Открыв глаза, я долго не понимаю, где нахожусь. Вижу белый потолок, идеально ровный, и первая мысль: я в капсуле метасендера, в Корпусе.
Дома.
Но потолок гораздо выше, и это значит, что я лежу в каком-то помещении. В груди неприятно булькает, а голова лёгкая, словно набита перьями.
Заметив боковым зрением прозрачную трубку и проследив её взглядом, я понимаю, что трубка кончается иглой, воткнутой мне в руку…
Рядом, на табурете, сидит человек и неотрывно смотрит на меня.
— Здравствуй, Володенька, — говорит он, когда глаза наши встречаются. — С возвращением.
Пласт памяти всплывает откуда-то со дна, покрытого мутным, густым и тягучим илом.
— Бестушефф, — в горле пересохло. Язык не слушается и противно липнет к зубам.
Соболев поднялся, в его руке появилась чашка с носиком, из каких поят детей. Он приблизил этот носик к моим губам и наклонил.
В горло полилась приятная жидкость, чуть сладковатая, с терпким ароматом.
— Липовый чай с мёдом, — сказал князь. — Он придаст тебе сил.
— Бестужев, — повторил я, отдышавшись. Головы поднять не удалось, поэтому говорить пришлось лёжа, глядя в потолок, и только изредка бросая косой взгляд на Соболева. — Его уже схватили? Что удалось узнать?..
Лицо Соболева казалось странно напряженным, замкнутым. Седая щетка усов нервно шевелилась под носом — но на этом и всё.
— Мы никого не задерживали, — наконец сказал князь.
— Но почему? Ему удалось скрыться? Я же видел, что Белый Лотос стреляла в магистра. Она не могла промахнуться…
— Хякурэн не стала стрелять, — голос князя оставался нейтральным, но где-то глубоко — я это чувствовал — клокотала ярость.
— Ничего не понимаю, — грудь моя крест-накрест была перетянута бинтами, и на белой хлопковой ткани проступали свежие красные пятна… — Покушение на наследника клана, прямо в его спальне. И вы ничего не будете делать? Или… вы не можете.
Последний вывод я сделал, когда князь Соболев, — Соболев! — отвёл взгляд.
А в моей груди клокотало отчаяние. Впрочем, там много чело клокотало — какие-то жидкости, неприятные выделения, — но главным, всепоглощающим чувством, была ярость.
Этот человек пришел в мою спальню. Он угрожал мне! Он совершил наглое, ничем не обоснованное покушение. Он должен ответить.
— Сэмпай, можно я?
Оказывается, с другой стороны кровати тоже кто-то сидел. И даже не кто-то, а сама Белый Лотос.
— Но…
— Вам надо отдохнуть, Алексей-сан, — в её голосе появились непривычно мягкие нотки, я таких ещё не слышал. Разве что, когда она говорила с отцом… — Идите. Поешьте, примите душ. Может быть, немного поспите. А я никуда не уйду. Обещаю.
Князь наклонился и сжал мою руку — осторожно, чтобы не задеть капельницу. А потом встал и пошел к двери. Спина ровная, словно из дерева. А ноги — как циркуль, почти не гнутся…
Когда дверь закрылась, я перевёл взгляд на девушку.
Она переоделась: лёгкое бальное платье сменилось белым кимоно из жесткой, стоящей колом материи. Перечёркнутое чёрным поясом, оно напоминало бумагу для оригами — с острыми гранями, по которым нужно сгибать, чтобы получилась фигурка.
Из широких рукавов высовываются тонкие смуглые руки, а голова возносится над воротником гордо, как неприступная крепость. Впечатление усугубляет сложная, с множеством заколок, причёска.
— Я не собиралась стрелять в Бестужева, — просто сказала она. — Это было бы… контрпродуктивно. Ему не страшны пули. Но тем не менее, это могло создать неприятный прецедент. Было бы очень сложно оправдаться. Даже мне.
— А ничего, что он перед этим стрелял в меня? — я никак не мог понять. Возможно, виновата потеря крови… — Ведь это преступление, верно? Вот так вот взять, и застрелить человека, в его собственной спальне.
— Всё было не так, — пожатие плеч только угадывалось. Кимоно громоздилось вокруг тонкой фигурки Хякурэн, как белая глыба, и она двигалась внутри него совершенно свободно. Как бабочка в слишком просторном коконе. — Молодой наследник САМ пригласил магистра к себе в апартаменты. Владимир Антоку изъявил желание вступить в Орден Четырехлистника. И клятву верности решил подписать сразу, не откладывая в долгий ящик. Но в спальне ждала засада. Кто-то хотел устранить наследника князя Соболева, явившегося из Ямато столь неожиданно, и нарушившего ой как много разных планов… И вот он, граф Бестужев, прикрывает Владимира собственной грудью, но врагов много, и один из них — раз, два, три — успевает выстрелить. И уходит через портал. Магистр бросается в погоню, успев послать сигнал тревоги. Граф уверен, что с наследником всё будет в порядке — ведь любой маг способен самоисцелиться. Ему кажется, что гораздо важнее поймать убийц, узнать, кто стоит за покушением.
— Это официальная версия?
Белый Лотос кивает. Её лицо непроницаемо, голова дёргается коротко, как у болванчика. И только подвески в волосах издают недовольный звон.
— Да. Граф Бестужев спас тебе жизнь.
Я засмеялся. Но под рёбрами, сразу за грудиной, заскрежетало, сделалось влажно. Пришлось прекратить.
На губах выступила розовая пена, и Хякурэн вытерла её белой марлей.
— А то, что он применил какой-то сплав, который экранирует способности?.. И благодаря которому я всё ещё могу умереть?
— Об этом никто не знает, — сказала Белый Лотос. — Разумеется, мы исследуем наручники и пули, но… Доказать, что они принадлежат магистру — нереально. Видишь ли, он — маг…
— И не пользуется огнестрельным оружием, — закончил я за неё. — Пистолеты — удел простецов. А значит, покушение устроили не маги, а вовсе наоборот: кто-то, кто не любит сэнсэев, и кому не понравилось возрождение Артефакта Соболевых.
— Как хорошо, что вы всё понимаете, Курои-сан.
— Понимать, что происходит — моя работа.
На спокойном лице Хякурэн появилась улыбка. Даже нет, не так: намёк на улыбку. Просто уголки губ приподнялись, а под глазами появились две крошечные складочки. Маска театра «Но».
— Иногда я забываю, кто вы такой, Курои-сан, — она наклоняет голову, и я больше не вижу этих приподнятых уголков губ, которые мне так нравятся. — Напоминайте мне почаще.
— Итак, что мы имеем, — ах, как я хотел встать! Пройтись по комнате, помахать руками, в общем, размяться. Или хотя бы сесть. Чтобы не смотреть на эту поразительную девушку беспомощно, снизу вверх. И хорошо бы не чувствовать этого опасного клокотания в груди… — В Ордене изобрели сплав, который экранирует магические способности. Иронично, вы не находите?.. Сплав должен пройти испытания, а тут как раз появляется совершенно лишний человек, неудобный наследник, и почему бы не испытать этот сплав на нём? Убить двух зайцев — так, кажется, говорят?
— Почему двух? — ровные полукружья бровей Хякурэн взлетают вверх.
— Потому что Бестужеву нужен Артефакт. Он нацелился получить Кладенец Соболевых.
— Но у Ордена есть свой Артефакт. Не менее могущественный. С чего вы взяли, что ему нужен ваш?
— С того, милая Хякурэн, что граф сам так сказал. Очевидно, он уже решил меня убить, и поэтому перестал… «фильтровать базар» — как бы выразился наш общий знакомый Колян. — Он сказал: — «С вашей гибелью князь опять превратится в развалину, а я спокойно заберу Артефакт, чтобы присовокупить его к своей коллекции». — Вот так. За точность цитаты я ручаюсь.
— Как интересно, — лицо Хякурэн неподвижно, даже зрачки остаются двумя чёрными точками. Но зато на скулах выступает румянец. — Значит, граф научился объединять Артефакты в цепь.
— А почему бы и нет?
— Считалось, что это невозможно. Это подтвердили экспериментально: каждый Артефакт — отдельный Источник, независимый от других.
— Но это нелогично, — сказал я. В груди разгорался пожар, но я старался не обращать на него внимания. — Если все Артефакты когда-то были одним целым, то почему нельзя их сложить? И получить больше энергии?..
— Есть работы учёных. Если хочешь, я пришлю ссылку. Но краткий вывод таков: Артефакты отталкивают друг друга, если их попытаться сблизить. Как два магнита, имеющие одинаковый заряд.
— Но ведь другими концами магниты притягиваются, — медленно сказал я. Голова проваливалась куда-то в подушку, и говорить становилось всё сложнее. — И чем мощнее магниты, тем сложнее их разъединить…
Когда я пришел в себя во второй раз, рядом сидел Фудзи. Он читал газету, и поэтому сначала я решил, что это Колян. Но увидев узкие пальцы, которые придерживали края, и узнав запах парфюма, сразу понял, что это не телохранитель.
— Придётся открыть окно, чтобы впустить свежий воздух, — сказал я. Фудзи мгновенно скомкал газету, бросил её в угол и навис надо мной. — А то кажется, я уже умер. Лежу в могиле, а холм покрыт цветами… — я принюхался ещё раз. — Ландыши и фуксия? Смелое сочетание.
— Подарок одной высокопоставленной дамы, — Фудзи улыбнулся своей неподражаемой улыбкой, и мне сразу сделалось легче. — Нельзя было отказаться.
Он полез ко мне с детской поилкой, но я её отобрал и напился сам. Руки не дрожали. И иголок с трубками в них тоже не было.
— Я бы чего-нибудь поел, — как только проснулся, сразу почувствовал дикий голод. — Это можно устроить?
— Тебе всё можно, чудовище моё, — голос Фудзи был ядовит лишь слегка, но восхищения в нём было больше.
Достав смартфон, он легко, одним пальцем, отстучал сообщение.
— Как это понимать? — я имел в виду его тон.
— Ну как же?.. Великий и Ужасный Посланник, который раскрыл Заговор Магистра. Спаситель Артефакта…
— Замолчи, — Фудзи с готовностью закрыл рот. — Тошнит от твоих завываний. Скажи лучше, как у нас тут… всё.
— Да никак, — мой друг смотрел в сторону. — Князь рвёт и мечет, только Татьяне и удаётся его успокоить. Собирался объявить Бестужеву войну. Еле отговорили, всем скопом. Даже Государь по такому случаю выбрался из своего Кремля… Провёл тут, около тебя, часа два, но ты наверное не помнишь. Экранирующий сплав, надо же!
— Из-за него я до сих пор валяюсь в постели?
— Ну да! Пули оказались свинцовыми, из того самого сплава. Разворотили тебе всю грудь, мы уже думали — кранты…
— Меня удержал Кладенец. Если бы не он…
— Да. А ещё твоя феноменальная живучесть. Я всегда говорил, что ты — чудовище, Курои-кун. Другой бы на твоём месте тихо склеил ласты — просто, чтобы не мучиться.
— Я не могу, — кожа под бинтами чесалась. А ещё очень хотелось в туалет. — Пока Шива на свободе, сдохнуть я не имею права. Вот потом — сколько угодно.
Как бы так аккуратно намекнуть, что мне надо встать?
— Кстати о Шиве… — Фудзи выглядел неуверенно. Словно не знал: стоит говорить, или нет. — Есть вероятность, что он в Москве.
— Что?.. — я сел в кровати. Голова закружилась, но отогнав муть усилием воли, я спустил ноги к полу и попытался встать. — И ты молчал! Надо было сразу…
— Успокойся, чудовище! — оказывается, я уже не столько стоял, сколько падал, и Фудзи, обхватив меня поперёк туловища, помог сесть обратно. — Никуда он не убежит, — он перевёл дух. — За подозрительным типом, в которого, по нашему мнению, вселился Шива, установлено наблюдение. Можно сказать, его обложили, как медведя в норе.
— Не надо! — я всё порывался встать, а Фудзи мне не позволял. — Уходите. Оставьте его, где бы он ни был.
— Да что такого-то?.. Ты же говорил: внутри Тикю метасендер работать не будет. Он не сможет скрыться в другую оболочку, а значит, мы его схватим.
— Вы не знаете, с кем связались, — в груди у меня опять начало клокотать. — Если он почует облаву, то натворит таких бед…
— Там работают люди из специального ведомства, — скучающим тоном проговорил Фудзи. — Поверь, они знают своё дело. Думаешь, твой Разрушитель — первый бомбист в Москве?
Я сдался. В голове начал пухнуть тёплый туман. Он затопил сознание, силы оставили меня, и я рухнул в подушки.
— Эй, чудовище! Ты как? Позвать медсестру?
— Не надо, — моё сознание уплывало всё дальше, и только внизу живота пульсировал неудобный комок. — Лучше помоги добраться до сортира.
— Я?..
— Не снимать же портки перед женщиной.
— Тоже верно.
Так я и жил. Выплывал из забытья, видел кого-нибудь из друзей, пытался подняться, спорил, даже ел — меня кормили куриным супом и пельменями. Название было смешное, но эти шарики мясного фарша, завёрнутые в тесто, оказались необыкновенно вкусными…
В забытьи меня преследовал Шива. Иногда это был здоровяк с страшной раскрашенной маской вместо лица. Временами — щегольской господин, удивительно похожий на графа Бестужева. Совсем редко — маленькая девочка. Моя давно потерянная сестра.
Но откуда-то я знал, что она — и есть Шива. И это было страшнее всего, потому что её я ни за что не смогу убить.
Кладенец мне помогал, как мог. Я чувствовал его незримое присутствие. Потоки Эфира омывали моё тело, но к самим ранам Артефакт подступиться не мог. Сплав свинца отравил мои клетки, лишил их способности восстанавливаться, и ни один сэнсэй не мог мне помочь.
Я не умирал, но и не жил. Любое движение вызывало болезненное клокотание в груди, а потом появлялись пятна крови… Бинты меняли дважды в день.
Белый Лотос отбыла в Ямато — тамошние дела требовали её присутствия.
Возле моей постели по-очереди дежурили князь, Фудзи, иногда — девушка Татьяна, бывшая стюардесса, теперь она занимала какое-то очень важное положение при Соболеве. Остальным князь Алексей не доверял.
И только одного человека я так ни разу и не увидел: Коляна.
Сначала я думал, что Соболев его отослал в наказание. Ведь это он отвечал за мою безопасность, и то, что в моей спальне оказались враги — прокол телохранителя.
Но по здравом размышлении я решил, что дело в другом. Князь Соболев — не такой человек, чтобы опуститься до столь некрасивой мести.
Может, Колян тоже ранен? Или… Убит? Лёжа тогда на полу, я видел много ног в чёрных ботинках. Но принадлежали ли одни из них телохранителю?
В одно из дежурств князя я спросил о нём напрямую.
— Я действительно отослал Николая, — ответил Соболев. — Но не в наказание, а как бы это сказать, с миссией. Он ищет лекарство.
— Лекарство?
— Мы не можем исцелить тебя, внук, — он упорно называл меня внуком, и я уже смирился, и даже находил удовольствие в этом проявлении родственных чувств. — Твоё тело отторгает помощь целителей. Но и само тоже не желает регенерировать. Мы перепробовали всё, — он кивнул на трубку с прозрачной жидкостью, в последнее время они опять появились. — Самые лучшие препараты, новейшие разработки. Ничего не помогает.
— Значит, я умираю?
Молчание повисло между нами, как театральный занавес. Представление окончено, публика разошлась. Пора тушить лампы.
— Да.
Сказать это так просто, и в то же время — с пониманием, мог только он. Человек, который и сам находился на грани смерти много лет.
— Остаётся Колян, — сказал я. — И его волшебное лекарство, — князь посмотрел на меня. Уголок рта его дёрнулся, но я так и не понял: пытался он изобразить улыбку, или наоборот. — Что это? Какой-нибудь корешок? Редкий цветок, который цветёт одну ночь в году, спрятавшись в недоступных человеку горах?
Я не верил в «волшебные» лекарства.
— Сэнсэй, — сказал Соболев. — Адепт таттвы Порядка. Николай улетел на Окинаву, внук.
— Но я думал… И вы это косвенно подтвердили… Адепты Порядка — это сказки. Их нет. Нет никакого острова, вы всё придумали, чтобы проверить меня на сообразительность.
Умирать не хотелось. Я это понял вот прямо сейчас, как только услышал приговор. Да, смерть всегда где-то рядом. Но обычно, — не всегда, но обычно, — есть выход. В Центральных мирах прекрасная медицина. Есть восстановительные капсулы, есть медики Корпуса, которые умеют творить настоящие чудеса. Есть синт-оболочки, в которые перемещают смертельно больных, и к которым мы, Посланники, давно привыкли.
Поэтому сейчас, когда князь сказал, что осталась единственная, просто крошечная надежда на какого-то колдуна… — я испугался. Поэтому и отталкивал эту надежду. Я всё ещё не верил в колдунов.
— Адепты Порядка — никакие не сказки, — возразил князь. — В большинстве стран они запрещены, это правда. Политика: никому не нравятся маги, которые не подчиняются никаким правилам…
— Политика, — эхом откликнулся я.
— Но в данном случае… С тобой… Государь лично выдал разрешение на пребывание одного из них в Москве. Так что, дело за малым: уговорить сэнсэя приехать.