Я шла по пожухлой траве, в своём нелепом жёлтом платье и остроконечной шляпе. Дурацкая шляпа, она никогда мне не нравилась. Размахнувшись, я бросила её с утёса. Покружившись на ветру, медленно планируя, шляпа отлетела в сторону моря и упала на воду, оставшись плавать, как чёрный кораблик, удивительно симметричный и со странным парусом. Не успела я отвести взгляд, как из глубин океана высунулась омерзительная бездонная глотка червя, поглотившая «кораблик». Я невольно содрогнулась. А ведь это могла быть я. Теперь, проведя время в Башне, я узнала, что этого монстра на самом деле зовут коохун, серая погибель, и он служит привратником угодий морского духа, который на дух не переносит ведьм. А кто их любит-то вообще? Высокомерный Орден Дур.
Я хотела провалиться под землю от острого чувства стыда. Я чувствовала себя ничтожеством, неудачницей. Никчемная, бесполезная, убогая. В голове играла постапокалиптическая песня Orden Ogan — December. Я видела её как всполохи пламени: чёрный пепел, белая зола, багрово-жёлтое сияние. Огонь этот не согревал, как песня не ласкала слух, скорее, напоминала о безвыходности моего положения…
— Хватит грузиться! — сказал Рьюга, идущий за мной по чернозёму. Он тоже напоминал мне огонь, вот только чёрный, мрачный, хотя необычно согревающий, ласковый, обнимающий мою истерзанную душу. — Не всё так плохо, как ты думаешь.
— Ага, всё ещё хуже, — не смогла сдержать сарказм я.
— О, так у тебя есть время на шутки. Может, поделишься им со мной?
— Да ты достал. Нас только вышвырнули из башни…
— Не нас, а тебя. Я сам ушёл.
— Вот крылатая скотина!
Я принялась гоняться за ним, а он, нарочно дразня меня, неспешно прогуливался, даже не пытаясь улететь.
— Голубь чёртов.
— Почему это я голубь? — обиделся Рьюга. — У меня, вообще-то, четыре лапы. И перьев нет.
— И это всё отличие? — усмехнулась я, понимая, что нашла новый повод для троллинга. — Гусь ты общипанный.
— Какой, нафиг, гусь?! У меня чушуя… чешуя, то есть!
— Чушую ты несёшь.
— Ну всё, ты напросилась.
Он взлетел мне на плечо и начал трепать за волосы, всё больше спутывая их. Это не было больно, скорее, щекотно, на как я потом раздеру этот сеновал у меня на голове?
— Ну перестань, ну пожалуйста.
— Проси пощады!
— Ну неее…
Я упала от сильного приступа хохота, и он принялся бегать по мне, смешно щекотя лапками, и иногда цепляясь когтями за платье. В итоге, я всё же поймала его, и, пытаясь удержать, больно ударилась локтем о землю.
— Уй!
— Я — огонь, я — смерть, я…
— Милаха, — закончила я. — Крошечное дракоко.
— Да сама ты «коко»! Без Шанель.
Он извернулся, куснул меня за палец, потом куда-то исчез.
Спустя пару секунд я поняла, куда он делся.
— ААААА, больно же!
— А нефиг.
Он вновь цапнул меня за левую булочку.
— Извращенец! Хватит лезть ко мне под юбку!
Как ни странно, он смутился. Я практически различала пятна стыда на его чешуйчатой чёрной морде.
Шуточная потасовка с дракончиком так развеселила меня, что я напрочь забыла о нашем бедственном положении. Мозг работал в поисках возможных вариантов.
— А, ладно. Пошли куда-нибудь.
— Пошли, — согласился Рьюга, взлетел на плечо и уютно улёгся, прикрыв глаза. — Иди, куда хочешь.
— И ты даже не подскажешь мне направление?
— Проси.
— Что?
— Умоляй меня о помощи.
— Вот ещё, яшперица недоделанная.
— Тогда я — спать.
— Пожалуйста, помоги! — делано испугалась я.
— Ступай на северо-восток.
— Это где?
— Да на три часа.
— На какие ещё три часа?
— Ты меня утомила. Просто иди правее, а я буду тебя направлять.
«Кто ещё кого утомил», — подумала я, но бурчать не стала.
Я вновь раскисла. По щекам заструились жгучие слёзы. Глаза заболели, потому что их разъело. Я шмыгнула носом.
— Что, опять водопад соплей?
Он слизнул мои слёзы.
— Солёное. Всё, не реви.
Я удивилась его выходке, но ничего не сказала. Может, и правда ему в организме соли не хватает. Едят же беременные женщины мел. Представив себе беременного Рьюгу, я чуть не подавилась собственным языком. Хихикая, я пошла в том направлении, куда указал мне Рьюга. Вот умеет же этот парень поднять мне настроение.
Ночь укрывала нас своим тёмным, невесомым пологом. Мы брели, куда глаза глядят. Я лично не видела ни зги, но Рьюга предупреждал меня обо всех кочках, трещинах в земле и прочих неровностях. Мы брели сквозь пустое пространство, где практически не росли даже чахлые кустики травы, о которые я практически не запиналась. Практически.
В конце концов, я так вымоталась, что решила лечь спать. Усталость притупляла остроту моего разума, поэтому мне стало всё равно, съесть меня кто-нибудь или нет. В крайнем случае, Рьюга спасёт. Ага, скорее, заболтает всех потенциальных чудищ до смерти.
Жизнь потеряла для меня смысл и ценность. Я свернулась клубочком в позу эмбриона и погрузилась в мрачные, тревожные сны.
Вновь я увидела сон, что стою в Архиве Междумирья. Не стоять же мне на месте и не мёрзнуть. С неба над библиотекой сыпался мокрый снег. Крупные хлопья падали на мои руки, плечи, голову, застили взор. Я почти не различала, куда бреду. Идя мимо бесконечных лабиринтов стеллажей, я проводила рукой по книгам, чтобы ощущать хотя бы что-то реальное в этом холодном мире. Что-то подсказало мне, что нужно остановиться. Я вытащила наугад книгу, и прочла её название:
«Цельнометаллическая любовь» — да нет, бред какой-то, хотя напоминает мне фильм из того мира, откуда я пришла. Внезапная вспышка воспоминания пронзила меня.
Я лежала на траве около реки. Солнце нещадно пекло голову, и я пожалела, что не взяла шляпку. Такую соломенную, с искусственными цветками. Да, бабскую и стрёмную, но всё же. Болтая ногами в воде, я с наслаждением растирала брызги по коже. Хоть немного прохлады. Хотя купаться я не могу из-за тех-самых-дней.
Солнце закрыла тень. Рядом со мной опустился блэкер. Несмотря на жару, он по-прежнему был облачён во всё чёрное: футболка, штаны с цепями, шипастые ботинки, ошейник, как у большой и агрессивной собаки, на руках — кожаные браслеты, в руках — букет чёрных роз. Он молча протянул их его мне, затем провёл пальцами по моему предплечью. «А здесь всё такое мягкое и гладкое», — подумала я о своём любимом фильме. Потом он лёг на траву рядом со мной, смотря в небо своими глубокими серыми глазами. Их цвет менялся от его настроения. Иногда они были непроницаемо чёрными. Интересно, о чём он думал в эти моменты? От него пахло свободой, яблоками и кондиционером для волос. Мне отчего-то стало смешно. Да, металлисты так пекутся о собственных волосах. Блэкер напоминал мне знакомую, уютную мелодию, которую я так и не смогла вспомнить.
Я повернулась к нему. Он глядел мне прямо в глаза. Моё сердце начало таять. Но я тут же одёрнула себя.
Протянула руку, взяла кончики его волос и провела по ним. Мягкие, холодные, гладкие, как шёлк. Тяжёлые. Поняв, что я делаю, отдёрнула руку. Он не улыбнулся, но я поняла, что ему весело, когда услышала в сознании «Vote for love». Моя жизнь начала переливаться радужными красками, когда…
Я вновь очутилась в Архиве.
Я читала названия на корешках книг: «Как приворожить дракона», «Руководство для любимого бога», «Полнолуние: как спастись от мужа-оборотня», «Аэсолли», «Пособие для начинающих создателей миров», «Дана и Ангел», «(Не)любимая для программиста», «Двоедушник». Мне казалось, что некоторые названия действительно принадлежат книгам, которые я читала. Кажется, автором был некто М. Иванченко.
Незаметно я вышла к центру Архива. Стоило мне ступить на край концентрических кругов, расходящихся от капители колонны, стоящей в середине, как подо мной разверзлась бездна, и я с протяжным полукриком-полустоном рухнула вниз. И очутилась в другом месте, но тоже принадлежащем этой библиотеке. Передо мной оказалась дверь-зеркало во весь мой рост. Я в нём не отражалась. Невольно по спине побежали мурашки, вызванные страхом. Если честно, зеркальная гладь не отражала вообще ничего. Меня это напугало. Сердце забилось в барабанном ритме, в голове всплыл тревожный оранжевый, пальцы почувствовала холод металла, хотя я ни к чему не прикасалась. Преодолевая страх, я приложила ладонь к холодному стеклу. Внутри зеркала загорелись свечи, появился бесконечный коридор, проходящий через длинную анфиладу комнат. Бархотка на моей шее превратилась в кулон со звездой. В глубине коридора мелькнула чёрная тень. Я увидела, что это исполинский дракон с мозаики в том странном городе, где я танцевала во сне.
— Подожди! Кто ты?
В драконе было нечто знакомое, тревожное, пугающее, но притягательное. Я несмело вступила в зазеркальный коридор, ощущая запах полыни и вереска, и проснулась.
К моему изумлению, я лежала на площади старинного города. Полуразвалившиеся домишки слева, справа, повсюду, щеголяли облупившейся синей, красной, фиолетовой, белой и голубой краской на фасадах. За привстала на локтях, и оперлась спиной во что-то твёрдое и холодное. Оглянулась и замерла. Мощный чёрный обелиск возвышался надо мной на добрых три метра. На нём оказалась табличка с надписью «Звеградъ. Город тысячи ночей». Обойдя обелиск вокруг, я увидела, что он изгибается. образуя дугу, к верхней части которой прикреплен маятник Фуко. Он измерял время. Пройдя полный круг, похоже, он включил особенную магию этого места.
Я увидела ослепительное сияние, и город преобразился. На месте мрачного обелиска появился фонтан, устремляющий высокие струи в небеса. Скульптура в центре фонтана изображала плоский блин, который опирался на трёх китов, стоящих на спине черепахи. Вода лилась из дыхала китов.
Мимо меня пронеслась ватага мальчишек, которых гнала прочь девчонка с палкой. Вся компания смеялась, а некоторые из них успевали катить деревянные обручи при помощи сорванных веток. Возле самого фонтана весело щебетала влюблённая парочка: торговка тюльпанами с пышным бюстом и округлыми формами, и длинный, как жердь, овечий пастух. Овцы пили из фонтана, толкаясь боками, бекая и мекая.
Вдалеке, на холме, где возвышалась белокаменная церковь. Зазвонили колокола, собирая прихожан на утреннюю служба.
«И сыпят медью и золотом, Ты теперь в царстве вечного сна», — вспомнила песню Арии «Возьми моё сердце».
Оглядевшись по сторонам, я обнаружила, что по брусчатке весело цокают копыта коней. Повозки, украшенные лентами и цветами, сопровождали весёлые цыгане, которые крутились и плясали, звенели монистами и пели пошлые куплеты. Между пёстрых домов притаились лавочки, торгующие всем-всем на свете. Ободки из живых цветов, золотые и серебряные украшения, украшенные качающими крыльями бабочками, разноцветные плитки шоколада, ириски и карамельки, а также леденцы в виде единорогов, фениксов, кентавров и драконов. Здесь же продавались диковинные домашние питомцы: похожие на фенеков, с длинными пушистыми хвостами, ушами-кисточками, длинными белоснежными крыльями и умильными глазами, а также отдалённо напоминающие корги животные с остроконечными зубами, лукавыми глазами и когтистыми лапками, с ног до головы покрытые чешуёй. Здесь же продавался скот и большие мясные туши, над которыми вились мухи, комары и слепни. К торговцу фруктовым колотым льдом тянулась вереница покупателей, желающих освежиться в этот жаркий день. Поодаль играли вальс уличные музыканты, и пожилые пары, облачённые в рубахи, кафтаны и длинные сарафаны, медленно двигались под музыку.
Стоило мне сделать пару шагов, к торговцу льдом, как грянул гром. Церковные колокола заиграли похоронный марш, потом заскрипели, заскрежетали и рассыпались ржавчиной. Краска с домов потекла на брусчатку, как воск, оконные стёкла разлетелись тысячей острых осколков, раня мои руки и ноги. Я зажмурила глаза и прижала руки к голове. Веселье не прекратилось, и теперь под зловещие звуки шарманки вокруг меня танцевали мертвецы, смотрящие на меня чёрными провалами глаз. Остальные горожане остались лежать гниющими остовами на земле, устремив на меня молчаливые посмертные взоры. В опустевших домах гулял ветер. Виселица, воздвигшаяся на месте обелиска, скрипела верёвкой на ветру. На верхней перекладине сидел гигантский чёрный ворон, чей клюв был перепачкан кровью. Он приглушённо каркнул: «Nevermore!» и взвился к грозным небесам. На город упала ночь, и я тоже зашаталась, теряя сознание.
Но меня подхватили на руки. Краем глаза я заметила нечто чёрное. Обернувшись к нему, я увидела человека с оскаленным оленьим черепом с ветвистыми рогами. Закричала, вырвалась из его цепких объятий, и бросилась прочь из города.
Я пронеслась мимо кладбища, пугая ворон и пугаясь сама, прямо через небольшой перелесок, и лишь когда передо мной показалась река, я решила передохнуть, но мои ноги заскользили по мокрому песку. Уши, лоб и лицо вспыхнули, и я поняла, что у меня лихорадка. Посмотрев на свои руки, я обнаружила чёрные разлагающиеся раны, струпья и гниль. Температура тела всё поднималась и поднималась. Начала кружиться голова. Я упала в воду, начав задыхаться от жара. Вода вокруг меня кипела. Я отстранённо подумала, что из-за меня сварятся местные рыбы и раки. Чума меня подери…
Позволив реке нести моё воспалённое, разлагающееся тело вниз по течению, я прикрыла глаза и решила, что лучше уж утонуть, чем умереть от чумы. Мне удалось задремать.
Спустя несколько часов меня прибило к берегу. Я выползла из реки, посмотрела на свои руки, и увидела, что они выглядят так же, как и раньше: белоснежная кожа, не запятнанная следами гниения. Жар исчез, как будто его и не было. Оглянувшись назад, я увидела, как вдалеке поднимается к небесам столб пламени. Что за наваждение?
Оглядевшись по сторонам, я зябко поёжилась. Окружающие меня горные вершины, покрытые снегом и льдом, чьи острые зазубренные края вспарывали тучи, возвышались на тысячи метров вверх. Начался снегопад, осыпав меня с ног и до головы. Тело помимо воли затрясло от холода. Белые хлопья оседали на мои плечи, талая вода струилась по телу, стекая по спине. Начался дикий озноб, и я чуть не пожалела о том времени, когда вода кипела вокруг моего тела. Глупости, конечно, ни о чём я не пожалела.
С одной из дальних гор скатилась, шурша, ревя, завывая и таща за собой глыбы камней, снежная лавина. Я подумала, что оставаться на открытой местности слишком опасно, поэтому побрела по горной тропе, прихотливо извивавшейся по долине между гор. Редко попадающиеся заросли вереска и куманики радовали мой взор. Хоть что-то живое в этих унылых льдах. Тропа повела вверх, и мне пришлось, чертыхаясь, кашляя и задыхаясь от нагрузки (привет, уроки физкультуры, которые я порой прогуливала), ползти вверх.
На пути оказалась большая заснеженная пещера, которую я с трудом разглядела сквозь метель. Я заползла туда, клацая зубами и обнимая себя за плечи, чтобы спастись от зимней стужи. Внутренний холод, поселившийся во мне, когда я оказалась вдалеке от Рьюги, разъедал моё сердце. Я страдала не столько от зимы снаружи пещеры, сколько от непонятной душевной боли. Кроме того, в ушах всё время эхом отдавался звон, как будто сотни стеклянных молоточков стучали по сталактитам в огромной подземной каверне.
Я свернулась клубочком, стараясь уснуть, но сон не хотел смежить мои усталые веки. Каждую мышцу тела крутило и ломало. Потрясающе. Я так и умру здесь, посреди заснеженной пустоши, далеко от неведомого дома, горячей ванны, мягкой постели и антибиотиков. Прикрыв глаза, я начала бредить. Сначала мне мерещился Рьюга, мечущийся посреди поля, где мы заночевали, как мне казалось, миллионы лет назад. Потом я услышала голос, зовущий меня, умоляющий очнуться.
«Где ты? Где ты? Где ты?», — взывал он ко мне. Я не могла разглядеть его лицо. Оно расплывалось в бреду. Потом на моё лицо упали еле пробившиеся сквозь клыкастый ледяной зев пещеры косые лучи света.
«Никки, просыпайся».
И я открыла глаза. Надо мной склонился огромный зверь, чьи жёлтые глаза светились в темноте. Это они освещали моё лицо, подобно двум прожекторам. Зверь, чьи огромные очертания я не могла разглядеть, зарычал. Его слюна капала на моё лицо. Я затаила дыхание и не двигалась, пытаясь не закричать. Рычание зверя усилилось. Я поняла, что сейчас он бросится на меня.