Черный лис. Том 2

Глава 21

— Это Бестужев, — сказал Фудзи.

— Вы уверены? — откуда-то из-под стола уточнила Салтыкова.

— Убеждён, — верхом на Фудзи сидела Любава, и голос его звучал несколько сдавленно. — Ему ничего не остаётся, как пойти ва-банк.

Госпожа председатель уже вскарабкалась в своё кресло и теперь поправляла одежду.

— Он несколько раз приходил в бункер, — добавил Фудзи. Они с Любавой уже разобрались, где чьи конечности и тоже уселись на места. — Знаете, Данила Андреевич человек очень изобретательный, — он вновь тронул шею, сзади. — И цепкий. Как бульдог.

Когда мы все разместились в креслах, те изменились. Исчезли твёрдые подлокотники, сиденья углубились, сделались более упругими. Наши тела обхватила мягкая упряжь.

— У нас нет доказательств, — Салтыкова уже нацепила очки и что-то просматривала, быстро двигая глазами.

— Он сам признался, что дракон, который атаковал самолёт Соболева — его работа, — сказал Фудзи. — Граф решил похвастаться: чего он смог добиться с помощью не одного Артефакта, а нескольких, связанных в цепь. Утверждал, что тварь, которую в конце концов уничтожили мы, втроём, он создал в одиночку.

— Тем не менее, нам нужны доказательства, которые можно предъявить в суде, — гнула своё госпожа председатель. — Или хотя бы государю.

Мне показалось, что Любава собирается что-то добавить. Но Салтыкова бросила на девушку предостерегающий взгляд, и та промолчала.

Стёкла очков Салтыковой вдруг осветились, и тут же потухли.

— В Каховку ехать нельзя, — сказала она сделавшимся вдруг чужим и жестким голосом. — Князь прислал сообщение: на поместье напали неизвестные личности.

Ёкнуло сердце: я переживал за Соболева. Этот несгибаемый человек принял меня в семью, признал своим по крови — и теперь я ощущал чисто родственный страх за его жизнь.

— Новое сообщение, — объявила Салтыкова. — Князь сообщает, что волноваться не о чем: в поместье достаточно защитников, а дом отлично укреплён. Они справятся.

— Вы спрашивали: нужна ли ему подмога? — догадался я.

— Разумеется, — мадам секретарь сняла очки. Но убирать их не стала, просто держала в руке. — Князь Соболев находится в списке Первых людей государства. Мы обязаны заботиться о его безопасности.

Я отметил это «мы». Интересно: она имеет империю в целом, или только своё управление?

А затем госпожа секретарь кивнула, словно получила сообщение, и оглядела нас, троих, прозрачным леденцовым взором.

— Новые сведения: в данный момент нападения осуществляются и на другие великие дома: поместье Орловских в осаде, так же, как и резиденции Дашковых, Голицыных, Шетарди, Набоковых… — она на миг замолчала.

— Как вы это делаете? — вырвалось у меня.

Я предполагал, что её очки — инструмент дополненной реальности, именно через него Салтыкова связана с «мальчиками» — своими ручными Иск-Инами, бесконечно переваривающими информацию в своих кремниевых кишках.

Но я ошибся. Даже не надевая очков, откуда-то она всё знала.

— Импланты, — шепотом ответила Любава, пока госпожа секретарь, уйдя в себя, что-то обсуждала с невидимым собеседником. А может, отдавала приказы, руководила сопротивлением… — Тётя пережила сложнейшую операцию на мозге. У неё была травма… В общем, заодно ей вживили в голову что-то вроде микрочипа.

— Киборг? — я вновь был удивлён.

Как-то вечером, за бокалом вина, Соболев показал мне одну забавную вещицу. Называется «матрёшка». Такая деревянная кукла — шкатулка. Открываешь — а в ней кукла поменьше, и так — до тех пор, пока самая маленькая матрёшка не станет величиной с горошину…

Мир Тикю напоминал мне такую шкатулку.

— Тётя не любит, когда о ней так говорят, — хитро улыбнулась Любава.

— Но за глаза её так называют буквально все, — кивнул Фудзи.

Я вспомнил, как недолюбливал эту женщину Колян. Он утверждал, что у Мадам везде есть глаза. Он прекрасно знал о её возможностях.

Благодаря своему… апгрейду Салтыкова могла напрямую общаться с «мальчиками», подключаться к уличным видеокамерам, внедряться в компьютерные сети…

Она всеведуща, — благоговейно подумал я. — Если бы у меня были её возможности, я бы отыскал Шиву в два счёта…

Мы мчались сквозь Москву на лимузине, который постоянно атаковали — с воздуха, с земли, и даже из канализационных люков.

Об этом я узнал чуть позже, а пока мы четверо сидели, накрепко пристёгнутые к противоперегрузочным креслам, чувствуя, как салон наклоняется в ту или другую сторону, подпрыгивает или проседает.

Иногда в ушах раздавался негромкий свист, временами барабанные перепонки закладывало наглухо — защитная система автомобиля успевала компенсировать всё, что насылал на нас изобретательный гений графа Бестужева.

— Чувствую себя макрелью в консервной банке, — пробормотал себе под нос Фудзи. Но Салтыкова услышала, хотя и сидела в данный момент в очках, просматривая гигабайты информации.

— В хорошо укреплённой консервной банке, — откликнулась она. — С отличными ходовыми качествами.

— Мы едем в Кремль? — спросил я.

Если подумать, резиденция государя была самым безопасным местом в стране.

— Кремль атакован, — ответила Салтыкова. — Красная площадь заблокирована войсками.

— Значит, переворот, — Принц Константин, мягко говоря, вовсе не прыгал от радости.

И я его понимаю: будучи подростком он пережил один переворот — и ничего хорошего о нём сказать не может.

— Переворот, — эхом откликнулась Любава. Лицо её сделалось строгим и чужим, в глазах поселилась взрослая грусть.

— Это мы ещё посмотрим, — а вот госпожа секретарь находилась в бодром расположении духа. — Напудренные щеки её порозовели, в глазах плясали озорные искры. — Пока что государь накрыл всю территорию дворцового комплекса магическим пологом. Муха не пролетит. Не то, что снаряды или боеголовки.

— Это он может, — с мстительным удовлетворением кивнула Любава. — Пологи, защитные стены, силовые поля… В этом наш государь большой мастер.

Что-то в её голосе меня насторожило. То, каким тоном она говорила о главе государства.

— Значит, Кремль тоже отпадает, — сказал Фудзи. И мысль о Любаве и её отношениях со Святославом вылетела из головы. — Так куда мы едем?

Намекал он вот на что: лимузин, хотя и крепкий, как танк, но всё же не вечный. Удачный выстрел может повредить электронику или пробить броню. У нас может кончиться топливо… Да и в конце концов: не дело мотаться по городу, провоцируя Бестужева на всё новые нападения.

Хотя… В этом есть свой резон: распыляя силы, он не может сосредоточиться на главном. А что для него главное?..

— Артефакты! — закричал я не своим голосом. — Бестужев охотится за Артефактами. Он поэтому напал сразу на несколько семей. Поправьте меня, если я ошибаюсь: у всех у них есть собственный Источник.

Она не стала сомневаться, размышлять, переспрашивать — просто надела очки и ушла в себя. Через минуту вернулась.

— Резиденция Дашковых в огне. Но они ещё держатся.

— А семья? — я помнил: пока жив хоть один член семьи, Артефакт не подчиниться чужому.

— Обе дочери в Париже, учатся в Сорбонне, — ответила Салтыкова. — Девочки в безопасности, об их охране обещал позаботиться кампус. Сам граф ранен, но всё ещё полон сил. Супруга его, Марфа Петровна, является магом стихии огня — достойная противница Даниел Андреичу. К Остальным домам я направила дополнительные войска. Мы не имеем права так рисковать.

— Помните, я говорил, что Бестужев — бульдог, — спросил Фудзи.

— Я отдаю себе отчёт о превосходных охотничьих качествах графа, — спокойно ответила Салтыкова. — За последние годы мы успели его отлично изучить.

Держи друзей близко, а врагов ещё ближе… Я вспомнил, что последние два года КИБ делит с орденом Четырёхлистника одно здание. По приказу государя.

— Вы знаете, где он держит Артефакты? — вопрос вырвался преждевременно. Салтыкова мгновенно дала это понять, устремив на меня равнодушный леденцовый взгляд.

— Этого мы не знаем, — выдержав длинную паузу, сказала она. — Иначе…

— Я понял. Простите.

Иначе нас не мотыляло бы сейчас по всей дороге, — вот что крылось за её молчанием. Никто не нападал бы на Соболева и другие Великие дома… Бестужев сидел бы в свинцовой камере, а госпожа секретарь не спеша, тщательно, расплетала ниточки заговора.

И еще надо понимать: госпожа секретарь вовсе злилась не на меня. Она была недовольна собой. И своими людьми.

— Как мне получить доступ к этим вашим… «мальчикам»? — спросил я.

Она даже сняла очки. Посмотрела на меня с интересом.

— Зачем это вам?

— Вы ищете Артефакты, — нечего уже ходить вокруг да около. Нечего заниматься гаданиями на кофейной гуще… — А я ищу Шиву. Руку даю на отсечение: мы ищем одно и то же. Найдём Шиву — найдём всё остальное. Пока Бестужев пользуется объединённой силой нескольких Артефактов, его не остановить.

А как просто всё начиналось. Обычное утро, рутинное задание: проверить человека, который неожиданно уволился с работы.

Кажется, это было вечность назад, и совсем в другой реальности.

То была обычная реальность. Спокойная защищенная жизнь, где любой мирный гражданин знал: ничего плохого сегодня не случится. Он пойдёт на работу, вечером вернётся домой, обнимет жену…

Но всё изменилось. Словно с мира была сброшена защитная пелена, Эгида, которая охраняла его от бед и невзгод.

И теперь в столице, среди бела дня, можно увидеть, как белого цвета лимузин мечется, как пьяная лягушка, по дороге, уклоняясь от ракет и файерболов.

И услышать, как в близком пригороде грохочут пушки. А им в ответ коротко кашляют пулемёты.

И как в самом сердце столицы, на Красной площади, предмете особой гордости москвичей, восхищению гостей столицы и лютой зависти иностранцев, медленно, как ядерный гриб, вспухает багровое защитное поле, ширится, глотая сахарные башни и острые звёздчатые шпили… И вот уже не видно знаменитой Кремлёвской стены, не видно Мавзолея с останками царей прошлых эпох, а выведенная Бестужевым на площадь магическая кавалерия бесцельно лупит в это поле всем, что только может придумать.

Но — безрезультатно.

— Курои, — позвала госпожа секретарь. — Неужели с помощью моих мальчиков вы надеетесь отыскать Шиву?

— Я — чрезвычайный посланник, ищейка, — в зубах навязло повторять это раз за разом. Но похоже, другого выхода нет. — Вы сами обратились ко мне за помощью. Помните? Что не так с моей просьбой воспользоваться услугами ваших ИСК-ИНов?

— Ну хорошо, — госпожа секретарь смирилась. — Но вы… Вы сможете его обнаружить?

— Да.

Похоже, у мадам Салтыковой сложности с делегированием полномочий. Привыкла делать всё сама…

Но всё, что сейчас происходит — нападение на Кремль, на Великие дома — это моя вина. Я не выследил Шиву. И он успел окопаться. Наладил прочные связи, и теперь не спеша, расчётливо, расшатывает мир.

Понятно, что и без Разрушителя Бестужев не был доволен сложившимся порядком. Он метил очень, очень высоко. А ему отвели роль магистра крошечного занюханного ордена, который совсем, совсем не влияет на судьбы государства.

Отсюда возникает следующий вопрос…

— Может быть так, что великий магистр метит на место государя?

Салтыкова вздрогнула.

— Курои, — она сделала глубокий вдох. — Я понимаю, вы — очень хороший агент. Суперагент, как принято говорить у нас. Но… Пожалуйста, перестаньте задавать вопросы, к ответам на которые у вас, а тем более, у остальных, нет доступа.

Я не успел ничего сказать. За меня это сделала Любава.

— Ой, да ладно вам, тётя, — сказала она. — Мы — не посторонние, не люди с улицы. Всё, что сейчас происходит — касается нас напрямую.

Ну ладно — Фудзи, — подумал я. — Точнее, принц Фудзивара. Его это всё ТОЧНО касается. Но… Каким боком здесь замешана молоденькая агентша, едва прошедшая полевую практику?

— Возьмите, — Салтыкова протянула мне очки и я вновь был вынужден отвлечься от мыслей о Любаве.

— Как ими управлять?

— Никак. Надевайте и посылайте в дужки небольшие импульсы Эфира.

Она тоже адепт Порядка, запрещенной таттвы.

Как и я.

Озарение пришло внезапно. Она ПОСТОЯННО использовала Эфир. Причём, не обращаясь к какой-то определённой таттве, как Фудзи — к стихии земли, а князь Соболев — к стихии воздуха… Нет, она пользовалась Эфиром так же, как я. Напрямую.

Все эти соображения промелькнули в голове, как вихрь, пока я протягивал руку и забирал из её пальцев очки.

Эти мысли имеют какое-то отношение к тому, что происходит? — спросил я себя. — Вряд ли.

Значит, оставим их на потом.

Так же, как и загадочного агента Любаву.

— Вы не будете чувствовать себя органично вписанным в мир цифр, как это происходит со мной, — продолжила инструктаж Салтыкова. — Но сможете более-менее сносно управлять кластерами данных. Если разберётесь.

Последние слова она произнесла с еле заметной иронией. Ревность профессионала.

Как ей объяснить, что мир, откуда я прибыл, практически состоит из цифр? Любого жителя Ёшики окружает настолько плотный информационный поток, что младенцы учатся в нём плавать раньше, чем ходить и говорить.

Надев очки, я погрузился в совершенно иной мир. Моя вселенная расширилась до бесконечности. Дополненная реальность отображала кластеры данных в виде небоскрёбов, между которыми, как шустрые авиетки, сновали отдельные пакеты информации.

Авиеток было так много, что всё вместе напоминало взрыв Сверхновой.

Я счастливо вздохнул. А потом улыбнулся. Это, конечно, не Большой Поминарий на Ёшики, но я чувствовал себя так, словно вошел в воды своей юности. Я почти дома.

Я плыл в океане данных. Я не был грузным неповоротливым китом, способным пропускать сквозь фильтры несколько терабайт в секунду. Не был хищной муреной, перед мощными челюстями которой не могла устоять ни одна защитная система.

Я был маленькой юркой рыбкой, серым неприметным бычком, способным пробраться в самую гущу данных и вынырнуть из них с вожделенной добычей…

Время сжалось до острия иглы. Я перестал замечать, что творится вокруг. Ушли в тень, исчезли фигуры Салтыковой, Фудзи и Любавы. Остался лишь я. Один.

Я видел взрывы на Тверской, видел, как в гигантской судороге лопнуло Садовое кольцо, видел, как сгущаются тучи над Каховкой. Как их кромсает в неопрятные лоскуты громадный серебряный серп — в нём я узнал отпечаток ауры Соболева.

Я вычислил все другие очаги — Великие дома защищались отчаянно, и сдавать позиции пока не собирались.

На месте Кремля — громадного, самого большого банка данных в стране, зиял большой чёрный провал.

Государь возвёл защитную стену по всем правилам фортификации: отрубил каналы связи, коммуникации, и виртуальные и реальные.

Очевидно, какая-то связь с Кремлём всё-таки была, но скорее всего, это был выделенный канал, шифр которого знали немногие.

На месте Лубянки зияло огромное слепое пятно. Там не было ничего, ни единого огонька. Значит, здание КИБ, а по-совместительству, резиденция ордена Четырехлистника, прекратило своё существование.

Кто этому виной? Госпожа секретарь отдала распоряжение жечь мосты, или великий магистр решил покончить с ненавистными соседями одним махом? Я разбираться не стал.

Я искал Шиву. Искал Глаз Тайфуна.

Разрушитель не будет в гуще событий. Не пойдёт с флагом на баррикады, даже не встанет на холме, чтобы лично отдать приказ к наступлению.

Он будет находиться там, где безопаснее всего.

В слепом пятне, в месте, о котором никто не знает…

Снуя между небоскрёбами — кластерами, где-то на границе видимости, на горизонте, я видел Иск-Инов Салтыковой.

Они походили на гигантские колонии вирусов, такие же неподвижные, и в то же время клубящиеся внутри себя. И очень, очень опасные. Их поверхности то и дело прорывали вспышки и молнии, делая похожими на торнадо.

Всего Иск-Инов было пять.

Я подумал: как господа секретарь контактирует с этими исполинами? Чем она их держит? Почему они работают на неё?..

И тут рядом со мной появилась голова Салтыковой. Она повисла в воздухе, большая, как воздушный шар. А потом безошибочно посмотрела на меня и произнесла:

— Время вышло. Возвращайтесь, Курои.

Но мне казалось, я только кое-что нащупал! Ещё немного, и…

— Одну минуту, — сказал я. — Дайте мне одну минуту.

— Принято, — голова Салтыковой исчезла.

А я принялся сновать среди кластеров с удвоенной энергией. Откусывая крохотные кусочки данных, я сопоставлял, сравнивал, нанизывал на прочную нить доказательств…

И вот — бинго!

Сдёрнув очки, я вынырнул из цифровой вселенной и объявил:

— Я нашел Шиву! Если поторопимся — будем там через пятнадцать минут.

Мне никто не ответил. Салон лимузина был пуст.