Первый день гуляний окончен.
Солнце давно спряталось за горизонтом, и все люди со стадиона стягиваются к деревне, чтобы устроиться на ночлег. Огромная толпа входит через деревянные врата и расселяется по домам под пристальными взглядами вооружённых жителей нашей деревни. Люди с Фаргара и Орнаса напились, но ведут себя на удивление спокойно. Я ожидал, что они устроят пьяную потасовку друг с другом. Или хотя бы будут горлопанить, как любые, уважающие себя дикари.
Но нет, идут спать.
Медленно расходятся по домам. Кто хочет помыться перед сном – подготовлены бочки с тёплой водой. Кто желает спать грязным – добро пожаловать на веранду. Одеяло таким не выдаётся.
– Вполне неплохо у вас тут, – заявляет Дверон, осматривая внутреннее убранство нашей спальни. – Очень уютно.
– Спасибо, – говорю.
Помимо нашей семьи в доме располагается ещё шесть человек: Дверон с дочерью, его сосед Одди, две женщины из Орнаса и хмурый, молчаливый парень из Фаргара. Считая Хуму – тринадцать живых существ под одной крышей.
Тесно, ничего не скажешь.
Но это ничего. Спящим не нужно много пространства.
– Понравилось, как я тебя сегодня уделал? – спрашивает Вардис в темноте.
– Тебе повезло, – отвечает Одди. – Я оступился.
– Это называется бросок через бедро. Могу научить, если хочешь. Сможешь кому угодно навалять по самое не балуй.
Закрываю глаза и слышу голоса, доносящиеся из соседней комнаты. Голоса с улицы. Орущие голоса с другого конца Дарграга. Деревня набита битком.
Сегодня, в отличие от всех других ночей, на улице горят факелы и костры, чтобы никто не заблудился. Поэтому в комнату проникают всполохи света, создают причудливые тени на стенах. Братьям наверняка будет трудно уснуть рядом с отблесками огня – они всю жизнь спали в кромешной тьме.
Это я городской житель, привыкший к уличным фонарям и бесконечному шуму машин за окном. Я могу отключиться когда мне это нужно, никто не помешает.
– Ронфан, – произносит Дверон. – Как тебе сегодняшний праздник?
Парень лежит на боку, отвернувшись от нас в другую сторону. Мы ему не нравимся, но он достаточно смышлён, чтобы держать это при себе.
– Оставь его, – говорю. – У нас в доме ни к кому не навязываются.
– Я же не прошу его участвовать в дискуссии. Хоть отзыв пусть оставит. Мало ли что не понравилось.
Гость продолжает молчать, но Дверон не унимается:
– Так и будешь делать вид, что нас здесь нет?
– Пусть спит, – говорю.
– Вообще-то это элементарное приличие. Когда ты останавливаешься у кого-то в доме, ешь его еду, то должен хотя бы отвечать на вопросы, которые тебе задают.
– Не доставай его, видишь же, что ему неприятно здесь быть. Я согнал всех сюда силой и угрозами, поэтому не удивительно, что он не проникся к нам симпатией. Он скорее чувствует себя рабом, чем гостем.
– Это правда? – спрашивает Дверон у спины парня. – Гарн организовал праздник между четырьмя деревнями, чего не было уже... да никогда такого не было. И он не заслужил вот такого молчаливого протеста. Можешь не любить его в другие дни, но хоть сегодня будь добр, поблагодари его за проделанную работу.
– Спасибо, – мрачно отвечает Ронфан.
– Ну вот. Разве это было так сложно?
Лежим в своих постелях, слушаем, как мама общается с жителями Орнаса. Те спрашивают, насколько сурово живётся в пустыне, рассказывают про свою деревню. Происходит культурный обмен. Должно быть, то же самое сейчас во всех других домах: кто-то насупился и лежит сам по себе, кто-то ввязался в диалог. А кто-то просто спит.
Дверон прав: такого никогда не происходило. Деревни никогда не собирались в одном месте даже чтобы подраться. Не то, чтобы устроить общие гуляния.
Засыпаю с чувством удовлетворения.
Даже если из моей затеи ничего не выгорит и пропасть между деревнями не уменьшится, то я хотя бы очистил свою совесть. Я хотя бы попытался.