Бумажный Тигр (III. Власть)

Глава 3

Лэйд никогда толком не разбирался в локомобилях — и не видел в этом необходимости.

Оглушительно пыхтящие безымянные тяжеловесы, днём и ночью возящие воду и уголь в Коппертауне, юркие маленькие «Дорсеты», похожие на деловых жучков в сверкающих ливреях, претенциозные, точно призовые рысаки «Стэнли», тучные ленивые «Даймлеры» — все они предпочитали стороной объезжать Миддлдэк с его короткими кривыми улочками, где ничего не стоило застрять или попросту заблудиться.

Но этот… Лэйд подавил желание восхищённо присвистнуть, словно уличный мальчишка, едва лишь увидел, как это паровое чудовище, срыгивая через стальные ноздри-клапана струйки раскалённого пара, подъезжает к его лавке. Это был не локомобиль, а какой-то чёртов «Наутилис», вынырнувший прямиком из книг Сэнди, отбросивший по пути бесполезные винты, но обзаведшийся огромными каучуковыми колёсами, хромированными колпаками и длиннейшим кузовом длиной по меньшей мере пятнадцать футов[18]. Лакированные бока тёмно-фиолетового цвета лоснились точно спелые плоды яичного дерева[19], а четыре высоких трубы позади пассажирского отсека курились сизым дымом, придавая экипажу сходство с элегантным, покачивающимся на рессорах, крейсером.

Разумеется, подобное явление не могло не остаться на Хейвуд-стрит без внимания. Лэйд готов был поклясться, что все лавочники Хукахука в этот момент прилипли носами к оконным стёклам, а их мальчишки-разносчики обратились в соляные статуи, слишком восхищённые даже для того, чтобы ругаться.

Потрясающе, подумал Лэйд, не без опаски наблюдая, как это паровое чудовище, движимое раскалённым паром, медленно подкатывает к его крыльцу. Эти пятьдесят монет, может, и будут самым лёгким заработком в моей жизни, да только и расплачиваться за них придётся не один день. Страшно представить, сколько слухов будет кочевать по Хукахука в ближайшее время и сколько опровержений ему придётся давать в связи с этим. Не говоря уже о том, что на протяжении следующих двух недель его почтенная бакалейная лавка сделается Меккой для всех мальчишек Миддлдэка и окрестностей, которые будут паломничать к его крыльцу, чтоб созерцать следы каучуковых покрышек на мостовой…

Лэйд выругался под нос. Он ожидал, что Крамби пошлёт за ним обычный кэб, на худой конец изящное ландо[20], а не этакое чудище, к которому и подступиться-то страшно.

Разумеется, Оллис Маккензи, владелец «Глупой Утки», не замедлил показаться на пороге своего заведения. Располагая наилучшей площадкой для наблюдений, он не в силах был проигнорировать подобную сцену.

— Мо хрех[21], Чабб! — крикнул он через дорогу, махнув Лэйду рукой, — Час назад мне телефонировали с «Кинг-Кросс»[22], они всё ещё ищут сбежавший курьерский скорый на Шеффилд! Теперь понятно, куда он запропастился!

Лэйд вяло махнул в ответ.

— Не беспокойся, это по мою душу. Отбываю по новому месту службы. Видишь ли, меня назначили генерал-губернатором на острова Фиджи. Черкну тебе открытку, как только доберусь!

Маккензи ухмыльнулся от уха до уха.

— Фиджи! Подумать только! Какому дураку пришло это в голову, хотел бы я знать? Я думал, там на месте хватает своих собственных обезьян!

Лэйд повернулся к нему лицом, чтобы выдать полноценный залп всеми батареями, который должен был сдуть остряка Маккензи с его крыльца, но в этот момент сверкающая паровая колесница, щёлкнув какими-то клапанами, замерла точно перед ним. В её полированном боку отворилась дверь, ведущая в салон, тесный и уютный, как пассажирское купе в вагоне первого класса.

— Присаживайтесь, мистер Лайвстоун! — крикнул ему изнутри Крамби, приветственно махнув ладонью, — Там внизу подножка! Если у вас есть багаж, можно…

— Нету, — буркнул Лэйд, — Благодарение богам, я налегке.

Немного повозившись, он забрался в экипаж. Это далось ему не с первой попытки, да и механизм дверного запора оказался с хитростью, но он определённо ощутил облегчение, оказавшись внутри. Пожалуй, даже не столько от превосходного дивана, который принял на себя его вес, сколько от возможности укрыться от взглядов зевак, а тех делалось больше с каждой минутой.

— Чёрт вас побери с такими фокусами! — пробормотал он, пытаясь сесть так, чтоб не раздавить котелок о низкий потолок, — Я с самого начала знал, что ваши деньги дорого мне обойдутся. За эти пятьдесят монет я буду отдуваться весь следующий год.

Крамби удивлённо приподнял брови.

В этот раз на нём был не костюм от Кальвино, хоть и припыленный, а превосходная пара из чудной серой материи в тонкую полоску. Камлот? Твил? Лэйд не был уверен, что хоть одна лавка в Миддлдэке имеет в своём ассортименте что-нибудь подобное. На правом лацкане пиджака красовалась изящная бутоньерка из навощённых розовых лепестков, обрамлённых зеленью, необычайно ему идущая и подчёркивающая природную свежесть лица.

— О, я думал, ваш гонорар вполне отвечает… кхм…

— Он не учитывал расходов, которые я понесу! — хмыкнул Лэйд, — Теперь вся Хейвуд-стрит будет судачить о том, что старый Чабб раздобыл себе тучного клиента и теперь катается точно белый стилтонский сыр в масле. Это значит, ещё добрый месяц мне придётся открывать кредит в своей лавке каждому встречному, не напоминать о просрочках и даже не заикаться об их погашении. А уж каково мне теперь будет торговаться!

Крамби смутился.

— Если это причинило вам неудобство, я могу увеличить сумму. Скажем, до…

Лэйд махнул рукой быстрее, чем тот успел назвать цифру, прогоняя соблазн.

— Не утруждайтесь, — пробормотал он, отворачиваясь от окна, чтобы не видеть зубоскалящего Маккензи, — Как-нибудь обойдусь. Подавайте гудок или что тут у вас — и поехали! Иначе вам придётся раскошелиться и на гонорар моей свите из сорока мальчишек и бродячих собак!

Крамби не пришлось подавать гудка или делать что-нибудь в этом роде. Он снял что-то вроде телефонной трубки и произнёс в неё негромко несколько слов. Локомобиль, должно быть, только того и ждал. Он грузно по-паровозному вздохнул, зашипел стравливаемым из котла паром, несколько раз мягко дёрнулся, а потом плавно пошёл вперёд, неспешно набирая скорость и степенно покачиваясь. Благодаря превосходным амортизаторам стук колёс по брусчатке почти не ощущался и Лэйд подумал, что если бы не знакомые ему вывески Хейвуд-стрит, плывущие мимо окна неспешной рекой, можно было бы вовсе не ощутить движения. Салон был отделан велюром и замшей, отчего пассажир невольно ощущал себя драгоценностью, лежащей в мягком футляре, освещался мягким гальваническим светом, а стёкла имели мягкие каучуковые прокладке и совершенно не дребезжали на ходу.

Лэйд мысленно ужаснулся, попытавшись представить, в какую сумму компании его нанимателя обходилось содержание этого парового чудовища. Едва ли его можно прокормить обычным углём по два пенса за фунт, подумал он, устроив котелок на коленях, наверняка оно жрёт исключительно кардифский очищенный, и только на этом, пожалуй, разоришься. А ведь ещё нужен человек, который будет регулировать все эти тонкие поршни и механизмы, и другой, который будет протирать бронзу и…

— Вы… без багажа? — Крамби заметно удивился, — Я думал, для вашей работы требуется некоторое… оборудование.

Лэйд усмехнулся. Он не был обременён ничем кроме трости и котелка — вполне подходящий арсенал для джентльмена, выходящего в пятничный вечер из дома в его понимании. Возможно, чтобы не разочаровывать Крамби и не ронять свою цену как специалиста в его глазах, стоило захватить с собой пару дорожных чемоданов, набитых пустыми консервными банками и прочим громыхающим хламом? Ничто так не радует нанимателя, как сознание того, что каждый его шиллинг отработан целиком и полностью.

— Привык передвигаться налегке. Тот инструментарий, что пригодится мне в работе, не занимает излишне много места, уверяю вас.

Весь этот инструментарий помещался в карманах пиджака, но Лэйд подумал, что если бы ему вздумалось продемонстрировать Крамби хотя бы малую его часть, тот, пожалуй, сам пересел бы в багажное отделение локомобиля, лишь бы держаться подальше от странного пассажира. Там не было по-настоящему жутких вещей, которые он тоже не чурался использовать в своей работе, напротив, многие инструменты выглядели почти безобидно, но Лэйд знал, какое впечатление они могут оказать на неподготовленного человека.

Поездка в роскошном паровом экипаже лишь первые несколько минут доставляла ему удовольствие, должно быть, в силу новизны ощущений. Уже через несколько минут она начала тяготить Лэйда, а к тому моменту, когда они добрались до конца Хейвуд-стрит, он уже ощущал себя не на своём месте.

Диванчик оказался комфортабельным, но явно не рассчитанным на джентльмена его комплекции, чересчур узким и с неудобным подголовником. Мягчайшие пружины совсем не держали веса тела, а подлокотники при всей изящности форм, напротив, были из твёрдого, как камень, красного дерева. Всё это не располагало к удобной позе и Лэйд был вынужден принять полулежащее положение, в котором его быстро начало укачивать. Комфортабельный салон уже не радовал его, напротив, теперь он казался ему тесным и душным, а отсутствие привычной вибрации колёс под днищем и свиста ветра в ушах быстро превращало поездку в

в утомительное занятие, ничуть не освежающее душу.

Должно быть, сам Крамби привык к такому способу передвижения и часто им пользовался — удобно расположившись напротив него на таком же диванчике, он улыбался Лэйду, и эта улыбка явно не была вымученной, надетой по случаю, как надевают нелюбимый костюм. Это была обаятельная и свежая улыбка молодого, уверенного в себе мужчины — столь превосходный образчик, что впору повесить в гостиной, чтоб сэкономить на газовом освещении, мрачно подумал Лэйд, вынужденный созерцать её. Даже не хочется думать, сколько он платит своему дантисту для поддержания её в нужном виде… Свою собственную он ощущал неестественной и тяжёлой, не идущей случаю, точно одолженной у старьёвщика.

Крамби и выглядел несравнимо лучше, чем два дня назад. Из глаз ушла краснота, сменившись здоровым блеском, подбородок был превосходным образом выбрит, а над причёской явно трудилась не его собственная пятерня, пусть и вооружённая ухоженными ногтями, а опытные руки парикмахера. Да и в целом…

— Хорошо выглядите, — кивнул ему Лэйд, — Совсем не похожи на ту развалину, которая вползла в мой кабинет третьего дня. Признайтесь, пропустили пару стаканов по пути?

Крамби не был пьян, в тесном пространстве пассажирского салона его тело источало не кислую винную отдушку, а запах лосьона для бритья и хорошего одеколона — что-то с нотками морской соли и жимолости. Может, бросил под язык плавничок форели? Или угостился щепоткой-другой приготовленного на пару карпа? Лэйд не был вхож в круги высшей деловой аристократии, да и знал о них преимущественно из колонок светской хроники, но слышал, что в этих кругах рыбное зелье пользуется не меньшим уважением, чем в Скрэпси. Правда, и угощаются там, надо думать, не дешёвым рыбным варевом, как в подворотнях, и не грязной строганиной, обильно приправленной тиной и солью…

Впрочем, сам Крамби, пусть и посвежевший, не подтверждал этой теории никоим образом. Чёрный бархатный галстук с низкой посадкой открывал приличную часть его шеи, на здоровой гладкой коже которой не угадывалось ни вздувшихся багровых линий, похожих на воспалившиеся подкожные шрамы — верный признак активно растущих жабр — ни даже шелушащихся пигментных пятен, этих верных спутников отрастающей чешуи. Если Крамби и баловался тайком рыбным зельем, как многие молодые кутилы при хороших деньгах, то делал это осмотрительно и в меру.

— Добрые новости пьянят не хуже вина, — Крамби улыбнулся в ответ, — Так что в некотором смысле я действительно немного под мухой. Не просыхаю вот уже два дня, как старый сапожник.

Кажется, это была первая настоящая улыбка, которую Лэйд видел на его лице. И она шла ему не меньше, чем превосходный костюм, изысканная бутоньерка или хорошая причёска. Некоторые лица прямо-таки созданы для того, чтобы улыбаться, и Крамби определённо относился к этой категории людей.

Он просто молод, подумал Лэйд, силясь улыбнуться в ответ, а в молодости одной улыбки достаточно, чтобы превратить тебя в писанного красавца, стерев в одно мгновенье все горести и беды. Счастливая пора, которой мы так мало уделяли внимания…

— Дайте угадаю. Ни одной новой беды за последние два дня?

— Ни единой с самой среды! — подтвердил Крамби, — Вообразите себе, ни один человек не покалечился, не поранился, ни причинил себе увечий и, кажется, даже не простудился. Счастливейшие сорок восемь часов в моей жизни! Мне больше не требуется оглушать себя снотворным, чтобы забыться сном на пару часов, и даже аппетит как будто возвращается. Господи, кажется, я не был так счастлив со времён кризиса девяносто третьего года, который чуть было не перетёр всех нас в порошок!

— И никаких тревожных признаков?

— Ни малейших, — Крамби сиял, как серебряный пенни, затмевая горящие в салоне гальванические лампы, — Кажется, за последние два дня никто из моих служащих даже не порезался бумагой, не разбил стакана, не подвернул ноги и не испачкал кофейной гущей важных бумаг!

Лэйд и сам ощутил облегчение, расползшееся внутри тёплым восковым мякишем, смягчившее острые грани тех смутных опасений, что точили его последнее время, скобля о рёбра. Ему даже показалось, что за утробным гулом локомотива он на миг расслышал довольное ворчание тигра.

— Quod erat demonstrandum[23]! — провозгласил Лэйд, — Никакого злого рока, никаких тёмных материй. Уверяю вас, обычные мнительность и тревога, помноженные друг на друга, могут породить больше чудовищ, чем дюжина безумных жрецов Карнифакса!..

Произнеся имя Кровоточащего Лорда, Лэйд едва не прикусил язык. Выпорхнуло само собой. Это имя не относилось к запретным категориям, кое-где в окраинных районах Нового Бангора его даже использовали как ругательство, не сознавая истинного смысла, но всякий человек, хоть немного разбирающийся в кроссарианских таинствах, старался не произносить его всуе лишний раз. Если из не соображений безопасности, то из соображений чистоплотности.

По счастью, Крамби как будто не обратил на это внимания. Сейчас он больше был поглощён своими мыслями, чем своим визави.

— Вероятно вы правы, мистер Лайвстоун. Я… Смерть мистера Олдриджа, признаться, сильно потрясла меня. Возможно, даже сильнее, чем я сам мог себе в этом признаться. Он ведь был мне не просто компаньоном и деловым товарищем, на авторитет которого я привык опираться в важных делах. Он был мне… Господи, он был мне как отец! Мой собственный отец погиб много лет тому назад, когда я был ещё ребёнком — несчастный случай. Мистер Олдридж дал мне то, о чём молодой вертопрах, едва заработавший свою первую тысячу фунтов на бирже, не может и мечтать. Он дал мне полноценный пай в своей компании, сделал своим младшим компаньоном, но дело не в этом… Он дал мне гораздо большее. Место на борту корабля, который был создан его неустанными трудами вплоть до последней доски. Да, этот корабль носит название «Биржевая компания Олдриджа и Крамби», но это его детище, детище, которое он создавал на протяжении всей жизни и которое филигранно вёл меж опасных рифов. Даже когда он удалился от дел, передав мне штурвал, он всё равно оставался капитаном, тогда как я — талантливым, опытным, но всё же первым помощником.

Его скоропостижная и трагичная смерть потрясла всех нас, но меня, наверно, больше прочих. Я находился в отчаянном и подавленном состоянии, а тут эти случаи и… Вы даже не представляете, сколько кошмаров может вообразить себе человек, оказавшийся в тёмной комнате с потушенной свечой!

Облегчение, подумал Лэйд. Вот какого средства не хватает в аптеке доктора Фарлоу, воображающего, будто его фармакологический арсенал не имеет равных во всём Тихом океане. Возможно, весь наш мир был бы более спокойным и добрым местом, если бы каждый, заплатив полтора пенни, мог получить унцию чистого облегчения, и даже неважно, если у него будет острый аптечный запах как у микстуры от колик…

— А ваши… работники? — осторожно спросил он.

Крамби поджал губы.

— Мы потеряли восемнадцать человек на этой неделе, восемнадцать высококлассных специалистов своего дела. Но остальных мне как будто бы удалось сберечь. Вы даже не представляете, каких колоссальных усилий мне это стоило! Пришлось на двадцать процентов поднять им жалованье, всем, вплоть до курьеров и рассыльных. Кроме того, мистер Лейтон, наш начальник кадровой службы, использовал все имеющиеся в его власти рычаги, чтобы предотвратить панику и восстановить хотя бы подобие порядка. По счастью это сработало. Во-первых, несчастные случаи прекратились, а это уже многим позволило вздохнуть с облегчением. Во-вторых… Всё это время я старался воодушевлять своих людей, поддерживая их веру — даже в те минуты, когда мне самому её отчаянно не доставало.

— Ну, с этим-то вы справитесь без моей помощи, — усмехнулся Лэйд, — Воодушевление — не мой конёк, я специализируюсь на других вещах. Если моя помочь вам более не требуется, я могу вернуть чек, который вы так великодушно мне выписали, он всё ещё не обналичен.

— Нет-нет, — Крамби едва заметно вздрогнул на своём сидении, в его глазах на мгновенье мелькнул испуг, — Вы очень обяжете меня, мистер Лайвстоун, если мы доведём дело до конца. Закончим осмотр и убедимся, что всё… чисто. Даже если эта инспекция будет простой формальностью, мне важно знать, что всё в порядке, чтобы вновь не лишиться сна и аппетита.

Лэйд развёл руками, хоть это и непросто было сделать в тесном пассажирском салоне.

— Воля ваша! Только не думайте, будто старого Чабба будет мучить совесть из-за того, что он возьмёт с вас пятьдесят соверенов за прогулку по кабинетам.

Крамби улыбнулся.

— Пусть я всего лишь биржевой делец, я немного знаю, как устроена человеческая душа, мистер Лайвстоун. Дурное она прячет на дно дальнего сундука, а для доброго подбирает рамку в гостиной. Чем быстрее я покажу, что ситуация находится под моим контролем, тем быстрее смогу успокоить своих людей, внушить им чувство безопасности и вернуть к нормальной работе. Именно поэтому я возлагаю многие надежды на сегодняшний ужин.

Лэйд озадаченно уставился на него.

— Что? Ужин?

— Простите, не предупредил вас сразу. Я не случайно заехал за вами на локомобиле. Сегодня в «Биржевой компании Олдриджа и Крамби» ожидается небольшое торжественное мероприятие. Небольшой торжественный ужин для моих служащих.

Лэйд едва не поперхнулся.

— Простите?

— Ничего особенного, — поспешил сказать Крамби, — просто небольшой банкет для сослуживцев, не беспокойтесь. Никаких разнузданных торжеств, оргий, обильных возлияний и лукулловых пиров, как это стараются выставить некоторые писаки из газет. Всё скромно, почти по-домашнему, в тесном кругу. Для нас, команды нашего старого корабля, такие трапезы составляют добрую традицию. Кроме того, знаете ли, я заметил, что подобного рода мероприятия сплачивают коллектив. Обыкновенно мы проводим два торжественных ужина за год — на Рождество и на Пасху. Но иногда собираемся и лишний раз, если к тому есть хороший повод.

Лэйд ощутил тревожную пульсацию внизу живота. Чёртовы рессоры… Из-за них даже не понять, едешь ты или стоишь на месте. То ли дело прыгающий на всех ухабах кэб — к тому моменту, когда он сгрузит тебя в точке назначения, ты поклянёшься ходить пешком до конца своих дней…

— Торжественный ужин? — осведомился он, — Вы с ума сошли? Мы договаривались о небольшой инспекции. Частном визите, не бросающемся в глаза. Мне нужна спокойная обстановка, чтобы пройтись по вашим проклятым кабинетам в поисках… некоторых характерных признаков, которые бросаются в глаза. Как, чёрт возьми, мне это сделать, если здание будет набито пирующими гуляками?

Крамби поднял ладони — успокаивающий жест, который ничуть не успокоил Лэйда Лайвстоуна.

— Поверьте, это единственный приемлемый вариант. «Биржевая компания Олдриджа и Крамби» работает почти круглосуточно, без перерывов на обед, у нас нет выходных. День и ночь аппараты Попова, телеграфы и телефонные аппараты передают сводки, котировки и ставки. Копра, медь, масло, лес, проволока, стекло, бумага, рис, текстиль, парфюмерия, китовый жир, просо, краска, олово, карболка… Всё это вертится в огромном барабане. Меняются цены на фьючерсы, растут и падают страховые ставки, выпускаются и рассыпаются прахом ценные бумаги… Биржа никогда не знает покоя. Даже в те минуты, когда не идут торги, наши специалисты заняты работой. Готовят контракты, изучают рынок, рассматривают предложения, обмениваются информацией с другими биржами. Даже я, человек, стоящий у штурвала, не в силах провести вас тайно в Контору. А значит…

Лэйд неохотно кивнул. Может, этот Крамби не напрасно занимает свой пост, как он там у них называется. Оперативный управляющий? Приказчик? Директор?

— Что ж, в этом есть зерно здравого смысла. Некоторые вещи лучше всего прятать на виду.

— Именно так, мистер Лайвстоун, — улыбнулся Крамби, — Я попросту представлю вас сослуживцам как… Допустим, моего родственника. Любимого дядюшку из Веллингтона, почтенного торговца шерстью. Согласитесь, нет ничего удивительного в том, что мой любимый дядюшка прибыл в Новый Бангор в такой торжественный день, чтобы почтить нас своим присутствием.

— И к какому торжеству приурочен ваш ужин? Я сносно помню как британские, так и полинезийские праздники, но не могу припомнить ни одного, который выпадал бы на сегодняшний день.

— О, повод есть, — Крамби подмигнул ему, — И весьма внушительный, смею заверить. По крайней мере, для меня. Сегодня счётная комиссия нашей компании завершает проверку процедуры передачи доли мистера Олдриджа в капитале компании. В общем-то, это не более чем формальность, завещание мистера Олдриджа тщательно проверено ещё неделю назад, мы и не ждали здесь никаких сюрпризов. Но именно сегодняшний день официально станет первым, когда я взойду на капитанский мостик в новом качестве. Не первого помощника, оставленного на вахту, а в качестве капитана.

— Вы наследуете долю мистера Олдриджа и становитесь единовластным владельцем компании?

Крамби с достоинством кивнул.

— Именно так. И это значительное событие как в моей жизни, так и в жизни нашего детища.

— Поздравляю от всей души, — пробормотал Лэйд, но несколько сухо, не найдя подходящих моменту интонаций, — И надеюсь, что ужин пройдёт наилучшим образом. Вот только я ни черта не смыслю в шерсти. Если кто-нибудь из ваших остолопов вздумает вступить со мной в разговор…

— Не беспокойтесь, ваша роль не предполагает большого количества слов. Поменьше говорите, важно кивайте, иногда надувайте щёки — этого вполне хватит. Я уже обронил пару раз сегодня в присутствии членов оперативного совета, что мой дядюшка немного нелюдим и высокомерен. К вам не будут приставать с распросами.

— Благодарю покорно, — пробормотал Лэйд, — Однако на всякий случай проверьте ваши запасы нашатыря и английской соли. Возможно, некоторым дамам станет не по себе, когда ваш нелюдимый дядюшка из Веллингтона примется потрясать окровавленной курицей, пачкая их вечерние туалеты и выкрикивая заклинания по-полинезийски. Кроме того, я могу причинить некоторый вред паркету. Пентаграммы, нарисованные углём, оттираются относительно легко, но про кровь и потроха, увы, этого не скажешь…

На превосходно выбритом лице Крамби испуг мелькнул, должно быть, всего на четверть секунды, но Лэйду этого было достаточно. Даже эта четверть секунды была хорошей компенсацией.

— Что? Бога ради, вы в самом деле собираетесь…

Лэйд усмехнулся.

— Что, уже представили? Нет, если вы цените представления подобного толка, могу пойти на встречу. За дополнительную плату, разумеется. И, конечно, куриц оплачивает предприятие. Чёрт, вы даже в лице переменились! Не беспокойтесь, мистер Крамби, ничего подобного в моей программе не значится. Признаю, искусство, которым я занимаюсь, и о котором вы практически не имеете представления, не всегда безобидно и чистоплотно. Не стану лгать, иной раз, покидая чей-нибудь дом, я выглядел так, как не всякий китобой, а уж запахи, которые я при этом распространял… Силы, с которыми я работаю, вы сами назвали недобрыми и, чёрт возьми, были как никогда близки к истине. Это дурные и очень опасные силы. Они часто оставляют после себя не благоухание ландышей, а несвежую требуху, кровь и… другие вещи, о которых я не стану говорить, чтобы не портить вам аппетит перед ужином.

Крамби ощутимо напрягся на своём месте, так, точно двигался не на мягчайших рессорах, а на набитой камнями бочке. Когда он решился заговорить, то подбирал слова необычайно тщательно, так, точно те были могущественными сакральными символами, неправильное объединение которых могло привести к катастрофе.

— Эти силы, они…

Лэйд милосердно не дал ему закончить.

— Не стоит, мистер Крамби.

— Что? — он поднял на Лэйда озадаченный взгляд, — Я лишь хотел…

— Вы хотели спросить, что представляют из себя силы, с которыми я работаю. И я говорю — не стоит, мистер Крамби. Поверьте мне на слово, это знание не подарит вам облегчения. Напротив.

Крамби слабо улыбнулся.

— Что, оно убьёт меня, это знание?

Лэйд сделал вид, будто пристально рассматривает его. Удобно, учитывая их расположение в салоне, друг напротив друга.

— Нет. Не убьёт. Но может превратить в неврастеника до конца жизни.

— Я финансист, мистер Лайвстоун. Владелец биржевой компании и человек, хорошо знающий, на каких шестернях крутится мир. Я не верю в богов — ни старых, превратившихся в тлен внутри своих пирамид, ни новых, умащённых миррой и ладаном.

— Молодой трезвомыслящий финансист — не более плодородная почва для суеверий, чем каменный кряж — для пшеницы, — согласился Лэйд, — Но некоторые детали своей работы я, если позволите, не стану разглашать. В лучшем случае вы посчитаете меня рехнувшимся оккультистом, в худшем… Про худшие и думать не стоит. Считайте, что никаких сил, не объяснимых Библией и «Природой капитала» Адама Смита нет вовсе, а ваши пятьдесят фунтов — плата за восстановление душевного спокойствия и трезвого восприятия действительности.

Крамби задумался, но думал не очень долго.

— Да, — согласился он, — Пожалуй, так лучше всего. Не уверен, что хочу заглянуть в тот омут, который приоткрылся мне, пусть даже и в воображении. У вас на руках карт-бланш, мистер Лайвстоун. Ужин назначен на восемь, это значит, что Контора будет в вашем распоряжении как минимум на полтора часа. Вы вольны исследовать все помещения и кабинеты, от моего собственного до последнего чулана. Я лишь прошу вас держать нашу… инспекцию втайне и не посвящать в детали… сторонних особ. Если у вас возникнут хотя бы малейшие подозрения, делитесь ими со мной и только со мной!

— Будьте спокойны, — заверил его Лэйд, — Это тоже часть моей работы. Если я выскажу свои подозрения кому-то кроме нанимателя, то рискую мгновенно оказаться в сумасшедшем доме.

Локомобиль лишь казался неспешным зверем сродни сонному бегемоту. Выбравшись из узких улочек Миддлдэка на накатанную мостовую Айронглоу, он развёл пары и приобрёл прыти, двигаясь как хороший рысак. Лэйд, опасливо придерживающийся за подлокотники, прикинул, что он делает по меньшей мере двадцать миль в час[24] — если судить по тому, с какой скоростью мимо проносятся украшенные сусальным золотом витрины засыпающих магазинов.

На углу Биско и Парри-стрит полисмен отдал им честь, и Лэйда это немало позабавило. Чёрт возьми, если полисмены начнут козырять тебе на каждом шагу, точно какой-нибудь шишке, возможно этот паровой зверь не так уж и бесполезен в хозяйстве…

— Этот ваш мистер Олдридж… — он кашлянул, — Знаете, мысль о нём последние два дня не выходила у меня из головы. Оказывается, это чертовски неуютное чувство, знать, что кто-то тебя неплохо знает — при том, что ты сам не имеешь об этом человеке никакого представления.

— Могу себе представить, — согласился Крамби, разглядывавший роскошные витрины Айронглоу с явственной скукой на лице — он явно не находил этот пейзаж ни увлекательным, ни сколько-нибудь новым, — Для меня до сих пор тайна, каким образом мистер Олдридж, почтенный биржевой торговец на пенсии, оказался осведомлён в искусстве, которое для меня самого лежит где-то между эзотерикой и месмеризмом!

— Скажите, мистер Крамби, ваш покойный компаньон, случайно, не был кроссарианцем?

— Что?

— Кроссарианцем, — спокойно повторил Лэйд, — Вы знаете, что такое кроссарианство?

Крамби наморщил лоб. Судя по тому, что на его коже не имелось морщин, это была не самая используемая им гримаса. Улыбка шла ему куда больше.

— Весьма приблизительно. Какая-то местная синтетическая религия, которая расцвела на острове из христианских зачатков и полинезийских варварских верований. Что-то, связанное с культом Девяти и… чёрт, не знаю деталей и никогда ими не интересовался.

— Не интересуетесь местными религиями и не знаете полинезийского языка, — Лэйд покачал головой, — И при этом надеетесь на благоприятное плавание в здешних водах?

— Я не миссионер, мистер Лайвстоун, — с достоинством отозвался Крамби, — я владелец биржевой компании. Трезвый расчёт — лучший оберег от всех языческих верований, а также полинезийских божков вкупе с их варварскими ритуалами.

— Похвальное благоразумие для молодого джентльмена, — кивнул Лэйд, — Жаль, что не все могут похвастаться подобным в наши дни, когда суеверие подобно маленькой птичке готово свить гнездо под стрехой любого дома. Уверен, вы даже не представляете, как много у кроссарианства, этого никчёмного туземного верования, сторонников тут, на острове, причём даже среди людей, в здравомыслии которых вам и в голову не пришло бы усомниться. Старые девы в Новом Бангоре часто рисуют воском под кроватью символ Аграт, полагая, что это защитит их от преждевременного увядания. Владельцы плантаций частенько оставляют на полях мёртвого белого зайца — их подношение Брейрбруку, которое должно гарантировать щедрый урожай. А рыбаки не выходят в море, если их лодки не украшены должным количеством символом Танивхе, Отца Холодных Глубин, в противном случае, по их мнению, высока вероятность и вовсе никогда не вернуться домой.

— Возможно, — Крамби дёрнул плечом, — Но я не поощряю подобных суеверий в своей компании. Вообразите, что будет, если наши биржевые аналитики примутся вместо корректировки курсов чертить пентаграммы, а биржевые агенты — возносить молитвы о выравнивании стоимости фьючерсов! Содом и Гомора!

Лэйд кивнул.

— Вполне вероятно. Как бы то ни было, в Новом Бангоре мне приходилось сталкиваться с людьми, обеспеченными весма серьёзным капиталом, которых совершенно никто не мог бы упрекнуть в легкомысленности, и которые при этом были убеждёнными кроссарианцами. За мистером Олдриджем ничего такого не водилось?

— Что вы имеете в виду?

Лэйд вздохнул.

— Странные украшения, которые он использовал с повседневной одеждой, к примеру. Кольца из металла, который кажется грязной медью. Браслеты из рыбьих костей. Может, какие-то следы на коже, нанесённые хной и… другими жидкостями. Какие-то странные, исходящие от него запахи. Странные привычки и необъяснимые поступки…

К его удивлению Крамби расхохотался.

— Мистер Лайвстоун!

— Что? Уверяю вас, я совершенно серьёзен. Вы бы не поверили мне, кабы я сказал, сколь многие облечённые состоянием и властью люди не избегают искушения приникнуть к Девяти, ища способов приумножить то и другое. Мистер Олдридж, он…

— Он был самым здравомыслящим и рациональным человеком из всех, известных мне. В Новом Бангоре за ним ходила слава финансового гения, кудесника в своём роде и, уверяю вас, эта слава не была раздута ни на йоту. Вы хотите знать, не заявлялся ли мистер Олдридж на заседания оперативного совета в мантии со звёздами, украшенной пятнами крови? Не собирал ли нас в полночь, чтобы принести в жертву богам молодую секретаршу, ища расположения богов в следующем финансовом квартале?

В другой ситуации Лэйд фыркнул бы, не сдержавшись, но сейчас ему пришлось приложить усилия, чтобы сохранить самый серьёзный вид. Даже нахмуриться, чтобы произвести на Крамби достаточно внушительное впечатление.

— Это не шутка, мистер Крамби. Если ваш компаньон якшался с кроссарианцами или был вхож в их круги, мне стоит об этом знать.

Крамби покачал головой.

— Мы с ним были знакомы настолько тесно, насколько могут быть знакомы два компаньона, сообща ведущие корабль сквозь бури и шторма. И я вас заверяю, что ничего такого за мистером Олдриджем не значилось. Каждый шиллинг, заработанный им, был заработан его финансовым гением, ни защиты, ни покровительства иных сил он не искал.

— И всё же многие считали его чудаком.

Крамби растерянно заморгал. В свете плывущих мимо окна газовых фонарей его растерянность была хорошо заметна. В другой ситуации Лэйд, пожалуй, даже ощутил бы злорадство.

— Почему… почему вы так решили?

— Его письмо. Такой уж мы народ, лавочники. С возрастом утрачиваем многие добродетели, кроме одной — превосходно помним всё, единожды прочитанное. В своём последнем письме вам мистер Олдридж упоминал, что некоторые из сослуживцев посмеиваются над ним, считая старым чудаком. Раз уж он это заметил, полагаю, процесс был поставлен на широкую ногу?

Крамби покраснел, это было отчётливо видно даже в залитом приглушённым гальваническим светом пассажирском салоне. Не так, как краснели некоторые поставщики, пытавшиеся сбыть «Бакалейным товарам Лайвстоуна и Торпа» дубовую стружку под видом виргинского табака и пойманные за руку, но тоже вполне явственно.

— Я… Я просто не думал, что это… Чёрт. Не стану скрывать, некоторые в самом деле посмеивались над мистером Олдриджем. Совершенно беззлобно, заверяю вас. Мистер Олдридж был джентльменом в почтенном возрасте, служащие же у нас как правило молоды, а молодости, знаете ли, свойственно позубоскалить над старостью…

— Молоды? — удивился Лэйд, — Я думал, у вас почтенное биржевое общество. Кто же допускает молодёжь к серьёзной работе?

Крамби поморщился.

— Я говорю не про безусых юнцов. Средний возраст среди наших служащих — двадцать четыре года. Это часть политики мистера Лейтона, нашего руководителя кадровой службы. Безусловно, люди постарше обладают усидчивостью и дисциплинированностью, в некоторых случаях это несомненное достоинство, но… В нашем деле ценится порыв, упорство и неукротимость, а эти качества сильнее всего проявляются в молодости. Мне нужны дерзкие матросы, которые готовы карабкаться на ванты в любую погоду, идти на абордаж и сутками черпать воду из трюмов, а не скучающие пассажиры второго класса, совершающие моцион по прогулочной палубе, понимаете?

— Допустим. Так значит, мистер Олдридж был объектом шуток в собственной компании? Что ж, неудивительно, отчего он не цеплялся за свой штурвал с упорством, которого от него ожидали.

Краснота Крамби сделалась густой, залив щёки и лоб.

— Господи, нет! Ничего подобного! Никто бы не осмелился отпустить ни одной шутки в адрес мистера Олдриджа. Люди, которые работали под его началом, боготворили его. Одно слово мистера Олдриджа, бывало, обрушивало курсы котировок или топило стоимость некоторых фьючерсов так, как армада адмирала Нельсона — французские корабли в битве у Абукире![25] Я лишь имел в виду, что… Как многие великие люди, мистер Олдридж порой вёл себя немного эксцентрично, давая окружающим повод для пересудов. Проще говоря, иногда был чудаковат.

— Говорят, сэр Исаак Ньютон как-то раз сварил свои собственные часы, держа в другой руке куриное яйцо, — согласился Лэйд, — а мой приятель Маккензи нарочно не моет пивные кружки. Впрочем, последнее не чудачество, а его патологическая шотландская скупость, он полагает, что так в них вмещается меньше пива. Так значит, в поведении вашего компаньона имелись странности? Какие? Он имел привычку исчезать по ночам? Свежевать уличных котов у себя в номере? Может, украшать себя амулетами, вырезанными из человеческих костей?

Крамби уставился на него, озадаченно моргая.

— Ничего подобного, чёрт побери! Чудачества мистера Олдриджа были самого невинного свойства и никому не причиняли хлопот. Разве что последние два года…

Локомобиль издал несколько отрывистых рассерженных гудков, пытаясь спугнуть влекомую парой почтенных лошадей подводу с углём, тащившуюся перед ними и не горевшую желанием уступать дорогу. Возница даже не повернулся в их сторону, лишь безразлично махнул кнутовищем, лошади лишь лениво зашевелили ушами. Они явно были опытными участниками дорожного движения и никому не намеревались уступать, не обращая внимания, сколь много неудобств создают снующим по улице паровым экипажам.

Вот и я так же, подумал Лэйд с внезапно накатившей меланхолией, разглядывая эту жалкую колесницу, едва тащившуюся по мостовой. Тащу свою повозку невесть куда, стараясь не обращать внимания на обгоняющие меня экипажи, блестящие хромом и медью, глотаю дым и делаю вид, будто работа, которой я занимаюсь, имеет значение для кого-то кроме меня.

Если бы я вздумал бросить бакалейную лавку и устроиться в «Биржевую компанию Олдриджа и Крамби» деловодом, мне дали бы от ворот поворот — мои двадцать четыре миновали задолго до того, как сам Крамби появился на свет. Может, уважая мой возраст, мне предложили бы почётную должность швейцара у входа — кланяться посетителям и звенеть фальшивыми орденами?

Жизнь, хочется нам того или нет, принадлежит молодым. Их кипучая энергия поворачивает шестерни тех механизмов, которые крутят мир, пока мы льстим себе, пытаясь уверить себя в том, будто движущей силой является наша мудрость. Может, потому я и взялся за это дело, подумал Лэйд. Не из-за денег, и даже не из-за любопытства, которое невольно испытываю к этому загадочному мистеру Олдриджу, а только лишь потому, что отказываюсь признавать один простой факт — миру, в сущности, совершенно безразлично, жив Лэйд Лайвстоун или давно разложился в подвале своей лавки, смешавшись с табачной стружкой, рассыпным чаем и зубным порошком…

— Последние два года? — спросил он вслух, отворачиваясь от окна, — Что случилось в последние два года с мистером Олдриджем?

Крамби дёрнул плечом. Разговор на эту тему определённо не доставлял ему удовольствия.

— Я уже сказал вам, два года назад мистер Олдридж покинул пост оперативного директора компании, который занимал на протяжении всего её существования. Передал его мне и удалился на пенсию из-за проблем со здоровьем. Это было мудрое решение, к слову. Вы даже не представляете, сколько сил требует управление предприятием с таким оборотом. Иногда, возвращаясь домой, мне кажется, будто я целый день не перекладывал бумаги, а добывал уголь в шахтах Нью-Касла!

— Мы заговорили о странностях, — напомнил Лэйд, — Меня не интересуют невинные чудачества. Я хочу знать, было ли в поведении вашего компаньона нечто, что… скажем так, что всерьёз могло бы вас обеспокоить?

Крамби задумался на некоторое время. Не очень продолжительное, но паровому экипажу хватило его, чтобы преодолеть половину квартала, оставив позади сверкающий гальваническими огнями и витринами Айронглоу, похожий в ночи на выложенное на чёрную бархатную подушку ожерелье. С улиц пропали компании гуляк, украшенные лентами экипажи и беспечные прохожие, началось царство Майринка, не означенное никакими границами и линиями, царство серого камня и строгих фасадов. Даже уличная брусчатка отчего-то выглядела здесь иной, холодной и отполированной, будто её вылизали тысячи языков…

Лэйд редко прогуливался в здешних краях — холодная чопорность здешней архитектуры быстро вгоняла его в меланхолию. Возможно, из-за близости Канцелярии. Её зловещие шпили пока не были видны, скрытые прочими домами, но Лэйд ощущал её присутствие так же отчётливо, как стрелка компаса ощущает магнетическое притяжение севера.

Канцелярия. Хранилище самых дурных, скверных и неприглядных тайн Нового Бангора. Вотчина никогда не спящих крыс. Ведомство полковника Уизерса. Он сам нипочём не смог бы работать спокойно, зная, что в нескольких кварталах от него притаилась эта холодная мрачная громада, но Крамби, кажется, не находил эту близость ни беспокоящей, ни пугающей. Должно быть, привык. Или относился ко всем опасностям мира, мнимым и реальным, со свойственной его возрасту легкомысленностью.

К облегчению Лэйда, локомобиль не стал сворачивать в её сторону, напротив, повернул на Баффин-стрит в противоположном направлении.

— Был один момент, — Крамби произнёс это через силу, не глядя на Лэйда, — Когда мистер Олдридж сделал нечто такое, чего от него никто не ждал. Раз уж вы заговорили о чудачествах, это было величайшее его чудачество. Скажите, вы помните кризис девяносто третьего года?

Лэйд поразмыслил несколько секунд.

— Ещё бы не помнить. Мне приходилось пересматривать прейскурант по три раза на дню, причём вечерние цены, бывало, так отличались от утренних, что мне хотелось заколотить лавку, лишь бы не иметь дела с новой волной разъярённых покупателей. В тот год добрая треть лавок в Хукахука разорилась в прах!

Крамби кивнул.

— Нелёгкая пора для всех нас. Можете вообразить, что творилось в это время на бирже! Состояния с шестизначными цифрами сгорали в мгновение ока, превращаясь в золу, рынок лихорадило как тифозного больного, а курсы фьючерсов скакали так, что мы за день стирали ящик карандашей, чертя прогнозы и пытаясь предугадать, куда швырнёт нас следующая волна — на морское дно или прямиком на луну. Мы назвали этот кризис Вторым Ферт-оф-Тей[26] или Великой железнодорожной катастрофой девяносто третьего года.

— Причём здесь железная дорога? — осведомился Лэйд, — На острове ведь нет железных дорог?

— Нет, — подтвердил Крамби, — Это остроумно придумал мистер Розенберг, наш главный аналитик. Дело в том, что весь кризис случился из-за железнодорожных воротил в Новом Свете. Недовольные своими дивидендами, тамошние дельцы решили обрушить курс акций с тем, чтобы прибрать хозяйство к рукам, но немного перестарались. Падение акций железных дорог в Соединённых Штатах стало обвальным и превратилось в лавину, которая погребла под собой бесчисленное множество прочих предприятий. Всего две недели потребовалось хаосу, чтобы перекинуться через весь Тихий океан, точно через лужу, на берега Нового Бангора и причинить обильные разрушения здесь, погрузив весь биржевой сектор в Геенну Огненную. Это были тяжёлые времена, доложу я вам. Утром можно было пожать руку преуспевающему джентльмену, который глядел на тебя свысока, точно генерал, а уже вечером вложить в неё, дрожащую, пенни — иначе ему не хватало на кэб, чтобы вернуться домой. Это был первый серьёзный кризис, который я встретил на борту нашего с мистером Олдриджем предприятия и до сих пор мне кажется чудом, что мы выбрались из него, пусть и потеряв паруса.

— Я весь во внимании.

Крамби вздохнул.

— Вы не знакомы с биржевым делом, вам скучны будут детали. Достаточно будет сказать, что мистер Олдридж сотворил чудо, чтобы спасти нас. Этот человек умел делать чудеса, именно потому его будут помнить даже спустя много лет, когда забудут всех нас. Жаль только, это было последним из всех чудес, сотворённых им… Едва только мы выбрались из переделки, как мистер Олдридж рухнул, сражённый приступом, и в течении двух недель бредил, не приходя в себя. Врач говорил, что ситуация крайне тяжёлая и не исключал самых плачевных вариантов. Он утверждал, что это какой-то вид местной лихорадки, но мне кажется, что мистера Олдриджа, нашего доброго гения, сразил нервный удар. Слишком много сил он потратил, спасая наш обречённый корабль, слишком близко к сердцу принимал его участь… Сейчас я понимаю, что именно этот случай его подкосил. Мистер Олдридж оправился, но…

Крамби замолчал, бессмысленно ковыряя пальцем каучуковый уплотнитель окна.

— Но?

— Этот кризис надломил его. Преданный мистер Госсворт, его слуга, неотступно ухаживал за ним две недели и в конце концов поставил на ноги, но мистер Олдридж, мне кажется, так и не оправился полностью. С тех пор он лишь единожды побывал в Конторе — для того, чтобы сообщить о своей отставке и передать мне, своему компаньону, полномочия оперативного директора, которые прежде неукоснительно выполнял двадцать лет. Вы спросили про странности в его поведении, мистер Лайвстоун — вот вам странность. Странность, которая заставила всех нас изумиться больше, чем когда бы то ни было.

— Вас так изумило, что он отошёл от дел?

Крамби кивнул.

— Мы не были бы потрясены больше даже если бы ему вздумалось заявиться в Контору нагишом и объявить, что принимает в число компаньонов призрак Оливера Кромвеля! Мистер Олдридж никогда не был женат, не имел детей, «Биржевая компания» была его любимым детищем. И тут…

— Это странность, — согласился Лэйд, — Но не вполне того толка, что я ищу. Может, он просто перегорел, говорят, и такое случается с джентльменами в почтенном возрасте. Вы молоды, мистер Крамби, вам не понять, что дело, которому человек отдал жизнь, тоже может гнести из года в год, медленно стирая его хребет. Взять меня, к примеру. Я почти тридцать лет жизни отдал своей лавке, но неужели вы думаете, что я мечтаю работать в ней до самой смерти и отбыть в мир иной, окружённый букетами из сельдерея и штабелями консервных банок? Я бы и сам с удовольствием отошёл бы от дел, если бы не был уверен, что моя лавка, оставленная на попечение легкомысленной мисс Прайс и беспутного Диогена, уже два часа спустя превратится в выгоревшее пепелище!

Крамби слабо улыбнулся.

— Вы не знали мистера Олдриджа, если говорите так.

— Я не знал мистера Олдриджа, — согласился Лэйд, — Это совершенно точно. Прискорбно знать, что никогда уже и не узнаю. Мне почему-то кажется, он был славным малым.

— Совершенно верно. Мне кажется, вы бы с ним поладили, мистер Лайвстоун.

— В самом деле?

— Да. В вас есть нечто общее, хотя я едва ли могу сказать, что. Что-то в манерах, быть может…

— В вас говорит молодость, — усмехнулся Лэйд, — Все дряхлые коряги вроде нас для вас должны быть на одно лицо. Впрочем, не стану скрывать, мне до сих пор кажется чертовски удивительным тот факт, что мистер Олдридж каким-то образом был осведомлён о существовании Бангорского Тигра. Мало того, испытывал к нему такое уважение, что завещал вам искать его помощи. Это я нахожу чертовски странным.

— То, что один из солиднейших коммерсантов в Новом Бангоре верит в несуществующие силы? — усмехнулся Крамби, — Неделей раньше и я в них не верил, смею напомнить. А сейчас…

Лэйд мотнул головой, вновь вспомнив тянувших свою жалкую телегу с углём кляч. Движение вышло каким-то лошадиным, старческим и усталым.

— Дело даже не в этом. Как я уже говорил, среди моих клиентов встречались банкиры, фабриканты и барышники всех сортов. Мало того, некоторые из них бывали и при титулах, которые я благоразумно не стану называть. Иногда моей помощью стремились заручиться люди более далёкие от мистики, чем мой автоматон — от королевского балета. Удивительно то, что судьба, эта хитрая ехидная карга, столкнула мистера Олдриджа именно со мной, а не с кем-нибудь из моих практикующих коллег из Нового Бангора.

Крамби взглянул на него с нескрываемым удивлением.

— Так значит, есть и другие? Я имею в виду, другие люди, которые…

Он в самом деле выглядел удивлённым — настолько, что Лэйд не смог сдержать усмешки.

— А вы думали, Бангорский Тигр уникален в своём роде? Это льстит моему самолюбию, мистер Крамби, но я не единственный знаток затаённых течений этого города. Кроме меня есть и другие. Может, их не так много, как торговцев свежей выпечкой, страховых агентов и грумов, но можете мне поверить, я не уникален в своём роде. Потому и удивительно, что провидение, в какой бы форме оно ни действовало, послало мистера Олдриджа именно ко мне.

— Так значит, в Новом Бангоре действует целая группа… ваших коллег?

Лэйд поморщился.

— Мы не поддерживаем тесных связей. Кроме того, мы даже в лучшие времена были слишком беспечны, чтобы создать свой цех или профсоюз, наше ремесло, как и ваше, диктует свои условия. Но мы поддерживаем связь и в некотором смысле варимся в одном котле, так что немного осведомлены друг о друге, хотим мы того или нет. Некоторым течениям, знаете ли, свойственно пересекаться. Так что да, я немного осведомлён о своих коллегах. Как и обычные лавочники, мы иногда приходим друг другу на помощь, наушничаем, интригуем, сманиваем друг у друга клиентов, распускаем грязные слухи, собираемся на тайные конференции и всё прочее в этом роде.

Вопрос, мучивший Крамби, был достаточно очевиден, чтобы Лэйд мог ответить на него сразу же, но из вежливости он потратил полминуты, дожидаясь, пока он наконец соскользнёт у того с языка.

— И… много вас, специалистов такого рода?

Лэйд пожал плечами.

— У нас нет реестра, мы не ведём переписи. Но, думаю, я не сильно ошибусь, если предположу человек десять-двенадцать. Некоторые отходят от дел, некоторых выбранная стезя приводит к преждевременной смерти, это тоже распространённая причина выхода из профессии. Некоторые из них, надо думать, пришлись бы вам по вкусу куда больше, чем брюзгливый старикашка Чабб! Например, мистер бен-Симон из Редруфа. Величайший профессионал своего дела, у которого я сам не считал бы зазорным кое-чему поучиться. Он делает вид, что говорит только по-арамейски, но на самом деле это часть его образа, он болтает по-английски как заправский лондонский кокни. Клиентов у него столько, что он может дать фору мистеру Кальвино, который шьёт вам костюмы.

— Я никогда не…

— Не встречали его? Не сомневаюсь. Чтобы встретить кого-то из нас вас должна хорошо тряхнуть за шею судьба. Мистер Олдридж мог обратиться к мистеру бен-Симону, у него в наших кругах превосходная репутация, куда лучше, чем у меня. Однако же вот!.. Или, к примеру, мистер Свен Фойн. Он держит мастерскую по починке шляп в Шипспоттинге, но это, конечно, только маскировка. Мистер Фойн — один из лучших… кхм… лоцманов, известных мне, его репутация в Новом Бангоре столь сильна, что даже Девятеро Неведомых остерегаются с ним связываться. Правда, в последнее время он, говорят, подсел на рыбу, но Фойн — крепкий малый, пройдёт по меньшей мере несколько лет, прежде чем он нырнёт окончательно. Или, к примеру… Ганнибал! Чёрт, он бы вам понравился, хотя, видит Бог, я с трудом представляю, как он поместился бы в вашей колымаге. Шестифутовый полинезиец, крепкий, точно дуб, при этом красив и грозен, точно его предок Мауи! Всё его тело покрыто татуировками из запретных сигилов, рун и магических знаков, во время работы из его ноздрей часто валит дым, а кожа начинает распространять жуткое свечение.

Крамби нахмурился.

— И он…

— Да, — Лэйд улыбнулся, — Он тоже профессионал своего дела. Он натирает кожу специальной фосфоресцирующей мазью, что касается дыма из ноздрей, тут тоже есть пара трюков. Все знаки, разумеется, нанесены хной, а его страшный полинезийский акцент — плод труда многих лет. Иначе и нельзя, ведь в своей повседневной жизни мистер Ганнибал — помощник нотариуса из Олд-Донована.

— Так это всё… фальшивка? — осторожно уточнил Крамби, ковыряя пальцем диван, — Ваши коллеги — мошенники?

— Нет, — возразил Лэйд, — Совсем напротив. Каждый из них в самом деле знаток по своей части. К некоторым из них я бы сам не погнушался обратиться за помощью. Мистер Фойн в прошлом году изгнал необычайно могущественного боггарта, погубившего восемь человек в Миддлдэке, причём сделал это с необычайной ловкостью, недоступной мне. Мистер Ганнибал в одиночку разделался с целым выводком понатурри, вышедших из океана, не получив даже царапины. Едва ли мне даже в лучшие годы удалось бы провернуть такой трюк. Мистер бен-Симон… Ну, тут и говорить не о чем, я ему не ровня. Среди представителей нашего ремесла встречаются самые разные люди, мистер Крамби, у каждого из них свой взгляд на мир, свои методы и свои расценки. Я лишь хотел сказать, до чего странно, что мистер Олдридж оказался связан невидимой нитью именно со мной. Дело в том, что я редко работаю… по его классу, так сказать. Даже когда я занимался практикой, я не был частым гостем в богатых домах и редко захаживал в Майринк, куда чаще я находил работу здесь, в Хукахука. Однако же… О!

— Да? — Крамби немного напрягся на своём диване.

Лэйд улыбнулся.

— Кажется, я знаю, кто пришёлся бы вам по душе из нашего брата. Шляпник, конечно. С ним бы вы сработались превосходно.

— Простите?

— Старина Шляпник. Необычайно импозантный джентльмен, в любую погоду непременно ходил в превосходном костюме и, вообразите, с шёлковым цилиндром на голове. За этот цилиндр мы, собственно, и прозвали его Шляпником, так-то он величал себя Профессором Абраксасом. Вот уж кто умел себя держать на публике! Никогда не сквернословил, не потрясал окровавленным потрохами во время работы, как некоторые из нас, и вообще всегда производил благоприятное впечатление на клиента. Правда, за ним водилась склонность к красивым жестам, был такой грех, за то прочие над ним и подтрунивали иногда. Но при этом, обратите внимание, тоже профессионал своего дела. Я бы ничуть не удивился, если бы мистер Олдридж был наслышан о нём — у Шляпника было порядочно заказчиков в высшем обществе, это были в некотором смысле его охотничьи поля. Впрочем, рекомендовать бы его вам мистер Олдридж едва ли смог. Дело в том, что Профессор Абраксас оставил практику давным-давно, лет около двадцати назад. Честно говоря, даже не знаю, какая участь его постигла. Некоторые утверждают, что растерзан кем-то из своих недругов, с которым не смог договориться, другие болтают, будто покончил с собой или покинул остров — у людей моего ремесла непростая судьба, мистер Крамби, даже проследить её зачастую не так-то просто. В конце-концов, он мог просто удалиться от дел, как ваш Олдридж, и мирно доживать свои дни где-нибудь в Редруфе, штопая штаны или ремонтируя музыкальные инструменты.

Крамби что-то пробормотал, но Лэйд его не расслышал — локомобиль в очередной раз издал серию паровозных гудков, прогоняя кого-то с пути.

— Или, к примеру, миссис Лаво. Уверен, вы нашли бы эту даму обворожительной и мудрой, а встретив на улице, нипочём бы не догадались, что она — первый в Новом Бангоре специалист по проклятьям. Она — единственный известный мне человек, которому удалось столковаться с Зеленозубой Дженни[27] и уцелеть при этом. Впрочем, едва ли бы вы рискнули обратиться к ней за помощью, при всех своих талантах она содержит публичный дом в Шипси и имеет там определённую славу. Может, вам пришёлся бы по вкусу Сеньор Пеликан. Это старый высохший португалец со стеклянным глазом, не вытаскивающий изо рта трубки и не мывшийся с рождения. Или, может, Чернильная Вдова, у неё обезображено лицо, поэтому она редко снимает вуаль, однако… Эй! Вы в порядке?

Крамби вздрогнул. Он полулежал на своём месте, но поза его уже не казалась расслабленной, напротив, Лэйду показалось, будто тело оперативного директора под дорогой серой тканью напряжено до предела, как у атлета в момент пиковой нагрузки на спортивном снаряде. Губы сжались в бледную линию, взгляд поплыл, сделавшись на пугающую секунду серым и пустым, губы что-то беззвучно бормотали.

— Мистер Крамби! Эй! Как вы?

Крамби встрепенулся. Он немного побледнел, однако глаза его, заморгав, быстро вернули себе осмысленное выражение.

— Я… Чёрт, мне на пару секунд сделалось не по себе. Должно быть, укачало, у этих немецких рессор отчаянно мягкий ход.

— Это всё угарный газ, — буркнул Лэйд, — Вот почему я не доверяю локомобилям, в них ничего не стоит угореть! Остановите свою чёртову тачку и вылезем наружу подышать свежим воздухом.

Крамби улыбнулся. Улыбка была бледной, не вполне уверенной, но отчётливой.

— Нет нужды. Благодарение Богу, мы подъезжаем к Конторе.