрасту. Он, видите ли, неважно разбирался в современной технике и уничтожил за время своей службы два насоса, четыре пишущих машинки и уйму прочего оборудования. Я бы с удовольствием спровадил его на пенсию!

Такото кау[201], Чабб. Твоё чутьё, точно сонная муха, в силах лишь бесцельно кружить по комнате, повинуясь невесть каким ароматам, но оно не способно вывести тебя на след. Ты запутался и смущён. Твои органы чувств работают с перебоями, затмевая друг друга.

Ты провёл много часов в поисках силы, у которой оказался в заложниках, но не смог не только вступить в переговоры с ней, как намеревался, но оказался бессилен даже записаться к ней на приём.

Это значит, когда она проявит себя в следующий раз, заставив заплатить новыми жизнями, ты не сможешь сказать «Что ж, джентльмены, я сделал всё, что смог» и удалиться с чистой совестью, захватив с собой зонтик и котелок…

— Ещё вопросы, мистер Лайвстоун?

В голосе Лейтона даже самое чуткое ухо не уловило бы насмешливых интонаций. Возможно, он в самом деле хотел помочь, а вовсе не наслаждался его беспомощностью, но Лэйду вдруг отчаянно захотелось сграбастать его за мосластую шею, притянуть к себе и отвесить пару жёстких оплеух, таких же, какими он прежде награждал ни в чём не повинные предметы интерьера. Совершенно бессмысленное действие, но, может, оно позволит ему хотя бы выпустить пар…

— Да, — тяжело произнёс он, поворачиваясь к Лейтону всем корпусом, — Один вопрос, мистер Лейтон.

— Да?

— Что вы здесь делаете?

— Простите?

— Что вы здесь делаете? — отчётливо и громко повторил Лэйд, делая шаг по направлению к нему, — Ищете компанию? Пытаетесь утолить своё извечное любопытство, наблюдая за ходом расследования? А может, желаете выяснить, как близко мне удалось подобраться к правде?

Лейтон вздрогнул. Высокий, по меньшей мере шесть футов шесть дюймов[202], он совершенно не походил на ту породу людей, которая обитала в Миддлдэке и, надо думать, оказавшись на Хейвуд-стрит, выглядел бы как башня королевы Виктории[203] в окружении бамбуковых полинезийских хижин. Но сейчас вдруг он заколыхался, точно тростинка на ветру, и сделалось видно, что настоящей крепости в нём нет. А есть страх — старательно скрываемый, но находящий тысячи крохотных пор и отверстий в его бледном от напряжения лице, истекающий оттуда вместе с бесцветным потом.

— Какой вы… мнительный, — пробормотал он, силясь улыбнуться, — Знаете, многие утверждают, что со мной непросто работать. Да вы и сами были тому свидетелем. И знаете, что? Да, я могу быть неприятным человеком. Тысячу раз сам готов признать это. Но только лишь потому, что к этому вынуждает мой род занятий. Могу быть въедливым, подозрительным, неприятно саркастичным и неудобно прямым. В конце концов, именно за это мне и платят жалование. Но здесь вы перегнули палку. Если я и позволил себе навестить вас во время работы, то только лишь потому, чтобы доставить вам небольшое удовольствие.

— Удовольствие? Мне? О чём вы?

— Вы так долго работаете без перерыва и, должно быть, совсем измождены. Кроме того, уверен, вас снедает отчаянный голод. Нельзя так отчаянно нагружать себя на пустой желудок, организму нужны силы для работы. Так что я по праву интенданта взял на себя смелость в меру сил организовать для вас некоторое снабждение…

В длинных руках Лейтона, которые он держал за спиной, оказался пакет, от одного хруста которого сердце Лэйда, кажется, сделало пару-другую лишних ударов. Его взгляд, кажется, проник сквозь плотную вощёную бумагу, мгновенно установив содержимое — по едва угадываемым формам, по звукам, доносящимся из него, а может, и по запаху тоже, тонкому, едва угадываемому, но…

— Извините, что не могу предложить вам ничего из деликатесов, — Лейтон смущённо улыбнулся, разворачивая пакет, — Как вы знаете, у нас некоторые трудности со снабжением. Так что, говорится, Quod dii dant fero[204]! Надеюсь, эта малость немного скрасит вашу работу.

Бумажный свёрток не таил в себе ничего необычного, напротив, каждый из помещающихся в нём предметом был весьма банален по своей природе. Более того, привычен и знаком Лэйду до мелочей. И всё же он не мог оторвать глаз от этого процесса, ощущая себя зрителем, заворожённо наблюдающим за тем, как фокусник достаёт из цилиндра всё новые и новые удивительные вещи — разноцветные ленты, букеты цветов, живых кроликов…

Не откупоренная бутылка вина с замусоленной, но ещё целой этикеткой. Хрустящий румяный бисквит, немного лежалый, но вполне аппетитный, покрытый поджаристой корочкой с одной стороны. Плоская металлическая банка, напоминающая хитро устроенную мину и немного блестящая от масла — консервированные маслины. Последним Лейтон, торжествуя, достал яблоко — большое румяное сочное яблоко и, смахнув с него пыль рукавом пиджака, водрузил поверх прочего.

Не очень обильная трапеза. Лэйд обыкновенно прихватывал с собой больше, отправлясь на обычную прогулку, но сейчас…

Он ощутил, как желудок, пробудившись ото сна, ёрзает на своём месте, посылая своему хозяину скрипучие, исполненные затаённого недовольства, звуки. Он слишком хорошо знал эти сигналы, как знал и их природу.

Когда он ел в последний раз? На торжественном ужине, устроенном Крамби, много часов тому назад. Часов — или дней? Лэйд ощутил в ногах предательский гул. Он обошёл чёртово здание полдюжины раз, пересчитав бесчисленное множество ступенек, он разгромил целую прорву кабинетов и даже в те минуты, когда позволял своему телу отдохнуть, изнурял себя тяжёлыми мыслями, а мыслительная деятельность, как говорят врачи, тоже потребляет до черта калорий…

— Очень… любезно с вашей стороны, мистер Лейтон, — пробормотал Лэйд, с неудовольствием ощущая, как его взгляд влюблённой мухой ползает по банке с маслинами, будучи не в силах от неё оторваться, — Я… Кхм. Очень вам признателен.

Он всегда испытывал слабость к маслинам. К греческим маслинам сорта «Каламата», которые ещё называют мессинскими, тёмно-пурпурным, похожим на миниатюрные почки. К французским «Пикколино», зелёным и упругим, таким пикантным, что язык невольно съёживается во рту. К испанским «Арбосана», суховатым и не очень изящным на вкус, но дающим лучшее на свете оливковое масло. К гроссанским, оливьерским, солоникийским, босанским… Сколько тысяч банок маслин побывало за все годы в его руках? Должно быть, тысячи. Лэйду показалось, что его руки наливаются тяжестью, словно вынужденные удерживать на весу совокупный вес всех этих банок.

— Мистеру Крамби повезло с интендантом, — пробормотал он, — Уверен, вы с вашей щепетильностью уже дотошно запротоколировали все наши запасы съестного и выделили каждому его порцию до последней крошки. Значит, это моя доля?

Лейтон поскрёб ногтем крышку консервной банки, стирая пятнышко ржавчины.

— Скажем так, это приятное дополнение к ней. Как говорят французы, la prime[205]. Берите, мистер Лайвстоун, берите. И уберите сразу в карман, прошу вас. Ни к чему возбуждать зависть у посторонних, верно?

— Зависть? — Лэйд уставился на снедь ничего не понимающим взглядом, — О чём это вы? Этой банке маслин у вас в руках красная цена три пенса. Я знаю это, потому что сам продаю за четыре. Но…

Лейтон улыбнулся. Немного нервно, как показалось Лэйду.

— Цену определяет не продавец, но покупатель. Это первое, чему учишься, оказавшись на бирже. Сегодня эта банка может стоить четыре пенса, а завтра — столько, что вы сможете обменять её на уютный домик в лучшей части Редруфа, к тому же с милым палисадничком и каретой. Да берите же, берите! Не стойте столбом!

Он явно нервничал, хоть и пытался это скрыть. Точно в его руках была не невинная снедь, а по меньшей мере пара свежевыловленных сельдей, за которые Канцелярия могла влепить пять лет каторжных работ.

Лэйд механически взял протянутую ему банку. Она была холодной и влажной, точно её лишь недавно достали из погреба. Но погреба у этого здания более не имелось. Влага с неё была холодным потом с рук мистера Лейтона.

Следом Лейтон торопливо сунул ему в руки бутылку вина, которую Лэйд принялся растерянно вертеть в руках, точно это был трёхдюймовый стеклянный снаряд для неведомого ему орудия. Пить хотелось необычайно, но он отчего-то колебался, не пытаясь откупорить её.

— Мисс ван Хольц не так давно жаловалась, что в её лазарете не хватает вина. Я думаю, вы могли бы отправить ей дюжину таких бутылок, а?

Лейтон кисло улыбнулся.

— Хотел бы я, чтоб она угощала своих подопечных так же щедро, как угощает саму себя опийной настойкой…

Лэйд молча поставил бутылку с вином на стол, рядом с консервированными маслинами. Ему вдруг безотчётно захотелось вытереть руки, будто те коснулись чего-то грязного. А заодно протереть принесённую Лейтоном провизию тряпицей, смоченной в растворе карболовой кислоты.

— У нас есть проблемы с провиантом, о которых мне неизвестно?

Лейтон поморщился, на миг напомнив Лэйду сушёный египетский финик.

— Я бы не стал называть это проблемами, но… Пожалуй, в скором времени нам придётся пересмотреть нормы довольствия. Что поделать, у нас тут полторы сотни голодных ртов, мы не можем обеспечить им полноценный стол, как в каком-нибудь пансионе, верно? У нас тут в некотором роде скованное положение, практически осада, так что…

— Пересмотреть нормы довольствия? — переспросил Лэйд, — Почему я впервые об этом слышу?

Лейтон сдавленно усмехнулся.

— Полагаю, слышали бы больше, если бы не крушили обстановку подобно дикому гунну, а слушали бы распоряжения мистера Крамби.

— Это его приказ? Сократить рационы?

— Именно так, — Лейтон с достоинством кивнул, — Мистер Крамби сообщил мне его лично. Думаю, он не хочет паники среди… персонала. Согласитесь, в нашем положении паника может быть губительнее, чем пожар. Если люди узнают, что их порции урезали уже в первый день…

— Как мило, — усмехнулся Лэйд, — Наш славный замок не выдержал ещё и суток осады, а у нас уже есть тайные распоряжения! Что дальше? Тайная полиция?

— Полиция у нас уже есть, — пробормотал Лейтон, косясь в сторону двери, — Молодцы Коу с их дурацкими револьверами. Признаться по правде, мне делается не по себе каждый раз, когда я прохожу мимо, благодарение Богу, они не вздумали позабавиться со своими новыми игрушками, устроив где-нибудь тренировочную пальбу!

— Что-о-о? — выдохнул Лэйд, мгновенно забыв про еду, — У них револьверы?

— По меньшей мере дюжина, и самого внушительного вида.

— Я думал, мистер Олдридж запретил держать в здании огнестрельное оружие! Откуда у них взялись револьверы? Принесла зубная фея в обмен на скопившийся у Коу запас зубов?

— Запретил, — подтвердил Лейтон, — Много лет тому назад. Но мистер Коу, как выяснилось, втайне держал в сейфе небольшой арсенал. На случай ограбления, как он утверждает. И мистер Крамби вынужден был признать, что в данной отчаянной ситуации вооружённые отряды куда лучше безоружных. Если на нас нападут…

— Если на нас нападут, ваши проклятые мальчишки с револьверами первым делом перестреляют друг друга в темноте! — рыкнул Лэйд, пнув ногой обломок стула, — Неужели вы не понимаете? То, что мы считаем оружием, для демона обычно не опаснее китайской хлопушки!

Лейтон вздохнул, ослабив пальцем галстук на тощей шее.

— Я и сам не в восторге от этой затеи, — доверительно сообщил он, — Но мистер Коу убедил мистера Крамби, что это необходимая мера. Нам нужно поддерживать порядок в здании, а с этим всё сложнее в последнее время. Мы запретили смотреть в окна и подавать наружу любые сигналы, но неизвестность крайне скверно действует на персонал, множатся галлюцинации, нервные срывы и истерики. Если прогнозы мистера Коу верны, в самом скором времени нам, возможно, потребуется оружие, чтобы держать самых буйных в подчинении.

— Всех пушек Вулиджа[206] не хватит, если демон возьмётся за нас всерьёз! — рявкнул Лэйд, — Я немедленно встречусь с Крамби и потребую, чтоб он разоружил гвардейцев Коу. Только этих проблем нам не доставало. Нужно успокоить людей. Уверить их в том, что ситуация скверная, но отнюдь не безнадёжная. А лучше вот что, дайте им добавочные порции еды и воды. Никакие разговоры не воздействуют так хорошо, как обильная жратва. Дайте им вина и… Ах, дьявол.

Лейтон развёл руками.

— Не в моих силах. Нормы питания пришлось пересмотреть и…

Лэйд медленно протянул руку и взял банку консервированных маслин.

— Выкладывайте, что у нас с провиантом, — негромко приказал он, — Немедленно. Предупреждаю, мне не потребуется револьвер, чтобы вытрясти из вас правду, мистер Лейтон. Однажды я выбил дух из воришки при помощи банки консервированных бобов весом десять унций.

Лейтон бросил было взгляд в сторону двери, но вынужден был остаться на месте. Не требовалось обладать большим опытом по части потасовок, чтобы понять — его долговязая фигура едва ли успеет выскользнуть прочь, слившись с царящей в коридоре темнотой.

— Боюсь, это и моя ошибка, сэр, — Лейтон скорбно улыбнулся, — Нам потребовалось время, чтобы понять — первоначальные запасы провианта были оценены неверно.

Лэйд уставился на него, пристально изучая. И взгляд его, должно быть, был достаточно тяжёл, потому что Лейтон как будто бы сразу стал короче на дюйм или два.

— Неверно? Как вас понимать, мистер Лейтон? Я собственными глазами видел ту кучу еды, что вы запали для ужина.

— Часть пострадала при… инциденте.

Последнее слово Лейтон произнёс с определённым трудом. И Лэйд вполне мог его понять.

— Допустим, — холодно обронил он, — Но только из того, что было на столе. Ещё до ужина я самолично обходил дом и видел внушительные запасы. Буфетная на втором этаже ломится от еды! Допустим, мы лишились погребов. Допустим, чёртов кальмар раздавил всё, что было на столе, но даже в таком случае мы не должны быть стеснены по части провианта! По крайней мере, не в первые же дни!

Кажется, Лейтон уже жалел о том, что зашёл в комнату. Но если он думал, что может легко выскочить из неё, то серьёзно ошибался. Не так-то много людей в целом мире могут похвастаться тем, что способны выскочить из клетки с тигром.

— Мне пришлось провести дополнительную ревизию, — неохотно произнёс он, разглядывая лежащий на столе бисквит так, точно это был предъявленный к погашению вексель, — И результаты её оказались весьма… обескураживающими. Во-первых, вскрылась значительная недостача. Муки значится почти тысяча фунтов[207]. На деле же её без малого двести[208]. Картошки — тридцать шесть бушелей вместо трёхсот, гороха — всего двадцать, турнепса и яблок…

В другое время Лэйд не без интереса обратился бы к цифрам, у него был весомый опыт по этой части, но сейчас его занимало другое.

— Интересная арифметика, — пробормотал он, — Должно быть, у вас под полом обитает целая прорва крыс. Нужна по меньшей мере крысиная армия, чтобы уничтожить столько фунтов жратвы! Но это же не всё, верно?

— Не всё, конечно, — поспешил заверить его Лейтон, — В ларях и холодильных шкафах имеются большие запасы сушёного и копчёного мяса на любой вкус, кроме того, у нас изрядные запасы консервов. Вот только…

— Ну?

— Я распорядился проверить и… — Лейтон скривился, — Боюсь, мясо немного не в кондиции.

Оно… немного с душком, сэр.

Лэйд уставился на Лейтона, пытаясь понять, не шутка ли это. Если шутка, ему стоило отдать должное чувству юмора начальника кадровой службы. Сам он в этой ситуации едва ли смог бы исторгнуть из себя хоть какую-нибудь шутку.

— Оно тухлое? — изумился Лэйд, — Вы это имеете в виду?

— Не всё, но существенная его часть, — неохотно признал Лейтон, теряя ещё несколько дюймов роста, — Я думаю, всё дело в холодильных шкафах. Они перестали работать и провизия, которая в них хранилась…

— Я видел ваши холодильные шкафы. В каждом из них по два галлона жидкого аммиака. Но даже если бы они вышли из строя, пища не испортилась бы спустя несколько часов, для этого потребовались бы недели!

Лейтон беспомощно развёл руками.

— Я говорю то, что установил сам во время осмотра. Кроме того… Что ж, кроме того, есть и другие проблемы. Часть мяса ужасно пересолена и едва ли годится в пищу. Часть, судя по всему, заражена трихинилезом, есть его опасно. Да и то, что осталось… Честно сказать, результаты моей ревизии на кухонных складах оказались удручающими. Где конина под видом баранины, где месиво из хрящей и желе, где и вовсе… Не хочу перебивать вам аппетит.

Напрасные надежды. Лэйд ощутил, что муки голода уже не так довлеют над ним, как пять минут назад.

— А консервы? — холодно спросил он, — На худой конец, какое-то время мы можем держаться только на них. Что с консервами?

На лице Лейтона дёрнулась какая-то подкожная жилка.

— Тоже не лучшая ситуация. Увы, многие консервы, как выяснилось, плохо перенесли хранение. Возможно, неправильная температура воздуха или излишняя влажность…

— Сколько? — негромко спросил Лэйд.

Кадык на тощей шее Лейтона, освобождённый из-под галстука, походил на прицепившееся к стволу сухого дерева осиное гнездо. Под гнётом давления он сперва опустился вниз на добрый дюйм, потом так же медленно поднялся вверх.

— Четыре из пяти.

— Что?

— Четыре из пяти банок повреждены, сэр. Некоторые надулись, другие внешне в порядке, но внутри всякая дрянь. В одних обычная гниль, в других… что-то вроде разросшейся грибницы. Бывают и более жуткие находки. В двух банках вместо консервированного шпината обнаружились мёртвые сколопендры. Кое-где — опарыши вместо шпината.

Лэйд покатал в ладони яблоко, чтобы взять чувства под контроль.

— Что с вином?

— Немногим лучше, но тоже неважно. В некоторых бутылках подозрительный осадок, в других какая-то скверно пахнущая жижа вместо вина. Кроме того… — Лейтон кашлянул, — Зачастую в бутылках содержатся совсем не те сорта, что значатся по описи. Ординарные вина вместо марочных, шардоне вместо кларета и так далее. Кое-где мы нашли обычный винный уксус.

— А что на счёт соусов?

— Простите?

— Соусы! Меня интересуют соусы! Что-то уцелело?

Кажется, Лейтон покосился на него с опаской, и Лэйд мог его понять. Мало кто из здравомыслящих джентльменов демонстрирует такую верность соусам, да ещё накануне голодной катастрофы.

— Я… я могу проверить записи, сэр, но, насколько мне известно, наши убытки по этой части тоже значительны. Кажется, уцелело немного соуса «эспаньоль» и горчицы, но если вам…

— К чёрту ваш «эспаньоль!» Что на счёт соуса песто?

Лейтон покачал головой.

— Ни капли. Весь превратился в зловонную жижу. Наверно, некачественное масло. Но если вам кусок не лезет в глотку, могу отыскать вам немного устричного соуса, он вполне сопоставим по пикантности…

Лэйду невыносимо захотелось взять господина начальника кадровой службы за воротник и хорошенько тряхнуть. Наверно, что-то подобное отразилось на его лице, потому что Лейтон вдруг замолчал сам собой.

— Знаете, что меня утешает в сложившейся ситуации, мистер Лейтон?

— Что, сэр? — послушно спросил начальник кадровой службы, не зная, как избавиться от бисквита, который всё ещё держал в руках.

Лэйд вздохнул, призывая весь свой запас выдержки.

— Как бы ни скверно обстояли дела, мы всё ещё достаточно сильны, чтобы держаться наших добрых британских традиций. Только это, пожалуй, и поддерживает мой дух. Вы слышали про экспедицию Франклина, Лейтон? Ту самую, что погибла, пытаясь отыскать Северо-западный проход[209]?

Лейтон задумался на несколько секунд.

— Очень мельком. Я не очень интересуюсь географическими открытиями, а это имело место лет за полста до моего рождения.

Лэйд встряхнул банку с консервированными маслинами. Привычное уху бульканье, донёсшееся сквозь тонкую жесть и свидетельствующее о том, что содержимое сохранилось в достаточно пригодном состоянии, в этот раз не утешило его. Напротив, напомнило тот зловещий звук, с которым обломки кораблекрушения уходят на дно.

— Есть версия, что людей Франклина погубили не коварные льды, не кровожадные дикари и не киты-убийцы. А обычная человеческая жадность. Лондонские бакалейщики, заключившие контракты с Адмиралтейством на поставку продовольствия для ледовой экспедиции, решили немного сэкономить. Подменить консервы на более дешёвые, дать в путь солонину с гнильцой, ну а лимонный сок, драгоценное средство от цинги, развести водой и уксусом. Отчего бы и нет? Моряки — народ простой, даже если они обратят внимание на несоответствие кормёжки заявленному меню, едва ли станут строчить реляции лондонским поставщикам, а? У сэра Франклина были люди, в силу своих обязанностей следившие за качеством провианта — корабельные интенданты, повара, офицеры… Никто из них не обнаружил никакого несоответствия, никто не подавал жалоб, никто не спешил открыть глаза капитану на несправедливость. Как думаете, отчего? Может, они попросту не обратили внимания на это обстоятельство?

— Откуда мне знать? — немного раздражённо отозвался Лейтон, — Я же уже сказал, я не…

— Экспедиция Джона Франклина погибла в полном составе. И конец её был печален, много хуже, чем у прочих других экспедиций, нашедших свой конец на всех широтах мирового океана. Они замёрзли насмерть во льдах, воя от голода, грызя кости своих сослуживцев и проклиная человеческую жадность. Так вот, мы — все здесь присутствующие — имеем верный шанс в самом скором времени позавидовать их участи. Потому что нас самих ждёт нечто не сопоставимо более страшное. Какую бы участь ни приготовил нам демон, он не отпустит нас. Вы чувствуете, как изменился воздух за последние несколько часов? Ощущаете лёгкое зловоние и духоту? Он не забыл про нас, мистер Лейтон. И не бросил на произвол судьбы, как бы всем нам ни хотелось уверить себя в обратном. Он выжидает, мистер Лейтон. Нагуливает аппетит, как почтенные джентльмены вроде меня предпринимают лёгкую прогулку, прежде чем вернуться домой и с удовольствием поужинать.

Бледно-лимонная желтизна на скулах Лейтона превратилась в чахоточную.

— Прекратите, пожалуйста, мистер Лайвстоун. Я не меньше вас…

— Если мистер Крамби всё ещё желает считать себя капитаном, я бы советовал в данной ситуации поступить по-капитански. А именно — созвать весь экипаж на верхнюю палубу… прошу прощения, на верхний этаж. И вздёрнуть на виселице человека, ответственного за закупку провианта! Прямо в петле из собственного галстука!

Лейтон сдавленно усмехнулся.

— Боюсь, это невозможно, сэр. Человек, отвечавший за провиант, уже находится в лучшем мире. И, уж извините за бестактность, если бы он мог выбрать способ казни, то не раздумывая выбрал бы виселицу, мало того, всю дорогу до неё хохотал бы, считая, что легко отделался!

Лэйд едва не прикусил язык.

— Так это был Кольридж? Вот дьявол…

Лэйд мгновенно утратил пыл. Воспоминания о смерти Кольриджа были ещё достаточно свежи в памяти. Чёрт возьми, подумал он, даже если этот человек был фальшивомонетчиком, растратчиком, биржевым аферистом и в придачу промышлял страховым мошенничеством, это и то не стоило бы такой страшной гибели!

С другой стороны…

Лэйду показалось, что он и в самом деле ощущает тонкий гнилостный запах, исходящий от бисквитов. Мистер Хиггс прав, у всего есть оборотная сторона. И изучение её иногда дарит пытливому разуму самые разнообразные мысли и наблюдения.

Большая часть провизии испорчена и не годится в пищу. Это означает не удар по чревоугодию, это означает, что в их запасе враз сделалось куда меньше времени. И если кто-то из несчастных работников мистера Крамби не доживёт до спасения только лишь из-за того, что мистер Кольридж, глава хозяйственной части, решил взять закупки провизии для ужина в свои руки — и немного эти руки нагреть…

— Значит, Кольридж был начальником не только над мебелью, писчей бумагами и прочим реквизитом? Но и над съестным тоже?

— Да, сэр, — неохотно подтвердил Лейтон, — Так уж повелось, что мистер Кольридж добровольно взваливал на себя некоторые обязанности, чтобы разгрузить нас, прочих членов оперативного совета, от мелких хлопот. Он, собственно, отвечал за все закупки, что велись компанией.

— А вы всегда были слишком заняты, чтобы учинить ревизию по его части или провести хотя бы небольшой аудит, не так ли?

Лейтон удивлённо заморгал.

— Я не вполне…

— Мистер Кольридж воровал деньги у «Биржевой компании Крамби». Мало того, делал это годами и с большим размахом. Теперь я понял это. Что с вами, мистер Лейтон? Выглядите испуганным. Думаете, это мне нашептали демоны? Не беспокойтесь. Об этом рассказал мне он.

Лэйд указал пальцем на металлическое чудовище в медном корпусе, выпотрошенное им и лежащее безучастно в углу. Рассыпав свои сложные потроха по ковру, оно уже не казалось таким сложным и величественным, как прежде.

— Это не арифмометр Одонера четвёртой модели, как вы сказали. Это арифмометр де Кольмара, куда более простая и дешёвая модель. Снаружи этого не понять, клейма фальшивые, но у меня, как видите, была возможность изучить аппарат изнутри. Это подделка. И это заметил бы всякий, кто вздумал бы использовать эту машину по назначению. Впрочем, здесь много и других улик. Они на каждом шагу, преспокойно висят у всех на виду, никем при этом не замечаемые. Картины только кажутся подлинниками, это скверные и дешёвые копии. Украшения — дешёвка, приобретённая в Шипси. Хрусталь зачастую сделан из стекла, шёлк — не натуральный, из вискозы. Мебель только выглядит солидной, на самом деле — дешёвая дрянь с толстым слоем лака. Вы годами смотрели на всё это и не замечали? Ни один из вас? Простите, но я в это не верю. Этого мог бы не заметить недотёпа из Миддлдэка вроде меня, но чтобы не заметили джентльмены, носящие костюмы от Кальвино?

Лейтон попытался отстраниться, но Лэйд не дал ему такой возможности. Припёр к стене, не прикоснувшись к нему руками, вперив в дёргающийся кадык тяжёлый немигающий взгляд.

— Вы знали, не так ли? Вы и другие члены оперативного совета? Знали о том, что мистер Кольридж нечист на руку. Но закрывали на это глаза. Из жалости? В вашу жалость я верю не больше, чем в мёд, выжатый из камня, Лейтон. Или потому, что мистер Кольридж при всех своих аппетитах не забывал кое с кем делиться?

Лейтон попятился бы, но упёрся спиной в стену, покрытую бахромой изрезанных обоев.

— Послушайте, — его кадык резко дёрнулся два раза подряд. Точно затвор, силящийся протолкнуть застрявший снаряд в патронник, — Вы переходите гра…

— Я вспомнил одну вашу фразу, которую вы адресовали Кольриджу за ужином. «Ваши щупальца и так уже разрослись настолько, что мы спотыкаемся о них по всей Конторе». Помните? Сперва я счёл её шуткой, обычной в дружеском кругу. Но мыслями вернулся к ней позже, уже после того, как щупальца мистера Кольриджа погубили многих из присутствовавших. Щупальца мистера Кольриджа… Метафора как будто немного вырвалась из-под контроля, вы не находите?

— Я…

— Возможно, её услышал не только я. Возможно, и демон тоже. Или же тот, с кем он связан. Тот, кто мог уловить её сокрытый смысл и нашёл остроумным воплотить его в жизнь. А может, это и были вы, мистер Лейтон? Может, старый добрый мистер Кольридж в какой-то момент просто позабыл с вами поделиться?

— Это… это угроза? — пробормотал Лейтон, задыхающийся и бледный, трепыхающийся у стены, но всё ещё силящийся улыбнуться, — Что дальше? Будете пытать меня, может?

— Пытать? — Лэйд сделал вид, будто взвешивает шансы, — Пожалуй, что нет. Я пару раз пробовал себя в этом искусстве, но нашёл, что мне не достаёт хладнокровия и воображения. Нельзя быть хорошим во всех ремёслах сразу, так ведь? А вот мистер Коу… Мне почему-то кажется, что ему не занимать того и другого. Как думаете, его таланты откроются в полной мере, если я шепну ему, что вы можете быть причастны к происшествию с демоном?

— Я не причастен!

— Вот это ему и предстоит выяснить.

Лицо Лейтона посерело настолько, что пудра на нём стала казаться прилипшими алебастровыми крошками.

— Послушайте, — пробормотал он, — это смешно и нелепо. Не будем…

— Едва ли у нас будет в распоряжении тот инструментарий, к которому привык мистер Коу, — признал Лэйд, — Однако… Давайте подумаем об этом с положительной стороны. У нас под рукой целая гора столовых приборов. Вы даже не представляете, как легко может найти им применение человек с развитым воображением. И сколько боли можно причинить человеку одним только фруктовым ножом, щипцами для омаров и дюжиной хороших зубочисток…

Должно быть, одеколон мистера Лейтона был не так хорош, как сперва показалось Лэйду. А может, это его собственное обоняние, по-тигриному обострившись, выхватило из сонма запахов те, которые исторгло своими расширившимися от страха порами тело начальника кадровой службы, по-кошачьи кислые и зловонные.

— Рассказывайте, — приказал Лэйд, — И только от того, насколько вы будете чистосердечны в своём рассказе будет зависеть то, пригласим ли мы мистера Коу быть участником нашей беседы.