Декоратор. Книга вещности.

Хуже не будет, уговариваю я себя, пока ищу мобильный Туре Мельхейма. У него есть и простой, но только редкостные счастливчики могут похвастать тем, что застали его дома. Как все современные электронные кочевники, Туре Мельхейм тяжёл на подъём, примерно как ртуть.

Он отвечает после второго гудка. На удивление бодро, учитывая, который сейчас час. В трубке развесёлый шум. Не исключено, что он в «Y2K».

— Туре? Привет, Сигбьёрн.

— Сигбьёрн! — вскрикивает он с жаром. — Эх жаль, ты не здесь! Народу полно, веселимся.

— Здорово.

— Здорово? Ты б слышал, как нас нахваливают! Охи, ахи, растатахи — офигеть... Это Сигбьёрн! — вопит он неожиданно кому-то. — Подожди, с тобой хочет поговорить мой друг!

Едва он отставляет мобильник от уха, шум усиливается. Он что-то кричит вдогонку, я не разбираю, потом прорезывается другой мужской голос, пьяный и невнятный, хотя решительный и самоуверенный.

— Сигбьёрн? Эйнар Сюлте. Должен сказать, мне интерьер очень понравился. Один из лучших, и не только в Осло. Алло, ты меня слышишь?

Слышу. И, можно сказать, трепещу. Эйнар Сюлте, валютчик. Самый важный и самый агрессивный из биржевых игроков. Говорят, он оказывает такое же влияние на курс кроны, как министр финансов и глава Центробанка, вместе взятые.

— Да, слышу, — пищу я прерывающимся голосом. — Это слишком щедрая оценка.

— У меня к тебе дело, — булькает он, — я тут взял небольшой домик, ты не можешь на него взглянуть, а? Безо всяких обязательств, само собой.

Попробовать представить себе, какого размера дом Сюлте считает «небольшим», мне едва ль по силам.

— О чём речь, — и добавляю по привычке: — Правда, сейчас у меня завал.

— Не слышу? Не бойся, о приятельских скидках речи нет. Я знаю от Туре, сколько этот поганец тебе заплатил, так вот, по-моему, этого парня следует выдрать. Всыпать по первое число, по старинке. Но поговорить-то мы можем?

— Конечно можем, — отвечаю я.

— Тогда я возьму у Туре твой номер. А ты часом не к нам едешь?

— Нет, сегодня вечером я собирался быть дома.

— Тогда отложим до нового года, идёт?

— Хорошо. Можно Туре обратно?

Снова шум. Теперь играет джаз.

— Дарю знакомство, — нагличает Туре, явно слышавший беседу. — Всё держится на связях и знакомствах. Не откажись от такого предложения, будь умненьким. И станешь богатеньким-пребогатеньким, — прыскает он.

Туре Мельхейм явно находится под воздействием чего-то, возможно, латиноамериканского.

Если начистоту, у меня к предложению Сюлте отношение двойственное. Работать для людей этого сорта — не сахар. Self-made, самые тяжёлые клиенты. Таким подавай помпезную буржуазность. Роскошь и представительность. Но поговорить с ним я обязательно поговорю. Не полный же я псих.

— Кто бы говорил. Но я звонил спросить о другом. По-свойски.

— Выкладывай.

— Что ты можешь мне поведать о красотке по имени Сильвия?

Недолгая пауза.

— Сильвия? Хм. Подожди-ка, я перейду в кабинет.

Проходит несколько секунд, потом шум затихает, и возникает голос Туре, медово-бархатный.

— Так-так, стакнулся с Сильвией? — вцепляется он. — То-то я заметил, вы любезничали на открытии. Забавный кадр. Но разве ты, типа того, не женат?

— Типа того, да. Но любопытство есть любопытство.

— Любопытство — вещь опасная. Куда опаснее, чем ты думаешь. Но только — строго между нами мальчиками, лады?

Я серьёзно киваю, потом вспоминаю, что он меня не видит и говорю: «Да».

— Сильвия девушка ненасытная, ей всегда мало.

— Мало чего?

— Не прикидывайся, ага? Это моя личная теория, но мне кажется, её подтверждает весь мировой опыт, и она гласит, что жирные девки в разы похотливее тощих. Им всегда давай ещё.

— Я предпочитаю слово «полные», — возражаю я.

— Что они полные, это правда. Тело у неё на пять, только его как-то много. Зато пизда с совершенно потрясной подушкой, и всегда мокрющая. Наша малышка Сильвия прямо-таки волчица сексуальная.

От такого излишне доверительного и пикантного заявления я чувствую себя неловко, но Туре Мельхейм только вошёл во вкус.

— Учти, как она кричит и стонет — это нечто. Я боялся, что соседи вызовут полицию. Когда ты зайдёшь так далеко, — если ты, конечно, собираешься зайти так далеко, — не забудь пофранцузить. У меня потом вся морда пошла прыщами, но оно того стоило.

— Заметь, — вставляю язвительно я, — ты ещё ничего не сказал о ней самой, только о сексе.

— А чего скажешь? Сам видишь. Она какой-то чин в министерстве. Не хило, да? Так и возвращается доверие граждан к бюрократии. Но полная ку-ку.

— Что значит «ку-ку»?

— Не знаю. Маргиналка альтернативная. Пыталась таскать меня по театрам. Представляешь? Как будто я могу три часа просидеть на месте. Она скорей для твоего гербария, Сигбьёрн.

— А дома у неё ты был?

— Один раз. У неё здоровенная квартира в доме начала века. Наследство, видимо. Забитая вещами под завязочку. Кипы старых книг, и я подозреваю, что она их читает. Собирает слонов. Что во мне клёво, так это слоновья елда, прикинь?

Объяснять, что я поселился точно под ней, мне в этот момент не кажется строго необходимым.

— И сколько это длилось?

— О, недолго. От силы пару месяцев. В позапрошлом году. Два месяца — самое оно. Знаешь правила эксплуатации толстых тёлок и японских мотоциклов?

— И кто прекратил отношения?

— Я. По крайней мере, я считаю, что я. Но что интересно — от таких коротких интрижек остаются самые добрые воспоминания, без горечи и обид. Мы с ней и сейчас друзья, но не такие близкие. О чём я начинаю грустить всякий раз, как вижу её. Но не вздумай ей это передать. И вообще ничего из моей трепотни не повторяй.

— Да нет, конечно, ты что.

— Всё это между нами, мальчишками. Так что с моей стороны малышке Сильвии наилучшие рекомендации. Чудо что за пизда с подушкой.

Он выдерживает многозначительную паузу.

— Но если тебя интересует моё мнение, лучше б ты обхаживал Эйнара Сюлте. Пиздомотины — одна из постоянных бытия, чего не скажешь о хорошей работе. Поговори с ним. Прости, мне пора.

— Поговорю я с Сюлте, обещаю.

Он вешает трубку. И как это Туре Мельхейму удаётся пошлить до того буднично и легко? Не мой стиль. Поэтому меня беспокоит, с чего вдруг беседа с ним вызвала у меня такую выдающуюся эрекцию?