Свидетельство I (наст. изд.), комм. к с. 21.
…ЕГО, стоящего на краю времени; посланца трепетной тишины, обтекаемого реками трусливой крови; ЕГО, чьи черные лучи, мерцающие серпы пресекают бег всех преследуемых… Создаваемый здесь образ смерти дословно воспроизводит главные мотивы монолога Косаря в «Новом „Любекском танце смерти“» (Деревянный корабль, с. 253–255, курсив[9] мой. — Т. Б.):
Но я добрался до края времени,
мною созданного, меня несшего, и жду:
кто послал меня из отрешенности,
опять призовет к себе
и воткет, лишив облика,
в трепетную тишину,
из которой я когда-то возник. <…>
Ибо черные лучи не несут меня больше
вниз, в те глубины,
где готовил я изменения. <…>
С меня струились потоки
трусливой крови,
когда я проходил по Земле. <…>
Во всех безднах стелилось мое сострадание,
целились вверх, как спасенье, мои серпы:
чтобы пресекать бегство преследуемых…