Черный лис. Том 2

Глава 20

Мне потребовалась пара мгновений на то, чтобы сообразить, о чём речь: уйдя в лечение Фудзи с головой, я перестал осознавать действительность.

Глядя на Любаву, я моргнул раз, другой, — она нетерпеливо вздёрнула брови.

— Солдаты, — пояснила девушка. — С оружием. И через тридцать секунд они будут здесь.

Дот расположен с краю, — я лихорадочно соображал, что делать. — За ним — бруствер, патрульная тропа, еще один бруствер, и голая следовая полоса вдоль забора. Нужно во что бы то ни стало добраться до…

Меня схватила рука. Она держала мёртвой хваткой, сдавив кожу жесткими складками.

— Не оставляй меня здесь.

— Фудзи!.. Как ты себя…

— Время вышло, — сказала Любава и скользнула к выходу из дота.

Наверх вело семь ступенек. Но я потерял её из виду гораздо раньше: Любава включила стэллс-режим.

Уже были слышны резкие команды, громкий топот ног в тяжелых ботинках, звяканье железа — кто-то передёргивал затвор автомата…

— Я должен ей помочь, — попытался отцепить пальцы, но Фудзи держал крепко. Словно от этого зависела его жизнь.

— Я туда не вернусь, — прошептал он спёкшимися губами. — Это место… Темнота и вонь…

— Не вернёшься, — я всё-таки освободился от его хватки, и скользнул к выходу из дота.

И столкнулся с заслоном из чёрных дульных зрачков и примкнутых штыков.

Где Любава? О том, что она могла сбежать, бросив нас с Фудзи одних, я даже не думал. Наверняка девчонка затеяла какую-то каверзу…

— Не двигайся, — прозвучал шепот у меня в голове. — Я разбросала мины-ловушки.

И тут они начали срабатывать. Солдаты делали к нам ещё один, последний шаг, и под ногами у них затрещало, полетели искры, в воздух взвились серые клубы дыма.

Дым был настолько густым, что скрыл нападавших почти полностью. Солдаты заметались, заходясь в кашле, кто-то открыл стрельбу, ему ответили…

А к нам, прикрываясь паникой, приближались пятеро человек в очень знакомых чёрных обмотках…

— Это синобу, — сказал я Любаве. — Имей в виду: они пришли нас убить. Так что…

— Я сказала, что НЕ ЛЮБЛЮ убивать, — призрачный шепот, казалось, рождается прямо в костях черепа. — Но не говорила, что НЕ УМЕЮ.

А я уже вставал во весь рост, одновременно вытягивая из-за спины меч когатана, короткий, короче моей руки.

Невидимость, — пришла в голову мысль. — Костюм даёт отличную защиту, так что у нас есть шансы прорваться.

На меня навалились трое синобу — возможно, они умели как-то «видеть» сквозь личину костюма, но скорее всего, имели при себе портативные детекторы магии.

Одним словом, стэллс-режим помогал не слишком, но прочность костюма я оценил, когда один из нападающих попытался вогнать мне под ребро короткий нож — кончик вспорол ткань, но застрял в волокнах, чуть оцарапав кожу.

Где-то рядом крутилась Любава — я видел прозрачную фигуру, по которой то и дело пробегали обрывки отражений травы, асфальтированной дорожки и обтянутые чёрным конечности синобу.

— Ты как? — спросил я, делая обманное движение, и прикладывая рукоятью по затылку одного из врагов.

— Прекрасно, прекрасно, — она лишь чуть запыхалась, но то, что я видел, внушало уверенность: один из противников Любавы уже лежал на земле, свернувшись, как раздавленная гусеница — ладонью он пытался зажать рану на руке.

К сожалению, к нам бежали ещё солдаты. Казалось, вся военная часть стекается в этот угол, к крохотному пятачку земли, где мы с Любавой блокировали вход в подземелье.

— Пока нас окружают синобу, солдаты не получат приказа стрелять, — сказал я вслух.

— Значит, танцуем, — откликнулась девушка.

И вдруг она отключила стэллс-режим. Стройная гибкая фигура стала видимой, но вдобавок Любава сняла капюшон.

— Ты с ума сошла?..

— Психологическое преимущество, — ответила она между двумя красивыми, почти балетными па — кончик носка достал висок одного из синобу, пятка заехала в диафрагму другому… — Не всякий мужик решится стрелять в девчонку.

Стремительным движением она поднесла руку к голове, и волосы вдруг заполоскались на лёгком ветру, как огненный лисий хвост.

Лиса, — подумал я восхищенно. — Это знак…

Меч мелькал в моих руках — тренировки с Коляном органично слились со школой сингонсю Владимира. Когатана стал частью меня самого.

Ранить, — напоминал я себе. — Не убивать.

Как только люди в чёрном попадают наземь, нас накроет шквальным огнём.

Мельком, краешком глаза, я увидел Разумовского. Он стоял на безопасном отдалении. Прямой. С саблей у бедра. И целился в кого-то из нас из пистолета.

А ведь он знает, что это в стэллс-костюме — я, — мысль была быстрая, я испытал скорее, удивление. — Полковник прекрасно понимает, что решил убить наследника князя Соболева.

Выстрел грохнул в тот самый миг, когда я повернулся боком. Меня словно толкнуло в плечо. Не слишком сильно — костюм принял на себя часть удара. Но я почувствовал, как трещит кость, пошатнулся…

— Эй, не спать! — рыжий хвост мелькнул перед самым лицом.

Опять выстрел. Мимо.

Полковник целился спокойно, как на стрельбище. И теперь — я проследил траекторию — пытался попасть в Любаву.

А позади него скапливались новые люди: рядовые, сержанты, прапорщики и офицеры — они бежали к нам сплошной стеной, у каждого какое-нибудь оружие.

Скомандуй полковник «Пли!» — и они не задумываясь дадут залп.

Вероятно, по части объявили, что мы — злоумышленники, проникшие за периметр с террористическими целями…

Вряд ли кто-то знает, что в доте Разумовский держит пленника.

— Вы окружены! — голос принадлежал не полковнику. Ну конечно. Тот самый Щербаков, который приносил обед. — Сдавайтесь! И вам будет гарантирован справедливый суд.

— Ага, как же, — фыркнула Любава, виртуозно отбиваясь от двух синобу. — Застрелят, как только мы остановимся. А потом скажут, что так и было… Проникновение в часть с преступными намерениями подпадает под военный трибунал. Расстрел на месте, без суда и следствия.

А я думал о Фудзи.

«Я туда не вернусь» — вот что он сказал первым делом, как только очнулся. «Я туда не вернусь».

Прозвучала команда на японском, и синобу, словно по волшебству, растворились в тенях.

Сейчас нас убьют, — подумал я и бросился к Любаве.

Толкнуть её в дот, к Фудзи, запереть вход своим телом и выставить магический щит. Какое-то время я продержусь, а там останется надеятся на мадам Салтыкову.

Любава говорила, что она всё время за нами следит. Надеюсь, госпожа секретарь выберет хороший момент для того, чтобы прийти на помощь…

Но я не успел. Смог только поймать Любаву за руку, и развернуть лицом ко входу в дот, но оттуда уже летел золотой вихрь, в лохмотьях, оставшихся от клубного пиджака, с просвечивающей тут и там голой кожей, со следами ожогов, — но всё же выглядел он гораздо лучше, чем пять минут назад, когда мне пришлось его оставить.

На ходу Фудзи вскидывал руки, ладонями вперёд. Я хорошо помнил этот жест. В прошлый раз, повинуясь ему, в воздух взлетело несколько автомобилей…

— Ложись! — закричал я, и дёрнул Любаву к земле.

Но девушка и сама догадалась, что сейчас будет. Присев, она покатилась по ступенькам вниз, увлекая меня за собой туда, к входу в дот, за спину Фудзи…

Это было, как ударная волна. Никакого звука, никакого ветра — вообще ничего. Но солдаты вдруг начали падать, как срезанные колосья.

Кто-то успевал выстрелить, кто-то — даже пустить целую очередь. Но пули вязли в этой невидимой и бесшумной стене, словно в киселе. Я их видел: смертоносные металлические шмели вдруг застыли в воздухе совершенно неподвижно. Протяни руку — и можно взять любой из них.

А там, куда ударная волна не дошла, уже виднелись фигуры в круглых ушастых шлемах, в толстых бронежилетах и высоких ботинках. Держа руки перед собой, они выстраивали заграждение из прозрачных магических щитов, и в нём, как в неводе, оказывались все: рядовые, офицеры и даже Разумовский…

Оглянувшись, полковник увидел теснящих его людей. Лицо его переменилось. Усы обвисли, возле носа обозначились глубокие складки. Подбородок задрожал. Но рука, в которой был зажат пистолет, словно чужая, неумолимо поползла вверх, к виску…

Он не успел выстрелить. Кто-то из магов послал к полковнику ложноножку Эфира, и пистолет упал на траву. Разумовский пытался его поднять, но его уже пеленали в плотную магическую сеть.

— Ну, вот и всё, — аккуратно ступая изящными лодочками, к нам подошла маленькая женщина с короткими, как птичьи пёрышки, волосами. — Вы справились. Поздравляю.

— Не очень-то вы торопились, — проговорил Фудзи, отряхивая руки так, словно испачкался.

— Приношу извинения, принц, — невозмутимо сказала госпожа секретарь. — Ваш беспорядочный образ жизни не сразу позволил нам понять, что вы в беде.

— А, так значит, это я виноват?

Фудзи был не в себе — я это видел по его глазам, по судорожно сжатым губам, по выставленному вперёд подбородку.

Или напротив, — я подошел сзади и хотел положить руку ему на плечо, но передумал. — Очень даже в себе. Наконец-то я вижу настоящего принца Фудзивару. Кровь даймё берёт своё.

Он глядит на маленькую женщину свысока, будто собирается плюнуть ей на макушку. Губы кривятся в надменной судороге…

Но тут к принцу подходит Любава, и смотрит в глаза. Капюшон её костюма откинут, на нежных щеках — пара глубоких царапин, из одной всё ещё идёт кровь. Волосы она уже успела стянуть резинкой, а ткань костюма имитирует военного покроя комбинезон — очень удачно, вплоть до эмблемы на плече…

И принц Фудзивара сдаётся. Отступает, уходит в тень. На его месте вновь оказывается мой друг Фудзи.

— Привет, Костик, — говорил Любава. — Вечно ты влипаешь в истории.

— Да, так уж получается, — на его лице вновь широкая белозубая улыбка. О заключении напоминает лишь то, что в улыбке на хватает переднего зуба… — А ты повзрослела, любовь моя.

— Не сердись на тётю, — говорит девушка, нежно беря Фудзи за грязную, замурзанную, с кровавой каёмкой под ногтями руку. — Мы узнали о том, что тебя похитили, час назад. Точнее, это он, твой кузен, догадался… — и кивает острым подбородком в мою сторону…

Кузен? Я в замешательстве. Не припомню, чтобы Антоку и Фудзивара были в родстве… А потом до меня доходит. Мы оба — принцы. А среди венценосных особ принято звать друг друга кузенами. Это шутка такая. Просто у девушки специфическое чувство юмора.

…Константин поворачивает голову, его глаза выражают замешательство, он ничего не понимает. И тут я вспоминаю, что до сих пор упакован в костюм.

Сдираю мембрану с лица, снимаю капюшон…

— Ну, слава Эфиру, я не сошел с ума, — выдыхает Фудзи. На его лице — неприкрытое облегчение, в глазах тают льдинки. — Я ведь слышал твой голос. Я понял, что это ты, друг Курои. Но когда открыл глаза — никого не увидел… Только этот, — его явственно передёрнуло. — Лежит под лавкой и вот-вот придёт в себя.

— Ты что-то с ним сделал? — это Любава.

— Знала бы ты, детка, то же, что и я — сама попросилась бы участвовать, — голос Фудзи вдруг делается далёким, словно идёт с противоположного края поля. — Но нет, — принц Фудзивара достоинством вздёргивает подбородок, словно шею подпирает жесткий воротничок. — Не пристало марать руки о всякую мразь.

Лёгким движением прикоснувшись к шее, там, где был ожог от сварки, он втягивает носом воздух и замолкает.

— Ну, выпустили пар? — оказывается, госпожа секретарь всё это время стоит рядом. Она никуда не уходила, просто сделала так, что мы на какое-то время о ней совершенно забыли. — Готовы ехать домой? — теперь она говорит, как воспитательница. Детки немножко заигрались, но добрая тётя их прощает.

Фудзи не побежал к воротом лишь потому, что сознавал: он находится на глазах у сотни людей. И все они знают, кто он такой… Поэтому мы шли с достоинством. Подстраиваясь под аккуратные шаги госпожи Салтыковой.

Солдат, офицеров и других людей, принадлежащих к военной части, люди в ушастых шлемах разбивали на группы и куда-то уводили.

Другие, в скучных серых костюмах, цепочками, как муравьи, устремились к штабу, к складу оружия, к другим постройкам… Всюду закипела тихая вдумчивая деятельность.

На КПП уже были совсем другие часовые — по их глазам, по движениям было заметно, что они — маги. Сразу за тротуаром, прижавшись к обочине, стоял белый лимузин Салтыковой.

Как только мы подошли, дверца гостеприимно распахнулась. Я чувствовал, что Фудзи отчаянно желает тут же скользнуть в спасительную прохладу салона, отгородиться от мира, спрятаться — не в последнюю очередь потому, что стеснялся своего затрапезного вида.

Но принц, сделав над собой усилие, светски подал руку сначала мадам Салтыковой, затем — Любаве. Посмотрел на меня — и я тоже, не споря, скользнул в привычное уже кресло.

Ему это нужно, подумал я. — Быть последним. Доказать всем, а самое главное — себе, что он не бежит с поля боя.

— Куда вас отвезти? — было понятно, что Салтыкова обращается исключительно к Фудзи. — Кстати, государь просил напомнить, что вы, принц Константин, являетесь его личным гостем, — она сделала коротенькую паузу, чтобы нажать несколько кнопок на подлокотнике своего кресла. — Ваши апартаменты ждут вас. Надо ли говорить, что на Красной площади, за стенами Кремля, вы будете в полной безопасности, — на столик в центре выехал поднос с чайником и чашками. И мадам Салтыкова, как ни в чём ни бывало, так, словно она — хозяйка гостиной, принялась разливать исходящий паром напиток. — Князь Соболев также подтверждает приглашение остановиться в его доме, — как бы между прочим заметила госпожа секретарь. — Он сожалеет о прискорбном инциденте и обещает приложить все силы в помощи вам, принц, совершить возмездие.

— Каховка, — сказал Фудзи, не размышляя ни секунды. — Я еду в Каховку.

Я выдохнул. На одно мгновение показалось, что он сделает выбор в пользу Кремля, самого безопасного убежища, которое можно вообразить. И я бы не стал возражать.

Но в то же время… Я вспомнил: он вылетел из злополучного дота, как только немного пришел в себя. Не для того, чтобы бежать, куда глаза глядят. Чтобы принять бой.

Он не станет стоять в стороне, мой несгибаемый друг, — мысль была высокопарной и смешной, но в глубине души я чувствовал мстительное удовлетворение.

Теперь принц Фудзивара приложит все силы к тому, чтобы отомстить обидчикам.

— Скажи, ты видел там Шиву? — спросил я тихо. — Он приходил… к тебе?

— Не знаю, — Фудзи передёрнул плечами и поморщился. — Я видел Бестужева, видел Разумовского… Они задавали какие-то глупые вопросы. Честно говоря, я почти ничего не помню. Но говорили в-основном о политике. Угрожали тем, что продадут меня Сётоку… На что я рассмеялся: мой брат выложит денежки в одном случае: если я буду убит.

— Но они тебя не убили.

— Чему я несказанно рад, — искренне улыбнулся Фудзи. — Но знаешь что? Мне кажется, они просто не успели.

Я задумчиво кивнул.

Очень хотелось спросить о девушке, похожей на Белый Лотос. Но я рассудил так: если бы Фудзи увидел кого-то, как две капли воды похожего на Хякурен — он сам бы об этом сказал.

— Что будет с полковником? — подала голос Любава, когда мы с Фудзи уткнулись в чашки с чаем. Костюм её всё так же изображал комбинезон защитной расцветки, огненный хвост волос струился по спине.

Как комета, — невольно подумал я. — Неудивительно, что она прячет волосы в тугую шишку. С такой внешностью действительно трудно стать хорошим агентом…

— Будет большой процесс, — равнодушно сказала госпожа секретарь. — Но для того, чтобы его возбудить, нужно отыскать приспешников Разумовского. И доказать их вину. Не имеет смысла затевать бучу из-за него одного. Остальным это только развяжет руки.

— Если мой отец узнает, что меня взяли в заложники, — проговорил Фудзи. Теперь о проведенных в бункере часах свидетельствовали лишь красные каёмки ногтей, продранная во многих местах одежда и не слишком чистые волосы. Все ссадины, царапины и болячки зажили. Не осталось даже шрамов. — Он будет в ярости. Потеря лица — хуже смерти.

— А он узнает? — быстро спросила Салтыкова. Глаза её, два прозрачных леденца, остались безмятежными.

— Я не слишком часто говорю с отцом, — глядя прямо на неё, сказал Фудзи.

— В данных обстоятельствах — это меньшее, что мы можем для вас сделать, принц, — кивнула мадам секретарь.

Если император Ёмэй узнает, что русский полковник похитил и пытал его сына, — подумал я. — Это послужит отличным поводом развязать новую войну.

— А как же процесс? — спросила Любава. — Полковник останется безнаказанным? Вы видели, где они его держали, тётя? Надо было спуститься, и понюхать…

— Мы найдём к полковнику другой подход, — чуть громче, чем обычно, сказала Салтыкова. — Только и всего.

— Но тётя…

И в этот миг лимузин подбросило. Мы повалились друг на друга, кто-то из женщин вскрикнул: пролился горячий чай.

Нас снова подбросило, теперь уже в другую сторону. С той стороны бронированного кузова доносились глухие удары.

— Нас атакуют, — сообщила Салтыкова.