Черный лис. Том 2

Глава 9

На Ёшики я мало интересовался светской жизнью богачей. Мы существовали в совершенно разных мирах — хотя и находились в одном пространстве.

Конечно, в подготовку Посланника входили элементарные знания об этикете, культуре поведения за столом и даже танцах. Но всё-таки большая часть времени уделялась отнюдь не верховой езде.

Дипломатия, нейролингвистика, психология, а также навыки ведения боя и командование армиями. Сыскное дело, особенности резидентуры, ремесло шпионажа… Чрезвычайный Посланник должен уметь вписаться в любое общество — и занять в нём место, наиболее выгодное для выполнения миссии.

Балы, приёмы и другие увеселительные мероприятия в этот перечень не входили. В силу того, что и преступники полагали: куда легче затеряться среди бедняков. Которые в любом из миров составляли самые широкие слои населения…

Так вот, о балах. Мой друг и соратник Лёва Полесов был без ума от светской жизни. Благодаря ему, наша гостиная в Корпусе была завалена инфокристаллами, посвященными коронациям, инаугурациям и прочим акциям. Особенно ему нравились «Балы Дебютанток».

Лёва не пропускал ни одного: благодаря баснословному жалованию, и нехватке времени его тратить, он вполне мог позволить себе билеты и качественные наряды для посещения мест, которые так любят освещать в своих репортажах борзописцы.

И разумеется после, он обожал хвастаться своими похождениями…

Словом, несмотря на то, что я всеми силами избегал быть вовлеченным в светскую жизнь, кое-что я о ней знал.

Но вместо того, чтобы испытать уверенность в своих силах, я дико разволновался.

Чёрный Лис — боец невидимого фронта. Мы не привыкли выставлять себя напоказ, никто никогда не оценивал наших действий, а открыто говорить о работе мы имеем право только с личным психиатром, состоящим на службе Корпуса.

Так что попасть на бал, где вполне очевидно я стану центром пристального внимания — это испытание.

Я даже пожалел, что князь рассказал мне об этом накануне вечером, а не утром, например. Поспать так и не удалось…

Собственно, я даже не попал в свои апартаменты. Заплутал, выйдя из библиотеки, и пройдя через несколько роскошных залов, вновь оказался у подножия лестницы, которая вела к Кладенцу.

Вызвав лифт — теперь я откуда-то знал, как это сделать, — я поднялся в зимний сад, к Артефакту.

Показалось, внутри что-то изменилось. То ли растения стали как-то гуще, пышнее, то ли бабочек прибавилось… Пробравшись сквозь заросли — тут и там вспученные корни выбирались из кадок с перегноем и змеились по полу, — я вновь присел у прудика, рядом с камнем.

Почему-то казалось, что здесь моё место. Здесь было спокойно, уютно, и возникало непередаваемое, очень тёплое ощущение: я — дома.

Ну и, кроме всего прочего, робость внушал замок Соболева. Его размеры, его роскошные залы, белые мраморные, с золотой искрой полы, гулкие комнаты наборного полированного паркета, в котором морем огней отражались светильники, все эти статуи, вазы, портреты, барельефы и гобелены… Создавалось чувство, что я попал в музей древней истории.

А в музей, как известно, приятно иногда сходить — приобщиться культурки, как говаривал Лёва; но никак не жить в нём.

Если Нефритовый Дворец в Киото хотя бы вполовину так роскошен, как замок Соболева, я вполне понимаю, почему Фудзи нравится жить в трейлере.

Мне не нужно было прикасаться к Кладенцу — продолговатому чёрному камню в центре бассейна, чтобы чувствовать своё сродство с ним.

От Артефакта исходила вполне ощутимая сила. Она пропитывала всё пространство, изливалась за пределы башни, и даже за пределы поместья.

С удивлением я убедился, что незримый барьер, установленный мною после нападения неизвестных захватчиков, остаётся на месте. Сквозь него свободно проходил воздух, летала мелкая ночная мошкара, и даже бегали собаки. Но люди…

Я насчитал троих, пытавшихся «пробиться» сквозь невидимую черту. Каждый из них был вооружен — пистолетами, гранатами и Хранители не представляют чем ещё. Вероятно они — эмиссары пресловутого магистра, князя Бестужева, с которым я познакомлюсь завтра.

И Государь… Интересно: он почтит своим вниманием бал, который устраивает его лучший друг?..

Мысли о Государе, магистре и предстоящем мероприятии как-то отодвинули, затушевали мысли о Шиве. Да, я всё ещё хотел поймать Разрушителя и отправить на Ёшики — или убить, если этого сделать нельзя. Но волна новых впечатлений затопила мой разум, вытеснив вбитые в Корпусе директивы.

Да и сам Корпус Посланников, вместе с Древом миров, сейчас казался наваждением. Сном. Воспоминанием. Чем-то, что ушло в прошлое и никогда не вернётся.

Тряхнув головой, я сосредоточился. Я — Чрезвычайный Посланник. Я — Чёрный Лис. Я прибыл в Тикю для того, чтобы остановить Шиву.

И я это обязательно сделаю.

Но завтра, — точнее, уже сегодня, — меня ждёт бал. Что бы это не значило.

Спустившись из башни, у подножия лестницы я застал Коляна. Тот, прямо как вчера, сидел на стуле, в толстом вязаном жилете и очках, и читал газету.

Протянув руку, я с любопытством пощупал краешек. Тонкая, словно невесомая бумага, испещренная чёрно-белым текстом и плохого качества фотографиями. Удивительное ощущение.

Колян свернул газету в квадратик не больше ладони, и спрятал в карман.

— Ну… Как дела? — голос телохранителя-дворецкого был спокоен и даже заботлив. Но был в нём и невысказанный вопрос.

— Нормально, — я решил принять нейтральный тон. Пока не разберусь, в чём, собственно, дело.

— Ну и ладушки, — Колян поднялся и зашаркал мягкими шлёпанцами по коридору. Словно и сидел тут лишь для того, чтобы отметить мой выход из башни…

— Что-то случилось? — нагнав телохранителя, я пошел рядом.

— Да вроде нет, — тон его был само добродушие. — Просто подумал: может, ты захочешь поговорить.

— На самом деле да, — я вдруг понял, что так и есть. Поговорить с Коляном — это именно то, что мне сейчас нужно.

Он всё знает о здешней жизни. И главное — прекрасно понимает моё положение. Он не будет насмешничать, как Фудзи, и не будет говорить обиняками, как князь. Откуда-то я знал: я могу спросить его о чём угодно. И он ответит.

— Тогда пойдём завтракать, — по мере продвижения по замку, Колян по-хозяйски гасил лампы. Через окна поступало уже достаточно света.

— Просторно тут у вас, — сказал я, когда мы шли через огромный холл. Ковёр, размером с футбольное поле, не закрывал всей площади, а ютился в центре, под столом, на котором возвышалась сложная композиция из живых цветов. — Одна уборка чего стоит.

Наше здание в Корпусе тоже было довольно обширным. Но там был строгий функционал: поглощающее пыль и мусор напольное покрытие, сверхпрочный пластик и унифицированная самоочищающаяся мебель.

— Да, приходится потрудиться, — добродушно согласился Колян. — Но видишь ли, Каховка — это родовое поместье Соболевых. Они тут живут уже лет триста. Так что привыкай.

— Да мне-то что? — я дернул плечом, неожиданно почувствовав смутное раздражение. — Я — всего лишь пассажир. Надолго не задержусь.

Колян неопределенно хмыкнул, но так ничего и не сказал.

А я вдруг понял, что меня раздражает. Не замок. И не его обитатели. Я сам. Потому что мне здесь нравится. Нравятся эти люди — Колян, Соболев, Фудзи… Нравится стюардесса Татьяна и девушка Сакура, которая осталась далеко, на Сикоку. Загадочная Хякурэн — начальница Имперской безопасности Ямато, и её отец, босс якудза Итиро Янака.

Все они были настоящие. Их всех объединяло одно качество: желание полноценно прожить свою единственную жизнь. Испытать в полной мере все превратности судьбы, которые она готовит.

Побывав в более чем сотне миров, прожив множество коротких жизней, постоянно притворяясь кем-то другим, я хотел то же, что было у них. Своё место в мире. Свою судьбу, своё предназначение. Только вот в чём проблема: я занимаю чужое место. Я здесь вместо другого парня. И если окружающие согласились принять эту условность, считать меня принцем, княжичем, внуком… Я был не готов.

И даже если я попытаюсь смириться, и соглашусь принять на себя чужую судьбу, директивы Корпуса, вбитые на подсознательном уровне, закодированные в электроимпульсы моего разума, этого не позволят.

— Проходи, садись, — Колян придвинул высокий табурет к столу, а сам принялся хозяйничать у плиты. — Яичница по-охотничьи: оленина, свежие помидоры, красный перец. Устроит?

Я кивнул. Кухня была небольшая, очень уютная. Чувствовалось, что Колян здесь не в первый раз.

— Не думал, что в таком здоровенном доме такая маленькая кухня, — я разглядывал узор на обоях — переплетение желтых треугольников с белыми полосами. — Думал, здесь будут громадные котлы, камины для жарки целых кабаньих туш — всё в таком духе.

— Кабаны у нас водятся знатные, — Колян бросил на сковородку два громадных, розовых на срезе куска мяса. Запахло невообразимо вкусно, и у меня потекли слюнки. — За домом есть дубовая роща — они приходят туда за желудями. Как-нибудь покажу, занятное зрелище. Есть и кухня со всем таким, о чём ты думаешь — в подвале. Сейчас там готовят праздничный ужин на три сотни гостей, и у мэтра Ботичелли лучше не путаться под ногами. Ботичелли — это наш повар, семпай выписал его из Италии. А здесь, где ты сидишь… В общем, это такое место, где я отдыхаю. У человека должно быть своё логово, сечёшь? Поджарить стейк, попить пивка, перекинуться с парнями в «дурачка»…

— Поболтать по душам, — вставил я.

— А как же? — Колян поставил передо мной огромную плоскую тарелку. Обещанная жареная оленина, четыре яйца — желтки были крупные, оранжевые, посыпанные мелкой зеленью. Разрезанные пополам, и слегка притушенные помидоры… — Разговоры по душам — это свойство каждого русского. Без них мы хиреем. Начинаем задумываться о странном — ну, ты понимаешь.

— Ты же не маг, Колян? — вопрос вырвался против воли.

— Ни в одном глазу.

— И как ты живёшь… Со всем этим?

Ногой придвинув к столу ещё один табурет, телохранитель уселся напротив. Взял в правую руку нож, в левую вилку, колени тщательно застелил льняной салфеткой…

— Да нормально, — сказал он, отправляя в рот громадный кусок мяса. Прожевал, задумчиво причмокнул и удовлетворённо кивнул. — Да ты ешь, ешь, — подтолкнул он меня. — Яичница ждать не любит. Пыть минут — и уже резина.

Я послушался.

В своей долгой жизни я перепробовал много блюд — в разных мирах, под светом разных солнц. Были среди них и шедевры кулинарного искусства, и то, что мой друган Лев называл просто: «рвотный камень»… Но вот эта яичница с олениной, с какими-то ещё незнакомыми мне пряными травками, с этими удивительными красными плодами с смешным названием «помидор»…

В этот миг мне казалось, что ничего вкуснее я не ел.

Сквозь бледные шторы пробивался желтый солнечный свет, он лежал на чёрно-белых плитках пола ровными тёплыми квадратами. На плите пел чайник, и пахло тёплым, только что выпеченным хлебом.

— Ты ведь чувствуешь себя чужаком, — вдруг сказал Колян. — Думаешь, что тебе здесь не место.

Вымазав тарелку хлебным мякишем, я кинул в рот последний кусочек, прожевал, а потом спрятал лицо за чашкой с чаем.

Чай у Коляна был сладкий. С молоком. Я такого ещё не пробовал… А ещё он удивительно точно угадал мои мысли.

— Да ладно, можешь не отвечать, — телохранитель порылся в ящике стола, достал трубку, пачку табаку, и принялся священнодействовать. — Я и так всё вижу. И прекрасно тебя понимаю. Сам был таким.

Я подавился. Чай брызнул из ноздрей на скатерть, я схватил салфетку, принялся вытирать грязные лужицы…

— Чтобы чувствовать себя чужаком, не обязательно явиться из другого мира, — он вновь правильно угадал мои мысли. — Достаточно быть чужим той среде, в которой находишься. Внук бывшего военнопленного, бывшего врага — японца. Да ещё и не маг, — раскурив трубку, Колян выпустил густой клуб сизого, чуть отдающего горелой кашей, дыма. — После войны здесь была разруха — да и где её не было? Всё для фронта, всё для победы, сечёшь?

— Это та война, где японцы напали на Сахалин?

Он покачал головой.

— Другая. Гораздо позже, и не с японцами… Семпай был далеко, вместе с Государем они пытались сделать так, чтобы всё это безобразие кончилось — и у них получилось. Но сюда пришли враги… Отца убили почти сразу — он тоже не был магом, к тому же, хромал, получил увечье давно, когда приземлялся в том деревянном, похожем на спичечный коробок, самолётике… Мать тоже погибла. Как и остальные взрослые. А нас, сколько-то ребятишек, погрузили в вагон и отправили по этапу, — Колян почесал ухо. Страшное, похожее на кочан салата, придавленный к голове, — Семпай меня там нашел. Спустя два года. Впрочем, нашел он не только меня, он оттуда всех вывез, и своих и чужих — кто жив остался. Привёз нас всех сюда, в Каховку. Нанял людей, построил дома, школу, что-то ещё для жизни. Мы все тут — или те самые, вывезенные из лагеря, или их потомки. А мы ведь маленькие были, и долго не верили, что всё кончилось, — он вновь потёр это своё ухо, оно уже было красным, как петушиный гребень. — Но семпай не сдавался. Приходил каждый день, разговаривал с нами… Слышь, те, что были помельче — и я в их числе, — и говорить уже разучились, рычали, как щенята. Он и обращался с нами, как с щенками: говорил ласково, терпеливо, гладил по голове, кормил с рук. Он нас научил заново, что взрослый — это может быть хорошо. Что это не страшно.

Колян замолчал, окутавшись дымом, а я вдруг вспомнил своё детство. Когда меня выбросило на Ёшики, растерянного и ничего не понимающего, в тело подростка четырнадцати лет — мне было восемь. Наверное, это и помогло тогда выжить: все думали, что я старше.

— Мне кажется, князь не так уж сильно скучает по внуку, — глядя в сторону, сказал я.

Княжич Владимир был сейчас на моём месте. В буквальном смысле: в моей оболочке, под ласковым, но неусыпным надзором Корпуса… К его услугам были лучшие психологи, друзья, готовые показать всё самое интересное… И гипнопедия. Имея желание, он мог стать кем угодно. По закону, пока я находился в его оболочке, Владимир Антоку мог пользоваться всем моим имуществом. И капиталом.

Как я говорил, зарплаты у Посланников просто неприличные. А тратить деньги почти что и некуда…

— Просто ты его мало знаешь, — наконец откликнулся Колян. — Вовка — его родная кровь, плоть от плоти. Конечно же, он скучает. Он очень его любит, поверь. Но…

— Но я на его месте смогу принести клану гораздо больше пользы.

— Нужды многих важнее нужд нескольких, — словно подражая какому-то более важному, более напыщенному голосу, процитировал Колян. — Или одного.

— Даже если этот один — глава клана?

— ТЕМ БОЛЕЕ, если этот один — глава клана, — с нажимом сказал Колян. — Узнав семпая получше, ты поймёшь. И даже не сомневайся: когда он отыщет этого твоего Шиву, а вместе с ним — и машинку для перемещений, он не станет её прятать. Он предоставит выбор тебе.

После завтрака я чувствовал себя намного лучше. Тревога улеглась, оставив лёгкое чувство горечи, ощущение нереальности происходящего.

— Пойдём, покажу твою спальню, — взяв покровительственно за плечо, Колян повёл меня к выходу из кухни.

В коридорах было пусто и тихо. В залах неслышно покачивались портьеры, шумели установки климат-контроля, и не было ни единой живой души.

И тут я увидел… Первой реакцией было бросить в это голубой шар, но я вовремя сообразил, что по коридору двигается всего лишь робот.

Точнее, уборщик-пылесос. Негромко пощелкивая, он елозил щеточками по светло-бежевой ковровой дорожке, собирая невидимые пылинки.

А удивился я потому, что уже решил для себя: технологии этого мира намного уступают магии. И в очередной раз ошибся…

— Твои комнаты располагаются в левом крыле, на третьем этаже, — не обратив внимания на моё замешательство, Колян неторопливо шаркал мягкими туфлями по ковру. — Там же находятся апартаменты семпая, а также — твоего приятеля Костика. Только не жди, что вы будете видеться часто, — телохранитель довольно хрюкнул. Что в его исполнении означало заливистый смех. — Костя-сан в местных дамских салонах чувствует себя, как лиса, попавшая в курятник.

— Фудзи упоминал, что одно время учился в Москве.

— Во-во, — мы принялись подниматься по лестнице. Не такой, какая вела в башню, о нет. Эта лестница была мраморной, широченной, и затянутой в неброский, но очень мягкий коричневый бархат. — Сейчас он, как у нас говорят, «работает мордой лица». Восстанавливает репутацию городского повесы, дамского угодника и дуэлянта.

— Так у вас разрешены дуэли?

— Конечно запрещены. Иначе, какой в них смысл? Ладно, не парься, — Колян потрепал меня по плечу. — Разберёшься.

У дверей, которые, по словам Коляна, вели в мои личные комнаты, мы остановились.

— Ну, дальше сам, — телохранитель улыбнулся — широкие щеки покрылись складками, как скалы под тяжестью ледника. — А мне нужно готовиться к приёму гостей.

— Послушай… — уже открыв дверь, я задержался на пороге. — Мне стоит волноваться? Ну, по поводу этого магистра, например? Или Государя…

— Я бы на твоём месте волновался по поводу невест, — хмыкнул Колян. — Так что наведи красоту.

— Невест?..

— Ты — молодой князь Владимир Соболев, — наставительно сказал телохранитель-дворецкий. — Самый завидный жених в этой половине мира. Думаешь, хоть одна семья, в которой есть дочки на выданье, не сделала всё возможное, чтобы получить приглашение на бал? Вечером тебя, тётка их подкурятина, ждёт такая ярмарка невест, что твой дружок Костя-сан завьётся ужом от зависти.

Я молча моргал. Эта сторона моего положения в голову как-то ещё не приходила.

— Слушай, но я же не могу жениться! — наконец я нашел прекрасный аргумент. — Я не могу выбирать за истинного владельца тела! Нельзя же, чтобы мальчишка вернулся домой — и вдруг оказался женатым!..

— Ну, это, как говориться, не моя проблема, — Колян развёл руками и пошел прочь. Но потом остановился, вздохнул и глянул этак искоса, через плечо. — Что до Великого Магистра… Более опасного человека лично я даже и представить не могу. Такие дела.