Никто не спешил завоевать дружбу Джастина, и со временем он стал считать другом Питера. Питер не прибавлял ему популярности, но обладал сочувствием и умом, и Джастину нравилась его собачья преданность.
Их дружба привлекала внимание, как, впрочем, и все в средней школе.
— Эй, смотрите! Да это же Стивен Хокинг[4] и Джастин Психейс. — Припухлые мальчишки помладше вечно сидели на парапете за воротами школы, тыкая промасленную жареную картошку одноразовыми вилками, и глумились над всем, что движется.
Питер остановился и окинул их беспристрастным взглядом диагноста.
— Иногда я задаюсь вопросом, как устроен их мозг, — сказал он, нагнав Джастина. — Возможно, существует некий механизм, который вырабатывает серотонин, когда пытаешься унизить другого. Этим можно было бы объяснить природу травли.
— Может, они просто недоразвитые. Может, их еще зародышами в утробе поразил синдром кретинизма.
Питер улыбнулся:
— Вполне возможно. И все-таки есть над чем задуматься.
— Вот и думай.
Проходя мимо очередной компании глумливых мальчишек, Питер споткнулся, ловко выставил локоть и столкнул с парапета одного из заводил. Парень свалился назад с приятным шмяком, и из него полилась безудержная брань. Джастин и Питер бросились бежать.
Через пару кварталов они сбавили темп и рассмеялись.
— Здорово ты его, — сказал Джастин.
— Лучше он от этого не станет.
— Хочешь вернуться и помочь ему исправиться?
Питер снова достал из сумки теннисный мячик. Когда они вышли на широкую поляну близ городского парка, он бросил его вдаль.
— Я давно хотел спросить, — начал он, не глядя на Джастина.
Боб принес мячик, и Питер снова забросил его подальше.
— Из-за чего ты… В смысле… почему ты сменил имя?
Джастин остановился.
— Долгая история.
Боб поймал мячик на лету посреди поля, аккуратно положил его на землю и вернулся к мальчикам без мяча. Джастин наклонился его погладить.
— У тебя никогда не бывает чувства, что у судьбы на тебя зуб?
— Нет, — сказал Питер. — А у тебя?
— Бывает.
— Странно. — Питер на мгновение задумался, потом посмотрел на Джастина: — Какое это имеет отношение к имени? Зачем его менять?
— Это часть маскировки.
— Маскировки?
— Ну да. Я скрываюсь от судьбы.
— Скрываешься?
— Да.
— От судьбы?
Он кивнул.
— Ничего себе, — пробормотал Питер. — Ты серьезно?
— Да.
Три четверти пути по просторам увядшей травы они шли молча.
— Интересно, — медленно проговорил Питер. — Конечно, я довольно много думал о предопределении, хоть и не совсем в том смысле, что ты. Иногда мне кажется, будто я помню что-то, что еще не произошло, но вполне возможно, что это действительно произошло, а я просто забыл.
Он наморщился.
— В смысле, если допустить, что Вселенная цилиндрична, и любая энергия когда-нибудь воссоединяется сама с собой, то, может быть, и мысли бегают по краю цилиндра, повторяясь до бесконечности. — Казалось, такая возможность его воодушевляла. — Тогда это значит, что мысль способна возникать где-то во Вселенной и существовать сама по себе, не будучи приписанной ко мне как индивидууму. По крайней мере, до поры до времени.
Джастин уставился на него.
— Скажем, например, тебе постоянно снится один и тот же сон, только ты каждый раз не уверен, действительно ли он тебе уже снился или это тебе только приснилось. — Он выжидающе посмотрел на Джастина. — Может, тут дело в постепенном исчезновении границы между реальностью, то есть активным расходованием энергии, и мыслью, то есть пассивной энергией. В любом случае существование акта, или в данном случае сна, не подвергается сомнению. Вопрос в том, как он существует и как мы отличаем энергию мысли от энергии действия. Как видишь, ты затронул весьма интересную тему.
Он помолчал.
— Взять, к примеру, Боба. Он существует или нет? Ты его видишь, я его вижу. Достаточно ли этого, чтобы подтвердить его существование? Я бы сказал, да. Ведь в какой-то момент идея, возникшая больше чем в одной голове, начинает существовать сама по себе, не только в философском смысле, но и в том смысле, что она становится объектом расходуемой энергии. Меня давно интересует теория о том, что мысль — это настолько же достоверное выражение энергии, как… — Он помедлил, глядя на Боба, гнавшего к дереву белку. — Как бегущая собака.
Боб позволил белке убежать, и она бешено взвилась по спирали наверх, к безопасности.
— Это не совсем то, что мы называем судьбой. Но в каком-то смысле имеет к ней отношение, — сказал Питер, виновато улыбаясь.
Джастина поразили логические выкладки Питера. Его собственный разум бешено скакал то вверх, то вниз, беспрерывно пытаясь нащупать опору в ускользающей реальности. Он и не смел соваться в непроходимые дебри, в скрипучие катакомбы, устланные трупами сомнений, непонимания и паранойи. Его разум не захватывали теории, его захватывал страх.
Они продолжали идти молча. Несколько сотен метров спустя, у развилки, Джастин остановился, думая, что бы сказать напоследок. Но так и не придумал.
— Пока, — сказал он.
Питер смотрел ему вслед:
— Джастин!
Джастин обернулся.
— Я… я думаю, тебе стоит познакомиться с моей сестрой. Ты ей понравишься. В смысле, тебе она тоже может понравиться. — Питер смущенно улыбнулся. — В любом случае вам надо познакомиться.
Джастин молча кивнул, но Питер остался доволен, как будто они только что договорились о чем-то важном.
Каждый направился к своему дому в глубоких раздумьях.