Буря в Кловерфилде

Глава 11

Друидка Лавена была настоящей красавицей с тонкими чертами лица, голубыми глазами и короной золотых волос, уложенных в сложную прическу. Она выглядела лет на двадцать пять, но что-то выдавало, что она намного старше: то ли тяжелый, дурманящий аромат ее духов (который юная девушка бы не выбрала), то ли крупные золотые украшения, то ли многослойные одеяния, такие же светлые, как у Адалинды. Но если Ада была легкой, летящей и возвышенной, то при виде Лавены на ум Беате пришли слова «царственная», «гордая», «достойная».

— Приветствую вас, госпожа Хоффман, — улыбнулась она, — я рада, что вы нашли время поговорить со мной. А Морланд, оказывается, милый городок. Надо бывать в нем почаще.

— Это земли вересковой богини. Будьте почтительны и помните, что она защищает своих жриц. Думайте, прежде чем что-либо делать, — предупредила Беата.

Встреча проходила в одной небольшой кофейне, и на ней присутствовали трое: Беата, Лавена и Питер, галантно ухаживавший за обеими. Однако, когда начался разговор двух ведьм, он замолчал, делая вид, что очень увлечен своим кофе.

— Думать наперед всегда полезно, — согласилась Лавена и мечтательно вздохнула, — я почуяла присутствие Калунны сразу же, как сошла с поезда. Здесь все пропитано божественной силой. Я ей не нравлюсь, но, полагаю, подходящие подношения помогут нам поладить. Я колебалась, пока ехала сюда, но теперь точно знаю: мое место в вашем культе. Божественное покровительство дорогого стоит.

— Интересно. И как же ваша благожелательность сочетается с недавним нападением на меня и еще одного члена нашего культа?

— Ужасное варварство. Я ничего не знала об этом.

Беата сощурилась.

— У кого из ведьм вашего ковена фамильяр — филин?

— У Кхиры. А у Мавис это паук, — с готовностью ответила Лавена.

Беата опешила.

— В каких чарах может помочь паук?

— Мавис просто их любит. Когда мы призывали фамильяров, еще не было принято брать только кошек, вот мы и выбрали каждая свое. Кстати, я слышала, у вас их целых три. Интересный вариант. Чтобы удержать всех троих, вы должны быть очень могущественной ведьмой, — аккуратно польстила ей Лавена.

— Разумеется. А у вас кто?

— Летучая мышь. Моя Мышка отлично помогает мне с защитой от эпидемий. С ее помощью я могу накрыть целый город куполом, не пропускающим чуму, оспу, холеру, тиф и множество других болезней. В прошлые времена это считали божественным чудом, и многие поклонялись мне, — заметила Лавена, — но от людского обожания быстро устаешь. Я же не богиня, а всего лишь талантливая ведьма. Хотите испытать меня? Я могу наложить свою защиту на Морланд.

Беата усмехнулась.

— А эпидемию мы где возьмем?

— В новостях писали о новом вирусе гриппа. Он вполне подойдет.

— Может быть, позже. Лавена, известно ли вам что-то об исчезновении дочери мэра и других женщин в Кловерфилде? Они растворились бесследно.

Та покачала головой.

— Не больше, чем всем остальным. Про это писали в газетах, но я равнодушна к криминальным новостям.

— Мэр заказывал у вас поиск Эльзы Салливан, но вы ее не нашли. Почему?

— Я этим не занималась, у меня другие обязанности.

— А кто мог этим заниматься?

— Зависит от внесенной суммы. Джейкоб Салливан не беден, так что, скорее всего, его дочь искала Кхира. Или спустила указание кому-то из наших ведьм. Я могу узнать это, если вам настолько интересно.

Беата кивнула и спросила:

— Есть ли у нас возможность договориться миром с вашим ковеном?

Лавена с сожалением покачала головой.

— Для Мавис и Кхиры вы — враг. Они не любят перемен и никогда не перейдут на вашу сторону.

— А почему я не враг для вас? — спросила Беата.

— Я не такая закостенелая, как они. Я двести лет сижу в этом ковене и в этом городе. Я видела, как он вырос из крохотной деревни, и привязана к нему, но иногда мне кажется, что он меня душит, — пожаловалась Лавена, — мне пора двигаться дальше. Культ Калунны стал для меня словно поток свежего воздуха. Я хочу расправить крылья и полететь вместе с вами: могущественной ведьмой, способной одолеть любых врагов. Я с радостью начну молиться Калунне и буду вам очень полезна. Власть меня не интересует. Позвольте мне увидеть Калунну и получить ее благословение. И я поделюсь с вами ценными знаниями. Вам, наверное, интересно, как мы трое сохранили молодость? Примите меня в ваш культ, и я все вам расскажу.

— А как на это отреагируют Мавис и Кхира?

— Они будут недовольны. Но если вы их уничтожите, проблема будет решена, — спокойно ответила Лавена, — избавьтесь от них, и я отдам вам в руки весь наш ковен. У меня богатое приданое.

Беату накрыло отвращением. Для провокации речи Лавены были слишком уж грубыми. Кто примет откровенную предательницу, желающую смерти давним союзницам? Или это Беата была наивна и расчет Лавены был именно на это?

— Моя богиня, ты можешь заглянуть к ней в голову? Она это серьезно?

— Забавно, но да. Лавена действительно хочет, чтобы ты убила Кхиру и Мавис. И с удовольствием сдаст тебе весь их ковен. Она не хочет никем командовать, но ей нужно благоговейное отношение и особые условия. Тебе придется водить вокруг нее хороводы, как вокруг Адалинды. И, конечно, Лавена легко предаст тебя, если ей посулят более выгодные условия.

— Она точно ничего не знает об Эльзе Салливан?

— Не знает. Те ее слова были правдой.

Беата едва удержалась, чтобы не закатить глаза. Ну и зачем ей такое «сокровище»? К тщеславию и капризам Адалинды она привыкла, отношения у них были дружескими, но плясать вокруг чужой ненадежной ведьмы, которая в любой момент предаст? С чего она вообще желает Кхире и Мавис смерти?

— Вы даже не попытаетесь переубедить их?

— Я пыталась. Если у вас получится, то я буду восхищена вашими дипломатическими способностями, — сказала Лавена и внезапно добавила: — Я кажусь вам ненадежной союзницей, так? Вы думаете: не предаст ли она меня же так легко? На деле я не собираюсь никого предавать, просто присоединюсь к победителю. Это отличная стратегия, очень рекомендую. Борьба — это не мое.

Беата усмехнулась:

— Зато порчи — ваше. На мне их было тринадцать, значит, вы в этом участвовали.

— У меня не было шансов отказаться. Приказы Мавис не обсуждаются. Надеюсь, мой озноб не сильно вам повредил. Да он бы и не смог. У вас замечательная защита.

— Да, но быть жертвой постоянных нападений довольно неприятно. Вы могли бы помочь мне с этим, демонстрируя ваши благие намерения. Скажем, предупреждая о подобном.

Лавена покачала головой.

— Вы показали свою силу. В ближайшее время вас не тронут. А если вы будете избегать любой атаки, не появляясь там, где должны, Мавис поймет, что вам помогает член нашего ковена. Это довольно очевидный вариант. Что ж, я полагаю, вам нужно подумать, госпожа Хоффман. Я буду ждать вашего решения и дальнейших успехов. Питер сообщит мне о следующей нашей встрече.

— Вас не подозревают из-за общения с ним?

— Нет. Я всем говорю, что он — мой любовник и никто ничего не спрашивает, — Лавена послала Питеру кокетливую улыбку, — я была бы не прочь сделать это правдой, но ваша целительница применила на нем какой-то экзотический приворот. Никак не могу его снять.

Питер обаятельно улыбнулся.

— Он называется любовь и супружеская верность. Если бы не это, я давно был бы у ваших ног.

Лавена рассмеялась и встала. Он поцеловал ей руку и проводил до выхода из кофейни. Потом вернулся к Беате.

— Что скажешь? Лавена понравится Калунне?

— Моя богиня?

— Нет. Ненавижу предателей.

Беата покачала головой.

— Она хочет избавиться от надоевших напарниц моими руками. Я ей не доверяю. Я не хочу никого убивать и предпочла бы, чтобы Мавис и Кхира просто покинули Кловерфилд. Да и терпеть откровенную предательницу возле себя не пожелаю ни я, ни Калунна.

— Я мог бы забрать ее в столицу и пристроить советницей к некоторым влиятельным лицам нашей страны. Это будет выгодно и для нее, и для вашего культа, — предложил Питер, — Лавена очень гибкая и сумеет влиять на них, в точности выполняя твои указания.

— Посмотрим. Пока что у Адалинды над ней преимущество, а Лавена попыталась выйти из борьбы и дождаться, чтобы мы сами к ней пришли. Так дело не пойдет. Она не настолько ценна. Ведьма должна быть лучше Адалинды, иначе Калунна ее не примет.

Питер глубоко вздохнул.

— Что ж, продолжу работать над этим вопросом. Пойдем. Мы собирались зайти к Голди и Александру.

Мастерство Адалинды оказалось на высоте: на Александре все заживало невероятно быстро. Сам он выглядел бодрым и явно гордился своей победой, а вот у Голди были покрасневшие от слез глаза, которые не мог скрыть даже макияж.

— В общем, последствий не будет, но на пару недель тебе нужно ограничить физическую активность, — объясняла Адалинда им обоим, — больше никаких битв и превращений в пса, пока раны не заживут.

— Но скоро воскресенье. Я должен служить Калунне и карать отступников, — возразил Александр.

— Тебе нужно отдохнуть. Беата вызови Джеральда из отпуска, пусть сам служит, — потребовала Голди.

Беате этого страшно не хотелось: Джеральд заслужил отдых, а узнав, что случилось он тут же примчится назад и вряд ли согласится хоть куда-то еще уехать.

— В тех местах нет связи. Я попрошу Калунну дать Александру выходной. В Хисшире и Морланде все верят в нашу богиню, вряд ли там вообще нужно кого-то наказывать.

— Нам нужно больше призрачных псов. Зачем ждать до захвата Кловерфилда? Почему не завербовать их сейчас? — сердито спросила Голди. — Это же идиотизм, что только два человека должны справляться на огромной территории! Один ранен, другой уехал — и все, служить некому!

— Любимая, не говори так! Ты же знаешь, быть охотником Калунны — огромная честь и не каждый достоин ее, — вмешался Александр, — но служить вересковой богине нелегко, так что она выбирает только тех, кто справится с этой долей.

Голди нервно мяла носовой платок в руках.

— И что с этим делать? Беата, ты ведь не поедешь пока в Кловерфилд?

— Когда поеду, возьму всех трех фамильяров. Пламя отлично справится с моей защитой. А вот если бы со мной были…

Она осеклась, едва не проговорившись. Но перед ее глазами всплыла невероятно реалистичная картина: вот она идет по заснеженной улице вместе с Гилем и Эйне, а потом они оборачиваются в ягуара и коршуна и рвут всех призванных тварей на клочки. Учитывая, как великолепно кецали сражались в загробном мире, среди живых им не было бы равных. У нее появились бы идеальные телохранители, с которыми ей никогда не было бы страшно.

Беате не нужны были призрачные псы. Ей требовались ее кецали.

И кто сказал, что она не может их получить?

Ее захлестнуло нервное возбуждение, напополам с эйфорией. Калунна могла воскресить их. Беата хорошо трудилась для нее в последнее время, и вересковая богиня ей не откажет! И все проблемы с охотниками будут решены! А рядом с ней постоянно будут два самых прекрасных в мире мужчины и…

— Беата, ты в порядке? — спросила Адалинда. — Ты резко покраснела. Голова не кружится? Может, окно открыть?

— Нет. Мне пора. Александр, выздоравливай, и еще раз спасибо, что защитил меня.

— Это мой долг как охотника Калунны, — ответил тот, — а куда вы сейчас?

— На вересковые пустоши.

К Калунне она добралась так быстро, как только могла. Ее распирало счастье.

— Моя богиня, я хочу воскресить Эйне и Гиля, — выпалила она, даже не поздоровавшись, — тогда у меня будут отличные телохранители, а у тебя — верные охотники!

— То есть это, по-твоему, проще, чем вызвать Джеральда из отпуска или подождать до конца года? — насмешливо уточнила Калунна.

— Нет, но ты ведь можешь все!

— Могу. И что?

— Ты воскресишь их?

— Нет.

Беата остановилась, словно налетев на стену.

— Почему?

— Я не воскрешаю охотников. Только ведьм.

— Так, подожди, но ты говорила, что один раз воскресишь Джеральда!

— В качестве исключения. Он двадцать лет частично исполнял твои обязанности: заставлял жителей Хисшира верить в меня. И принес мне в жертву этого поганого демона, значительно усилив меня. Да и охотником всегда был хорошим. Можно сказать, он заслужил это.

— Эйне и Гиль тоже заслужили! Они отличные охотники!

— Ничего подобного. Если бы они выполнили свое задание, а не погибли в шаге от его завершения, мой культ бы устоял, а не пал. Я не виню их, но особого отношения к ним у меня не будет, — Калунна пожала плечами.

Беата замерла.

— А что это было за задание?

— Спроси их, если интересно.

Беата помотала головой. Ей не было до этого дела. Гиль и Эйне старались и продолжали служить ей даже после смерти. Они заслужили новую жизнь!

— Но моя богиня, я — твоя верная жрица, и ты ведь довольна мной сейчас?

— Да. Ты хорошо справляешься.

— Молю тебя, исполни мое желание! Дай мне двух охранников-кецалей, которые смогут защищать меня и служить тебе! Они ведь всегда были верны и поклонялись тебе!

Калунна утомленно вздохнула и снизошла до объяснения:

— Беата, что будет, если я воскрешу каждого охотника, фермера, торговца, рыбака, воина, ткача, пастуха, которые мне когда-либо молились? Вот прямо здесь и сейчас?

— Но я прошу воскресить только двоих! От воскрешения Валери, Адалинды и Голди мир не рухнул!

— Не притворяйся, что не понимаешь. Имея такую силу, я должна где-то провести черту, за которую не следует заступать, иначе все мои верующие будут молить о воскрешении каждого родственника, друга, любовника или просто хорошего человека, который несправедливо погиб. А умереть в таком случае можно не по разу. Во что превратится мир, в котором смерти нет ни для кого? Я очертила круг и поместила внутрь моих жриц. И теперь у меня обязательства по воскрешению тридцати тысяч человек. Не превращай их в миллионы.

Беата закусила губу. Калунна говорила разумные вещи, но до чего же несправедливые! Она могла сотворить чудо щелчком пальцев и сделать свою главную жрицу счастливой, но не делала этого принципиально. Хотя легко нарушала собственные принципы, когда у нее было такое желание.

Беата попыталась подобрать подходящие аргументы, чтобы переубедить вересковую богиню.

— Но ведь Ата воскресила сотни, а то и тысячи обычных людей и кецалей после казни жрицы Верже! И все было в порядке!

Калунна усмехнулась.

— Ата — это ты. Воскрешай. Разрешаю.

— Я?

— Ты. Но и все последствия этого лягут на твои плечи.

Беата заметалась.

— Но я не знаю, как создать им тела!

— Тебе показать нужный свиток?

— Просто так?

— Да. Я могу даже контролировать процесс, чтобы ты не допустила ошибок.

Беата смешалась. Что-то во всем этом было не так.

— А я смогу это сделать?

— Сейчас? Нет, ты слишком слаба. Кроме того, за счет чего они у тебя будут жить? Не найдешь источник жизненной силы — получишь нежить, жрущую людей. Твои подруги живут за счет отданных им и украденных демоном лет жизни. Ученицы — потому что я вселила и спасла их ровно в тот миг, когда из живых тел ушли прежние души. Ты на такие тонкие манипуляции временем, предвидением и магией не способна. Но не переживай, если захочешь вернуть своих кецалей, то лет через триста вполне сможешь это сделать сама. Если будешь наращивать силу и развиваться в правильном направлении.

— Но нам нужны охотники!

— И они у нас будут. Проще завербовать живых, чем воскрешать мертвых. Беата, ты, кажется, забыла: жизнь — бесценный дар. А не фрукт на базаре, который ты можешь бросать кому угодно. За одну Голди ты поклялась служить мне вечно. А сейчас требуешь воскресить двоих только потому что неплохо справляешься со своими обязанностями.

Слова Калунны были правильными, но Беату захватил удушающий гнев. Она так старалась, трудилась, ездила в проклятый Кловерфилд по три часа туда и три — обратно, рисковала жизнью и не могла получить того, что было ей необходимо, потому что Калунна считала ее заветное желание — прихотью. Мертвые кецали должны были остаться мертвыми. Но какого черта?! Разве служба настоящей богине не гарантировала невероятных чудес?! Ради чего Беата похоронила свою спокойную жизнь и застряла в этом дурацком культе?! Да она уедет сегодня же вечером, уберется на другой континент, и пусть кто-нибудь другой сражается с ковеном Тринадцати и собирает на себя их порчи! И пусть попробуют ее вернуть!

Калунна закатила глаза, а потом сгребла Беату в охапку и усадила на руки. Та начала молча рваться прочь, впрочем, совершенно безуспешно.

— Ты бы видела себя со стороны: разобиделась, шипишь как кошка, только что не вопишь от возмущения. Сбежать она решила от меня. С моих земель, при том, что я читаю твои мысли и смотрю твоими глазами. Гениальный план. Ты хоть понимаешь, что где бы ты ни умерла, твоя душа тут же вернется ко мне? А я вновь сделаю тебя своей главной жрицей.

— Почему это все время должна быть я?!

— Потому что я так хочу, — Калунна разгуливала по вересковым пустошам, не спуская брыкающуюся Беату с рук, — прекращай вести себя, как капризный ребенок, Ата.

— Вот Ату и воскрешай! Я — Беата! Почему я должна за нее отдуваться?! Не хочу! Это она тебе душу продала, а не я!

Но тут она вспомнила, что поклялась служить Калунне вечно, и прикусила язык. Они с Атой совершили одну и ту же ошибку. Но Ате почему-то позволили умереть насовсем, а Беату грозились воскресить и вновь заставить служить.

Но почему? Ведь должно быть наоборот, раз вересковая богиня постоянно звала ее Атой. Любимицей богини была именно Ата, Беата же просто унаследовала ее душу.

Почему сейчас на руках богини сидела не та, кто ей нужна?

Калунна фыркнула.

— А кецали-то — любовники Аты, а не твои. Но их ты с удовольствием прибрала к рукам. И «чужие» заклинания у Эйне выманиваешь, а он отдает их тебе, уверенный, что ты имеешь на них право. Посмертную росу в подарок от Гиля принимаешь и флиртуешь с ним. Тут, значит, хотим быть Атой, а вот тут — уже не хотим. Определись наконец. И хватит этих безумных мыслей. Ты — Ата, а Ата — это ты. Что непонятного в этом простом факте?

Беата немного успокоилась.

— Я была бы Атой, если бы ты воскресила Ату. Но я-то не Ата! У меня нет ее памяти, ее характера, ее целей и желаний. Она правила целой империей, была сильной, могущественной и умной ведьмой. Смогла бы легко избавиться от всех врагов и убедить людей верить в тебя. У нее был колоссальный жизненный опыт, и ей ничего не стоило повторить то, что она однажды уже сделала: захватить для тебя этот континент.

— Я рада, что ты это признаешь, — Калунна одобрительно улыбнулась, — ты любишь покапризничать, но так-то мы обе знаем, что сотворенное единожды ты сумеешь повторить. Ты сложишь эти земли к моим ногам, и никто иной не справится с этим лучше тебя.

— Не я, а Ата!

— Ты же не любишь, когда я тебя так называю.

Беата растерялась, а потом чуть не застонала. Они ходили по кругу, как физически, так и в переносном смысле. А может, Калунна просто издевалась над ней? Не могла же она не понимать очевидного, столь упорно избегая ответа на простой вопрос: зачем ей капризная, ленивая рыжая жрица вместо толковой и верной Аты?

Калунна вздохнула.

— То есть, думать ты отказываешься принципиально? Что ж, лови подсказку: ты бесишься и переживаешь из-за кецалей, которых знаешь несколько месяцев. При Ате они были тысячу лет. Но это ничего бы не поменяло в нынешней ситуации. Они остались бы мертвы. И не только они.

Беата замерла.

Она поняла.

— Воскрешение спустя тысячу лет было бы ужасно, — медленно сказала она, — Ата потеряла все свое окружение, возлюбленных, страну, дворцы и роскошную жизнь, нравы и традиции, положение и отношение окружающих. Она подвела тех, за кого была ответственна, и не сумела их спасти. Возродившись из пепла, она в нем бы и осталась, сломленная этим. Если мы хоть немного были похожи, и я правильно ее понимаю.

— Один и тот же человек будет иметь различия в десять, двадцать и сорок лет. Но это все еще один человек, а не трое, — ответила Калунна.

Беата сглотнула. Ее вдруг накрыло острым, болезненным сочувствием.

— Но ведь ты прошла через все это сама. Возродилась из пепла и стоишь на обломках былого могущества. Если бы ты вернула Ату, тебе не пришлось бы страдать одной.

— Я — богиня. И сама решаю, кому проходить через муки, а кому — не надо, — лиловые глаза Калунны светились мягким светом, — а Ата сидит у меня на руках. И рано или поздно вспомнит все.

— Прости, — пробормотала Беата.

— Прощаю.

— Но даже если я не получу лучших охранников, оставлять их бродить по загробному миру, как неприкаянные души — это жестоко. Почему ты их не забираешь?

Калунна усмехнулась.

— Как же ты упорно отказываешься думать. Хорошо. Как только я получу Кловерфилд и тринадцать моих жриц, отправлюсь в загробный мир за ними и погружу в сон. Вернее, в прекрасную иллюзию, что наша империя цела, дворцы не разграблены, а возлюбленная госпожа рядом с ними. Загробный мир и все ваше общение постепенно забудется и будет казаться им кошмаром. Так будет лучше?

Беата понуро опустила голову.

— Для них — да.

— А для тебя?

— Да какая разница? Я не настолько эгоистична, чтобы обрекать их на вечные муки только потому что хочу с ними поболтать, — Беата смотрела в пустоту, — для Эйне и Гиля будет лучше забыть все, что причиняет им страдания. Я справлюсь сама.

Калунна спустила ее на землю.

— Значит, вопрос закрыт. Если, конечно, ты не хочешь еще немного его обдумать.

Беата вздрогнула и поспешно обернулась, но вересковая богиня уже исчезла, оставив после себя лишь нежный аромат цветов, тающий в покрытых снегом пустошах.

Домой Беата вернулась в глубокой задумчивости. Калунна явно ей на что-то намекала, но на что? Обдумать ситуацию получше… Калунна воскрешать кецалей не будет. Беата не может. Что остается?

Ата могла воскрешать людей и кецалей сама. Но она была могущественной ведьмой, жившей явно больше той тысячи лет, что провела с Эйне и Гилем. Должна же она сколько-то лет захватывать континент и устанавливать на нем власть ведьм? И все это время она изучала новые заклинания и увеличивала свою силу. Разница между ними была колоссальной: Беата, наверняка, показалась бы ей несмышленым ребенком, как Калунне.

Она замерла, неосознанно нащупав нужную нить.

По словам Калунны Беата была более юной версией Аты, которая просто не помнит того, что сломало бы ее. А раз Ата и Беата были одним и тем же человеком, то они могли совершить одно и тоже.

Захватить континент для Калунны.

Разобраться с врагами культа.

Или воскресить тех, кто достоин жизни.

Но как? Где взять столько силы, и за счет чего ее кецали смогут жить, не пожирая людей? Если бы она только знала!

Беата внезапно вспомнила о книге заклинаний, подаренной Гилем. Может, там найдутся нужные знания? Она вытащила ее, осторожно поколдовала и, убедившись, что ее не уничтожит охранным заклинанием, начала листать. Книга почти сразу открылась на определенной странице: там была оставлена закладка, пришитая к корешку. На иллюстрации ведьма что-то делала с двумя людьми, но смысл ее манипуляций Беата не уловила. Она перевела взгляд на текст и замерла: вместо букв там была странная клинопись. Беата даже примерно не могла понять, что это за язык. Она пролистала книгу заклинаний и разочарованно захлопнула: абсолютно все в ней было невозможно прочитать. Хозяйка книги явно жила слишком давно, чтобы они с Беатой смогли понять друг друга.

Подарок Гиля оказался бесполезен. Беате было дико обидно. А столько знаний можно было получить!

Но ведь у нее был еще один источник древних знаний.

Эйне.

Она оживилась и бросилась к зеркалу. Рага и множество других жертв жрицы Верже оживляли, когда Эйне уже стал охотником Аты, а ему было интересно все необычное, включая чары. Он ведь мог запомнить, как и за счет чего Ата проводила ритуалы воскрешения!

В зеркале перед ней отразился Эйне.

— Здравствуй, моя госпожа.

— Привет. Послушай, мне нужно…

— Госпожа, передо мной не появилось окно в мир живых, — за его спиной возник Гиль, — Эйне, подвинься, я тоже хочу ее увидеть!

Тот недовольно дернул ушами, но подвинулся. Беата смутилась: раньше она звала обоих, а тут так торопилась, что забыла о Гиле.

— Извини. Что-то пошло не так.

— Ничего, главное, ты пришла! Как тебе моя книга? Понравилась?

Беате стало неловко. Нет, Гиль не должен был знать, что его снова постигла неудача. Он ведь так старался ее порадовать.

— Да, она полна ценных знаний. Спасибо тебе.

Эйне, внимательно наблюдавший за ней, внезапно спросил:

— Ты еще не открывала ее?

— Немного проглядела, а что?

— Ничего, — ответил Эйне, после короткой паузы.

Гиль фыркнул.

— Ты опять перемудрил со своими намеками, птичья башка.

— Придумай что-нибудь получше, ползучая заноза.

— И не подумаю даже. Госпоже виднее, что и когда делать. А у меня есть гордость. Госпожа, ты ведь нас любишь?

— Очень, — улыбнулась Беата.

— Вот и хорошо. Расскажи, как у тебя дела? У тебя много новых охотников?

Улыбка застыла у Беаты на губах. Она вспомнила Александра, отчаянно бьющегося в одиночку против десятка призванных тварей и истекающего кровью. На его месте мог быть Джеральд. И еще окажется, если Кхира повторит нападение.

Ну почему, почему она не могла воскресить Эйне и Гиля?! Они были нужны ей, не меньше, чем Ате! Почему она была такой слабой и глупой?

— Очень, — тихо повторила она.

— Но хороших любовников среди них нет, — уверенно сказал Гиль, — иначе ты не выглядела бы такой утомленной, моя госпожа. И чем они там вообще занимаются? Я бы на их месте мигом избавил тебя от всех тревог! Бестолковые люди, даже госпожу порадовать не могут. Неужели ни одного кецаля не осталось? Если найдешь, хватай и клади в постель! Даже если он будет бревном, то хотя бы теплым и красивым!

Беата расхохоталась, представив себе эту картину.

И вдруг остро ощутила, что скучает по Джеральду и его ласкам. Когда там уже эти три недели кончатся?

— Госпожа, ты хотела меня о чем-то спросить, когда вызвала, — сказал Эйне, — чем я могу тебе служить?

Беата стала серьезной.

— Эйне, скажи, тебе известно, как именно Ата воскресила Рага и других?

— Конечно.

— За счет какой жизненной силы они потом существовали?

— За счет жизни жрицы Верже. Она должна была прожить еще тысячи лет, но все они были отданы ее жертвам.

Беата замерла.

Вот почему ее не воскресили. Не в наказание, а из-за нехватки ресурса! В случае Верже это было справедливо: она буквально вернула жертвам то, что отняла, но как это работало в других ситуациях?

— Вам с Гилем действительно по тысяче лет каждому?

— Да, госпожа.

— И всю тысячу лет твои кецали прекрасны, — безмятежно отозвался Гиль.

— Как вы прожили столь долго?

Эйне поколебался, будто не решаясь сказать. А вот Гиль явно удивился:

— Ты странные вопросы задаешь, моя госпожа. Бессмертие нам даровала именно ты. Не скучать же тебе одной целую вечность? Все успешные ведьмы окружали себя кругом полезных и приятных подданных, которым продляли жизнь, чтобы не оставаться в одиночестве.

— Не все, — возразил Эйне, — жрица Верже такого не делала.

— Неудивительно, что она озверела и убивала всех подряд, — заметил Гиль, — я не представляю, как жил бы века без тебя, госпожи, родителей и моего маленького кролика.

— Кролика? — удивленно переспросила Беата.

Лицо Гиля застыло, а потом вдруг исказилось болезненной гримасой. Он отвернулся, завешиваясь золотыми волосами. Стиснул кулаки до побелевших костяшек.

— Неважно. Когда умер, уже ничего неважно.

Эйне коснулся его плеча и ободряюще сжал. Он выглядел мрачным и явно думал о чем-то дурном. Больше никто ничего не говорил, но Беата поняла, что расстроило Гиля: все его близкие были мертвы. Как и близкие Эйне. С ними произошло ровно то, чего избежала Ата: они стояли на обломках своих жизней и постоянно помнили об этом. Нужна ли им вообще будет новая жизнь, с грузом боли по прежней? А у Беаты не было тысяч лет, чтобы щедро раздавать их окружающим. Однажды она отдала годы жизни под давлением хисширского демона, и это было пыткой, которую он задумал для нее.

Все было тщетно. Империя с могучими ведьмами, презирающими естественные законы жизни и смерти, канула в лету. Эйне и Гиль были лишь ее отголосками, прекрасными, сильными, но безнадежно мертвыми.

— Есть еще один источник жизненной силы для воскрешения, госпожа, — заговорил Эйне, — в наше время преступникам, приговоренным к смерти, предлагали продать их тела для чужого воскрешения. За это очень хорошо платили, а сам преступник получал безболезненную казнь вместо виселицы или четвертования. Выкупали их, как правило, аристократы для своих родных, а воскрешение проводили жрицы Калунны.

— Иногда таким образом пытались спасти убийц из богатых и знатных семей, — вспомнил Гиль, — их «тело» покупали через подставных лиц, а потом тайком отправляли спасенного куда подальше, сунув жрице Калунны огромную взятку. Нам с Эйне довелось разбираться в нескольких таких случаях. А еще для воскрешения покупали рабов и похищали свободных людей. Это было преступлением, и мы его расследовали, помнишь, Эйне? Спасли пятерых молодых бедняков и трех рабов, но семерых уже было не вернуть. Забавно, но после суда тела похитителей украли под ту же цель. Их всегда не хватало.

Беата содрогнулась.

Так вот какой была обратная сторона той павшей империи. Люди не были слепыми. Жить вечно хотели все, ведь жрицы Калунны и их фавориты могли себе это позволить. И чем, спрашивается, хуже те, кто не оказался в числе избранных? Там, где тело — ресурс, а воскрешение — рядовая услуга, его будут похищать, покупать или отнимать. Калунна была права, нужно выставить жесткие рамки, даже если они были несправедливыми. Иначе начнется хаос. Нельзя воскрешать всех, кто умер. И нельзя использовать для этого чужие тела. А ведь именно по этой причине воскрешения были признаны темной магией в их стране! Жизнь кому-то одному доставалась за счет другого.

Беата погрустнела.

Нет, это все-таки было безнадежно.

Ата погибла и утянула весь культ за собой, а Беата не могла ничего исправить. Эйне и Гиль мучались в загробном мире, бродя без цели и смысла, ожидая ее редких появлений. Что ж, скоро все закончится: Калунна отправит верных кецалей в сон. Да и зачем им жизнь в мире, где их страна разрушена, раса вырезана, а вместо возлюбленной госпожи — женщина, которая их не помнит? Они ведь даже не просили ее о воскрешении, ни единого раза, хотя Беата на их месте молила бы о спасении, обещая отдать что угодно. Она была бесполезна.

— Госпожа, ты опять грустишь? Так нельзя, твои глаза должны быть полны радости! — бодро сказал Гиль. — Давай я тебе спою? Эйне, подвинься, чтобы госпоже было меня лучше видно! Эх, мне бы флейту или барабан сюда, было бы веселее, но попробуем обойтись без всего. Какую тебе песню спеть, моя госпожа?

— Веселую.

Спустя пару минут Беата уже хохотала и хлопала в ладоши. Песни Гиля были смешными, но ужасно пошлыми: про довольную жрицу Калунны и шесть уставших кецалей, что можно делать с их ушами и чего никак нельзя, и чем может обернуться ночь любви перед казнью, если как следует постараться. Беата повеселела. Она сидела с Гилем и Эйне до глубокой ночи, благо ей никто не мешал. Позвала она их и следующий день, и на третий. Беата проводила спиритические сеансы каждый день, пытаясь одновременно забыться и насытиться их любовью, прежде чем Калунна заберет ее кецалей в свой рай, и они обретут покой.

Тогда Беата останется одна, а дверь в упоительное прошлое закроется навсегда.