Черный номер один

Глава 16. Ложь

— Рю, миленький, что ты здесь делаешь?

— О, как видишь, дорогая моя избранная, я сижу и наслаждаюсь жизнью. Прямо как в отеле «олл инклюзив»: здесь тебе и уютные апартаменты, и шведский стол, и приятная компания… ладно, насчёт приятной компании я немного переборщил, всё же тебя сложно назвать хорошим собеседником и внимательным другом.

— Ты вообще офигел?

— А где ты была всё это время? Я взывал к тебе каждый день.

— Но я ничего не услышала.

— Конечно, ты никогда не слушаешь других. Эгоистичная и инфантильная.

— Так, ладно, давай на этом закончим.

— … а ещё безалаберная и бездарная.

— Рю?

— … никчемная тупица.

— Рю!

— … ни на что не способная дурочка!

— Вот всё, ты меня достал!

Я почувствовала, как на меня нахлынула волна Айур, и сделала то, что подсказывал мне её шёпот в голове:

— Сайто.

Клетка с Рю раскололась на части, а он сам, не успев сообразить, что происходит, шлёпнулся на камни пола.

— Ты что творишь?! — его негодованию не было предела.

— Ох, я, кажется, только что освободила тебя.

— А теперь проделай то же самое с решёткой нашей темницы. Давай же, быстрее.

Но я больше не ощущала приятного щекотания Айур. Мистическая сила вновь покинула меня. К тому же, было уже поздно.

— Эй, ты, Шакти! Бери с собой ящерицу и шагай наружу.

Ключ сделал несколько поворотов в руках охранника, решетка отодвинулась, и страж грубо схватил меня за плечи, вытолкнул прочь. И тут же ловкими руками поймал Рю, посадив его на цепочку, прикованную к своему плечу.

— Выходим, я сказал.

— Куда мы идём? — осмелилась спросить я.

— Не твоё дело, подстилка разбойников.

— Я не…

— Заткнись! — и он наотмашь ударил меня по щеке.

Я ощутила металлический привкус во рту. Блин, похоже на моей скуле появится синяк. Хорошо хоть зубы не выбил. Козел.

Мы вышли на улицу. Уже светало. То тут, то там расставляли свои прилавки торговцы оружием, пряностями, тканями, сладостями, орехами, винами, овощами и фруктами, мясом и яйцами, а также скотом. Вокруг оказалось столько диковин, что я хотела остановиться и осмотреться, но получила сильный пинок чуть ниже спины и чуть не упала.

Еле переставляя натёртые ноги, я брела вдоль вереницы белоснежных домов, украшенных разноцветными флажками, росписью и барельефами с невероятными животными. На стенах, ярко раскрашенных кистями неведомых художников, я видела очертания крылатых лошадей и демонов, похожих на ангелов существ, русалок, птиц, деревьев и сцены битвы между народами песка и воды, а также бесконечные сцены повержения драконов. Чем им так драконы-то не угодили? Дело Георгия Победоносца цветет и пахнет.

— Чего уставилась? — рявкнула на меня из окна непомерно толстая женщина в жёлтой чадре и тоге того же цвета.

Я лишь покачала головой и отвела взгляд. Женщина злобно заворчала и плюнула мне вслед. Потрясающе. Именно так и должны встречать единственную спасительницу мира аннэа. Великолепное гостеприимство. Всегда бы так.

От мрачных мыслей меня оторвал голос в моей голове:

«На суде говори лишь ложь, отрицай свою причастность к Шакти, скажи, что украла кадди и маску у одного из них, который хотел узнасиловать и убить тебя. Скажи, что видишь этого дракона впервые, и что у вас нет ничего общего. Иначе вам обоим конец. Сделай именно так, иначе погибнете».

Рю сидел тихо и понуро. Но изредка бросал на меня злобные взгляды, в которых тоска мешалась с отчаянием. Он был обижен на меня за то, что я не пришла и не спасла его. Но я правда ничего не слышала. Как будто работала какая-то глушилка.

Улицы, расположенные радиально, сходились в центре. Здесь раскинулась большая площадь перед дворцом, похожая на агору Древней Греции. В центре возвышалась П-образная виселица, рядом весьма оптимистично стоял топор, воткнутый в колоду. На виселице сидел ворон, каркнувший, глядя мне в глаза, и улетевший прочь. Из его клюва вывалился кусок падали.

Чуть дальше стояли импровизированные трибуны, на которых сидели светловолосые мужчины с длинными седыми бородами. Посередине возвышался помост с устрашающего вида мужчиной в белых одеяниях. Я поняла, что меня привели на суд. Невольно и нервно огляделась кругом. Площадь заполнилась народом. В толпе носились шутки и шепотки:

— Привели Шакти на казнь!

— Уж не ведьма ли она?

— Так это из-за неё у меня скисло всё молоко, и начался падёж коров?

— Барни, малыш, смотри, сейчас вон та тётя будет болтаться на верёвке. Это очень интересно!

— Смотрите, смотрите, с ней приспешник! Она точно ведьма!

— Сжечь, сжечь ведьму!

— Чёрный дракон! Сулит несчастье на 33 года! Убить его!

Я смотрела по сторонам в поисках хотя бы одного сочувствующего человека. Но людские взоры, исполненные ненависти, страха и жажды зрелищ, казались мне отвратительными.

Некто бросил в сторону виселицы алую розу. Взметнулись кровавыми брызгами её лепестки, воспарили над местом моей казни, а затем упали к моим ногам, сложившись в фигуру смерти с косой. Я моргнула, и увидела, что ошиблась. Лепестки просто лежали передо мной в случайном порядке. Я уже видела, как их края почернели, подверглись гниению, а затем начали рассыпаться прахом. Роза старела на глазах, как будто время внезапно ускорилось.

И тут я увидела его. Он стоял в толпе, не особо скрываясь, не и не отсвечивая, смотрел на меня двумя чёрными дырами вместо глаз, обещающими вечное забытье. Американская военная форма. Карабин за плечами. В руках — меч, чья тень, падающая на песок, исказилась, образовала всю ту же косу смерти. Охотник безмолвно смотрел мне в душу. Его лицо ещё больше осунулось, побледнело до цвета кости, выдающиеся вперёд чёрные жвала клацали друг о друга, создавая противный звук, нечто среднее между шорохом осыпающихся в песочных часах частиц, и безнадёжным стуком в запертую дверь того, кого преследовали во тьме скрытые там чудовища. Я поняла, что это он бросил розу. В голове играл похоронный марш, во рту появился привкус гнилых ягод.

«Пепел к пеплу, прах к праху», — пела перекладина виселицы.

«Умри, умри, умри», — качалась на ветру восьмишлаговая удавка.

Толстый мускулистый палач, обнажённый по пояс, чьё лицо прикрывала белая ткань с прорезями для глаз, ниспадающая до середины груди, неторопливо перекидывал из ладони в ладонь вынутый из колоды топор. В его безжизненных глазах зияла пустота. Я подумала, что так мог бы смотреть голем.

Судья начал зачитывать приговор:

— За вторжение в город Монфокон, за преступление колдовством, за ношение одеяний враждебной касты…

Мои мысли стали рассеянными. Я никак не могла осознать то, что он говорил. Я смотрела на палача, на блестящий на солнце топор, отражающий багровые блики мне в зрачки. Смотрела на качающуюся от ветра висельную петлю. В её тени мне чудились корчащиеся фигурки висельников. Они разевали рты в немом крике, просили пощады, дёргались и извивались в своём смертельном падении. Я воочию слышала хруст их позвонков. И жалела о том, что у меня больное воображение.

Мои руки стали холодными, кончики пальцев отнялись, тело сотрясала крупная дрожь, начинавшаяся в середине груди и доходившая до пят. Сердце то замирало, то начинало бешено биться. В желудке сжался тугой клубок змей, шипящих и пытающихся распутаться. Но тщетно. Меня затошнило.

— Приговаривается к сме…

— Постойте! — раздался чей-то голос.

И тут я осознала, что это мой собственный голос. Он дрожал так сильно, вдобавок во рту пересохло, поэтому этот хриплый крик, напоминающий карканье, стал полной неожиданностью для меня самой.

— Я невиновна! Я всего лишь маркитантка разбойников! И я сбежала от их жестокого обращения! Не знаю, почему вы считаете меня ведьмой, я не умею колдовать, поверьте мне!

— А этот чёрный дракон, он разве не твой фамильяр? — рявкнул страж из темницы. Его лоснящееся жиром лицо в каплях пота, с разинутым ртом, полным гнилых зубов, напомнило мне гротескную маску театра Кабуки. — Я слышал, как вы разговаривали с ним.

Рю отчаянно посмотрел на меня. Мне казалось, что он умоляет меня не говорить того, что я собиралась сказать. Но я уже не могла сдержать то, что сорвалось с кончика моего языка:

— Я не знаю это существо! Отпустите меня, пожалуйста! Я просто рабыня, которая сбежала от своих господ! Прошу вас!

И тогда я разрыдалась от отчаяния, боли и стыда. Где мои тридцать сребреников? Упала на колени, уперевшись головой в песок, распростёрлась перед своими мучителями:

— Прошу вас!!!

Взгляд дракона в этот момент невозможно было передать. Тоска, отчаяние, недоверие отражались на его морде. Я отвела взор, только чтобы не видеть его мучения. Я покупаю себе жизнь ценой его свободы.

Судья задумался. Надо же, мне удалось заставить сомневаться любителя линчевания. Ачивмент анлокд, как говорится.

— Хорошо. Мы оставим тебе жизнь, однако продадим в рабство. Сегодня состоится аукцион. Ты будешь лотом для боко. Не завидую тебе. Остатки твоей никчёмной жизни пройдут в боли и агонии. Взять её.

Стражи подхватили меня под руки. Толпа заволновалась.

— А что же казнь?

— Вы обещали нам, что повесите ведьму!

— Казнь! Казнь! Казнь! — орала толпа.

Мои тюремщики переглянулись и потащили меня сквозь ревущие ряды людей. И каждый считал своим долгом плюнуть в меня, либо бросить камень. Я сжалась в комок, как могла, крепко зажмурила глаза, пытаясь представить, что всё это происходит не со мной.

В это время судья огласил новый приговор:

— Отродье шайтана будет казнено здесь и сейчас!

Отродье шайтана? О ком это он?

И тут я поняла.

— Нет!! — но поздно. Меня утащили прочь, заткнув кляпом рот. И я не видела того непоправимго, что произошло по моей вине, пока толпа не взорвалась криками и воплями торжества. Стражи просто оттащили меня в сторону. Они практически несли меня на руках, направляясь вглубь самых нищих и отвратительных кварталов. Вдобавок ко всему, мне на голову чуть не пролились помои.

«Всё кончено, — думала я, — с моим маленьким Рю всё кончено».

Не сдерживая рыдания, я стояла, полностью обнаженная, среди других несчастных рабов. Наши шеи сковали особыми ошейниками. Стоило кому-то из нас пошевелиться, как шеи сдавливало, иди ударяло молниями. Поэтому все мы стояли по стойке смирно и лишь дрожали от страха, и потели от невыносимой жары.

Аукцион начинался ровно в полдень, и распорядители и их служки бегали и суетились. Нас намазали растительным маслом, благовониями, а тех, у кого были шрамы, синяки, порезы и гниющие раны, особым образом «загрунтовали» и загримировали. Мне тоже нанесли ритуальный макияж, предварительно проверив между ног. Намазали соски блестящим составом, обрисовали высокую грудь серебристой краской, подчёркивая её.

Я случайно услышала, как один из распорядителей шепнул другому:

«Девку приказали продать боко, но мы сорвём больший куш, если отдадим её эзру. Она ещё невинная».

Я увидела, как один из служек убежал прочь по узкой улочке.

В это время начали подтягиваться покупатели. Облачённые в зелёные, оранжевые, синие и красные тоги, они неспешно прогуливались вдоль выставленных на продажу рабов. Иногда кто-нибудь из наших будущих господ осматривал зубы тому или иному неудачнику. Эти люди могли спокойно заглянуть рабыням между ног, или проверить задницы рабов-мужчин на наличие узлов, растяжек и прочего подобного. Подходили и щупали мускулы. Хлопали женщин по заднице и животу. Одну из беременных рабынь, которая вовремя не дала ему дорогу, пнул в живот свободный в красной тоге, и никто не посмел сделать ему замечание. Рабыня схватилась за свой живот. Внизу расплывалось кровавое пятно. Наконец, она застонала от боли и страха за своё дитя, упала на колени. Из её чрева ручьями хлестала кровь. В тот момент, когда рабыня потеряла сознание, начались роды. Я отвернулась, не в силах смотреть на то, как появляется на свет изуродованное, недоношенное дитя. Мне было очень страшно.

И в этот момент появился он. Он сразу приковал к себе мой взор. Мужчина в чёрной тоге с непокрытой головой и светлыми короткими волосами, остриженными по-армейски, подошёл к тому, что обидел беременную, и стукнул его по шее ребром ладони. Я с изумлением увидела, как этот мужчина поперхнулся собственной кровью. Потом он рухнул на песок и больше не шевелился. Мужчина в чёрной тоге коротко кивнул другим людям в красных тогах, и те унесли труп своего сородича прочь.

Один из купцов пробормотал:

— Чёртов эзру, пожалел нагулянного ублюдка какой-то там рабыни…

Мужчина в чёрном спокойно взглянул на говорящего, и тот затрясся. Его глаза закатились, обнажив белки, да так и остались белыми. Он ослеп.

Остальные рабовладельцы непроизвольно отодвинулись от мужчины в чёрной тоге, которого назвали эзру. Я слышала это слово второй раз, но не могла понять, что оно означает.

— Тот, кто не может с почтением относиться к чужой жизни, становится недостоин лёгкой смерти. Ардун ждёт его, — невероятно низким, замогильным голосом произнёс эзру. Меня аж затрясло от ужаса, когда я услышала, как он говорит.

Один из рабов ударил в гонг, и мы поспешно взошли на деревянный помост. Одновременно, как нас выдрессировали, повернулись вправо, затем сделали ещё один поворот, и ещё два, чтобы участники аукциона могли оценить нас со всех сторон. Скот он и есть скот, пускай даже человеческий.

Я до сих пор горевала о смерти Рю. И теперь ощущала такие угрызения совести и сожаление о содеянном, что готова была на всё, что угодно, чтобы изменить своё решение и вернуться обратно на площадь, чтобы сказать:

«Не трогайте дракона. Он — всего лишь бессловесная скотина. Я — ведьма, и та, кого вы так ненавидите. Вы хотели казнить меня. Сделайте это. Но у меня есть последнее желание: я хочу, чтобы вы отпустили дракона».

Эзру пристально смотрел на меня темными глазами без блеска.

— …чу, чтобы вы отпустили дракона.

Я обнаружила, что вновь стою на площади, а толпа скандирует: «Убить ведьму! Убить исчадие Ардун!».

Судья кивнул головой, и стражи потащили меня к колоде. Бросили на колени, сильно надавили на затылок, заставив положить голову на плаху. Я вновь увидела Охотника, неподвижной тенью застывшего в толпе. Неторопливо подошёл палач. Он размял плечи, затем замахнулся топором. Солнечные блики, отраженные сверкающим лезвием на песок, были так прекрасны…