Свидетельство I (наст. изд.), комм. к с. 72.
Когда он обезобразил ее, лишил человеческого облика, вымазал дегтем и обклеил обрывками бумаги… То обстоятельство, что Тутайн обмазывает Эллену дегтем, каким-то образом сближает ее с шестью матросами, которые вымазали себе дегтем лица. Наиболее очевидная аналогия состоит в том, что в обоих случаях деготь — средство маскировки, сокрытия чего-то. Образы черной женщины встречаются и в других произведениях Янна.
В новелле «Свинцовая ночь» (Это настигнет каждого, с. 65–67; курсив мой. — Т. Б.) реакция Матье на только что увиденное им черное тело Эльвиры описывается так:
Эта чернота без блеска и теней не выражала ничего и даже не подчеркивала форму тела… Несколько секунд Матье казалось, будто он смотрит в дыру или находится по ту сторону зеркала, напротив тени, не имеющей первопричины. <…> Он смотрел в Не-бывшее, Не-представимое, Не-становящееся: оно неподвижно пребывало по ту сторону формы и материи, радости и страданья.
Сама Эльвира ранее предупреждала его (там же, с. 61; курсив мой. — Т. Б.): «Мы же по видовым признакам люди; но по разновидности — сон, черный занавес, заслоняющий нас от нас самих».
В романе «Угрино и Инграбания» черная женщина — многозначный образ Суламифи: возлюбленной или матери, музы или произведения главного героя, Мастера, — мертвой и оживающей (Угрино и Инграбания, с. 48 и 126):
Я писал долго, я представлял себе эту черную женщину во всем ее великолепии, и сам влюбился в нее, и сравнивал ее с прекраснейшими вещами, которые знал, под конец — с саркофагом из черного мрамора. И я был царем Соломоном, который по ночам отдыхает в таком гробу. <…>
Но дверь за моей спиной вела в крипту с черными телами, среди которых пребывал Он: невеста или друг, мужчина или женщина, Энкиду или черная возлюбленная — безымянная, погребенная в саркофаге, истлевшая или живая, жаркая или холодная как лед…