Свидетельство I (наст. изд.), комм. к с. 305.
Кроме того, вы хотели стать тем, кем стали, а потому — пусть даже не помните этого — когда-то свели вместе вашего отца и вашу мать. Ср. объяснение алхимического делания у Юнга (Психология переноса, с. 262):
«Неблагословенный» характер первого тела имеет своим эквивалентом неприемлемую, демоническую, «бессознательную» аниму… <…> При своем втором рождении, то есть как результат opus, анима приобретает плодотворный характер и рождается вместе со своим сыном в образе Гермафродита — плода инцеста мать-сын. Ни оплодотворение, ни рождение не нарушает ее девственность. Этот христианский по своей сути парадокс связан с необычными вневременными свойствами бессознательного: все уже случилось, но еще и не случилось, все уже умерло, но и еще не родилось. <…> Сравнения, насколько они вообще возможны, являются объектом памяти и знания, и в этом смысле принадлежат отдаленному прошлому; таким образом, мы говорим о «рудиментарных остатках первозданных идей». Но в той мере, в какой бессознательное проявляет себя как внезапное непостижимое наваждение, оно представляет собой что-то, чего никогда ранее не было, что-то совершенно чуждое, новое, принадлежащее будущему. Бессознательное, таким образом, — и мать, и дочь; мать дает рождение собственной матери (increatum), а ее сын был ее отцом.
В подтверждение Юнг ссылается на такой алхимический текст (там же, с. 271): «Чья мать девственна, чей отец не познал женщину. Они также знали, что Бог должен стать человеком, ибо в последний день своего искусства, когда произойдет завершение делания, родившее и рожденное станут единым целым; и единым целым станут старик и юноша, отец и сын. Так старое становится новым». У Янна этот парадокс выражен в браке двух умерших: лишенного гениталий Аугустуса и дочери Старика, «галеонной фигуры».