Декоратор. Книга вещности.

С обеда у Кристиана прошли уже сутки, а я всё киплю, вспоминая высокомерие этого гурманствующего сноба. Поделом ему. Первый начал. И вообще, мне надо кухней заниматься.

Характер сего помещения за последние сто лет изменился кардинально. Когда этот дом строился, ещё держали кухарок. И кухня, плюс к своим основным функциям, была местом проживания кухарки, а зачастую и горничной. Поэтому кухню никто не обустраивал. Фамильное серебро вместе с фарфором и хрусталём хранилось в столовой. Позже, между войнами, возникло сословие «домохозяек». Это когда в связи с появлением электроплит, а потом и холодильников быт упростился настолько, что на кухне мог управляться даже любитель; тогда же пошла привычка перекусывать здесь. А потом и завтракать, по будням. В послевоенное время быт продолжал упрощаться, кухня оснащалась всё новыми приборами и неуклонно превращалась в общую комнату. И даже денежная аристократия взяла за правило в основном есть на кухне. Столовая в значении «трапезная» отошла в область преданий, но взамен она присвоила себе множество новых функций. Идеалом почиталась кухня светлая, практичная, без ухищрений и нетребовательная в уходе.

В шестидесятые—семидесятые грянуло женское равноправие, в результате чего кухня лишилась единовластного хозяина, а также вразумительной концепции. В новостройках кухоньки скукожились почти до нуля, в то время как громадные кухни в старых домах стали служить чем ни попадя. В конце концов эта невнятица структурировалась, превратив кухню в подобие общей комнаты, где пищу по-прежнему готовили, хотя часто только на себя одного. Кухню заполонили неуместные предметы: офорты, картинки, поделки хозяев и милые сентиментальные пустячки. Следом сюда перекочевали телевизоры.

Кухня девяностых решительно на это непохожа; она подчинена приготовлению пищи как доминирующему виду деятельности, но, и это не менее важно, является вещью статусной. Модная кухня такова, что её можно выставлять на всеобщее обозрение. У людей, преуспевающих в жизни, с ростом благосостояния возрождается интерес к пище и искусству её готовить, что неотвратимо сказывается в дизайне кухонь, всё более изысканном. Отсюда ренессанс столовых — не всегда ловко колдовать над сложными яствами на глазах у гостей. Стоит упоминания и появление на этом подиуме мужчин. Они склонны решать кухню в своём ключе. К примеру, сегодня актуальна тема профессиональной кухни, с большими рабочими поверхностями из алюминия или стали. Так что из неказистого, ломающего общий стиль квартиры, помещения кухня превратилась в объект, куда вкладывают деньги и душу. Я знаю мужчин (того же Кристиана), которые считают более значимой для своего престижа не машину, а кухню. (Кстати, самый желанный клиент любого декоратора — богатый мачо.)

Временно позабыв все свои прежние задумки, я усаживаюсь на кухне с каталогами, справочниками, ручкой и бумагой. Первым делом надо составить список приоритетных функций помещения.

Последний из пунктов, правда, не функция, а некомая сумма первых трёх. А что если переформулировать его более функционально? Хотя бы так:

Совсем другое дело. Теперь составим список того, чего на моей кухне не будет.

Всё это я вчера наблюдал на кухне у Тани и Кристиана. Её сделали два года назад, конечно, вишня с терракотовой плиткой, встроено всё от и до, низ заделан цоколями, везде понатыканы медные тазы-чайники, гирлянды чеснока, бутылки с уксусом, маслом и, понятно, вином. Если удастся хотя бы избежать подобного, это уже серьёзная победа.

Я зарываюсь в каталоги, постепенно заполняя листок странными названиями: это горстка солидных немецких корифеев, как то Gaggenau, Poggenpohl, Bulthaup и — самый всё же лучший — Кüрpersbusch. Царство стали. Она красива, сама по себе и в сравнении со многими природными материалами. К тому же прекрасно сочетается с такими обязательными для кухни деталями, как ножи, кастрюли, приборы.

Предыдущая кухня имеет классическую Г-образную форму. Я не вижу никаких оснований менять её, если только Катрине...

— Катрине!

Она заглядывает на кухню. Ей рано утром уезжать, и она складывает сумку. Этот двухдневный семинар в Стокгольме про стратегию компании — последняя в этом году поездка.

— Слушай, я тут сочиняю кухню. У тебя есть обязательные пожелания?

— Газ, — отзывается Катрине. — С ним гораздо быстрее.

— Конечно, но это я уже сообразил.

У Кристиана газовая плита. Но ему мы, пожалуй, нос утрём. У нас будет комбинация: газ плюс индукция. Она быстрее газа. Правда, придётся покупать особые кастрюли с тройным дном: алюминий, прослоенный магнитом, но нам так и так надо обновить это хозяйство.

— Я о другом спрашиваю. Ты настаиваешь на островке с вынесенной плитой?

— М-м-м, — она задумывается. — Мне кажется, это было бы здорово.

Так я и знал. В сущности, мы можем выкроить для такой конструкции место за счёт стульев, но я против. Такие схемы предусмотрены в основном и главном для тех, кому лишь бы попижонить любой ценой, ведь органичным остров с плитой сделать практически невозможно. Я живо представляю себе колпак вытяжки, загораживающий обзор со всех сторон. На самом деле, конечно, и у Gaggenau, и у Miele есть хитрые штучки, встроенные в шкаф с плитой и утягивающие всё вниз, но — нет. Не надо мне острова. Даже если его нет у Кристиана.

— С точки зрения места необходимости в этом нет, — формулирую я. — К тому же я боюсь, конструкция будет походить на выгородку для передачи «Готовим со смаком». Как бы дома у Джино Валенте.

— Да уж, попали по адресу!

Катрине хохочет. Скромничает, готовит она вполне сносно. Как правило, это средиземноморские блюда, простые и вкусные. Её библия — «Рецепты кафе „У реки", части 1 и 2». К тому же Катрине привержена воку. Я никогда не видел причин жаловаться на её стряпню. Правда, я никогда не догадывался и о существовании соли для гурманов.

— Значит, забыли об этом? Мне кажется, без острова получится более красиво. К тому же мне нравится смотреть на твой зад, — добавляю я. — Но это не всё: гриль тебе нужен?

— Ещё бы! Это здорово. Ты имеешь в виду такой в ямочке?

— Да. Гриль в углублении столешницы прямо под вытяжкой.

— Фритюрница?

— Зачем? Мы так редко едим что-нибудь во фритюре. Это не самая здоровая пища.

— Ты прав, но домашняя картошечка фри...

Тут я должен сознаться в одной своей слабости. Я обожаю картошку фри. Иногда, стеная и ругаясь, Катрине соглашается нажарить мне её. Однако заводить отдельную фритюрницу...

— Потом, в ней можно жарить хворост. Может, пошикуем?

— Давай-ка я тебе покажу, как шикуют.

Я протягиваю Катрине каталог, распахнутый на нужной странице.

— Смотри.

— Bay!

Она молниеносно сообразила, что это за агрегат, но не помести издатель перед ним пару кофейных чашек, догадаться было бы нелегко. Это встраиваемая кофеварка «Miele CVA120» с фронтоном из нержавеющей стали и внутренностями из окисленного тёмного алюминия. Она варит кофе трёх видов плюс вспенивает молоко для капуччино. Вид у неё строго профессиональный, как у труженицы кофейни, но обаятельный. Из каталога нельзя понять, надо ли заливать воду вручную или машина врезается в трубу с холодной водой. Это было бы здорово.

Я вижу, игрушка произвела должное впечатление. Мне самому хочется её до чесотки.

— Недешёвая, — произносит наконец Катрине.

— Посмотрим. Пока что я про деньги не думаю, потом всё подсчитаем и ужмёмся. Не забывай, что мне дают скидки, — говорю я в заключение.

Тут мне вспоминается пункт 4 («Источник визуального наслаждения, достигаемого посредством модного, элегантного дизайна») и я думаю с упоением: сколько надо, столько и заплачу. Кухня должна быть кухней, так-то. Это как наркотик.

— Гений ты мой, — тянет Катрине, перегибается через стопки бумаг и ерошит мне волосы на макушке. Я знаю, что должен бы ответить лаской на ласку. С последнего раза прошли две недели.

Катрине уходит.

Я вожу карандашом по бумаге, врисовываю кофеварку в шкаф. Всего у меня будет четыре шкафа, вернее, колонки под потолок. Два — потрясающей красоты изделия из алюминия с матовым стеклом от Poggenpohl. Эти высокие шкафы, видится мне, станут обрамлением рабочей поверхности. В них поместится, считай, всё (пункт 2), так что остальное может быть лёгким и воздушным. Прежние жильцы довешали шкафы по одной стене до половины и остановились, теперь имеется тяжёлый массив шкафов, который внезапно и необъяснимо прерывается. Как если бы у хозяев вдруг раз и навсегда кончились деньги.

Я всегда был несравненным рисовальщиком. Ещё в школе вечно собирал награды за свои рисунки. А теперь, смотрю, нет твёрдости в руке. Вот вам и компьютерный прогресс.

Во втором шкафу я рисую плиту, о которой всегда мечтал. Не последний писк, но безусловная классика дизайна — Gaggenau 900, та, у которой слегка выпуклая стеклянная дверца пепельного тона, с плашкой из нержавейки по верху и по низу и с минимумом ручек. Дверца открывается на сто восемьдесят градусов. Творение датчанина Якоба Йенсена, которому мы также обязаны своим телевизором от Bang&Olufsen и, кстати, моими наручными часами. Дешёвыми, но чертовски элегантными. И материалы взяты занятные: корпус из титана, а ремешок из силикона, он почти не снашивается. С парой отличных, как говорится, примочек. Секундная стрелка размером с радиус циферблата, с красно-зелёным наконечником, а поперёк чёрного циферблата нарисована полоса, шириной и светло-серым цветом не отличимая от ремешка, отчего он кажется перетянутым поверх корпуса. Среди дизайнеров Якоб Йенсен один из моих фаворитов. И я обязательно обзаведусь его плитой, пусть даже подержанной. Она эталон элегантности. Я ставил её одному клиенту, и столяры тогда спросили, зачем мы хотим встроить в кухню телевизор?

По счастью, теперь появился холодильник, который без смущения можно поставить особняком и который прекрасно сочетается и с плитой Gaggenau и с другими предметами из стали. Это новый Siemens два в одном (холодильник с морозильником) из серии Edition-150, в металлическом корпусе (нержавейка, понятное дело), со слегка выпуклым фасадом и неожиданно изящными для холодильника ручками. Тонюсенькие, точёные вертикальные цилиндры. А если не отказываться от ручек, а наоборот, повторить эти же по всей кухне? Клише избитое, но смотреться будет отлично. Не будем забывать, что всё это должно смотреться.

Другими словами, ручка-стержень должна тянуться по всему верхнему ярусу и вдоль всех ящиков внизу. Где-то я такое видел... Ага, в каталоге Bulthaup. Они получили премию ЕС в области дизайна за 1997 год. Вот! Как раз церемония вручения. На фоне шкафов абсолютно правильного цвета. Глубокий серый с призвуком голубизны. Матовое стекло без фасок, отсутствие рамок — простые пластины серого матового ламината. Может, это моя кухня?

Так, теперь рисуем набело. Я достаю миллиметровку, тушь, пару цветных карандашей. Где-то просыпается неясная мысль, что лучше бы мне заняться платным заказом, но я прогоняю её. Кухня — это важно. В ней проявляется вкус и личность хозяев, в данном случае нас с Катрине. Особенно мой. Журналы будут ходить, оценивать. Они уже, кстати, звонили: когда я рассчитываю доделать квартиру?

Рулеткой я промеряю стены в кухне. Потом пересчитываю — двадцать клеточек один метр — и рисую стену номер один. Стандартная ширина кухонного шкафа шестьдесят сантиметров, или двенадцать клеток. Шестьдесят — хотя бывает сорок. И что мы имеем? Пять секций по шестьдесят, тут надо посвободнее из-за окна. Или, как скорей всего и будет, три по шестьдесят и три по сорок. Дальше угол, вечная проблема. Так, но я могу позволить себе роскошь оставить угол в покое. По второй стене свободно встают пять по шестьдесят и три по сорок. То есть она гораздо длиннее. Хорош — я-то считал кухню квадратной. Окно. Оно идёт наискось и скрадывает угол. Значит, ставим холодильник по другую сторону и вычитаем его ширину.

Из четырёх колонок осталось три. И лишь одна — вот чёрт! — элегантный стеклянный шкаф Poggenpohl. Кофеварка и плита оказались разной ширины, приходится встраивать их в разные шкафы. Тот, что пошире, я придвигаю вплотную к холодильнику, пусть стоят рядышком с плитой и похваляются друг перед другом совершенными формами — есть, правда, опасение, что холодильник на это не подпишется. Кстати, будь они одной высоты, станет ещё лучше. Появится симпатичная асимметрия. В противоположном углу, у окна, я рисую высокий стеклянный сорокасантиметровый шкаф, а рядом той же ширины шкаф с серыми панелями, куда встраивается кофеварка. Удачное местечко для неё, подле окна, где следовало бы стоять столу.

Остальное — рабочая поверхность. Блестяще. Теперь считаем. С учётом угла столешницы выходит четыре сорок. Если б можно было закрыть её одной изогнутой гранитной плитой — сто восемьдесят сантиметров в ширину, триста двадцать в длину и толщиной сантиметров шесть, вот это было бы стильно! Это даже не вопрос денег, как её сюда затащишь? Наверняка растрескается. Но вот это было бы, как говорится, круто!

Особенно если бы здоровенная гранитная плита казалась парящей в воздухе. Ergo: никаких ножек. Подвесить всё это нелегко, конечно, но стены капитальные, толстые. Когда дом строили, до «декоративных» перегородок ещё не додумались. И нам не нужна тут камера хранения. Достаточно миниатюрных шкафчиков, вольготно висящих в сорока сантиметрах над полом. Который, хочется верить, с божьей помощью также хорошо сохранился под нынешним кухонным сооружением, как и в остальной квартире, так что всего забот будет — перекрасить стены. И поднять трубы и разводки, спрятав их за ящики. Мы с Катрине оба высокие, значит, столешницу сделаем на «скандинавской» высоте — метр. У скандинавов часто возникают проблемы с позвоночником, если они готовят на столах, созданных для... чуть было не сказал «чернозадых».

Вот незадача — забыл посудомойку! Сказывается малый практический опыт хозяйничанья на кухне. Конечно, можно бы выкинуть ту машинку, что у нас есть — с вмятиной на фронтоне! — и купить настольную, но они: а) невместительные и б) съедают часть рабочего стола. А я, считайте меня хоть жлобом, готов биться за каждую пядь столешницы. Так, но у нас ведь есть ещё одна проблема. Газ. Вечный источник фрустрации. Имея один из богатейших в мире запасов газа, Норвегия не в силах найти в себе мужества подвести его к домам граждан. Газ приходится покупать в баллонах, не извольте сомневаться, что доставка на дом исключается. Баллоны бывают даже нормального вида, но в первый же обмен вы гарантировано получите изделие кислотно-оранжевого цвета с пятнами не пойми чего. Значит, надо убрать баллоны с глаз. В принципе я не люблю прятать вещи, но теперь рисую шкаф под два (плюс запасной) газовых баллона. Если всунуть по диагонали, шестидесяти сантиметров должно хватить.

Вот тебе на: нарисовались два шестидесятисантиметровых шкафа, которые, увы, должны стоять на ножках или цоколе. Из-за своего веса. Но тем самым появилась две реальные точки опоры для гранитной плиты, теперь она вправду может парить. Эврика!

Осталось расписать подробности. И постараться свести к минимуму число фальш-фасадов. Оказывается, я смогу обойтись вообще без них. Если поставлю сервант в угол. О чём я не переставал думать с тех самых пор, как в «Теме интерьера» увидел занятный полукруглый сервант. В нём размещаем хайтековский ручной комбайн в исполнении Филиппа Старка под названием «Allegra». Дабы не прикрывать лоток с фритюрницей (от Gaggenau) фальш-панелью, надо привесить в этом месте шкафчик. Почему бы не поставить туда мусорное ведро?

Полный порядок. По длинной стене поместились газовая плита, две индукционные конфорки, гриль и фритюрница, да ещё осталось много места. Короткую сторону занимают соты из шкафов красивого серого цвета, но угол я пока оставляю пустым. Здесь можно сочинить что-нибудь интересное из стеклянных полок и подсветки. В завершение я рисую виденную мной однажды вытяжку, это простая графитовая пирамида цвета антрацита. Воздействие пирамиды! Вот что приличествует загадочному и обворожительному имени — Küppersbusch!

Когда я заканчиваю с планировкой и берусь рисовать панорамный вид, на часах уже три ночи. Я как бы смотрю на комнату из оконного проёма. Сильное впечатление. Будто бы кухню в старинном барском доме заполонила модернистская скульптура. Серо-стальная инсталляция. Не многовато ли стали? По-моему, нет. Но от моей первоначальной идеи — зашить стену за столешницей панелями из нержавейки — придётся отказаться. Не в пользу плитки, увольте! А что если — я даже хмыкаю от неожиданности — поискать дубовые доски, повторяющие рисунок на паркете? Да, это, конечно, пресловутое гладкое дерево, но в непривычном использовании, не как фасад или столешница, а как фон, задник. Пятьдесят сантиметров вертикального паркета из досок толщиной в пять сантиметров, но различной длины. Хотя одна стальная панель остаётся, за плитой, где брызжет жир. Я рисую её как верхнюю треть воображаемого круга, нужна контрастная форма.

Теперь всё правильно. Я превратил прозаичную кухню в, не побоюсь этого слова, гастрономическую лабораторию, никак не меньше. В ней есть какая-то потусторонняя логика медицинской этики. Мне сразу видится ряд наточенных ножей фирмы Global, ведущих на своей магнитной держалке неспешный профессиональный консилиум на фоне забитого комка перьев с тощей шеей, который лежит, зияя всеми своими дырками, и ждёт решения собственной участи: нарежут его кусками или нашпигуют, зашьют и потушат. То, что в глянцевых изданиях именуют «пиршественной радостью», на мой взгляд, сродни вскрытию. Наверно, поэтому я и не готовлю.

В процессе работы неожиданно возникло нечто новое, возможно, сулящее дивиденды. У меня созрела идея разработать собственную кухню. Кухню Люнде. Буду потихоньку рисовать её. Кухня без прямых углов. Но это другой проект. А наша кухня готова.

До постели я добираюсь лишь к половине шестого утра. Привычная к этому Катрине лишь переворачивается на другой бок, когда я заползаю на футон.

Перед сном я ещё посидел с калькулятором. Двести двадцать тысяч, минус скидка, но плюс установка и ещё освещение. Похоже, дорогой заказ пришёлся бы как никогда кстати.