В полдень Джастин проснулся и резко вскочил. Он вдруг отчетливо понял, что должен уйти из дома. Судьба пошла в наступление и посылала ему зловещие знаки в странных обличьях.
Если вдруг что? Ха-ха. Не хочешь со мной поговорить, вместо того чтобы транслировать подлые сообщения через Чарли, как будто он живая спиритическая доска?
Если вдруг что?
Даже при свете дня все его ответы на этот вопрос сводились к тысяче вариантов чудовищных катастроф. Но это не важно. Он знал, что делать. Положив в рюкзак смену одежды и зубную щетку, он распахнул дверь. Он готов отправиться в путь.
«Привет», — сказал Чарли, сидя на полу у его ног. В одной пухлой руке он держал игрушечную обезьянку, другой водил большой деревянной ложкой в воздухе, как самолетом. Джастин присел на пол и посмотрел в глаза брату.
— Что это было ночью? — спросил он ласково. — Когда ты успел выучить буквы?
Чарли долго смотрел на него, прежде чем ответить.
«Я задал тебе ночью важный вопрос, — сказал он, — и тебе надо на него ответить, иначе ты никогда не перестанешь мучить себя из-за того случая, когда я хотел полетать».
— Кубики! — сказал он настойчиво и ударил ложкой об пол.
Более подробного ответа Джастин и не ждал. Он поцеловал ребенка, засунул паспорт в карман, позвал пса, сказал матери, что школьную поездку перенесли на неделю раньше, и двинулся в аэропорт Лутона.
Сев в автобус, Джастин почувствовал, как упрямое притяжение прошлого начало ослабевать. Приятное чувство. Большая дорога зовет. Чем ближе к аэропорту, тем свободнее он себя ощущал, как комета, уносящаяся в бесконечную невесомость навстречу неизвестности.
Главный терминал, ему выходить. Его заворожил шорох автоматических дверей — вшух! — и обилие стекла и стали вокруг. Никаких занавесок, никаких журнальных столиков, никакой посуды. Ни куч грязного белья, ни ящиков с пижамой в клеточку. Никакого почтового ящика. И бутылок с молоком на пороге тоже нет. Ничего домашнего, уютного, знакомого. Ничего, что пахло бы им, ничего с его именем или номером медицинской страховки.
Как до него раньше не доходило? Все проблемы — в его внешнем окружении. Душная комнатушка. Посредственные родители, унылый дом. Улица. Школа. А здесь можно было порвать все ниточки, связывавшие его с землей. Он теперь в пути, в бегах. Он Гулливер, Нил Армстронг, Бонни и Клайд в одном лице.
Он подошел к информационной стойке, взял заявление на разрешение несовершеннолетним летать без сопровождения, заполнил его, подделал родительские подписи, купил бутерброд с кофе и сел ждать рейс. Он рассматривал разные направления: Верона, Анталья, Родос, Закинф, Барселона, Зальцбург, Салоники, Стамбул, Ним, Брест, Галифакс.
Три часа он сидел посреди аэропорта неподвижно, как эпицентр многолюдного циклона, пока глаза у него не стали слипаться от кругового движения человеческих масс. Он перебрался в тихий уголок у огромного окна, подложил под голову пальто и заснул. Ему приснилось, что он мышь, попавшая в лабиринт. Он бегал и бегал кругами, пока не нашел спасительную лазейку, но ее перегородила огромная морда механической кошки.
МЯЯЯУУУУУУ!
Он подпрыгнул во сне и, ничего не понимая спросонья, ударился головой о металлическую оконную раму. Боб не спал и смотрел на него с тревогой. Но кошмар его не напугал. Кот во сне был убийцей, но мышь все еще жива.
Он потянулся. Нашел туалет. Шли часы, он курсировал от киоска к кафе, читал журналы, посвященные никогда не интересовавшим его предметам, листал путеводители по разным странам, встряхивал сувенирные стеклянные шары с искусственным снегом внутри, смотрел, как прибывает и убывает толпа. Здесь время текло незаметно. Никто не обращал на него внимания. Он расслабился.
Когда он в следующий раз проголодался, то отыскал недорогую столовую, вместе с остальными пассажирами провел поднос по хромированным рельсам прилавка, заказал сосиски с пюре и горошком, шоколадный пирог и апельсиновый сок и расплатился карманными деньгами на школьную поездку. Он ел медленно, с удовольствием смотря по сторонам. Он один тут мог сидеть без дела: не надо было спешить на самолет, подавать завтрак, развлекать детей. Кругом толклись возбужденные путешественники всех цветов и национальностей, всех форм, размеров и сексуальных ориентаций. Иногда они ему улыбались, поразившись его лицу, пальто или даже собаке, и между ними устанавливалась мимолетная человеческая связь, миллисекунда братства.
Мы все тут вместе, говорили они ему молча на сотне языков.
И тут в одно ослепительное мгновение он осознал, что ему больше не нужно прочесывать мир в поисках места назначения.
Он уже на месте.