Бумажный Тигр (III. Власть)

Глава 23

Лэйду отчаянно хотелось встать, чтобы восстановить кровоток в ногах, но он не мог себе этого позволить. Скрежещущие стволы Коу переводили прицел с него на фотокарточку и обратно. Вновь и вновь. Как будто искали между ними несуществующее сходство.

— Удивительно, не правда ли? — деланно небрежным тоном заметил Лэйд, — Какие сюрпризы иной раз подкидывает жизнь! Ну кто бы подумал, что мой старый знакомый Шляпник, именующий себя также Профессором Абраксасом, и уважаемый мистер Олдридж, почтенный коммерсант и владелец респектабельной компании в Майринке — одно и то же лицо?

— Это… — выдохнул наконец Коу, — Это… Что это значит?

Лэйд усмехнулся.

— Только то, что мой добрый знакомый не отправился на дно океана, не был съеден полинезийцами, не принёс себя в жертву и не сделал ни одного из тех бессмысленных поступков, которые приписывает ему молва. Напротив, тогда, двадцать лет назад, он поступил чертовски мудро. Отошёл от дел. Подал в отставку, отправив на свалку свой злосчастный цилиндр, наградивший его малопочтенным прозвищем, вкупе с пышным псевдонимом. Почему? Возможно, из-за чувства вины. Профессор Абраксас мог выглядеть высокомерным типом, но он не мог не сознавать, что все эти люди погибли из-за него. А совесть, знаете ли, считается хитрой и малоизученной материей даже в наших кроссарианских кругах, поднаторевших в изучении запретных наук, — Лэйд помедлил, потирая обожженую щёку, — Вообразите себе, как я удивился, обнаружив старину Шляпника, улыбающегося мне со стола мистера Розенберга!

Да, это он, собственной персоной. Основательно постаревший, с изящным котелком вместо своего проклятого цилиндра, совсем в другом костюме, чем он носил двадцать лет назад, но всё же… Он был слишком сломлен, чтобы искать реванша или сатисфакции. На его глазах погибли люди — погибли по его, Шляпника, вине. По всей видимости, это серьёзно потрясло его. Настолько, что он решил навеки бросить ремесло, которым зарабатывал на хлеб. Сжёг, должно быть, свои кроссарианские гримуары, утопил в океане обереги и амулеты, забыл имена клиентов и посредников. Будучи в зрелом возрасте, но отнюдь не старым, он решил резко переменить жизнь и поискать себя в другом ремесле, удалённом от его прежнего как Дели от Лондона. Наверно, это казалось ему чему-то сродни перемене климата для больного чахоткой. Он решил попробовать себя в коммерческом деле. Отчего нет? Он привык к красивой жизни и достатку, он часто общался с выходцами из высшего света и банкирами, он знал цену деньгам и разумно ими распоряжался. Ничего удивительно, что он решил подвизаться на этой стезе, бросив хлопотное ремесло подпольного демонолога.

Лэйд поймал себя на том, что машинально перебирает пальцами край грязной салфетки и заставил себя отнять от неё руку. Может, ему и удавалось выглядеть равнодушным, почти беспечным в холодных глазах Коу, пялящихся на него из-за стальных пластин, но внутри него горело возбуждение, которое во что бы то ни стало требовалось унять.

Он должен быть собран и сосредоточен. Иначе всё впустую.

— Бедный, бедный мистер Олдридж… — Лэйд сокрушённо покачал головой, — Наверно, ему думалось, что перемена ремесла и обстановки излечит старые раны и изгонит дурные воспоминания о погубленных им жизнях. Немудрено. Вместо крови и зловонных выделений, используемых для ритуалов, отныне ему предстояло использовать чернила первого класса. Изучать не дрянные письмена, написанные на бумаге из невесть чьих шкур, а биржевые сводки и контракты. Общаться не с безумцами из числа паствы Девяти и дьявольскими созданиями, пирующими под покровом ночи, пасынками Левиафана, а с джентльменами в хороших костюмах. Завидная участь, а? Увы, Шляпник был несомненно одарённым магом, но скверным дельцом. Использовав нажитый за годы кроссарианской практики капитал, он учредил биржевую компанию, одну из многих в Майринке, но едва не разорился. Я не корю его. Трудно быть талантливым во всём.

Бронированная голова Коу неуверенно шевельнулась, раздавив ненароком пару тонких позвонков.

— Но он…

— Был финансовым гением? Кудесником? Нет, ничуть не бывало. Он был магом-неудачником в отставке, отчаянно ищущим себя. Но не новым ван Ренселлером или Джеем Гулдом. Увы. В самом скором времени он столкнулся с риском разорения. И, конечно, сделался бы банкротом, как многие самоуверенные профаны до него, если бы вовремя не вспомнил некоторые приёмы из своей прошлой жизни.

Да, он зарёкся использовать свои таланты после того случая в Редруфе. Он больше не осмеливался вмешиваться в ткань мироздания. Ведь эти действия могли бы привлечь к нему внимание тех, про кого он хотел забыть. Существ, которых прежде заклинал, используя их могущество в своих целях. Он-то хорошо знал — каждый пенни, который ссужает тебе Новый Бангор, он строго и неукоснительно взыскивает обратно, и не дай Бог тебе опоздать с платежом…. Очень опасно принимать помощь у существ, с которыми не сможешь потом расплатиться. Но… — Лэйд поднял палец, — Но некоторые уловки из числа тех, которыми он владел, можно было назвать относительно невинными, кроме того, он утешал себя мыслью о том, что будет использовать их очень изредка, только по крайней необходимости.

— Вы говоррр-рите о…

Лэйд к собственному удивлению оказался способен перебить Коу. А это было не проще, чем перебить деревообрабатывающий станок, сминающий столетние корабельные дубы точно хрустящее печенье.

— Нет. Не совсем. Он не видел будущее, он… В некотором смысле он видел кусочки будущего. Прикладывался изредка глазом к щёлочке. Шляпник никогда не осмеливался претендовать на что-то большее, он знал, с какими материями играет. И никогда не переходил пределы дозволенного. Те, за которыми ему придётся отдавать силам Нового Бангора что-то существенное взамен. Грубо говоря, он пользовался мелкими услугами по старой дружбе.

Подумать только, что это принесло ему миллионы! Работай он ярмарочным прорицателем, зарабатывал бы самое большее три шиллинга в неделю. Но в биржевом деле, которое он избрал своей стезёй, такие «кусочки будущего» оказались драгоценными камнями, украденными из ларца судьбы. Ведь он, как вы уже догадались, смотрел не погоду на будущий четверг и не результаты футбольных матчей. Он выискивал крохи полезной ему информации — биржевые котировки, стоимость фьючерсных ставок, тенденции ценных бумаг, детали ещё не заключённых контрактов… Иронично, не правда ли? Розенберг, умнейший человек, считал Олдриджа финансовым гением, настолько, что держал на столе его фотокарточку, но не догадывался, что его работодатель и патрон, величайший финансовый кудесник Нового Бангора, всего лишь немногим больше, чем карточный шулер. Впрочем, справедливости ради, надо отметить, что Шляпник никогда не зарывался. Помнил, к чему привела излишняя самоуверенность в его прошлой жизни. Владея таким искусством, он мог бы зарабатывать миллиарды, но не стремился проглотить больше необходимого. Знал, чем чреват излишне большой аппетит, когда речь идёт о его бывших покровителях…

Лэйд ощутил ужасную сухость во рту. Сколько он уже говорит? Несколько часов? Так немудрено стереть язык до самых костей…

Он протянул было руку к бутылке, но пальцы, едва коснувшись стекла, сами отпрянули. Жидкость в бутылке определённо не была вином. Тяжёлая, вязко колышущаяся, она скрывала в своих тёмных глубинах что-то извивающееся и продолговатое. Рыба-игла или даже целый пучок их. А может, что-то ещё более отвратительное.

Лэйд отнял руку от бутылки, но всё равно услышал колючий смешок Коу. Голубые глаза, спрятанные за маской бронированной башни, кажется, легко замечали мельчайшие движения.

Такого не проведёшь, не отвлечёшь рассказом, чтобы, улучив момент, опрокинуть стул и опрометью броситься прочь. Превратит в извивающиеся на полу лохмотья ещё до того, как успеешь сделать первый шаг.

— Забавно, что даже такая осторожная тактика едва не привела Олдриджа-Шляпника к катастрофе. Кризис семилетней давности, один из тех, что потряс до основания многие финансовые устои Нового Бангора, едва не подломил колени его колосса. Мало того, что дела пошли неважно и казна его чаще издавала шелест векселей, чем звон монет, появилась из ниоткуда новая проблема — и чертовски громко заявила о себе.

— Что за прр-рроблема?

— Мальчишка. Вы ведь помните мальчишку из семейства Биркам, что уцелел той страшной ночью, когда Шляпник потерпел первое и единственное поражение в своей карьере? Нет? Не беспокойтесь, я и сам про него не помнил все двадцать лет, что миновали с той поры. А он, представьте себе, никуда не делся. Чертовски настойчивый мальчишка, к слову. Жаль, что другими талантами судьба его не наделила. Перепади ему хоть толика здравомыслия, этот никчёмный мститель, по крайней мере, сообразил бы себе псевдоним чуть более сложный, чем простейшая анаграмма!

Коу соображал весьма быстро для существа его габаритов. Возможно, мысль в этом стальном теле обрабатывалась быстродействующими баллистическими вычислителями и дальномерами, а не серым веществом.

— Ах ты черр-рррт… Бир-р-рркам. Крр-рррамби. Конечно.

Коу протянул лапу к лицу Крамби. Тот попытался отшатнуться, но, плотно привязанный к стулу, не мог даже толком пошевелиться. Впрочем, Коу и не собирался причинять ему боль. С удивительно ловкостью он поддел выпирающим из месива мяса и брони курком кляп в его рту, сковырнув его, точно бумажную пробку.

Крамби сделал жадный вдох. Губы его запеклись и кровоточили, язык едва не шуршал в пересохшем рту. Но всё же он был в сознании, а взгляд его показался Лэйду удивительно ясным. Даже отчасти прозрачным, несмотря на большое количество полопавшихся в глазах капилляров.

— Может, мне стоило назваться графом Монте-Кристо? — прохрипел Крамби, с трудом ворочая языком и не замечая стекающей на подбородок крови, — Я искал мести, а не изящества.

— Для человека, ищущего мести, вы удивительно легко сумели переконвертировать её в твёрдую сумму, — проворчал Лэйд, — Впрочем, я замолкаю. Моей глотке полезен отдых, а вы с этого места можете продолжить историю вместо меня. Уверен, мистер Коу вас за это не осудит.

— Не осудит, — подтвердил Коу, обходя стул с Крамби вокруг, — И очень рр-ррекомендует потор-рропиться.

Должно быть, у Крамби была отменная выдержка. Или же он просто собирался с силами, запас которых явно не тяготил его. Измождённый, осунувшийся, он выглядел нелепо в своём роскошном костюме — точно рассыпающаяся от ветхости мумия, облачённая в парчу и шелка.

Но он заговорил. Несмотря ни на что — заговорил.

— Хитрый ублюдок ловко заметал следы. Необычайно ловко. Я почти поверил в то, что он сгинул без следа, что утонул, растерзан или съеден дикарями, кабы не фото, случайно попавшееся мне в газете. Отличное фото. Самодовольный, лоснящийся, он степенно позировал на фоне фасада собственной компании, упиваясь показным благополучием. На нём больше не было дурацкой шляпы, которая запала мне в память, но и без этого я сразу узнал его. Узнал мгновенно. Профессор Абраксас. Мистер Олдридж. Человек, погубивший мою семью. И меня самого. Мне потребовалось двадцать лет, чтобы найти его, а когда нашёл, он уже был немощным стариком! Дряхлой седой развалиной, бледной тенью того ублюдка, который погубил мою семью! Вы полагаете, мне стоило подкараулить его в подворотне и всадить нож в печень? Может, проломить его старый череп, тонкий, как панцирь улитки, булыжником? Тогда история о мести завершилась бы по всем канонам к полному вашему удовлетворению?

Лэйд поморщился.

— Чужая месть — это как чужой пиджак, чем меньше рук его касаются, тем лучше. В вашем праве было решать самому, чем вы хотите взыскать старый долг с Шляпника, кровью или ассигнациями. Бангорский Тигр, может, и хищник в глубине души, но он с уважением относится к чужим делам. Как жаль, что я ненароком сам стал частью этого дела…

Крамби усмехнулся. У него не доставало нескольких зубов, отчего улыбка выглядела щербатой, но это почти не портило её.

— Вы даже не представляете, через что я прошёл. Но я расскажу. И плевать, что будет. Мы все — пленники этой истории. И я, и вы, и даже этот болван. Так что теперь, конечно, уже неважно. Мы все кончим тут.

К удивлению Лэйда, Коу расхохотался. За вентиляционной решёткой его забрала язык был похож на мечущегося багрового слизня, облизывающего сталь. Или жуткую плотоядную пиявку. В любом случае, Лэйд старался не смотреть в ту сторону.

— Выкладывайте, мистер-рр Крр-ррамби! Исторр-рия и веррр-рно дур-рацкая, но я уже вошёл во вкус! Ну!

Крамби кивнул. Но не покорно, а как-то насмешливо — немалая заслуга для человека в его неудобном положении.

— Мистер Лайвстоун сказал, что мой отец был богат. Это отчасти правда, деньги у него водились. Но деньгам требуется холодный трезвый разум, чтобы приумножаться, я же с детства отличался совсем другими чертами. Учителя из сиротского приюта считали меня невыдержанным, чрезмерно пылким, легко увлекающимся. Они объясняли это дурным воспитанием и наследственностью, не догадываясь о том, что вело меня с юных лет, какая энергия подпитывала мои силы. Да, вы верно догадались, это была месть. Она придавала мне сил и вела, точно путеводная звезда. Иногда, когда старшие мальчишки всыпали мне так, что сквозь пелену в глазах не видно было звёзд, я, распластав на крыше окровавленное тело, видел её, одну единственную на всём небосводе, и шёл по её следу. Когда настоятель приюта звал меня к себе в кабинет ночью и запирал дверь, чтобы выпустить лишь утром, рыдающего и едва волочащего ноги, я видел её. И неуклонно двигался за ней, отсчитывая месяцы и годы.

К тому моменту, как я вошёл в совершеннолетний возраст, состояние моего отца уже не выглядело столь внушительным, опекуны неуклонно отщипывали от него по кусочку. Но оно всё ещё оставалось достаточно солидным, чтобы обеспечить меня на весь остаток жизни. Если бы не мой проклятый характер. Вырвавшись из-под опеки, обуреваемый демонами, которые никогда не встречались мистеру Лайвстоуна, я вздумал, будто легко смогу приумножить капитал, если выгодно его вложу и займусь коммерцией. Судьбе, как старой проститутке из Шипси, часто свойственна стервозность, хоть многие отчего-то считают её иронией.

Биржевое ремесло представлялось мне доходным и сулящим верное будущее. Мне казалось, я в полной мере знаю его правила, чтобы рискнуть. О, оно коварно, мистер Лайвстоун, оно манит тебя надеждами, похожими на призрачные острова, но может раздавить тебя или вспороть брюхо острыми рифами. Это со мной и случилось. Мне потребовалось всего три года, чтобы растратить унаследованное от отца состояние. И ещё два, чтобы приблизиться к той черте, которой подводят окончательный баланс, заложив семейный дом и всё, что у меня ещё оставалось в жизни. Какое-то время мне удавалось отсрочить неизбежное, но я знал, что у меня не выйдет затянуть этот процесс сверх возможного. Я уже ощущал предрешённость и скорый конец. Это был словно строгий мрачный господин, сидящий в приёмной и терпеливо ждущий своей очереди, чтобы обрушить на меня страшную новость. Я знал, что не в силах заставить его убраться, лишь тяну время, как знал и то, что рано или поздно он своей страшной поступью зайдёт в мой кабинет. И тогда всё кончено.

Именно в этот момент судьбе было угодно столкнуть меня с Олдриджем. С Шляпником, как вы его называете. С человеком, уничтожившим мою семью и моё детство. С чудовищем, которое удалилось на пенсию, стало носить хороший костюм и целлулоидные воротнички. Я… Я оказался в страшном положении. Ужасном, невообразимом, отчаянном. Да, я мог поквитаться с Олдриджем. Ничего не подозревающий, постаревший, он был в моей власти, на досягаемости выстрела или удара ножом. Но… — Крамби облизнул свои губы, больше похожие на запёкшуюся кровавую бахрому вокруг рта, — Убив его, я отомстил бы за своих родных, но погубил бы себя самого. Мне оставалось недолго к тому моменту. Долговых обязательств накопилось столько, что они не помещались в ящик моего стола. Кредиторы навещали меня ежедневно, сменяя друг друга, а полицейские, казалось, ухмылялись, едва завидя меня на улице. Они все считали мои последние дни.

Я отвёл себе самое большое полгода. Через полгода в мою контору ворвались бы фискалы, опечатали мебель, а меня самого отволокли бы в долговую тюрьму, до конца своих дней работать на ферме сахарного тростника под палящим солнцем. А там, как вы знаете, долго не живут. Оставался, конечно, и другой выход — по-джентльменски — глоток виски напоследок и револьвер в рот. Тоже незавидная участь, а? Но был и третий вариант, вы знаете его. Будете меня судить за то, что я им воспользовался?

Легко продать право первородства за миску чечевичной похлёбки — ерундовая сделка с просчитываемыми последствиями. Но продать право на месть за звонкую монету? Я едва не лишился рассудка, когда мистер Олдридж поставил меня перед выбором. Страшным выбором, на одной чаше которого находилась моя судьба, а на другой — моё право свершить месть.

Лэйд поморщился.

— Мистер Крамби, мир, в котором мы находимся, и так искажён сверх всякой меры. Давайте по крайней мере мы с вами не будем искажать истину без насущной необходимости. Мистер Олдридж не ставил вас перед выбором. Вы сами написали ему письмо. Сами предложили сделку и, надо думать, обозначили сумму. Не знаю, о какой сумме шла речь и сколько в ней было нулей, но о том, что письмо было — знаю доподлинно, потому что об этом знал слуга мистера Олдриджа.

Лицо Крамби почти не изменилось. Он лишь кивнул, задумчиво, точно самому себе.

— Ну конечно. Госсворт, старый дрянной сапог… Мне следовало вышвырнуть его на улицу после смерти Олдриджа. Он всегда был глуп и медлителен, не годен даже в курьеры. Предел его возможностей — работа грумом в Шипси. Но я облагодетельствовал его, памятуя о многолетней преданной службе. Обеспечил хорошей должностью, приблизил, ввёл в совет приближённых… И вот, что я получил за своё участие в его судьбе! Вот какую благодарность! Знаете, о чём я по-настоящему сожалею? Что не смог увидеть его кончину. Уверен, демон, памятуя о его талантах, наградил его с присущим ему воображением!

— Ничем не могу помочь, — сухо отозвался Лэйд, — Какой бы смертью ни умер мистер Госсворт, это случилось не на моих глазах.

Крамби опустил голову.

— Да и неважно, — пробормотал он, точно обессилев, — Двести душ… Одной больше, одной меньше… Ну и что ещё вы знаете?

— Что Олдридж-Шляпник не смог удовлетворить ваших требований. Ведомые роком, вы заявились к нему в чертовски неудачный момент. В пору отчаянного финансового кризиса, который грозил пустить его компанию ко дну и оставил почти без средств. Он не мог позволить себе заплатить вам. Но он мог кое-что другое. Включить вас в число своих партнёров, наделив частью акций предприятия. Кусок был не очень большим, но важен был не размер, не так ли? Он был его гарантом. Символом. Обещанием.

— Весьма жалкое обещание, — пробормотал Крамби, — Шесть сотых процента от общего капитала. Это тоже было насмешкой. Формально сделав меня своим компаньоном, он ни на секунду не забывал выставить меня в смешном свете перед прочими. Шесть сотых процента!

Лэйд ощутил какое-то новое чувство. Прежде придавленное усталостью, оно выбралось из него, точно змея, ощутившая наступление утра. Злость, подумал он. Обычная злость. Забавно, что я ощущаю её только сейчас…

— Плевать! — резко произнёс он, — Олдридж выполнил свою часть сделки, не так ли? Вручил вам ключ от вашего будущего. И указал в завещании в качестве единственного наследника. Искупая грехи прошлого, он подарил вам компанию, созданию которой посвятил вторую и последнюю часть своей жизни. Сделал хозяином. Вправе ли вы сердиться на него?

Крамби заёрзал на своём стуле. Пряди его волос казались обесцвеченными, прилипшими к грязному лбу водорослями.

— Хозяином, — пробормотал он с горечью, — Хозяином чего, скажите на милость? Затонувшего корабля? Благодарю покорно!

Лэйд смерил его тяжёлым неприязненным взглядом.

— Не вам его винить, Крамби. Мистер Олдридж не раз ошибался и причинил немало проблем самым разным людям, но в одном его винить нельзя. Это не он открыл кингстоны, породив катастрофу. Это были вы.

Коу глухо заворчал сквозь свою маску. Лэйд не сомневался, что он внимательно ловит каждое произнесённое слово и в какой-то момент даже понизил до предельного минимума подвижность своего большого бронированного тела, лишь бы не заглушать производимыми им звуками их разговор. Но теперь внутри него всё отчётливее дребезжали какие-то детали, которые наверняка не относились к человеческой анатомии. Дребезжали беспокойно и зло.

— Ну-ка поясните! — рявкнул он, резко повернувшись в сторону Лэйда, — Что это должно означать?

Сохраняй спокойствие, приказал себе Лэйд. Огневая мощь, заложенная в этом существе, способна поспорить с огневой мощью роты королевской морской пехоты при поддержке пары трёхдюймовых батарей. И он наверняка делается всё сильнее с каждой минутой. В твоих интересах не злить его и не раздражать, Лэйд Лайвстоун.

— Деньги, — устало произнёс он, — Всё всегда начинается с денег, не так ли? Вспомните великий Железнодорожный кризис, разразившийся два года назад. Тот самый, который оставил «Биржевую компанию Олдриджа и Крамби» без средств к существованию и едва не утопил. Помните?

— Ещё бы не помнить. Я думал, мы не переживём того года…

— И не пережили бы, — заверил его Лэйд, — Кабы мистер Олдридж в решающий момент не достал денег, чтобы заколотить пробоину ниже ватерлинии. Четыреста монет. Четыреста фунтов стерлингов, которые он вынул, точно фокусник, из пустоты именно тогда, когда эти деньги отчаянно вам требовались. Вы ведь так и не узнали, откуда он их достал, не так ли?

Крамби раздражённо дёрнул плечом.

— Должно быть, разбил старую копилку. Ту самую, что приберегал на свои похороны. А может, нажал на кого-то из старых знакомых. Не знаю и не хочу знать! Его долг не покрыт этими деньгами!

— Но вы знали, что он приказал на счёт этих денег. Помните, вы сами поведали мне об этом, когда мы ехали в локомобиле. Одна из причуд вашего компаньона, о которой вы поведали мне, посмеиваясь. Передавая вам деньги — мешочек с четырьмя сотнями звенящих монет — он взял с вас клятву. Обещание. Помните, в чём оно заключалось?

Крамби шмыгнул носом, отчего на миг показался ещё более юным, чем на самом деле. Сущий мальчишка, нацепивший дорогой костюм.

— Представьте себе, помню. Он хотел, чтобы я избавился от этих денег.

— Верно. Чтобы как только минет кризис, вы любой ценой изъяли эти деньги из оборота компании и вышвырнули их. Сожгли, утопили, развеяли по ветру…

— Я выполнил его инструкции надлежащим образом, — произнёс Крамби сквозь зубы, — Я…

— Да. Помню. Отдали их в приют Святой Агафии, верно? Все четыреста фунтов вплоть до последнего пенни.

Обескровленное лицо Крамби не приобрело живого цвета, но на его скулах выступили розовые пятна.

— Да. Да, чёрт возьми! Отдал, будь они неладны!

Лэйд поднял указательный палец и направил его на Крамби. Так внушительно, точно это был ствол револьвера.

— Вы точно уверены в этом?

— Ещё бы!

— Если вы хоть раз в жизни бывали в приюте Святой Агафии, наверняка должны быть знакомы с мисс Гаррисон. Она — местная достопримечательность и, заодно, одна из постоянных обитателей. Удивительно живая особа, гиперобщительная и наделённая необычным чувством юмора. Иногда мне кажется, она способна заговорить до смерти любого и неистощима на выдумки. Она вам встречалась?

Крамби наморщил лоб.

— Да, я помню её, хоть и мельком.

— Она и вас утомила своими беседами?

Крамби слабо улыбнулся.

— Немного. Признаться, от неё было… непросто отделаться. Но у меня было не так уж много времени и я…

— Вы лжёте, Крамби.

— Что?

Слабая улыбка на губах Крамби мгновенно пожухла, как осенний листок.

— Вы лжёте, — повторил Лэйд, внимательно глядя ему в глаза, — И только что продемонстрировали это. Мисс Гаррисон в самом деле находится на попечении приюта Святой Агафии. Она моя давняя подруга. Но вы определённо не знаете её, иначе непременно запомнили бы. Более того, вы даже не переступали ногой его порога.

Из Крамби вырвался воздух. Не как из лопнувшего воздушного шарика, мгновенно, а в несколько сильных выдохов-толчков.

— Ах вы…

Лэйд не дал ему продолжить.

— Вы дурак, мистер Крамби, — тяжело и веско произнёс он, — Самонадеянный дурак, уничтоживший своё будущее и жизни многих людей своей никчёмной алчностью. Имея миллионы фунтов в будущем, вы не удержались от того, чтобы ухватить жалкие крохи — и поплатились за это. Вы ослушались своего компаньона.

— Убийцу и лжеца!

— Может и так, — легко согласился Лэйд, — А ещё — могущественного специалиста по тайным материям, который в прошлом повелевал такими стихиями, которые вам и не снились! Вот в чём истинная опасность молодости. Не в ветренности, как брюзжат мающиеся подагрой ворчуны вроде меня. Не в дурном вкусе, хотя и на этот счёт есть много сторонников. Главная беда молодости — самоуверенность. Она так пренебрежительно смотрит на всё окружающее, так презирает никчёмную старость, возящуюся в своём тёплом мышином углу и склонную преувеличивать стократ любую опасность…

Он ожидал, что Крамби зарычит по-звериному, но тот лишь глухо застонал.

— Вы не понимаете. Не можете понять, да и не хотите. Я держал эти деньги в руках! Уже не мешок со старыми монетами, который принял из рук Олдриджа, а пачку новеньких, пахнущих свежей краской ассигнаций, выданных мне Розенбергом, едва только миновал кризис. Сорок новеньких хрустящих бумажек. Я отправился в Клиф и полчаса стоял на пирсе, разглядывая океан и держа эти банкноты в пальцах. Собирался швырнуть их в воду, как обещал мистеру Олдриджу, но…

— Не смогли.

Крамби коротко кивнул.

— Не смог. Вы… вы никогда не сможете понять, что за чувства мной владели. Да, я дал слово Олдриджу, что избавлюсь от денег, но разжать пальцы было невыносимо. Для него, хитрого старого ублюдка, эти четыреста фунтов были сущими грошами. Он ворочал капиталом в тысячу раз больше. Миллионами. Человек, погубивший мою семью, тратил больше денег в месяц на одни только ужины и чаевые прислуге. А для меня… Вообразите, что такое четыреста фунтов для человека, который вздрагивает среди ночи, ожидая, что в дверь ему постучит тяжёлая рука фискала. Для человека, который отчаялся настолько, что отрёкся от древнего святого права на месть. Для меня это было целое состояние. Которое я своей собственной рукой должен был уничтожить, повинуясь нелепой причуде старого маразматика!

— И вы…

В этот раз Крамби его перебил.

— Да, — кивнул он, — Нарушил своё слово. Присвоил те четыреста монет, а Олдриджу сказал, будто пожертвовал их приюту. Старикан поверил. Может, и не поверил, но проверить не мог, он тогда был слишком слаб и не выходил из номера. Ну что, довольны? Довольны, я вас спрашиваю? Вы вывели меня на чистую воду! Разоблачили! Что теперь? Почему вы вспомнили про эти злосчастные деньги? Сколько лет назад это было!

— Два года, — сухо и чётко произнёс Лэйд, — Вы обманули старого Шляпника два года тому назад. И хоть ваш обман был жалким и никчёмным, он стал тем камешком, который, покатившись, вызвал обвал. Страшную лавину, которой мы все погребены.

Крамби недоверчиво уставился на него.

— Я не…

— Эти четыреста фунтов. Олдридж взял их не из тайника. И не из банка. Он взял их у того, к чьей силе привык прибегать в прошлом. И которой старался не пользоваться лишний раз, чтобы не сделаться её должником. Как и я, он слишком хорошо знал, как щепетильно и строго взыскиваются в Новом Бангоре долги.

— Вы хотите сказать, что… О.

— Судьба поставила бедолагу Шляпника в ужасное положение, — Лэйд щёлкнул языком, — Пытаясь найти деньги, чтобы спасти свою компанию, он вынужден был обратиться к искусству, которое давно оставил. Нет, я не знаю, какая сила выступила вашим заимодателем. Как она зовётся, какие ритуалы были использованы и какие жертвы принесены чтобы заручиться её помощью. Но знаю другое. Те четыреста монет, что вы получили из рук мистера Олдриджа, были плохими деньгами. Очень плохими.

Крамби подался назад в кресле, отчего ножки противно заскребли по полусгнившим паркетинам.

— Чушь. Вы хотите напугать меня. Сбить с толку.

— Что, в вашем представлении демоны способны только алкать девственную кровь и изрыгать проклятья на арамейском? — Лэйд усмехнулся, — Некоторые из них вполне могут ссудить вам денег, если будут в подходящем расположении. А Шляпник всегда умел находить с ними общий язык. В этом был его талант. Ну, теперь вы поняли? Поняли, отчего выживший из ума старик просил вас избавиться от денег? Ради вашего же спасенья, баранья вы голова! Он знал, до чего опасно оставаться должником этой силы и знал её возможности! А вы…

Подбородок Крамби задрожал.

— Значит, вот как… Хорошо… Хорошо! Коу, дайте мне мою чековую книжку. Я выпишу… Ах да, эта ваша чёртова сила, кажется, не принимает чеков? Хорошо же. Я выплачу свой долг

полноценными банкнотами британского казначейства! Или демоны предпочитают золотом по весу? Как угодно! И не четыреста фунтов, а четыре тысячи! Пусть считает это компенсацией за понесённые потери и ущерб деловой репутации! Нет, сорок тысяч! Я плачу сорок тысяч фунтов, чтобы ты вернул нас обратно! Немедля!

Последние слова он прокричал в потолок, задрав голову. Лэйд на всякий случай промолчал несколько секунд, ожидая, не последует ли со стороны мироздания какой-то реакции. Но реакции не последовало, только лишь затрепетали растущие из стен кое-где лозы из человеческих позвонков.

— Поздно, — тихо обронил Лэйд, — Слишком поздно. Сделали бы вы это два года назад…

— Какая разница? Я же сказал, я готов возместить ему все убытки!

Лэйд покачал головой.

— Вы не черта не смыслите в том, как устроены демоны. А ваш покойный компаньон отлично в этом разбирался. Демон — это не разновидность джина, не примитивно устроенное существо, наделённое огромной силой, но при этом вполне человеческим разумом. Это нечто совсем другое. И то, что я изучал повадки и аппетиты некоторых из них, ни на дюйм не продвинуло меня в понимании демонической души как таковой. Я лишь научился находить общий язык с некоторыми, и только.

— И что это должно значить?

— Мы разные, — негромко произнёс Лэйд, — Это всегда надо помнить, когда имеешь дело с демоном, чтобы избежать неприятностей. Именно из-за этого часто происходят всякого рода недоразумения и трагедии — нам с демонами иногда чертовски непросто понять друг друга. Наши представления о мире, скорее всего, вызовут у них, пажей всемогущего Левиафана, гомерический хохот. Наши законы — одно только недоумение, ведь понятия, на которых они базируются, бесконечно чужды им или имеют там совсем иное значение. Наши науки… Здесь, пожалуй, ещё забавнее. Наши науки, которые мы привыкли воспевать и пестовать, оценивая их вклад в прогресс, попросту не имеют смысла на тех уровнях бытия, которые располагаются под Новым Бангором. Демон попросту не увидит разницы между астрономией и филателией, физикой и археологией, геологией и литературой. Я даже не уверен, существует ли в их царстве подобие арифметики — в мире, где всё сущее состоит из разнонаправленных потоков хаоса, может попросту не быть привычных нам цифр. Неудивительно, что вещи, которыми мы занимаемся и которые уважительно именуем науками, для демонов представляют не более чем лопотание младенца, совершенно бессмысленное по своей сути. Демоны не разбираются в наших науках и не изучают их. Как мы не изучаем примитивные, вырезанные из китовьих костей, сакральные фигурки полинезийцев, предпочитая попросту ставить их на каминную полку. Но вам повезло, мистер Крамби. Среди сонма демонов вам попался удивительно любопытный образец. Мало того, настойчивый и прилежный в изучении нового.

Коу заклокотал. Из сочленений его доспеха вперемешку с сукровицей сочился пар, некоторые куски брони, погружённые в плоть, заворочались, точно осколки.

— Перр-рреходите к сути, чтоб вас черр-рти рр-рразорвали! К сути!

Лэйд стёр со лба пот и обнаружил, что тот ледяной, как только что выпавшая роса.

— Не получив обратно своих денег, он не разъярился, как это обычно бывает с его собратьями. Иначе, конечно, и вы и мистер Олдридж окончили свои дни ещё два года назад, причём каким-нибудь крайне жутким образом. Когда срок истёк, он попытался выяснить, что происходит и куда делись его деньги. И был, надо думать, немало удивлён, обнаружив, что монеты не покоятся зарытые в земле и не переплавлены в украшения. Вместо этого с ними произошло нечто иное. Впрыснутые благодаря вам и мистеру Олдриджу в капитал компании, эти деньги мгновенно перестали быть материальными. Превратились в нули и единицы в отчётных ведомостях, в костяшки на абаках, в финансовые ветра, дующие между банками и корреспондентскими счетами.

— Я знаю, как устроена коммерция, — огрызнулся с досадой Крамби, — Можете не объяснять!

— Вы знаете, — Лэйд позволил себе улыбку, — Потому что изучали её и знаете правила. А демон? Вообразите себе его изумление, когда он обнаружил, что деньги — его деньги — стали частью чьей-то сложной и чужой ему игры с потрясающе запутанными и непонятными правилами. Игры, в которую мы играем с собой на протяжении тысячелетий и которую привыкли именовать экономикой или коммерцией или финансами — как вам будет угодно. Нам эта игра кажется весьма простой и очевидной, мы привыкли давать швейцарам пенни на чай, покупать зелень по фартингу за пучок, оплачивать счета от молочника, бронировать театральную ложу, иногда даже жертвовать сиротам и бездомным. Мы знаем, как устроена страховка, рынок и облигации. По каким законам существуют предприятия, концессии и биржи. Но демон… Для него всё это было внове. Он принялся разбираться и сам не заметил, как включился в эту игру сам, точно новичок, присевший к карточному столу.

— Не понимаю, к чему вы ведёте, — пробормотал Крамби, глядя на него исподлобья.

Наверняка понимал. Или, по крайней мере, должен был начать.

— Едва ли изучение этой игры давалось ему просто. Он ведь демон, а демоны устроены совсем иначе, чем мы. Другие законы, другие принципы… Может ли демон, существо, существующее совсем в иной геометрии мира, понять, в чём заключается смысл инфляции, бартера или дизажио[270]? Любой мальчишка может посчитать, сколько будет, если от пяти пенни отнять два, всякий опытный клерк с блокнотом и карандашом живо посчитает вам размер штрафной пени и годовой оборот. А демон?.. Каково ему было разбираться в этих материях?.. Но он не отступался от своего. Возможно, он находил это интересной забавой, позволяющей коротать время. Или своеобразным хобби. А может… Может, он просто от природы был одержим жаждой познания и эта глупая игра, которой мы отдаём столько времени и сил, показалась ему забавной. Для него это, наверно, было сродни изучению оккультного гримуара — странно и бестолково устроенного, полного загадок и условностей, но чертовски манящего. И открывающего всё новые и новые возможности с каждой страницей.

— Болтовня, — процедил Коу, нетерпеливо рыкнув, — Я опять слышу болтовню и только. Пр-р-ррчем тут демон? Что стало с деньгами?

Лэйд прикрыл глаза.

Сосредоточься, Чабб. Ради неба и земли, которые всё ещё существуют и которых ты, возможно, никогда не увидишь.

— В том и фокус, — улыбнулся он, — Лишившись четырёх сотен монет, демон не сразу сообразил, куда они делись. Зато когда сообразил… Вооружённый новым знанием, он не стал списывать их в безвозвратные потери. Он был упорен в освоении новых знаний и уже мог худо-бедно оперировать привычными нам рыночными законами. Вы понимаете, что это значит?

— Нет, — тихо произнёс Крамби, не сводя с него взгляда, — Не понимаю.

— Он стал вашим компаньоном.

Лэйд думал, что пуля угодит ему точно в лоб. Даже представлял, как это произойдёт. Короткий толчок — и мироздание превращается в быстро гаснущий пучок искр.

Но пуля ударила дюймов на десять выше, превратив сложное украшение, свисающее со стены над ним, в россыпь щепы и проволочных осколков.

— Что это значит? — прорычал Коу, тяжело подступая к нему, — Если эта шутка, я заставлю тебя самого хорр-ррошенько посмеяться над ней, Лэйд Лайвстоун. Когда сделаю твою улыбку сквозной до самого затылка!

Это не было угрозой, понял Лэйд, ощущая ледяную тяжесть в затылке, похожую на съёжившуюся крохотную горошину весом в двести фунтов, — Лишь обозначенным наперёд планом действий.

— Это не шутка. С того самого дня, когда Крамби присвоил себе злосчастные деньги, впору было звать гравёра, чтобы тот внёс изменения в вывеску, что торчит у вас над входом. Потому что это заведение уже нельзя именовать «Биржевая компания Олдриджа и Крамби». Куда справедливее было бы назвать её — «Биржевая компания Олдридж, Крамби и Демон».

Крамби уставился на него, округлив глаза.

— Вы с ума сошли.

— Я же сказал, вам достался очень любопытный и прилежный демон. Который охотно принял используемые вами правила игры. Демонов напрасно упрекают в предрасположенности к хаосу. Среди созданий Левиафана есть и такие, которые овладели логикой куда лучше, чем мы сами. Правда, в их руках она превращается в весьма жуткий инструмент… Не получив обратно своих денег, демон рассудил, что раз те остались в обороте вашей с Шляпником компании, значит, он вправе расценивать их как вклад. Свой вклад в ваше дело. Отчего бы ему с этой минуты не считать себя полноценным деловым партнёром? Да, миноритарным, да, с ничтожной долей акций в собственности, но всё-таки!

Крамби замотал головой. Так отчаянно, будто пытался убедить сам себя.

— Нет. Нет. Невозможно.

— О, самое интересное ещё впереди, уверяю вас, — Лэйд безрадостно усмехнулся, — Я сверил кое-какие цифры. У меня выдалось некоторое количество свободного времени, а мистер Розенберг был так любезен, что сохранил в своём кабинете многие документы, которые я счёл небезлюбопытными. Правда, они были измазаны паутиной, но… В первую очередь меня интересовали кое-какие цифры из финансовых отчётов за прошедшие периоды. Мистер Розенберг очень скрупулёзно относился к их составлению, а я, может, сошка и поменьше калибром, чем вы, биржевые дельцы, но тоже немного соображаю в цифрах. Ну, не буду вас томить, вижу, вам и так не по себе. Четыреста фунтов, полученные в качестве вклада от демона, совсем небольшая сумма в масштабах «Биржевой компании Олдриджа и Крамби». Учитывая ваш ежегодный оборот, даже мизерная. Настолько незначительная, что не достигает и одного процента от общего капитала. Капля в море. Но я высчитал её с точностью до семи знаков после запятой, чтобы убедиться наверняка. Всего семь сотых процента.

Крамби обмер, перестав на какое-то время дышать. Ещё не понял. Но уже оглушён. Догадывается. Судорожно просчитывает в уме, отметает выводы, считает снова, снова отбрасывает, не в силах принять вывод…

— Соображайте! — рявкнул Лэйд ему в лицо, не удержавшись — Соображайте, тугодум вы этакий! Баранья голова! Семь сотых! Не смейте опускать лицо! Хочу видеть ваши глаза! Семь сотых процента! Понимаете, что это значит? А?

Губы Крамби беспомощно зашевелились. Едва ли они произносили осмысленные слова, скорее, что-то вроде судороги, нервный тик.

— Вы помните, сколько составлял ваш собственный пай в компании? Тот, что был подарен Олдриджем? Шесть. Сотых. Процента. Вы же делец, Крамби, вы умеете управляться с дробями. Шесть сотых против семи сотых — что больше?

— Я… Я не… Не…

— Вы идиот, — выдохнул Лэйд ему в лицо, почти с наслаждением, — Пай демона в компании оказался больше вашего собственного, дарованного вам Олдриджем. Пусть на волос, но больше. Вы оба были компаньонами Олдриджа, но с небольшой разницей, и не в вашу пользу. Вот только при этом ваши полномочия и роль в управлении компанией не вполне отвечали этой пропорции. Обладая крошечным паем, вы получили кресло оперативного директора и диктовали свою волю всему предприятию, наслаждаясь возможностью крутить штурвал. Демон же… Скажем так, он был заперт в вашем трюме. Лишённый полномочий, бесправный, неспособный на что-то повлиять. Немного унизительно для существа, наделённого от природы силой и злопамятностью демона, не так ли?

— Я… Я…

— Если начистоту, я думаю, эти два года порядком разозлили его, — Лэйд доверительно понизил голос, — Пожалуй, даже взбесили. И было, отчего. Вложив свои кровные деньги в вашу со Шляпником компанию, он не только не получил возможности управлять ею, но и вынужден был наблюдать, скованный по рукам и ногам, как вы ведёте её к катастрофе. Да, мистер Крамби, вы. Вы не только неверно проложили курс, поставив под угрозу корабль, вы ещё и потворствовали своим приближённым, не замечая, как их грешки, катясь, точно снежный ком, крушат компанию, которую он справедливо считал отчасти своей. Самоуверенный Розенберг, упивающийся, точно рыбьим зельем, своей гениальностью — вместо того, чтобы выполнять свою основную работу и обеспечивать рост прибыли. Погрязший в интригах Лейтон с его непомерно разросшимся, точно раковая клетка, любопытством. Мисс ван Хольц, амурные похождения которой вносили разлад в отношения и стравливали вас между собой. Кольридж, цепкие щупальца которого проникли везде и всюду… А ведь были и другие! Секретарши, больше думающие о причёсках, чем о порученных им бумагах. Клерки-ротозеи, теряющие корреспонденцию и спящие на ходу. Ленивые посыльные, забывчивые стенографисты, бесталанные деловоды, врущие аналитики, нечистые на руку юристы…

Крамби всё ещё что-то бормотал, но глаза его походили на глаза мертвеца — невидящие, тусклые, кажущиеся начищенными оловянными пуговицами, вставленными в глазницы.

— Нет, нет, нет, нет…

Нет, Лэйд Лайвстоун, говорили его мёртвые глаза. Не разрушай мою жизнь. Не забирай те её остатки, что ещё не сожраны демоном.

Лэйд опёрся локтями о стол, приподнявшись на своём месте так, чтобы заглянуть в обесцветившееся лицо Крамби. Он не ощущал ликования, он ощущал мертвецкую усталость, но эта усталость каким-то образом превращалась в топливо, поддерживающее его тело.

— И знаете, что? — выдохнул он, — Я думаю, он был взбешён. Взбешён — и вместе с с тем совершенно бессилен. Обладатель номинального пая в компании, он вынужден был наблюдать за тем, как никчёмные дилетанты вроде вас медленно уничтожают его собственность. О, конечно, вы не ощущали его присутствия. Может, лишь изредка, случайно. Ледяной сквозняк легко списать на недочёты отопления, двери вечно распахиваются сами по себе, а телефонные аппараты сбоят, шипя в ухо. Обычное дело. Демон, лишённый силы и полномочий, не представлял опасности. Но лишь до определённого момента. И самое забавное в этой ситуации, что один человек в компании — один-единственный из нескольких сотен — знал о его приближении. Конечно же это был мистер Олдридж. Шляпник. А кто же ещё?

Крамби попытался встретить его взгляд, но мгновенно обмяк на своём стуле.

— Но…

— У него было много недостатков, у старины Шляпника. Но вот одного среди них точно не значилось. Он никогда не был дураком. Он догадался о том, что происходит. Не знаю, как, да это не так и важно. Оправившись от болезни, он поспешил в Контору и понял страшное. Его компаньон обманул его. Деньги, полученные от демона, не были возвращены в срок. Всё кончено. Компания, ради которой он готов был рискнуть жизнью, не просто погублена, она проклята и одержима сущностью, которую не изгнать ни податным инспекторам, ни священникам! Он слишком хорошо знал, что это значит. Демон влился в неё вместе с ссуженными деньгами и изгнать его невозможно, даже если окропить святой водой все гроссбухи и журналы. В тот же день Олдридж удалился от дел. Назначил вас оперативным директором и покинул пост. Сбежал, проще говоря. Не самый мудрый поступок, но сами посудите, что ему ещё оставалось?

— Меньше процента… — пробормотал Крамби, с трудом шевеля запёкшимися губами, — Помилуй Бог, какие-то жалкие шестьдесят три сотых…

Лэйд с трудом поборол желание зарычать на его. Так, как это сделал бы настоящий тигр, вгоняя свою жертву в паралич.

— Вы всё ещё не поняли, кажется. Демону принадлежало семь сотых процента вашего капитала. Семь сотых процента от всего её имущества, где бы оно ни располагалось, если оно было куплено компанией и значилось в её активах. Ваш служебный локомобиль был проклят на семь сотых процента. Кресло, в котором вы сидели, было креслом демона на семь сотых процента. Вино, которое вы пили…

Крамби слабо заворочал головой.

— Нет. Нет.

— Вот почему Шляпник без оглядки бежал с корабля задолго до того, как открылась первая течь. Вот почему отказался иметь что-либо общее с вами и с вашим предприятием, его несчастным проклятым детищем! Вот почему жил на собственные сбережения, не позволяя себе получить ни одного пенса из ваших рук. Он прекрасно понимал суть вещей — в отличие от вас, олухов, норовивших всучить ему подачки! Даже конфетный фантик, приобретённый на деньги компании, несёт в себе неисстребимую печать зла. Частичку демона, который считал себя обманутым и изнывал от жажды мести. Вот что стояло за его отшельничеством. Не уязвлённое самолюбие, не старческая депрессия, не разочарование. Обычный человеческий страх. Шляпник попросту пытался держаться от демона так далеко, как это возможно, а это значило — и от компании тоже. Предпочитал жить впроголодь в дешёвом отеле, чем есть изысканные яства за счёт демона… Он знал, рано или поздно демон придёт. И возьмёт то, что ему причитается.

Коу внезапно захохотал. Лэйд думал, что уже привык к его смеху, однако ощутил, как тело само собой вжимается в кресло, пытаясь отстраниться от хохочущего чудовища хотя бы на четверть дюйма. Как будто это могло бы его спасти, если бы Коу вознамерился снести его голову с плеч.

— Старр-ррый х-р-ррыч! Вот почему он скалился, когда умир-ррал! Вот что означала его прр-роклятая ухмылка!

— К слову о смерти, — Лэйд невозмутимо поднял руку, намереваясь взять слово, — Вы ведь понимаете, что именно его смерть послужила спусковым крючком? Вспомните его завещание, вы оба. Вы ведь все читали его и все нашли его безукоризненным в части наследования акций компании. Один только Синклер отметил странную юридическую формулировку, но кто и когда обращал внимание на Синклера?..

Взгляд Крамби, ползший по столу, замер на полпути, не добравшись до рук Лэйда.

— В равных долях… — прошептал он, — В равных до…

— «Весь свой капитал в „Биржевой компании Олдридж и Крамби“ завещаю в равных долях всем своим компаньонам». Эта фраза показалась всем вам пустой и ничего не значащей. Бессмысленной оговоркой затуманившегося старческого разума. Вы даже не представляли, что эта фраза — могущественное заклинание, которому суждено уничтожить вас всех. Это был последний фокус старины Шляпника, фокус столь изящный, что я сам снял бы перед ним шляпу, будь он здесь. Узнав, что вы совершили, он составил завещание именно в такой форме, зная, что оно — тикающая бомба в трюме вашего злосчастного корабля, ждущая одного только сигнала.

— Шесть сотых процента и семь сотых процента… — пробормотал Крамби, с трудом ворочая языком, — Вот оно что…

— Да. Это была его месть вам, Крамби. Может, за ваш отчаянный шантаж, который стоил ему его детища. Может, за ложь, которой вы отплатили ему за чудесное спасение в разгар кризиса. Может, ещё за что-то. В сущности, я не так уж хорошо знал Шляпника, чтобы думать, будто мне ведомо, что руководило его душой в тот миг, когда он составлял своё завещание. Но да, это определённо не было случайностью. «В равных долях» — написал он, при этом прекрасно сознавая, что «держателей акций» не то чтобы очень много, но явно больше одного. Шесть сотых процента против семи сотых процента. Вы с демоном разделили пай покойного Олдриджа, мистер Крамби. Разделили поровну, вот только…

— Он получил больше, — глухо произнёс Крамби, не в силах поднять на Лэйда глаза.

— Да. Через неделю после смерти Шляпника счётная комиссия утвердила вас единственным владельцем предприятия, вот только… Вот только демон не согласился с её выводами. А он уже достаточно поднаторел в той науке, которую мы называем коммерцией, кроме того, научился работать с цифрами. И имел все основания считать себя преемником покойного мистера Олдриджа. Себя, но не вас.

— И те четверо, что едва не погибли…

Лэйд кивнул. Без удовлетворения, просто соглашаясь с фактом.

— Просто проба сил. Он ощущал свою власть, но ещё не мог в полной мере распоряжаться ей. Ждал момента. И вы хорошо помните тот миг, когда этот момент настал. Став владельцем контрольного пакета компании, демон утащил свою новообретённую собственность в привычный ему мир. И принялся воплощать в жизнь всё то, о чём мечтал последние два года, вынужденный наблюдать за тем, как вы разрушаете его компанию. Принялся разрушать вас.

— Это никакая не месть. Это резня. Безумная кровожадная оргия, — голос Крамби, едва было набравший силу, мгновенно потух, точно ослабевший ветер, — Согласен, среди моих подчинённых были те, которых мне давным-давно следовало уволить за упущения и грешки. Лентяи, бездельники, интриганы… Как и везде. Как в любой компании Нового Бангора. Но все прочие? Свыше двух сотен душ. И все… Всех… Он убил их. Пытал и убил. За что?

— Всё немного не так, — с сожалением произнёс Лэйд, — Вы судите с христианской позиции, которая оперирует старыми как мир определениями грехов и добродетелей. Зачастую весьма туманными и спорными, к слову. Но ваш приятель, ваш новый партнёр… Я уже говорил, вам повезло столкнуться с нетипичным представителем его народа. Его выдержка, его любопытство, его верность правилам… Видите ли, в глубине души он делец. Может, всегда был таковым, а может, обнаружил в себе эту страсть, изучая чужие ему правила торговли, законы рынка и экономические теории. Усвоив суть денег, смысл накопления и товарообмена, сам сделавшись партнёром в коммерческом деле, он в некотором смысле попался в ловушку тех правил, которые неосторожно принял. Подчинил себя той цели, которой, по всем нашим экономическим наукам, подчинены все участники рынка. Обретению выгоды и её приумножению. Он — единственный в своём роде демон-капиталист. Демон-барышник. Единственный на весь ад специалист по торговле.

— Он одержим прибылью? Вы это хотите сказать?

— Разумеется. Его заботит прибыль, он стал частью системы, которую изучал, частью рынка, частью той незримой пирамиды, что мы выстраиваем со времён Вавилонской башни. И всякий, кто мешает ему получать прибыль, в его глазах будет врагом, вне зависимости от того, каким мотивам он подчинён, какую религию практикует и какими добродетелями руководствуется. Как вам такое? Жутко, неправда ли? Это и есть демоническая логика, страшная в своей железной последовательности.

— Но…

— С его точки зрения всякий, кто хоть единожды причинил ущерб его компании, явный и несомненный грешник, заслуживающий наказания. Неважно, сознательно или нет, однократно или систематически, вследствие недостаточно квалификации или по злому умыслу. Для него это не играет никакой роли. Промедлил лишнюю минуту, составляя служебную инструкцию? Эту минуту ты украл у своего предприятия. Подшутил над коллегой, воспользовавшись его невнимательностью? Ухудшил производительность коллектива. Ненароком положил в карман ластик, приняв его за свой собственный? Украл имущество компании. Случайно плеснул чаем на рабочие документы? Совершил акт саботажа. Здесь нет безгрешных, нет праведников. Каждый из нас хоть раз на рабочем месте совершал то, что шло во вред компании, и неважно, сколь глубока была вина и чем он при этом руководствовался. Каждый виновный понесёт наказание. И чтобы им было понятно, за что они страдают, демон определил каждому его собственную казнь. Излишне хитрый Розенберг превратился в паука, Лейтон, сделавший любопытство своим кредо, в кота, а что до Коу…

Коу ударил ногой в пол с такой силой, что перекрытия тревожно загудели, а со стола посыпалась посуда.

— Это карр-рра, — пророкотал он тяжело. Струйки пороховых газов вырывались из зазоров и сочленений, а стальные части выглядели раскалёнными настолько, что Лэйду казалось, будто он обожжёт глаза, если задержит на них взгляд, — Значит, вот как… Он наказал меня за прр-рреданность. За безпор-ррочную службу. За вер-р-ррность…

Крамби даже не вздрогнул от этого рёва. Проследив за его взглядом, Лэйд обнаружил, что тот вмёрз в фотографическую пластину, всё ещё лежащую на столе. Она упала, но не разбилась, и мёртвый Шляпник всё так же приветливо глядел на них изнутри своего плоского и мёртвого стеклянного мира. Как будто это они, а не он, были пойманы в ловушку, как будто…

— Я думаю, он знал, — тихо произнёс Лэйд, — Всё понял и просчитал, едва только узнал страшную новость. Слишком много случайностей, которые не случайны. Я думаю, это был его последний трюк, который он разыграл перед тем, как отправиться в могилу. И, чёрт возьми, сделал это великолепно. Как по нотам. Отомстил всем своим недругам напоследок.

— Вы имеете в виду… Ловушка?

— Да, — неохотно признал Лэйд, — Что-то вроде того. Узнав, что его компания обречена и заражена злой силой, он не попытался её спасти. Напротив, он смастерил что-то вроде западни, заранее позаботившись о том, чтобы в неё угодили все его обидчики. Составив завещание именно таким образом, оставил демону не просто лазейку, но наезженный тракт. Он хотел, чтоб всё именно так и произошло. Это был ход номер один. Ход номер два…

— Да?

— Вы помните, каким образом я сам оказался вплетён в эту скверную историю?

Крамби наморщил лоб, но лишь на секунду. Он от природы был наделён прекрасной памятью. Счастливый человек, подумалось Лэйду, ему до самой старости не понадобятся блокноты и ежедневники…

— Письмо. Когда мы с душеприказчиком Олдриджа разбирали его бумаги, мы нашли в них старое письмо, которое он позабыл отправить. То самое, в котором он рекомендовал вас как Бангорского Тигра, непревзойдённого специалиста по потусторонним делам.

Лэйд кивнул.

— Думаю, он составил его заблаговременно. Это тоже была часть плана. Нарочно спрятал в своих бумагах, зная, что после его смерти оно непременно окажется у вас и будет прочитано. Его рекомендация моей персоны только выглядела любезностью. На самом деле, это был смертный приговор Бангорскому Тигру. Любезное приглашение в распахнутую западню.

— Постойте, я не поспеваю за вашей мыслью… К чему бы ему…

— К чему ему желать мне смерти? — Лэйд не без удовольствия рассмеялся, — Да к тому, что я тоже был в списке обидчиков, с которыми надлежало поквитаться. И, к слову, попал в этот список на двадцать лет раньше всех вас. Ещё не поняли? Тот случай, который лишил вас семьи. Он ведь и для Шляпника стал роковым. Явившись к нему на помощь, я спас его шкуру, с другой стороны… Эта история по-разному прошла для нас двоих. Меня она озолотила, дала известность и имя. Я больше не был безвестным сопляком, промышляющим дрянной работой в Клифе, изводящим мелкую бесовщину, я впервые стал известен, хоть и в узких кругах. А вот Шляпника эта же история погубила. Он не просто допустил грубую ошибку, о чём стало всем известно, он и спасся только благодаря тому, что я пришёл к нему на помощь. Проиграл подчистую неофиту, на которого прежде даже не обращал внимания. Это было больно и унизительно для любого человека, а Профессор Абраксас, как вы знаете, отличался болезненным самомнением, потому и носил свою чёртову шляпу.

— Вы думаете, он…

— Он вынужден был уйти из профессии. Не только потому, что испытывал муки совести, но и потому, что я фактически принудил его к этому, уничтожив дальнейшую карьеру и жизнь в качестве демонолога. Он помнил об этом, помнил все двадцать лет, что мы не виделись. И заботливо отвёл мне место в своём дьявольском плане. Нарочно пригласил на корабль, в трюме которого тикал собранный им адский механизм. И этому механизму не хватало ровно одного, чтобы сработать.

— Его смерти.

— Его смерти, — согласился Лэйд, — Я думаю, наш добрый знакомый мистер Шляпник погиб не оттого, что впал в депрессию или преисполнился раскаяния за совершённые им в жизни грехи. В последнее время я всё чаще думаю, что это было сознательное решение. Он знал, что адская машинка сработает только после его смерти — и отправился на тот свет с лёгкой душой, размозжив голову о мостовую. Он просто…

— Ответьте мне на один вопрр-р-ррос, мистерр-рр Лайвстоун, — Коу тяжело повернулся к Лэйду заскрежетавшим корпусом, — Если мистерр-р-р Олдридж нар-ррочно собр-рал вас здесь, чтобы похор-рронить вместе со своей прр-роклятой контор-рой, отчего, чер-р-рт поберр-рри, вы всё ещё живы? Почему не сдохли, как все прочие? Не пр-р-ревратились в чудовищ, как дрр-ругие? Почему всё ещё существуете?

Лэйд устало потёр лоб.

— Честно говоря, именно на этот вопрос я и пытался ответить, начиная свой рассказ. Сами видите, какой длинной и запутанной вышла история. Дело в том… Шляпник, без сомнения, был хитрым малым. Достаточно хитрым, чтобы скормить всех своих обидчиков, включая меня и Крамби, демону. Но он не подумал, что с нами станется дальше. То ли упустил эту деталь, то ли понадеялся, что демон окажется не таким принципиальным в вопросах коммерции…

— Не понимаю, — отчеканил Коу, сверля его глазами, — Объясните.

— Всё просто, — Лэйл обезоруживающе улыбнулся, — Вопрос власти, только и всего. Но знаем ли мы, что это такое? Власть означает всякую возможность навязать свою волю другому в рамках социальных отношений вопреки сопротивлению и независимо от того, на чём эта возможность зиждется. Кажется, так? Не смотрите на меня так удивлённо, Крамби, я читаю не только субботний выпуск «Серебряного Рупора» и дешёвую беллетристику, которую нахожу по всем углам стараниями мисс Прайс… Так сказал, если не ошибаюсь, Максимилиан Вебер[271]. И хоть я, как полагается всякому честному британцу, презираю немцев и их науки, не могу не заметить, до чего это точное, ёмкое и верное определение.

— Не вижу, каким обр-р-ррразом…

Перебить Коу было не проще, чем перебить гул работающего на полных оборотах бульдозера, но Лэйду каким-то образом это удалось.

— Каким образом это относится к нашей ситуации? О, очень запросто. Только оторванным от жизни социалистам вроде Кейра Харди или Томаса Берта позволительно болтать, будто Господь сотворил всех людей равными, — пояснил Лэйд, — Господа в хороших костюмах давно опровергли это. Людям никогда не сделаться равными по своему положению. Нигде это не видно столь отчётливо, как в большой компании. Даже если служащих приглашают за один стол с начальством, даже если они едят из одинаковых тарелок, это не делает их равными друг другу. И даже сейчас, когда мы трое сидим за одним столом, это совсем не значит, что мы находимся в одном положении. Напомню вам, демон вынужден играть по предложенным нами правилам, хоть и способен талантливо их интерпретировать и обходить. Как и любой собственник, он может распоряжаться лишь тем имуществом, которое ему принадлежит. Которое значится в его собственности и в собственности компании.

— Здание, — тяжело и глухо обронил Коу, — Вот почему он смог его вырр-ррвать…

— Да, — согласился Лэйд, — Именно потому мои часы показывали полночь в каждом кабинете, который я посетил. Это здание уже принадлежало демону, было его частью. Как и всё прочее, что было приобретено на деньги «Биржевой компании» или числилось на её балансе. Мебель, начавшая превращаться во всякие непристойности? Она принадлежала компании. Провизия, закупленная для торжественного ужина, стремительно ставшая гнить? Её купили за деньги компании. Картины, арифмометры, обои, ковры, телефонные аппараты, лестницы, зеркала… Всё, что принадлежит компании, принадлежит и демону. Находится в полной его власти. Смущены? Не понимаете? Не стану скрывать, эта деталь и мне спутала все карты. Я пытался понять, каким образом демон установил свою власть над столькими вещами сразу, тщетно искал тайные знаки и следы старых ритуалов, не подозревая, что никаких ритуалов не было. Ни чёрных свечей, ни жертвоприношений, ни девственной крови. Был лишь один ритуал — оглашение завещания. Его было достаточно демону, чтобы вступить во власть. Принять свою новую собственность.

Коу тяжело закрутил головой. Словно пытался разглядеть какую-то сущность в увешанном жуткими украшениями комнате. В его рыке Лэйду послышалась нерешительность.

— Но это не объясняет, почему…

— Нет, — мягко, но уверенно возразил Лэйд, — Вполне объясняет. Всё внутри компании принадлежит компании. Вы не задумывались, отчего? Локомобили, здания, провизия, мебель… Арифмометры, картины на стенах, ковры, телефонные аппараты. Всё, вплоть до писчей бумаги, чернил в чернильницах и стёкол в окнах. По той простой причине, что компания приобрела все эти вещи. Заплатила за них из своего кармана. Включила в своё поле невидимого притяжения. Но почему вы считаете, что это правило не распространяется на людей?