Я не хочу считаться интересным, хочу хорошим.
Надеюсь, умерший тридцать лет тому назад Людвиг Мис ван дер Роэ простит мне, что я, по обыкновению, позаимствовал его высказывание. У нас в доме, если вы не в курсе, Мис — царь и бог. Если в этих стенах вы услышите нечто умное, глубокое и тонкое на тему архитектуры, то сто против одного — авторство принадлежит Мису. Только и слышно: «Перевранный Мис! Оболваненный Мис! Непонятый Мис!» Это на его долю выпало полвека презрения, Миса втаптывали в грязь, пока эти деятели от постмодернизма утоляли свою малопристойную страсть к сногсшибательности. Последним-то, конечно, посмеялся Мис, и хорошо посмеялся, от души. Назовите мне сегодня что-нибудь более смехотворное, более нелепое, более вульгарное, чем, прошу прощения, так называемый «постмодернизм» в архитектуре?
Несмотря на скрытую в этом титуле изящную двусмысленность, я не вполне уверен, что Мису понравилось бы служить «домашним кумиром». В его универсуме не было места богам. Он жил в эпоху рационализма и адекватности, не задавленную оккультными символами и мистикой, и мы из наших девяностых можем только с ностальгией и неизбывной завистью вглядываться в то потрясающее время.
Эксперты по общественным тенденциям, которых у нас скоро станет много более чем достаточно, не устают напоминать: мы живём в эпоху индивидуализма. Мы перестали ходить строем, заявляют они. Теперь человек сам куёт свой стиль. А стереотипов «прекрасного» и «уродливого» якобы не стало, так что наши представления о красоте сугубо субъективны. (Следуя их логике, придётся признать, что и кассир у нас в банке вдел себе кольцо в нижнюю губу исключительно по наитию.)
Мы с Мисом готовы отстаивать объективность даже на кулаках. «Мои работы можно копировать без малейшего зазрения совести, — сказал как-то Мис ван дер Роэ, — ибо они совершенно объективны. Если б я столкнулся с чем-то столь же объективным, я бы тоже позаимствовал его».
Что есть эта «объективность»? Рассказываю: это такие пропорции, такие формы, материалы и узоры, которые апеллируют не к конкретному человеку, а к его опыту как представителя человеческой расы. Например, чистейшие геометрические формы — круг, квадрат, куб и пирамида—затрагивают некие глубинные, общечеловеческие струны, поэтому они объективны. Так же действует на человека и такой материал, как кожа; её запах, шершавость, холодок воспринимаются всеми одинаково, в отличие от, допустим, велюра. Желание дотронуться до кожи глубоко укоренено в том, что К. Г. Юнг называет «коллективным бессознательным». А вот врождённой тяги к велюру у человека нет, хотя материал этот вроде бы должен вызывать ассоциации со мхом; и тяга эта, буде она возникает, порождается особыми культурными детерминантами.
«В изгибе выражает себя индивидуальность, — писал Мис ван дер Роэ. — Изгиб соприроден телу, его повадкам и перцепции. Практического смысла в скруглении угла нет. Зато в кривую линию можно „вписываться“ сколько душе угодно... беря за основу некий интервал, шаг делимости и кратности. Можно понять, откуда в нас эта любовь к округлым утробным формам — так мы рождены, и нет для нас ничего притягательнее яйца; но круг ограничен, а в основе всего лежит квадрат; всякий круг вписан в квадрат».
Я обустраиваю жильё для богатых. Как ни пугающе банально это звучит (притом, что я занимаюсь и другими вещами: сейчас, например, заканчиваю оформление нового бара), но факт остаётся фактом: два последних года львиную долю доходов мне приносят частные заказы. Возможно, у меня к этому талант. В то же время я не принадлежу к мафии, которая делит между собой все лакомые государственные заказы, хотя я член Союза дизайнеров и значусь во всех его каталогах. Меня такое положение устраивает. Иметь дело с конкретным заказчиком бывает даже легче, чем с муниципальным строительным комитетом, где каждый дудит в свою дуду, а сходятся все единственно в требовании «сделайте нам подешевле».
Большинство людей считает «дом» слишком интимной сферой для того, чтобы отдать его оформление в чужие руки. Человек должен самовыражаться, сочиняя себе дом по своему вкусу, а не подлаживаться под безлично-профессионального «эксперта по стилю», утверждают они. В рассуждении сего тех, кто прибегает к помощи компетентных в убранстве жилища специалистов, становится всё меньше и меньше.
Но это кажущаяся правота. Я готов согласиться с тем, что бывают самородки, так сказать, интуитивы с врождённым вкусом и чувством формы, но по-настоящему удачные квартиры, сделанные без профессиональной помощи, я могу пересчитать по пальцам одной руки. Самодеятельные квартиры обязательно с изъяном: то безграмотное сочетание цветов, то не согласующиеся между собой формы или хромающий стиль. (Глянцевые журналы по интерьеру, гуру всех сам-себе-дизайнеров, с заметной регулярностью пишут о том, что эту хромоту, с известными оговорками, можно считать модной тенденцией, как бы фьюжн. Уродства её, во всяком случае, это не уменьшает.)
Неверно и утверждение, будто бы я навязываю другим свой вкус. Работая, я стараюсь не думать о том, что у меня есть этот самый «вкус», я воспринимаю себя как медиума, который призван выявить мечты и желания заказчика, а затем материализовать и оформить их. Мои клиенты — по определению сложившиеся личности, и у помещения, с которым они имеют дело, тоже свой характер — зачем же лезть в этот винегрет со своей индивидуальностью? Я стараюсь быть объективным, объективным вплоть до самоустранения. И готовый интерьер, если я хорошо справился со своей работой, характеризует личность хозяев. Она выступает рельефнее и чётче, чем прежде. Моя миссия в том и состоит, чтобы проявить их личность, чтобы путём долгих дискуссий и коварных вопросиков очистить её, взрастить из неё нечто столь красивое и гармоничное, что они только диву даются: неужели это всегда в нас было? Вот и вся моя работа. Я продаю клиентам их же индивидуальность. А вовсе не мою. Когда квартира сделана, я там просматриваюсь не более чем божий промысел в навозной куче. И хозяева начисто забывают о том, что я встречался на их жизненном пути. (А вспоминают обо мне, только получив счёт.)
Я не хочу считаться интересным, хочу хорошим.
Иммануил Кант в терминах своей эстетики говорит об этом так: «Вкус есть способность оценивать предмет или действие посредством полностью незаинтересованного чувства удовольствия или недовольства. Объект такого чувства удовольствия называется „красивым“».
Я бы не пережил, если б кто-то, войдя в сделанное мной жильё, завопил: «Оо! Вижу-вижу! Сигбьёрн Люнде!» Я не «подписываю» свои интерьеры, не увлекаюсь эстетскими пшиками. Но, не покривив душой, могу сказать, что не сделал двух «одинаковых» квартир. Осло, в общем, маленький город, а уж в том кругу, где моими услугами пользуются, и вовсе, я полагаю, все друг друга знают и пересекаются. Примерно год назад я попал в историю: мой клиент обвинил меня в том, что у его лучшего друга — хотя я об их знакомстве не подозревал — тоже появился стол «Tugendhat» (квадратный стол со стеклянной столешницей, под которой располагается стальная крестовина, служащая баром) от Миса ван дер Роэ. Что ему теперь делать с теми двумя, что есть у него? На мой личный взгляд, даже если вышеназванный стол появится в каждом доме, урон от этого будет столь ничтожно мал, что говорить не о чем, но клиенты рассуждают иначе. По уровню доходов они относятся к той группе, где принято пользоваться «эксклюзивными» вещами. Он не желал иметь в доме то, что есть у других. Пришлось мне заменить оба мисовских стола. Кстати, те, что я купил взамен, были дешевле, но разницу я оставил себе — как штраф за пренебрежение к Ван дер Роэ.
В нашей среде бытует мнение, что, когда бы не заказчики, жизнь дизайнеров была бы раем на земле. Однако без заказчиков нашей профессии не существовало бы. Из этого и будем исходить. Хотя клиенты попадаются хорошие и трудные. Хороший клиент позволяет тебе работать спокойно. Я нисколько не имею в виду, что у хорошего клиента нет своих идей и представлений, как раз наоборот, но хороший клиент озвучивает их сразу, а остальное доверяет дизайнеру. Как только мы обо всём договорились и утвердили чертежи, я советую своим клиентам отправиться в дальнее и продолжительное путешествие. Самый тяжёлый случай — это заказчик, который продолжает путаться под ногами у меня и рабочих со своими «а вот я опасаюсь, как бы», когда уже всё поломано и порушено. Которому вдруг приходит в голову, что лучше бы уложить паркет «в другом направлении». «Видите ли, друг мой, — отвечаю я в таких случаях, — весь мой дизайн-проект держится на том, что паркет будет уложен в этом направлении. Если мы положим по-другому паркет, надо будет переделать полностью всё. Вы готовы?»
О том, сколько это будет стоить, я не говорю. Это клиенты понимают. Все смотрели в своё время комедию «Милый, милый норвежский дом».
Другая напасть — клиент начитанный. Он появляется со стопкой книг и журналов, пестрящих жёлтыми бумажками, открывает эти нетленки на чём-то на его взгляд чертовски привлекательном и сообщает: «Я хочу, чтоб было примерно так».
Я изучаю фотографию и выясняю, что, во-первых, журнальная квартира много больше той, что есть у заказчика, во-вторых, свет там падает иначе, в-третьих, мебель на снимке страшна до безобразия.
Но этого я клиенту не говорю. Я спрашиваю:
— Чудесно! А я-то вам зачем?
— В каком смысле?
— В том смысле, что здесь написано, как мебель называется, где она продаётся и даже сколько она стоит, если я не ошибаюсь. Всё, что вам нужно, — снять телефонную трубку и заказать доставку. С этим вы легко справитесь без дизайнера.
Странно, но когда я представляю ситуацию таким образом, продвинутого заказчика или заказчицу вдруг посещают сомнения по поводу прочитанного. У них появляются смутные подозрения, что на поверку дело может оказаться сложнее, и процесс неизменно оканчивается тем, что они подряжают меня. Хотя продолжают подсовывать мне книги и журналы. А от меня требуется всякий раз вдумчиво изучать их и говорить: «Неплохо придумано! Пожалуй, надо будет украсть у него идейку. Кстати, я думал над тем, что вы показывали мне прошлый раз, и знаете, тут есть вариант получше. Вот смотрите...»
Ещё имеются супруги с разным мнением. Переделку квартиры, точно как рождение ребёнка, некоторые рассматривают как способ спасти распадающуюся семью, но работать с такими заказчиками — сущий ад. Если один на службе или вышел на пять минут, второй вполне может позволить себе заявления типа: «Будет так и так. Это моё последнее слово. В конце концов, имею я право хоть на это!» В таких случаях надо запастись временем и терпением и попытаться растолковать супругам, что результат прямо зависит от того, насколько они сумеют договориться, что, как и в других жизненных ситуациях, надо уметь не только настаивать, но и отступать. Тем не менее в конце концов я обычно солидаризируюсь с женской половиной, таково распределение ролей в жизни. Чем дальше, тем сплочённее наш тайный альянс, цель которого, как полагает супруга, — обдурить её благоверного по полной программе и ободрать как липку. Одна дама, из самых густых столичных сливок, попросила меня купить мужу кресло для релаксации такой конструкции, что стоило ему прилечь перед телевизором, у него вываливалась и закатывалась в недра кресла мелочь из кармана. «Вы не представляете себе, какой он скупердяй. У него гроша не выпросишь», — сказала она тогда.
Часто я становлюсь свидетелем неприглядных подробностей чужой жизни. Хоть роман пиши... Короче, у меня нет никаких иллюзий, что стоит поместить человека в прекрасный интерьер, и он станет счастливым. Я полагаю, что красивая, гармоничная среда обитания добавляет человеку счастья, но не создаёт его. «Наполните дом сей светом и счастьем!» — попросила восходящая театральная звезда (имя ей сделало участие в телесериале), когда поручала мне переоборудовать её мансарду, поскольку у неё самой нет ни секунды времени. «Светом наполню, — ответил я, — а счастье ищите в себе».
Так я заслужил довольно, как показывает мой опыт, редкую для нашей профессии награду — поцелуй. И она заказала мне квартиру и осталась безумно довольна. И так бывает.