Дары Крови

Глава 20

Я спрыгнул с грауха, утоптанная земля тяжело ударила в ноги. Если уж мне непросто дался этот переход, то что говорить про обычных солдат?

Самым разумным и самым быстрым было поручить Преферо заботе подчинённых.

Но я не хотел и не стал этого делать. Подошёл к грауху Преферо и поднял руки. Она помедлила, глядя на меня странным взглядом, а затем, прикусив губу, перекинула здоровую ногу через седло и сползла мне на руки. Я осторожно и мягко подхватил её, стараясь не причинить лишней боли.

Большая часть её ран уже если не затянулась, то вполне поджили и не представляли угрозы для жизни. Кроме одной, той, где умению реольца хватило сил почти перерубить ногу в бедре. Против такого и моих лечебных техник, и даже техник Илиота не хватало. Не всё можно решить силой и мазями с исарами. Ей ещё повезло, что между почти отрубил и отрубил очень большая разница.

Её хоу так не повезло. У Преферо же, невзирая на количество и глубину ран: руки-ноги, а главное — голова на месте. И даже рана на лице зажила без шрама, думаю, для женщины это важно. Я и то иногда своей рожи пугаюсь в зеркале или в отражении воды, ей такого точно не надо.

Рядом стаскивали с лошадей, граухов и повозок остальных раненых. Сегодня мы изрядно добавим работы лекарям. Илиот вроде немного восстановился, нужно будет попросить его помочь с нашими ранеными, договор следует соблюдать, а со слезами в лечебнице недостатка нет.

Прерывая мои мысли, Преферо глухо выдохнула:

— Интересно, сейчас отцу хватит деяний признать меня наследником Дома или всё было зря и мне лучше было потерять голову, чем закончить всё вот так?

— Вот так, это как? Ветераном сражений с Реолом, идаром старшей крови, что с первого дня бился с реольцами? Пару дней в лечебнице и снова будешь бегать, сражаться за Скеро.

— Оставь свои утешения себе, Лиал, — процедила Преферо. — Я не могла сравниться с тобой в Кузне, не могла догнать после посвящения, не сумела сравниться с тобой даже тогда, когда ты стал всего лишь адептом, — она криво ухмыльнулась. — Скорее, ты доказал мне, что я зря перековала свой талант. Могла бы быть нормальным и сильным адептом, а выбрала стать недоидаром, у которого в самый неподходящий момент тухнет жар души.

Я вскинул брови, услышав этот крик души. Как-то забыл, что обычно в Кузню приходят не от хорошей жизни, и у других Домов причина, по которой нужно из младшей крови выковать старшую, должна быть очень веская. Место наследника Дома, значит?

Но ни вспомнить, что там с наследием в Доме Виво, ни спросить, как это — тухнет жар души, я не успел, сзади требовательно позвали:

— Господин! Господин! Господин Лиал!

Я даже не сразу понял, что зовут меня. Лишь когда позвали по имени, сообразил, что зовёт-то Креод. Обернулся и увидел позади не только его, но и другие знакомые лица.

Но узнал я прежде всего доспехи. Доспехи из синей стали, достойные гвардии Великого дома. Те самые, которых так не хватало моим людям.

От доспехов я поднял взгляд на первое из знакомых лиц.

Орак. Заместитель гаэкуджи Креода. Командир части отряда, который следовал за мной во время погони за реольцами к Ожерелью, и один из тех, кто первый выпил моей крови, когда я понял, что она может защитить моих людей от превращения в Кровавых жнецов. И один из первых, кто получил с её помощью силы, сумев применить Дождь клинков в замке Денудо.

— Чтоб меня Безымянный побрал. Снова баба на руках. Может, госпожа и права в чём-то?

Я, разобрав этот шёпот, в удивлении перевёл взгляд левей.

Кодик в таких же доспехах и ещё какой-то солдат в более тёмных, скорее, серых.

Давненько я не испытывал такого удивления. Привык, что тени сообщают мне обо всём, что происходит вокруг и ждёт впереди.

Слишком привык. Поэтому после битвы в лагере едва ли не затыкал уши, когда Ариос пытался мне что-то доложить. На второй день ни он, ни другие тени даже не пытались лезть ко мне с разговорами. И правильно, иначе злоба во мне лишь росла.

Как, оказывается, приятно удивляться. Получается, что этот отряд отец выслал уже давно, потому как моё письмо к нему сейчас в лучшем случае на середине пути к замку Денудо.

Но удивлён был не один я. Орак и Кодик тоже пялились на меня с широко открытыми глазами. Я понимающе усмехнулся:

— Что, сильно изменился?

Орак кивнул, вздрогнул, когда Креод рявкнул:

— Хватит пялиться! У нас тут нелёгкие недели были, пока вас ждали. Господин сражался как зверь, за пятерых старших идаров, был не раз ранен, чудом остался жив и, конечно же, сильно изменился и возмужал. Что замерли? Что нужно сделать при виде наследника Денудо⁈

Все трое стоявших рядом с Креодом дружно рванули с поясов мечи, поднимая их перед собой и склоняя головы:

— Господин, приветствуем вас.

Я сказал чистую правду:

— Рад вас видеть, Орак и Кодик. Сколько вы привели людей?

Ответил Орак, часто моргая и так явно пытаясь бороться с удивлением от моего вида:

— Полсотни солдат от Дома Денудо.

На полшага выдвинулся вперёд третий, мне незнакомый, крепкий воин в серой броне и сказал:

— А ещё полсотни солдат от Великого дома Велоз.

Я лишь вздёрнул брови в изумлении, а воин уже продолжал:

— Меня зовут Юсто, я главный над солдатами Велоз. Мы выполним любой ваш приказ, господин Лиал, и будем сражаться за вас так же, как сражались бы за главу нашего Великого дома. Амо Великого дома Велоз передаёт нас в ваши руки и просит посетить замок Велоз после падения Теназа. Также он передаёт, что многие забыли о родственных связях между Домами Велоз и Денудо, миру пора вспомнить о них.

Амо это старейшина Дома, мой дед по матушке Крез. Он и в прошлую нашу встречу приглашал посетить замок, поговорить о традициях, показать, где проходит посвящение Хранителям. У меня, после истории о скрытном посвящении в Великом доме Велоз, появилось много вопросов. Но сейчас сильнее всего мучает другой — как он догадался о необходимости падения Теназа в качестве условия моей свободы?

Не припомню, чтобы я в ту беседу говорил о таком, хотя бы по той причине, что сам ещё не знал.

Молак, стоявший чуть в стороне, шевельнулся, негромко произнёс:

— Господин.

Я скрипнул зубами, давя злобу. Но он был прав, молчание затягивалось, поэтому я расцепил зубы и сказал:

— Рад принять под свою руку столь много сильных воинов. Но у моих солдат есть только один гаэкуджа, — кивком, раз руки заняты, указал, — гаэкуджа Креод.

Юсто лишь кивнул:

— Господин Лиал, я не собираюсь оспаривать ваш приказ и старшинство моего нового гаэкуджи.

Я вернул ему кивок, принимая его обещание, а затем развернулся. Я ведь ещё не донёс свою ношу до лечебницы. А когда донёс, то развернулся, спеша выполнить ещё одно дело — доложиться.

— Хоу Думайн, хёнбэн Лиал вернулся, — помедлив, я добавил. — Задания не выполнены.

Внутри шатра что-то стукнуло, прозвучали шаги, а затем Думайн рванул в сторону полог, открывая себе вид на меня и моих людей.

Зрелище ещё то, конечно. Умыться я умылся, ещё вчера, как и все остальные, но кто берёт с собой на задание свежий ханбок? Уж лучше положить в седельные сумки хороший плащ на случай дождя, да побольше еды, чтобы было чем восстановить силы. Поэтому и стоял я сейчас под взглядом хоу Думайна в окровавленном, рассечённом во многих местах ханбоке. Хорошо, что он многослойный, из тех, которые носят идары младшей крови, иначе в разрезах мелькало бы голое тело.

Думайн перевёл взгляд на суету за моей спиной, таких же грязных, пропахших кровью и потом солдат, Илиота, Креода и прочих, кто оставался на ногах или уже не нуждался в помощи лекарей.

Впрочем, Креод выглядел как раз лучше всех нас. Он ещё в разгромленном лагере обзавёлся новым, пусть и чужим ханбоком. Узковат в плечах, зато не будет вопросов о дырах в одежде, которые должны заканчиваться ранами, часто смертельными.

Хоу Думайн дёрнул щекой и приказал:

— Зайди.

Пропустил меня внутрь, завесил полог и устало спросил:

— Что на этот раз? Раз ты пришёл один, можно надеяться, что теперь не пришлось спасать ещё одну принцессу?

— Нет, — мотнул я головой, глянул на стул и решил не садиться. После такой долгой скачки хотелось скорее лечь, чем сесть. Шагнул ближе к столу, вытащил из завала бумаг карту и коротко черкнул по ней ногтем. — В этот раз у меня новости более печальные. Вот эти два лагеря уничтожены реольцами. Вот этому мы успели прийти на помощь, но выжили там немногие. Полтора десятка солдат и пять идаров, включая хоу. Но он тяжело ранен и лишился рук.

Думайн покачал головой. Да, что для идара младшей крови, что для идара старшей крови, это приговор. Калека. С ним остались дары Хранителей: крепость тела и здоровье, аура или ауры, если он Великий паладин, но и только. Сомневаюсь, что он останется в армии, дела Скеро не настолько плохи, чтобы использовать беспомощных калек для ауры Воодушевления или Защиты от стрел. Думайн проследил пальцем дорогу от нашего лагеря до уничтоженного, вздохнул:

— На середине пути. Понял. Повезло им, что ты решил сменить лошадей. У нас ни одного сообщения о такой беде. Как думаешь, что вот с этими лагерями?

Теперь уже он ногтем очертил дугу, которая следовала вдоль изгиба реки и захватывала сразу шесть лагерей.

Я пожал плечами:

— Не буду даже предполагать, говорю лишь за то, что могу. Один видел своими глазами, от другого примчались реольцы на помощь моим недобиткам, так что там, скорее всего, и живых не осталось.

— А у нас ни одного сообщения, — повторил Думайн, поджал губы, затем вздохнул. — Пока свободен, я на доклад к Яшмовым весам.

Ариос, который стоял наполовину в шатре, заметил:

— На самом деле, гонцы с неприятными вестями уже прибыли.

Я же сделал вид, что не услышал его. Если бы не наблюдатель от Вира, я бы выместил свою злость на тенях ещё на пути сюда. Но пришлось терпеть, пришлось копить эту самую злость. Зато уже этой ночью я, наконец, поговорю с Иралом и не только поговорю.

Один из чиновников канцелярии армии недовольно поднял голову. Дел невпроворот, по-хорошему уже пора готовиться ко сну и набраться сил перед новым трудным днём, а не сидеть над бумагами, а тут ещё и мешают. В раздражении поднялся, вышел из шатра.

— Что за шум?

Сквозь стражников, расталкивая их телом, прорвался какой-то калека, воздел к тёмному ночному небу обрубок правой руки, к которой был примотан алый жетон, сверкнувший багровой кровью в неверном свете факелов.

— Я хоу Кромер из Великого дома Вистосо! Я глава шестого лагеря северного крыла! Я требую справедливости!

Чиновник прищурился. Жетон был настоящим, в этом не было сомнений, как и имя, часто мелькавшее в приказах. Что до лица, то в бумагах его не найти, но это можно было уточнить и позже. Сейчас он спросил более важное:

— Какой справедливости ищет хоу, который сейчас должен быть в своём лагере?

— Лагерь пал! — выпалил калека, снова дёрнул обрубком, размахивая алой бляхой. — И если бы не ублюдок из Гирь Весов, то я бы сумел отбить свой лагерь и сохранить руки! Хёнбен Лиал оспорил моё старшинство, не слушал моих приказов, не следил за ходом битвы и впустую растерял моих людей, меня же и вовсе подставил, не оказав помощи в схватке с командиром реольцев. Я стал калекой по его вине! Справедливости!

Орал хоу явно на публику, заставляя не только оборачиваться на него тех, кто проходил мимо, но и выглядывать из других шатров, тех, что находились внутри третьего кольца охраны. Но с этим чиновник ничего поделать не мог. Не в шатёр же звать того, кто не имел права там находиться?

Ариос просочился сквозь ткань шатра и тут же взмолился:

— Господин. Господин, вы вправе сердиться, но сейчас должны выслушать меня.

Я, успевший помыться в горячей, обжигающей воде, оттереться песком до скрипа и умиротворённый, за одно мгновение вновь вскипел. Скрипя зубами, процедил:

— Замолчи. Ничего не хочу слышать.

— Господин, вы должны знать. Тот хоу…

Я сам не заметил, как вскочил, как в моей руке появилась плеть света, не запомнил, ни как складывал печать, ни как стеганул плетью. Увидел лишь только, как она наискось перетянула Ариоса, заставив его вскрикнуть от боли, а его тёмное тело вспухнуть светлым рубцом, выцвести в месте удара.

Действует. Я скривил губы в ухмылке. Действует, чтобы их Ребел к себе обратно прибрал.

Всё ещё удерживая плеть, предупредил:

— Ни звука.

Теперь уже, кажется, Ариос скрипнул зубами, отлетел спиной назад, покидая шатёр.

Я сжал пальцы в кулак, ломая печать и развеивая плеть, возвращая жар души к сердцу, но не успел даже снова сесть на лежак, как из-за стенки раздался голос Ариоса:

— Господин. Тот хоу, которого вы спасли, обезумел, осознав тяжесть ран, едва встав, он бросился в канцелярию армии и обвинил вас в куче вещей.

Я замер, пытаясь взглядом прожечь шатёр. Хитрый ублюдок. Пользуется тем, что я не могу ударить, разрубая сам шатёр. Процедил:

— Ко мне.

Ариос и не подумал выполнить приказ, зато сквозь шнуровку полога засунул голову Кодик.

— Господин, вы звали или мне послышалось?

Я перевёл на него взгляд, и Кодик дёрнулся, словно я и его стегнул:

— П-понял, не беспокою.

— Назад!

Мой приказ заставил его замереть с наполовину вытащенной обратно головой.

— Э-э-э, назад это куда, господин?

— Зайди ко мне, — устало буркнул я. Едва Кодик дёрнул завязки и проскользнул ко мне, потребовал. — Когда вы меня встретили, я услышал какие-то слова про баб и матушку, которая в чём-то там права. Это ты о чём шептал?

Кодик облизал губы. Но молча. Я фыркнул:

— П-ф! Когда ты стоял в поле перед птенцами Кузни, то выглядел уверенней.

Со словами угадал — Кодик сразу как-то взбодрился, повеселел, отшутился:

— Так тогда мне и терять было нечего, господин. Деньги за службу уже получил, только и оставалось, что принять судьбу. Правда, я не знал тогда, что в моей судьбе главным испытанием окажется голод. И с чего вы нас морили им, господин?

А вот я, напротив, нахмурился. Что он несёт? С неверием уточнил:

— Ты что, проверяешь меня?

Он тут же спрятал лицо поклонившись:

— Господин, я бы не посмел.

Но, похоже, так оно и было. Я покачал головой и сказал, глядя на макушку с намечающейся проплешиной:

— Морил не я, а правила Кузни, по которым нужно было выбирать, на что тратить награду за задание: на еду или на ночлег в тепле.

Кодик разогнулся и снова повинился, но уже совсем другим тоном:

— Простите, господин, но вы так сильно изменились, что поневоле в голову лезут странные мысли.

— Прощаю, — отмахнулся я. — Отвечай лучше на мой вопрос.

— Это ваш отец, — улыбнулся Кодик. — Когда я помогал Эвере выбраться из повозки, он сказал, что вы каждый раз из похода притаскиваете с собой бабу, а ваша матушка это услышала.

Я вскинул брови, пытаясь вспомнить, когда я это делал такие вещи. Что значит каждый раз? Я и домой возвращался всего лишь однажды. Да, в тот раз с нами вернулась женщина по имени… Я потёр лоб, пытаясь вспомнить, как её зовут. Не сумел. Помнил ту стычку с бандитами, помнил, как заставил Креода восстановить силы, помнил, что тени посоветовали взять её с собой, чтобы добавить обязанного жизнью человека в свои слуги.

Но я, мало того, что не помнил её имени, так и не поучаствовал в её судьбе. Суд, поединки, тюрьма, Академия, не до её судьбы мне было, свою бы удержать в руках.

В общем, странные слова отца. Ну, была та женщина, ну, привёз Кодик эту сестру Листена, но без меня же? Но мысли поневоле неслись дальше. Ещё была Леве, с которой я вернулся в лагерь, и Преферо, которую я сегодня нёс на руках. Невольно потёр шрам на щеке. М-да, что-то в словах отца есть, конечно. Но всё же про каждый поход — очень сильное преувеличение.

Из-за стены шатра снова подал голос Ариос:

— Господин! Тот хоу из Великого дома, а главное, знает, кому и что сказать. Господин, он очерняет вас, и добром это не закончится. Господин, прикажите, и мы закроем ему рот.

У меня дёрнулась щека, которую я оглаживал. Прижав её пальцами, я на миг стиснул зубы. Чтоб они имена свои забыли, ублюдочные тени. Как решить за меня, что мне нужно стать сильнее и биться с реольцами, так они сами, а теперь разрешения спрашивают, чтобы их Ребел к себе прибрал, да меня освободил.

Кодик осторожно спросил:

— Господин, может лекаря? — осёкся под моим взглядом. — Понял, я пойду, господин.

Я спросил:

— Куда это ты пойдёшь? Садись, рассказывай, как прошла поездка, как эта Эвера себя чувствует, кем устроена в замке, как там дома дела, что с матушкой и отцом, откуда люди деда с вами и прочее.

Если уж я не могу заткнуть Ариоса за пределами шатра, то я могу выбрать, что и кого слушать, верно?

Оказалось, не очень верно. Кодик не мог говорить бесконечно и, вообще, довольно быстро пересказал и свою поездку, и недели жизни в замке, и все сплетни, которые знал. Или почти все, не рискнув слишком уж откровенничать со мной.

А вот Ариос мало того что бесконечно нудел про злопамятного хоу, который свой проигрыш в схватке с реольцем пытался переложить на мои плечи, так ещё позвал и Молака, который принялся взывать к моему разуму попеременно с ним.

Нет, можно, конечно, было уснуть и под это неумолкающее бормотание, но к чему? Лагерь за стенами шатра давно стих, наступила ночь. Та самая свободная от чужих глаз ночь, которую я так ждал.

Поэтому я глотнул воды, утоляя жажду, затем, глядя сквозь стенку шатра, негромко приказал, уверенный, что меня услышат:

— За мной.

Сложил печать с правой руки, шагнул вперёд, уходя в тень и с каждым шагом двигаясь всё быстрей и быстрей. Проскочив сквозь шатры, на пустом пространстве между ними и оградой лагеря обернулся. Семь теней следовали за мной. Советничники.

Снова скрипнул зубами, отметив, что это становится дурной привычкой. И больше не оглядывался, мчась бесплотной тенью сквозь лес. Всё дальше и дальше.

Сбросил ход, только когда выбежал на стоящего на коленях Ирала. Миг спустя за его спиной появились шестеро остальных и тоже опустили колени.

Я остановился и сбросил печати. Похоже, что здесь уже безопасно и чужих глаз нет.

Но доверять теням после того, что они устроили? С них станется решить, что мне нужно продолжать набирать силы, а для этого лучше всего стать врагом всего Скеро, проявить перед всеми наличие во мне проклятой крови Оскуридо.

Поэтому я затаил дыхание и прислушался, пытаясь уловить присутствие посторонних. Но нет, как бы я старался, ничего большего, чем дыхание ночного леса я не слышал. Ни лишнего треска веток под сапогом, ни дыхания затаившегося в листве наблюдателя, ни стука сердца Кровавого наблюдателя от Вира.

Если не орать на весь лес, то мои слова останутся тайной.

Я не успел сказать ни слова, лишь остановил взгляд на тенях, как Ирал заговорил первым:

— Это моя вина, господин. Это я решил, что другого удобного случая резко набрать силы может не представиться, и уговорил остальных скрыть подход реольцев.

Мой голос мне самому показался шипением:

— Ах, уговорил? Наверное, не один день старался.

— Это было спонтанное решение, господин. Словно вспышка. Едва я услышал, что в соседнем лагере тоже реольцы, как понял, что нужно делать.

— А теперь подробней, что же нужно было сделать?

Ирал не опустил взгляда:

— Пропустить беглецов в ту сторону, а если они вдруг свернут с пути, подтолкнуть в нужную сторону.

Ярость ударила в голову. Они не просто умолчали, они сами навели на меня реольцев. Ублюдочные тени!

Пальцы снова сложились в печать раньше, чем я даже подумал о ней, плеть света зазмеилась, рассекла воздух и обрушилась на Ирала слева, самым кончиком вспарывая его тело. От левого плеча до пояса.

Рассекла на самом деле, точно так же как делала это и раньше, пройдя сквозь его бесплотное тело. Только в этот раз оставляя после себя белёсый след, точь-в-точь как это было у Ариоса. Но след был глубже, толще, ярче в этой ночной темноте.

Ирал резко выдохнул, хотя что ему было выдыхать? Но ему было больно, это было точно, и он шёл на поводу привычек тела, которого у него не было больше тысячи лет.

Я тоже выдохнул, вкладывая в этот выдох слова:

— Так вы ударили мне в спину? Что это, если не предательство?

На этот раз я стегнул справа-налево, рассекая его тело надвое. Ирал вздохнул, пошатнулся на коленях. Лицо его было искажено болью, а новые шрамы вышли раза в два толще.

— Разве за предательство не положена смерть?

Третий удар вырвал из Ирала стон.

Один из теней поднялся с колен, попятился, заставив меня вскинуть взгляд. Самый невысокий из моих теней, тот, что лишь изредка давал советы. Урамос, советник по финансам.

Под моим взглядом он замер и затараторил:

— Я голосовал против, господин! Против!

— Так вы ещё и голосовали… — в который раз вспомнил я эту подробность, захлебнулся от гнева и повёл взглядом по теням. — Кто же из вас голосовал за то, чтобы предать меня?

Молак, на котором я остановил свой взгляд, хрипло сказал:

— Господин, вы сгущаете краски. Ни о каком предательстве…

Я перебил его:

— Ты ещё Калиоса попроси объяснить мне, что предательства не было. Кто ваш господин, кому вы служите, кого вы не раз называли своим королём?

Глухо пророкотал Ограк:

— Вас. Вы наш король.

— Так, может, только мне решать, что предательство, а что нет?

— Вам, мой господин, — согласился Ирал. — Но виноват лишь я. Только я и никто, кроме меня. Я убедил всех, что вам осталось лишь кроха до Тальмы, заставил их поверить, что вы перепрыгнете сразу через ранг, я заставил их выступить на моей стороне, только я предатель.

Я снова вперил в него взгляд.

— Я столько раз мечтал о моменте, когда я смогу задать вам вопросы, получить ответы и наказать вас, если услышу ложь. И вот этот момент настал, но что же я слышу? Ложь, наглую ложь из твоего рта, и даже наказание ничего не меняет.

— Я не лгу вам, мой король, — улыбнулся Ирал.

Выглядел он, кстати, не лучшим образом — побледнел, на нём проступили и те шрамы, что я заметил два дня назад. Сейчас он был исполосован весь. Это сколько же он ударов принял от меня, пока я убивал того реольца? А вот взгляд Ирала мне не понравился — он горел восторгом, счастьем, а никак не смирением или болью.

Я с подозрением уточнил:

— Ты, случайно, не из тех безумцев, которые наслаждаются болью?

— Что? Нет, мой король, — помотал головой Ирал.

— Ты слишком сильно радуешься для того, кого я только что наказал.

— Что мне это наказание? Лишь доказательство того, что я был прав и вы действительно стали сильней. Ещё не Тальма, но уже Хвао, мой король.

От удара я удержался в последний момент, чуть дёрнул руку, заставив плеть сократиться, и стегнуть не по Иралу, а перед ним.

— Я могу тебя убить?

— Нет, мой король, — снова мотнул головой Ирал. — Для этого вам нужно набрать ещё много сил. Вы лишь Хвао или Достигший границ, вы можете проявить ауру клинка, но даже с ней можете лишь наказать. Если наказаний будет очень много, то я сильно ослабну, но затем верну себе силы.

— Ну да, — со злостью заметил я, — вы же питаетесь моим жаром души.

— Не питаемся, а следуем за вашей силой, — осторожно ответил Молак. — Сильны вы, господин, сильны и мы. Господин, у нас и в мыслях не было предать вас, господин, больше всего мы боимся, что снова канем в пустоту, мы следили, чтобы опасность была не слишком велика, мы даже помогали выживать вашим людям, потому что их сила — это ваша сила, помогли вам спасти даже эту девушку-птенца.

— Какие сладкие речи, — заметил я очевидное и перевёл на него взгляд. — Не зря ты считаешься главным советником. Так что мне, простить вас? Как считаешь, советник?

— Господин, — Молак чуть помедлил, затем кивнул. — вы правы. Наказание должно быть.

Я хмыкнул, снова повёл взглядом вдоль короткого строя преклонённых теней. Спросил вновь:

— Кто голосовал за предательство?

— Я голосовал за большую схватку, которая сделает вас сильней, мой король, — ответил мне Ограк, встал с колен и шагнул вперёд.

Шаг вперёд сделал и Ариос:

— Я голосовал за то, чтобы у вас появился дополнительный шанс выжить на этой войне, мой король.

Дрожа, не вставая с колен, заговорил Тормур, советник по сельскому хозяйству, самый бесполезный сейчас из моих советников:

— Я голосовал, мой господин и мой король, потому что боюсь снова исчезнуть. Эта пустота и есть смерть, а я больше не хочу умирать.

Молак ответил за всех остальных:

— Мы были против, господин.

Я тронул шрам, ощущая под пальцем колкость щетины, качнул головой:

— Доверие очень хрупкая штука, его можно разбить одним словом, одним поступком, и вы это успешно сделали. В детстве я боялся вас, из-за вас всегда выглядел трусом в глазах отца, из-за вас меня пытался убить дистро отца, из-за вас мне пришлось самому стать убийцей. Первый человек, которого я убил, был не врагом, а верным слугой моего Дома.

Ирал, которому по уму нужно было бы молчать, молчать не стал.

— Как можно быть верным, поднимая руку на наследника Дома?

Я вперил в него злой взгляд и ужалил в ответ:

— Как можно быть верным, решая за короля и скрывая от него правду?

Мне показалось, что я расслышал едва уловимый шёпот:

— Молчи, баран.

Возможно, не послышалось, потому что Ирал не проронил больше ни слова.

Я отвернулся от него и продолжил, пусть это уже и не казалось столь важным:

— Едва вы начали говорить, как мои страхи лишь усилились. Вы научились убивать прикосновением. Что, если, заполучив достаточно силы, вы сможете влиять на мои поступки? Окутать моё тело и не остановить сердце, а управлять моими руками, моими ногами, моим голосом и моим разумом?

Я замолчал и криво ухмыльнулся в тишине леса. Молак не выдержал и попытался опровергнуть меня:

— Господин! Мы на такое не были способны даже в былые времена!

— О которых вы сами не помните.

— Не помним деталей, но такое…

Я перебил его, ударив самым важным:

— Неважно! Я всё равно теперь не могу вам верить.

Молак вильнул взглядом, на миг покосившись на Ирала. Ярости в его взгляде могло бы хватить оставить на его спине ещё один шрам.

Моя ухмылка стала только шире.

— Вы пытались убедить меня, что тысячу лет назад всё было не так, как описано в хрониках, что Ребела убили не из-за вас, теней и не из-за драугров, которые грозили всем остальным королевствам. Говорили, что кровь Оскуридо уничтожили из-за вражды, а не защищаясь от гибели. Но могу ли я вам верить? — не дождавшись ответа, надавил снова. — Могу ли верить?

Ответил снова Молак:

— Господин, ваша жизнь — это наша жизнь.

Я покачал головой:

— Красивые слова, которые вытекают через трещины, созданные вашими же поступками и молчанием. Несколько дней назад, возможно, на этом же месте Креод делом доказал свою верность, а что можете вы?

— Господин, мы каждый день доказываем вам свою верность, — с жаром ответил Ариос. — Я половину дня пытался предупредить вас об опасности…

Я перебил его:

— Слова. Пустые слова. Тут говорю, тут не говорю; об этом умолчу, про это скажу, что забыл за тысячу лет; тут подговорю, чтобы господин делал так, как нам надо; здесь подставлю его людей, чтобы меньше к ним привязывался.

Молак снова ожёг спину Ирала ненавидящим взглядом, а затем вновь опустился на колени:

— Господин, как нам доказать свою верность?

Я пожал плечами:

— Да мне откуда знать?

— Господин…

Я жестом заставил его замолчать и сказал:

— Но одно я знаю точно. Ещё одна подобная недомолвка, умолчание, решение за моей спиной, попытка как-то повлиять на меня, и я окончательно решу, что наши дороги расходятся.

Вряд ли тени могли усмехнуться в такой ситуации, но я сам озвучил их мысли и возражения:

— Да, мы одно целое, вы никуда не денетесь от моего тела и моего ихора Ребела, как не сумею сбежать от вас и я, но вам ведь нужно, чтобы я стал ещё сильней, верно? А сильней я могу стать только убивая. Так вот. Ещё один проступок с вашей стороны, и я просто исчезну. Пропаду. Сбегу из армии, притворившись мёртвым. Отправлюсь в земли королевства Валио. Там никто не селится с момента падения королевства, те земли считаются проклятыми. Поселюсь там в самой глуши, забьюсь в самый глухой лес, где уже тысячу лет не ступала нога человека, всю жизнь проведу в одиночестве, убивая самое большее зайцев ради пропитания. Буду жрать коренья и грибы и умру там в одиночестве, оборвав и свою жизнь и вашу. Сон-смерть ещё на тысячу лет. В лучшем случае на тысячу лет.

К концу речи моя усмешка превратилась в оскал. О да, вот это будет месть так месть. Мне придётся пожертвовать всем, всей своей жизнью, планами, надеждами, мечтами, женой, о которой я ещё даже не задумывался, детьми, которые должны были продолжить в себе род Денудо и всем, всем, всем остальным.

Но я готов был сделать это, говорил серьёзно и верил, что моя угроза гораздо более весомая и страшная, чем глупое — я убью себя. Вот уж нет. Глушь, забвение, крах всех надежд на возрождение Ребела и десятилетия мучений — вот это наказание. Главное там самому не сойти с ума от голосов теней за столько лет. Наказать я их уже могу, а вот могу ли заставить себя не слышать их? Или могу ли заткнуть их приказом? Сомневаюсь.

— Мы поняли, господин, — сказал, наконец, Молак. — Мы оступились и больше не повторим такой ошибки. Ничего не скроем от вас, ничего не утаим, ни делом, ни бездействием…

Я перебил его:

— Это что, клятва? Что мне с неё? Мы не перед алтарём Хранителей, вы тени рода Оскуридо и вряд ли можете принести им клятву, а я, вроде как, тоже Оскуридо и даже король, а поэтому свою клятву могу нарушить и мне за это ничего не будет, как и вам. Решили — следуйте решению. Пообещали не подводить — не подводите или готовьтесь до конца моей жизни сидеть в лесу.

— Мы поняли, господин, — снова за всех ответил Молак.

Я сложил печать, и из моей руки на лесную подстилку упала, змеясь, плеть света.

— Но наказания это не отменяет, — второй рукой указал на четвёрку теней, что стояли ближе. — Вам наказание за то, что решили за меня и ударили мне в спину.

Ударил с оттяжкой, заставляя плеть промчаться сквозь всех четверых, и стоящих, и оставшегося на коленях. Раз, другой, третий…

Десять ударов отмерил я им. На пятом Тормур попытался увернуться. Его усмирили Ограк с Ариосом, зажав между собой. Впервые я видел, что тени влияют друг на друга. Или теперь влияют? Удивление не помешало мне завершить наказание и перевести взгляд на остальных.

— Вы трое.

Урамос и Калиос сделали шаг и рухнули на колени рядом с Молаком.

— Вам наказание за то, что смолчали и ударили мне в спину.

Им я отмерил вдвое меньше.

Теперь все тени красовались белёсыми шрамами на своих телах и явно ослабели. Хуже было то, что я тоже чувствовал себя не очень хорошо. Нет, мои удары по теням не вспухли на мне же рубцами, это было бы уже чересчур, но вот некая появившася странная слабость в теле выглядела подозрительно. Хотя тени ведь зависят от моей силы и восстанавливают свои бесплотные тела за счёт моей силы, то всё сходилось. Прям словно в Кузню вернулся, скоро того и гляди сердце заледенеет, если увлекусь наказанием.

Возможно, убить их я не смогу именно по этой причине. Но… По-разному может быть. Зверь, попавший в силки, бывает, отгрызает лапу, чтобы стать свободным, а я человек, я способен и на большие жертвы.

— Поднимайтесь. Попытаемся начать нашу совместную жизнь заново.

Первым я взглянул на Ариоса:

— Мы не привлекли лишнего внимания?

— Сейчас проверю, господин, — коротко ответил он и скользнул прочь, заставив проводить его взглядом.

Я как-то позабыл, что из лагеря ушли только я и они семеро. Неужели старшие тени-советники не хотели, чтобы остальные тени слышали этот разговор и видели их наказание? Интересная деталь, которую я постарался запомнить, сам же глянул на Ирала.

— Теперь ты. Значит, я стал сильней?

— Да, господин! — радостно воскликнул тот. — Вы поднялись на ступень. Вы теперь Хвао! Раньше именно эта ступень означала, что наследник Дома вырос и готов осваивать силу ихора.

Молак качнул головой и буркнул под нос:

— Поверить не могу, что ты и правда сумел убедить нас, будто господин перепрыгнет сразу на ранг Тальмы.

Я усмехнулся:

— Солгал и им?

— Нет, господин, — мотнул головой Ирал, — шанс был, так что лишь излишне обнадёжил. Для такого скачка понадобилось бы вчетверо больше реольцев, чем появилось, не меньше.

— На столько бы меня не хватило. Слеза бы опустела гораздо раньше.

Ирал поднялся с колен, повёл рукой по груди, по самому широкому шраму.

— Но всё было не зря, мой король. Ведь я решил вашу самую большую проблему, проблему со срывающимися техниками.

Я скривил губы:

— Это ты так думаешь.

В доказательство поднял руки, безбоязненно складывая печати.

«Раммас огилус зиарот фехт» сорвалась, оставив лишь жжение в пальцах и возле сердца и никак не выдав меня для стражи лагеря армии.

— Видишь? Где все твои обещания про Хвао?

Ирал не смутился, лишь насмешливо спросил:

— Мой король, вы и бегать начали раньше, чем ходить?

Молак прошипел что-то неразборчивое, буравя спину Ирала взглядом. Я и сам был удивлён, тот вёл себя так, словно не был наказан, словно ничего в наших отношениях не изменилось. Надеюсь, это лишь внешнее, надеюсь, теперь хотя бы остальные тени, тот же Молак, не будут молчать, если Ирал снова решит по-быстрому добавить мне сил.

Пока что я лишь повёл рукой:

— Объясняй, советник.